Дед Петр Варфоломеевич (25.06.1878-14.01.1941 г.)

Из перечисленных сыновей Варфоломея Ивановича меня в первую очередь интересует биография и судьба Петра Варфоломеевича, моего деда. Он был третьим ребёнком в семье после Матвея и сестры Меланьи (Маланьи). В 1905 году Петр Варфоломеевич женился на землячке из деревни Карбатово Мардинской волости Онежского уезда. Эта деревня, расположенная на противоположной стороне острова, находится примерно в двух километрах от берега Малой Онеги. Девушку звали Зинаидой Михайловной Ворониной. После того как Петр обзавелся семьёй, на заработки в Петербург уже не ходил. Он зарабатывал деньги строительством и обустройством домов в окрестных деревнях.

Когда Пётр накопил денег и решил отделиться, отец помог купить дом у Корешковны. Хозяйка дома вместе с семьёй переехала жить в город. Здесь мой дядя, Константин Петрович, вспоминал курьёзный случай:

“Моему брату Василию в это время было четыре года, и он запомнил эпизод переселения на новое место жительства. По старинным преданиям в дом надо было в первую очередь пустить домашнее животное кота или петуха. Кто первым в дом войдёт, тот первым и умрёт. Подойдя к дому, Василию дали петуха. Переступая порог дома, ребёнок запнулся, петух вырвался из его рук и убежал в дом. Потом все его ловили, а когда поймали - отрубили голову. Предание оправдалось, а Василий прожил долгую жизнь. Новоселье было примерно в 1914 году.

Отцу пришлось поднимать хозяйство практически с нуля. Сам делал деревянные ложки, вёдра, столы, скамейки и кровати. К несчастью этот год выдался морозобитным. Не успел колос налиться, как ударил мороз, и урожай погиб. Отец сделал соломорезку, резал солому, перемалывал её на муку. А вообще-то солому резали на корм скоту. Эту муку, спасаясь от голода, добавляли к житной и пекли хлеб. Началась эпидемия оспы. Умерло два сына: Павел в возрасте до двух лет и Осип, пяти лет. Но затем, благодаря трудолюбию отца и его богатому практическому опыту ведения натурального хозяйства, жизнь стала постепенно улучшаться. Из восьми детей осталось в живых четверо. Ещё сын Павел, двух лет, и дочь Клавдия, трёх лет, в начале двадцатых годов умерли от “испанки”. Испанка - это тяжёлая форма гриппа, завезённая интервентами”.

Полностью информации, полученной со слов Константина Петровича, доверять нельзя, так как он рано уехал из дому, и поэтому многое уже позабылось. В других источниках я встретил информацию, что эпидемия оспы свирепствовала в родных местах в 1923 году, в период и после интервенции.

Отделяли родители сыновей не в наказание, а так полагалось. Родители передавали сыновьям земельный надел, домашний скот, помогали в строительстве или покупке дома. Глафира Петровна, при встрече с Тамарой Андреевной Распутиной говорила, что этот дом у Корешковны хотел купить сосед Андрей Степанович Распутин для одного из своих сыновей. Но Корешковна Андрею – новосёлку дом не продала, а продала Варфоломею.

Со слов Тамары Андреевны Распутиной, Пётр Варфоломеевич был характером в своего отца, очень вспыльчивым. Бабушка Тамары Андреевны, Парасковья Ивановна вспоминала такой случай. У Зины Михайловны были именины. Все поздравляли её за завтраком, в том числе и Пётр. Он сказал что, мол, поздравляю, желаю всего хорошего, а если смерть – то и смерть. Именинница проплакала целый день, мол, он ей желает смерти. Снохи Парасковья Ивановна и Надежда Фёдоровна уговаривали её, чтобы Зина успокоилась, что муж это сказал не подумав. Зина Михайловна была человеком эмоциональным, мягким и ранимым. А Пётр - типичный крестьянин, без всяких там лирики и нежностей. Я с Тамарой Андреевной не согласен. Если бы Варфоломей был горячим и вспыльчивым, навряд ли Корешковна выбрала его во время продажи своего дома. Значит, Варфоломей дал более высокую цену Корешковне за дом, чем Андрей.

Дом Петра Варфоломеевича находился в первом ряду на высоком и крутом берегу реки Онеги. В дождь по глине и с вёдрами, полными воды, было практически не подняться на крутой берег, а воды на хозяйственные нужды надо много. Дед принял оригинальное решение. Построил колодец прямо под домом, в низушке, так называлась комната на первом этаже дома. Колодец оборудовал деревянным поршневым насосом. Теперь в доме, независимо от погоды, всегда было воды столько, сколько нужно. Мне приходилось бывать в этом доме несколько раз. Рисунок, приведённый здесь, я составил по моим воспоминаниям, поэтому могут присутствовать некоторые неточности. Над низушкой располагалась горница, это в средней части дома.

Немного истории: “Если изба была двухэтажная, то второй этаж жилого помещения называли горницей, а хозяйственного – поветью. Помещения над вторым этажом, где находилась девичья, назывались теремом. На второй этаж хозяйственных построек (поветь) вел наклонный бревенчатый помост – взвоз, по которому могла подняться лошадь с санями, гружёными сеном. В некоторых домах крыльцо сразу вело на второй этаж. Площадка крыльца, если под ней находился вход на первый этаж, называлась рундуком”.

В передней части дом деда Петра одноэтажный. Подполье в передней части дома служило для хранения продуктов и всевозможных заготовок из дерева. Дом сохранился и в настоящее время, хотя сменил несколько хозяев. Сначала, после смерти бабушки Зины,  этот дом был продан тёте Поле. Пелагия Матвеевна, папина двоюродная сестра. Её дом располагался во втором ряду, но пришёл в негодность. Затем наш родовой дом был продан под дачу. В 2008 году в деревне Медведево стояло 4 дома. В первом ряду дом Петра Варфоломеевича, рядом дом “новосёлка” Распутина Андрея Степановича. Во втором ряду дом Рязанова Степана Степановича. Ещё один дом - по другую сторону Медведевского ручья, в третьем ряду, Горина Андрея Дмитриевича. Его вторая жена, Надежда Савельевна Козлова, была одним из последних жителей деревни. Будучи одним из самых опытных плотников и кузнецов, Петр Варфоломеевич говорил: “У нас, мать, всё есть, что нам нужно. А если чего нет - то я сделаю”. Действительно, у деда был очень большой набор плотницкого, столярного и кузнечного инструмента, изготовленного своими руками. Он хорошо знал металл, чувствовал его. Поэтому изготовленный руками деда Петра инструмент и сейчас еще у многих в окрестных деревнях хранится и выполняет свои функции. А образец топора “плитка”, выполненный руками деда Петра, папа передал в краеведческий музей города Онеги. Примером объёмных работ, в основном выполненных руками Петра, является двухэтажная Чекуевская больница, построенная в 1932-34 годах. Красотой и изяществом этого архитектурного сооружения можно любоваться и в настоящее время.

В своих воспоминаниях Войцеховская Елизавета Васильевна отмечает, что внутренняя отделка Чекуевской больницы выполнена руками медведевских мастеров Распутина Петра Варфоломеевича и Распутина (Новосёлка) Василия Андреевича, её отца. Большую работу по отделке Чекуевской больницы так же выполнили мастер из Анциферовского Бора Александров Кузьма Андреевич в части остекления больших окон и пянтовский мастер Коротких Фёдор Дмитриевич.

Особо хочется остановиться на изделиях для упряжи. Сани розвальни, выездные сани и дровни, выполненные со знаком ПВ, такое клеймо дед ставил на своих изделиях, славились на всю округу. В 1980 году крестьяне деревни Пянтино еще пользовались нарядной упряжью, сделанной руками деда Петра, для выездных катаний на празднике “Русской зимы”, в последний выходной февраля. Этот праздник стал проводиться в селе Чекуево вместо “Сретенской ярмарки”, которая раньше устраивалась в начале февраля. Утварь, а это: дуга с покрытием “под орех”; хомут и шлея, украшенные медными бляхами; расписные прогулочные сани, которых не тронуло время, и сейчас не потеряли своей таинственности и изящества. На прогулочных санях даже краска не потускнела и не потрескалась от времени. Эта упряжь хранилась у нас в Анциферовском Бору на повети. Привлекают внимание многие приспособления и изделия ручной работы, особенно изготовленный руками деда ножной токарный станок по дереву. Для изготовления ступицы колеса телеги необходимо обработать березовую заготовку диаметром 30 см и длиной около полуметра и ещё рассверлить отверстие диаметром пять сантиметров на всю длину заготовки под деревянную ось. Под металлическую ось делалось отверстие диаметром 25 мм. Для раскручивания заготовки педалью по принципу ножной швейной машинки дед пристроил деревянный маховик диаметром один метр и толщиной около десяти сантиметров. На этом станке были изготовлены сотни различных изделий от ступиц колес до ножек столов и прочей домашней утвари. Кроме этого дед делал деревянные ушаты и бочки всевозможных размеров и разные по назначению. Мне запомнился подойник, выполненный руками деда. Чтобы молоко не портилось, подойник делали из можжевельника. Это ушат объёмом около десяти литров с крышкой, и носиком для разлива молока. Носик выполнен из дощечки с сучком соответствующего размера. Ручка подойника была расположена на крышке. Крышка прочно фиксировалась, чтобы дорогой, переправляясь через реку, не пролить молоко.

У Петра был свой профессиональный взгляд на каждое кривое, изуродованное ветром дерево. Когда дед привозил из леса вместо дров кучу разных коряг, обходя вокруг воза с непутевыми дровами, говорил: “Смотри, мать, какая удача у меня сегодня, здесь и полозья для саней, и дуга, и основание для будущей лодки, и косьё”. Косьём называли деревянную рукоятку для косы-горбуши - это весьма интересная деталь. Делалась из специально подобранной части дерева с соответствующими изгибами. На эту рукоятку с помощью клина и стальной ленты крепилось металлическое лезвие. Лезвие косы, чтобы дольше стояло острым, делалось из специальной стали. Оно имело личное клеймо производителя изделия. Особо местные крестьяне уважали косы типа горбуша с клеймом “Лебёдушка”. Папа бережно хранил такую косу и не разрешал к ней притрагиваться. В настоящее время эта коса в качестве экспоната хранится у меня дома. Перед косьбой папа брал меня в Анциферовский Бор затачивать косы на деревенском точиле. Точило представляло собой камень в диаметре около шестидесяти сантиметров и шириной около десяти, которое насажено на металлическую ось с рукояткой. Папа забирался на скамейку, которая находилась выше точильного камня, и деревянным прижимом удерживал косу на камне. Камень противоположной частью находился в деревянном корыте с водой. Я в это время вращал камень за рукоятку, а папа командовал крутить быстрее или медленнее. Лезвие у косы-горбуши толстое и каленое, чтобы заточить его, нужны были сноровка, опыт и терпение. А на сенокос отец брали несколько кос.

Судя по воспоминаниям моего отца, семья у деда Петра Варфоломеевича, была большая и дружная, всего было восемь детей. Три сына: Василий 1910 г. р., Владимир 1916 г. р., Константин 1926 г. р. и дочь Глафира 1922 г. р. прожили большую и сложную жизнь. А три сына: два Павла, Осип, и дочь Клавдия умерли в младенческом возрасте. Рано повзрослевший Василий помогал родителям на полях и сенокосах на материковой стороне, а Володя оставался в няньках с младшими Граней и Костей.

Папа вспоминал такой случай. Мы, ребята, играли дома в свадьбу, пригласили друзей со всей деревни, угощали “сладким”. Все было залито сахарным сиропом. Время пролетело незаметно, когда опомнились, лодка с родителями уже подходила к берегу. Друзья быстро удалились, папе Володе, а также Гране и Костику надо было срочно наводить порядок. Но время было упущено. И, чтобы сделать видимость чистоты, всё в таком виде было рассовано по шкафам и полкам. Родители, конечно, увидели их проделки, но виду не подали. А этот случай запомнился ребятам на всю жизнь сильнее чем, если бы они были наказаны за эти проделки.

Чищенины, это участки земли, очищенные от леса, для полей и сенокосов. У Петра Варфоломеевича они находились примерно в двух километрах на юг от Чекуевской больницы. Чищенины или расчистки осуществлялись из казённых лесных дач в сельскохозяйственные угодья, с правом пользования ими в течение сорока лет с передачей по истечению срока в общинное пользование.

Дорога от берёзовой рощи, что посажена была первым врачом Чекуевской больницы, шла раньше в сторону урочища “Сухой Мох”, раскинувшегося от села Вазенцы до озера Тельмозера. Проходила она через четыре ручья: первый ручей Крестовушный, второй – Поповский, третий – Моревский и четвёртый ручей – Кургуручей. Между Крестовушным и Моревским ручьями были Новокопки, в том числе и медведевские. Одна из них была моего деда Петра Варфоломеевича. За Моревским ручьём была целина. Эту местность называли “Кулацкие Новокопки”. В более позднее время перед Моревским ручьём было оборудовано культурное пастбище колхоза “Пионер”, объединяющий деревни Пянтино, Чекуево и Наволоки. Пользовались этим пастбищем, пока существовала Пянтовская ферма, то есть до объединения колхозов в совхозы. Со временем все Новокопки и пастбище заросли березняком. Сейчас здесь местные жители заготавливают дрова. По этому поводу мне приходят в голову слова поэтессы Анны Зайцевой:

“ Зарастают поля всей России

мелколесьем и прочей бедой.

И держу ком землицы в горсти я

прошлой жизни своей трудовой.

Неизвестно, куда все мы едем

От крестьянства и отчих полей.

Обживают мою Русь медведи,

И горюют кукушки над ней”.

Жаль, что дед не дожил до моего рождения, и мне не довелось быть его учеником в плотницком и кузнечном деле. Пётр Варфоломеевич прожил большую и сложную жизнь, в такое неспокойное, порой драматическое время и умер на 63 году жизни 14 января 1941 года после тяжелой болезни от рака желудка. Папа в это время уже служил в Красной Армии в городе Архангельске. Папа рассказывал, что дедушка последнее время не мог ничего есть, поэтому сильно похудел и потерял в весе.

Похоронен Пётр Варфоломеевич Распутин на Чекуевском кладбище вместе с малолетними детьми Павлом, Осипом, Павлом-2 и Клавдией. Местность, где располагается Чекуевское кладбище, носит название “Верéтига” или “Верéтик”.