Зарубежная журналистика XIX века

Зарубежная журналистика XIX века

Для  студентов факультета журналистики

Москва

Институт  международного  права  и  экономики  имени  А.С.  Грибоедова

2004

Утверждено
кафедрой истории
журналистики и литературы

 

Трыков В.П.

Т 80 Зарубежная журналистика XIX века: Учебно-методическое пособие. — М.: ИМПЭ им. А.С. Грибоедова, 2004. — 40 с.

Подготовлено на факультете журналистики.

 

Программа соответствует требованиям
Государственного образовательного стандарта

 

 

© Трыков В.П., 2004

 

В.П. ТРЫКОВ

В.П. Трыков

История ЗАРУБЕЖНАЯ ЖУРНАЛИСТИКА зарубежной журналистики XIX ВЕКАвека: Учебное пособие.. –

М.: ИМПЭ

Им. А.С. Грибоедова, 2003.

 

 

ПРОГРАММА КУРСА «ИСТОРИЯ ЗАРУБЕЖНОЙ ЖУРНАЛИСТИКИ XIX ВЕКА»

Пояснительная запискаЦели  и  задачи  курса

 

Курс истории зарубежной журналистики XIX в.ека занимает центральное место в изучении студентами факультетаов и отделений журналистики основных этапов и тенденций развития западной журналистики. XIX столетие отмечено небывалым развитиемым подъемом печати в странах Западной Европы и США, важными усовершенствованиями в области техники печати и в сфере коммуникации (телеграф, телефон и  т.п.). XIX век -— век газеты. В это время пПресса выступилаает как основное средство массовой информации.    Развитие журналистики в XIX в.еке тесно связано не только с достижениями научно-технического прогресса, но и с процессами, имевшими место   в общественной жизни, литературе и культуре западных стран. Поэтому важнейшей задачей курса является изучение истории журналистики XIX столетия в историческом, культурном и литературном контексте.

Настоящая программа соответствует Государственному образовательному стандарту высшего профессионального образования по направлению 520600 «Журналистика». Согласно стандартуГОСТу, данный учебный курсс истории зарубежной журналистики  XIX века  должен познакомить студентов со спецификой журналистики Франции, Великобритании, Германии и США. Поэтому программа построена по национальному принципу и включает четыре раздела, каждый из которых посвящен журналистике соответствующей страны. Внутри каждомго разделеа рассматриваются основные этапы и важнейшие тенденции развития той или иной национальной журналистики в XIX столетии, ее система периодических изданий, правовые аспекты функционирования журналистики, крупнейшие представителифигуры в западной прессые.   Представлялось важным познакомить студентов с журналистской деятельностью, важнейшимиосновными публицистическими и литературно-критическими работами некоторых крупнейших западных писателей и литературных критиков (Ш.-О. Сент-Бёва, О. Де Бальзака, Т. Готье, Э. Золя, Ч. Диккенса, У. Теккерея, О. Уайльда, Л. Бёрне, Г. Гейне, М. Твена и др.).  

Одной из задач курса  является ознакомление студентов с основными публицистическими и литературно-критическими жанрами, функционировавшими в западной печати XIX в.ека (памфлет, открытое письмо, речь, политическая или литературной-критическая статья, рецензия, литературный портрет, очерк, заметка, эссе и др.). Знакомство студентов с вышеперечисленными жанрами не должно ограничиваться рамками лекционного курса. Настоящая программа предусматривает чтение студентами текстов, являющихся образцами соответствующих публицистических и литературно-критических жанров.    Список литературы, включеннойые в программу,   состоит из трех разделов: 1) тексты, 2) учебные пособия, антологии и хрестоматии, 3) критическая литература.

 

ПРОГРАММА

Раздел  I.  Журналистика   Франции

 

 

Тема 1. Лекция 1.

Французская печать периода Консульства Консульства
и Империи (1799 - 1814).

Наполеон и печать.

Письменные отчеты депутатов Генеральных штатов - — прообразпрообраз французских политических газет. В1789 г. - возникновение политической периодики во Франции.: «Журналь де Деба» (1789, Бодуэн). Конституция 1795 г.  Бурный рост количества периодических изданий во Франции. Переворот 18 брюмера 1799 г. Антидемократический характер режима Консульства. Декрет о печати 27 нивоза VIII года (17 января 1800 г.). Реакция общественности и столичной прессы на декрет. 5 апреля 1800 г. - создание «Бюро по делам печати».

Политика Наполеона в области печати и ее отражение в судьбе «Журналь де ДДеба».  - влиятельнейшая французская газета начала XIX в., орган крупной финансовой буржуазии. Закрытие газеты 25 сентябр  Е.В. Тарле о политике Наполеона в области печати.. я 1800 г. Репрессии против Бертена-старшего. Причины переименования «Журналь де Деба» в «Журналь де л’Ампир» в 1805 г. Роль Ж. Фьеве в становлении «Журналь де л’Ампир». Конфискация газеты и превращение ее в проправительственный орган (1811).

«Монитёр» (1789, Агасс) - — образец официальной газеты во Франции начала XIX в. Привилегии «Монитёр».

Бонапартистская и легитимистская пресса. Ф.Р. де Шатобриан и «Меркюр де Франс». Либеральная оппозиция режиму Наполеона.                  Ж. де Сталь и Б. Констан. Зарубежная нелегальная оппозиционная пресса.  «О свободе брошюр, памфлетов и газет» (1804). Еженедельная газета «Меркурий» - пристанище опозиционно настроенной художественной интеллигенции. Ф.Р. де Шатобриан и «Меркурий».

Издания роялистской ориентации («Пюблисист», «Газетт де Франс», «Амбигю»). «Дамский Атеней» (1808) - первая манифестация феминизма во французской прессе.  

Прровинциальная пресса во Франции при Наполеоне.. Декрет 17 сентября 1811 г. Ужесточение контроля за прессыой во время войны с Россией. Метаморфозы парижской прессы после падения изгнания Наполеона.

 

 

Лекция 2.

Лекция 3.

Лекция 4.

Лекция 5.

 Французская печать рубежа XIX - XX вв.

Печать Парижской кКоммуны.  («Кри дю пёпль» Ж. Валлеса, «Ванжёр» Ф. Пиа, «Журналь офисьель»). Разгром коммунаров. «Версальский  террор» и его последствия для французской прессы. Открытое письмо            В. Гюго в «Раппель». (31 октября 1871 г.).

Усиление католической реакции во Франции после разгрома Парижской кКоммуны и католическая пресса. «Юнивер» -— влиятельный орган католических кругов. Ультрамонтанство газеты. Политическая направленность издания.

Отставка Тьера, президентство Мак-Магона и усиление опасности монархического переворота. «Парижский союз прессы». Гонения на республиканскую прессу при Мак-Магоне. Обострение в печати полемики между республиканцами и монархистами о перспективах исторического развития Франции. Неоднородность монархической прессы и ослабление ее влияния в 70-80-ех гг. XIX в.   Республиканская пресса. Роль и положение прессы во время майского правительственного кризиса (16 мая 1877 г.).

 

Тексты

 

Курье П.Л. Петиция обеим палатам // Курье П.Л. Памфлеты. – М., 1957.

Сент-Бёв Ш.-О.   Пьер Корнель. Меркантилизм в литературе // Сент-Бёв Ш.-О. Литературные портреты. Критические очерки. – М., 1970. – С. 212-233.

Бальзак О.   Провинциал //Бальзак О. Собр. соч.: В 24 Т. – М., 1960. – Т. 23. –  С. 59-61.    Монография о парижской прессе // Знамя. - 1997. - № 5. - С. 145-169.

Готье Т. Предисловие к роману «Мадемуазель де Мопен» (по любому изданию).

Пиа Ф.     Мари-Жозеф Шенье и король критиков. Тост о пуле // Пиа Ф. Избранные произведения. – М.-Л., 1934. – СС.151-161; 432-433.

Золя Э.    Прощание. Я обвиняю (Письмо господину Феликсу Фору, Президенту Республики) // Золя Э. Собр. соч.: В 26 т. – М., 1967. – Т. 26. – СС.118-120; 203–232.

Франс А. Речь в защиту подполковника Пикара // Франс А. Собр. соч.: В 8 т. – М., 1960. – Т. 8. – С. 525–527.

Бюхнер Г.  Гессенский сельский вестник // Бюхнер Г. Пьесы. Проза. Письма. – М., 1972. – С. 225–238.

Бёрне Л.  Менцель-французоед // Бёрне Л. Парижские письма. Менцель-французоед. – М., 1938. 

Гейне Г.   Путевые картины (Английские фрагменты) // Гейне Г. Собр. соч.: В 10 Т.- М., 1957. – Т. 4. – С.366-436. 

Маркс К.  Заметки о новейшей прусской цензурной инструкции // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2-е: В 50 Т. - М., 1955-1977. - Т. 1. - С. 3-27.

Диккенс Ч. Американские заметки // Диккенс Ч. Собр. соч.: В 30 т. – М., 1958. – Т. 9. – С. 7–307.

Теккерей У. Картинки жизни и нравов (Художник Джон Лич) // Теккерей У.М. Собр. соч.: В 12 Т. - М.: Художественная Литература, 1980. - Т. 12. - С.181-194.

Уайльд О.   Обеды и блюда. Душа человека при социализме // Уайльд О. Избранные произв.: В 2 Т. – М., 1993. – Т. 2. – СС. 95–97; 344–374.

Линкольн А. Геттисбергская речь // «Сделать прекрасным наш день…» Публицистика американского романтизма. – М., 1990. – С. 463-464.

Твен М. Разнузданность печати   // Твен М. Собр. соч.: В 12 Т. – М., 1961. – Т. 10. – С. 654-659.

Эмерсон Р. Доверие к себе // Эмерсон Р. Эссе. Торо Г. Уолден, или Жизнь в лесу. – М., 1986. – С. 132–161.

            

Тема 1. Наполеон и печать

Вопросы для обсуждения

1. Концепция  печати Наполеона I.

2. Законодательство о печати при Наполеоне I.   

3. Отношение Наполеона к либеральной оппозиции в печати.   

4. Эволюция взглядов Наполеона на печать.

 

Литература: 24, 38[1].:

Новомбергский Н. Освобождение печати во Франции, Англии, Германии и России  //  История печати: Антология. -— М., 2001. -— Т. 1. -              —  СС. 223-232; 235-236.

Попов Ю.В. Печать Франции периода Консульства и Империи // Вестник МГУ.Серия Журналистика. - 1982. -№ 1-2.

Соколов В.С. Периодическая печать Франции: Учебное пособие. - СПб., 1996.

Тарле Е.В.     Печать во Франции при Наполеоне I // История печати: Антология. - М., 2001Там же. -— Т. II. -— С. 367-434.  

Тема 2.  Жанр литературного портрета
 во французской печати XIX в.ека

Вопросы для обсуждения

1. «Журнализм» французской литературной критики в началае XIX в.

  2. СотрудничествоРабота Ш.-О. Сент-Бёва во французской прессе.

  3. Ш.-О. Сент-Бёв -— родоначальник жанра литературного портрета.

  4. «Пьер Корнель» Сент-Бёва как образец жанра литературного портрета.

5. «Импрессионистическая критика» и трансформация жанра литературного портрета на рубеже XIX-XX вв. (на примере  литературных портретов П. Верлена, принадлежащих перу А.натоля Франса и Р.еми де Гурмона).   

Литература: 2, 39.

Сент-Бёв Ш.-О. Пьер Корнель // Сент-Бёв Ш.-О. Литературные портреты. Критические очерки. – М., 1970. 

Франс А.      Поль Верлен // Франс А. Собр. соч.: В 8 т. –  — М., 1960. –  — Т. 8.   

Гурмон Р. де.  Поль Верлен //  Гурмон Р. де.  Книга масок. –  — Томск, 1996. – — С. 101––102.

Трыков В.П. Французский литературный портрет XIX века. – М., 1999.

Трыков В.П. Зарубежная  литература  конца XIX –— начала XX веков: Практикум. –  — М., 2001. –  — С. 38––50.     

 

Шарль.-О.гюстен Сент-Беёв (1804-1869) -— французский литературный критик и поэт. Родился в провинциальной буржуазной семье. В 1818 г. переехал в Париж, учился в коллеже Бурбона, где изучал древние языки, философию и риторику.  Обнаружил блестящие филологические способности. По окончании коллежа в 1824 г. Сент-Беёв начал сотрудничать вс либеральной газетойе «Глоб» («Глобус»). Печатал хронику, литературные рецензии,  литературно-критические статьи о Гюго и других романтиках, которых поддерживал и высоко ценил.

В 1829 г. в «Ревю де Пари» («Парижском обозрении») Сент-Беёв опубликовал первые литературные портреты («Пьер Корнель», «Буало», «Лафонтен»), став создателем этого жанра.  

После июльской революции 1830 г. Сент-Беёв оказался в оппозиции режиму Луи-Филиппа, сблизился с республиканцами, сотрудничал в оппозиционной, республиканской прессе (в газетах «Насьональ», «Тан»). По свидетельству Эдмона Гонкура, принцесса Матильда, племянница    Наполеона I, хозяйка одного из самых блестящих парижских великосветских салонов, в котором бывал Сент-Бёев, выражала в беседе с Гонкуром возмущение газетными публикациями Сент-Бёева в «Тан». Э. Гонкур  приводит слова принцессы: «Будь он еще в “«Либерте”» с Жирарденом, его можно было бы понять, это его круг… Но в “«Тан”»… С нашими личными врагами! Где нас оскорбляют каждый день!..»  

 Публицистическое мастерство Сент-Беёва-журналиста ярче всего проявилось в  статьях для «Насьональ», в которых писатель обрушился с резкой критикой на коррумпированное правительство, писал о бездарности нового короля, выступал против монархии за установление республиканского строя.  Параллельно он продолжал писать для «Глоб», которая с начала 1830 г. стала органом сен-симонистов, приверженцев идей французского мыслителя графа Сен-Симона, одного из основоположников утопического социализма., графа Сен-Симона. Газета выходитла с подзаголовком «Журнал сенсимонистской религии».  

Однако публицистический талант Сент-Беёва  несопоставим с его талантом литературного критика. Во второй половине 30-х гг. Сент-Беёв стал мэтромом французской литературной критики, к чьему мнению которого прислушивались, чьи статьи и рецензии которого печатали самые авторитетные парижские газеты и журналы, такие как «Журналь де Деба», «Ревю де дё монд». В 1844 г. Сент-Беёв был избран во Французскую академию.

Сент-Беёв создал новый тип литературной критики, которую сам он в статье «О критическом уме и о Бейле» (1835) назвал «журналистикой» и охарактеризовал как «гибкое, подвижное, практическое искусство», заявившее о себе на страницах газет и ставшее «одним из наиболее действенных орудий современности». Сент-Бёев ввел в критику интонацию доверительной и непринужденной беседы с читателем ои том или ином писателе. Широкая эрудиция, установка на точность факта сочетается в литературно-критических статьях и портретах Сент-Беёва со стремлением создать образ писателя, раскрыть особенности его личности, психологии. Критик исходил из убеждения, что невозможно понять творчество писателя, не  изучив его биографии, не поняв его личности. Надужно «разглядеть в поэте человека», -— писал Сент-Беёв.  Впоследствии разработанный Сент-Беёвом подход к анализу литературы получил  название «биографического метода».  

Особый этап литературно-критической и журналистской деятельности Сент-Бёева начался в 1849 г. и продлился почти двадцать20 лет. Это был период, когда Сент-Беёв публиковал каждый понедельник публиковал в парижской газете «Конститюсьоннель» небольшие статьи, очерки, этюды преимущественно литературно-критического характера, составившие впоследствии многотомные серии «Беседы по понедельникам» и «Новые понедельники» и в совокупности создавшие широкую панораму литературной и общественной жизни Франции середины —-второй половины XIX века.

В отличие от Гюго, Сент-Бёев сочувственно отнесся к государственному перевороту 2 декабря 1851 г.ода и сначала принял Вторую империю, что нанесло сильный удар по его репутации, вызвало разочарование в кругах либеральной интеллигенции. Впоследствии Сент-Беёв окажется в оппозиции к Наполеону III, выступит за отделение церкви от государства, за свободу слова и печати. Опубликованная в разгар судебного процесса над                     Г. Флобером 4 мая 1857 г. на страницах официального печатного органа «Монитер» большая и в целом хвалебная статья Сент-Беёва о «Госпоже Бовари» в значительной мере предопределила оправдательный приговор. Сент-Беёв выступил против того, чтобы приписывать роману Флобера «рискованные тенденции», а автору -— «намерения, которых у него не было». «“Госпожа Бовари”» -— это прежде всего целостное произведение, произведение продуманное, имеющее план, где все связано, где ничего не остается на долю творческой случайности, где писатель - или, вернее, художник - от начала до конца сделал то, что он хотел», -— писал Сент-Беёв.  Критик высоко оценил наблюдательность и стиль  Флобера, композицию романа.

 

                        Шарль-Огюстен Сент-Бёв. «Пьер Корнель»

                                      ПЬЕР КОРНЕЛЬ

                                                 (отрывок) [2]

В области критики и  истории литературы нет, по­жалуй, более занимательного, более приятного и вмес­те с тем более поучительного чтения, чем хорошо на­писанные биографии великих людей. Разумеется, не те суховатые, скупые жизнеописания, не те изысканно-жеманные наброски, где автор, стремясь получше блес­нуть, превращает каждый параграф в остро отточенную эпиграмму, но обширные, тщательно составленные, по­рою даже несколько многословные повествования о личности и творениях писателя, цель которых — проник­нуть в его душу, освоиться с ним, показать его нам с самых разных сторон, заставить этого человека дви­гаться, говорить, — так, как это должно было быть на самом деле; представить его средь домашнего круга, со всеми его привычками, которым великие люди под­властны не менее, чем мы с вами, бесчисленными нитя­ми связанным с действительностью, обеими ногами сто­ящим на земле, от которой он лишь на некоторое время отрывается, чтобы вновь и вновь возвращаться к ней.

Немцы и англичане, с присущей их сложному ха­рактеру склонностью к анализу и к поэзии, знают толк в подобного рода превосходных книгах и любят их. Вальтер Скотт, например, говорит, что не знает во всей английской литературе ничего более интересного, чем жизнеописание доктора Джонсона, составленное Босуэлом*. У нас во Франции тоже начинают ценить и тре­бовать такого рода сочинения. В наши дни великий пи­сатель, умирая, может быть уверен, что после смерти у него не будет недостатка в биографах и исследователях, даже если сам он в своих мемуарах или поэтических исповедях и не был особенно щедр на личные призна­ния. Но так было далеко не всегда: когда мы обраща­емся к жизни наших великих писателей и поэтов XVII века, особенно к их детству и первым шагам в литера­туре, нам лишь с большим трудом удается обнаружить скудные, малодостоверные предания и анекдоты, раз­бросанные во всевозможных «анах»*. Литература и по­эзия в ту пору не носили личного характера; писатели не занимали публику рассказами о собственных делах и переживаниях. Биографы считали, неизвестно почему, что вся история писателя сводится к его сочинениям, и поверхностная их критика не умела разглядеть в по­эте человека. К тому же репутации в те времена созда­вались не сразу, слава приходила к великому человеку поздно, и еще гораздо позже, уже под старость, появ­лялся какой-нибудь восторженный почитатель его та­ланта, какой-нибудь Броссет или Моншене, которому приходило в голову составить жизнеописание поэта. Иногда это бывал какой-нибудь родственник, благого­вейно преданный, но слишком юный, чтобы помнить молодые годы писателя — таким биографом был для Корнеля его племянник Фонтенель, для Расина — его сын Луи*. Отсюда множество неточностей и ошибок, которые бросаются в глаза в обеих этих биографиях, в особенности же весьма беглое и поверхностное описание первых лет литературной деятельности, между тем как они-то и являются самыми решаю­щими.

Знакомясь с великим человеком уже в зените его славы, трудно представить себе, что было время, когда он обходился без нее; она кажется нам настолько само собой разумеющейся, что мы нередко даже не задумы­ваемся, как она пришла к нему; то же происходит и когда знаешь человека еще до того, как он стал знаме­нит: обычно и не подозреваешь, кем ему суждено стать, — живешь бок о бок с ним, не присматриваясь к нему, и не замечаешь того, что более всего следовало бы о нем знать. Да и сами великие люди нередко сво­им поведением поддерживают это двойное заблужде­ние; в молодости такой человек, никем не замеченный, никому не известный, старается стушеваться, молчит, избегает привлекать к себе внимание и не притязает на какое-либо место в обществе, ибо втайне жаждет лишь одного, определенного места, а час его еще не пробил; позднее, окруженный всеобщим поклонением и славой, он намеренно оставляет в тени первые годы своей жизни, обычно трудные и суровые, и, подобный Нилу, скрывающему свои истоки, неохотно рассказы­вает о начале своего пути.      А между тем самое важное для биографа великого писателя, великого поэта — это уловить, осмыслить, подвергнуть анализу всю его лич­ность именно в тот момент, когда более или менее удачное стечение обстоятельств — талант, воспитание, окружающие условия — исторгает из него первый его шедевр. Если вы сумели понять поэта в этот критичес­кий момент его жизни, развязать узел, от которого от­ныне протянутся нити к его будущему, если вам уда­лось отыскать, так сказать, тайное звено, что соединяет два его бытия — новое, ослепительное, сверкающее, ве­ликолепное, и то — прежнее — тусклое, замкнутое, скры­тое от людских взоров, которое он предпочел бы навеки забыть, — тогда вы можете сказать, что знаете этого поэта, что постигли самую суть его, проникли с ним в царство теней, словно Данте с Вергилием; и тогда вы достойны стать равноправным и неутомимым спутником на всем его дальнейшем жизненном пути, исполненном новых чудес. И тогда — от «Рене» до последнего творения г-на Шатобриана, от первых «Размыш­лений»* до всего, что еще создаст г-н Ламартин, от «Андромахи» до «Гофолии», от «Сида» до «Никомеда» * — вам легко приобщиться к гению великого поэ­та — путеводная нить у вас в руках, вам остается толь­ко идти за ней. Какая блаженная минута равно и для поэта и для критика, когда оба — каждый со своей стороны — могут воскликнуть подобно древнему мужу:

«Эврика!». Поэт обрел сферу, где отныне может раз­вернуться и расцвести его гений, критик постиг внут­реннюю сущность и закономерность этого гения. Если бы скульптор — а он тоже в своем роде биограф, и при­том превосходный, зримо воплощающий в мраморе об­раз поэта, — всегда мог бы выбирать момент, когда поэт более всего похож на самого себя, он, без сомнения, изобразил бы его в тот день, в тот час, когда первый луч славы озаряет его могучее сумрачное чело; в тот единственный, неповторимый миг, когда, уже сложившийся, возмужавший гений, вчера еще снедаемый печалью и сомнениями, вчера еще вынужденный обуздывать свои порывы, внезапно пробужден кликами восторга и рас­крывается навстречу заре своего величия. С годами, быть может, он станет более спокойным, уравновешенным, зрелым, но лицо его при этом утратит непосредст­венность своего выражения, скроется за непроницаемой завесой; следы свежих, искренних чувств сотрутся с его чела, душа научится скрывать свои движения, бы­лые простота и живость уступят место принужденной или, в лучшем случае, привычной улыбке. С тем боль­шим основанием биограф-критик, которому открыта вся жизнь поэта, каждое ее мгновение, должен делать то, что делал бы скульптор, будь это в его власти, — представить с помощью глубокого, проницательного анализа все то, что в виде внешнего образа воплотил бы вдохновенный художник. А когда статуя готова, когда найдены и обрели свое выражение типические черты личности поэта, остается лишь воспроизвести ее с небольшими изменениями в ряде барельефов, после­довательно изображающих историю его жизни. Не знаю, достаточно ли ясно я изложил всю эту теорию, наполовину относящуюся к области критики, наполо­вину — к поэзии; но мне она кажется совершенно пра­вильной, и до тех пор, пока биографы великих поэтов не усвоят ее, они будут писать книги полезные, добро­совестные, достойные, разумеется, всякого уважения, но то не будут произведения высокой критики, произведе­ния искусства. В них будут собраны анекдоты, уточ­нены даты, изложены литературные споры. Читателю самому придется извлекать из них смысл, вдыхать в них жизнь. Такие биографы будут летописцами, но не скульпторами. Они будут стеречь сокровища хра­ма, но не станут жрецами Божества.

                                         

 

                                                Перевод Н. Сигал

    Печатается по изд.: Сент-Бев Ш.-О. Литературные портреты. Критические очерки. - М.: Художественная литература, 1970.

 

 

Вопросы для обсуждения

 

1. Сотрудничество Э. Золя во французской прессе.

2. Золя о журналистике (на материале статьи «Прощание»).

3. Золя и дело Дрейфуса.

4. Мастерство Золя-публициста (на материале «Я обвиняю»).

Литература:

Лану А. Здравствуйте, Эмиль Золя! –  — М., 1997.

Пузиков А. Эмиль Золя: Очерк творчества. -— М., 1961.

Якимович Т.     Молодой Золя. Эстетика и творчество. -— Киев, 1971. —- С. 36-80, 130-148, 187-195.

 

Эмиль Золя (1840-1902) -— французский писатель. Родился в Париже в семье талантливого инженера-строителя, выходца из Италии Франческо Золя. Рано потерял  отца. После смерти кормильца семья испытывала материальные трудности, и в 1862 г. Золя поступилает на службу в бюро упаковок крупного парижского издательства «Ашетт». Вскоре Золя получилает место шефа отдела объявлений. Служба в издательстве позволила будущему писателю познакомиться с нравами в мире литературы и журналистики, завязать полезные знакомства.

В 1866 г. Золя оставил издательство «Ашетт» и перешел в ежедневную газету «Эвенман» («Событие»), главным редактором которой был тогда  известный парижский журналист и  издатель Вильмессан. Золя было поручено вести отдел «Сегодняшние и завтрашние книги»: он должен был писать обзоры новых книг, как вышедших, так и готовящихся к печати. Вильмессан был доволен своим новым  сотрудником и предоставил ему возможность вести отдел художественной критики под названием «Мой салон». Золя -— художественный критик выступил против академической школы, взял под защиту возмутителей спокойствия -— художников, которых впоследствии назвалиовут «импрессионистами», в частности Э. Мане. Статьи Золя вызвали возмущение части читателей, приверженцев традиционной живописи. По свидетельству современника, некоторые читатели в знак негодования разрывали в клочки номера газеты со статьями Золя.  Вильмессан стал получать гневные письма и счел необходимым прекратить печатание «Салона».

В 1868 г. Золя  сблизился с левой республиканской прессой, сотрудничал в газетах «Раппель» («Призыв»), «Трибюн» («Трибуна»), «Клош» («Колокол»), в которых он печатал хронику и сатирические очерки, направленные против Второй империи. «Сотрудничество Золя в “«Клош”» позволяет говорить о его исключительных журналистских способностях. Часто это занятие вызывает у него скуку, но как только какое-нибудь событие начинает увлекать его, он становится превосходным репортером…», -— писал Арман Лану. Во время франко-прусской войны 1870 г. Золя выступилает в защиту мира в статье «Да здравствует Франция!»  В 1870 г. он издавал  в Марселе республиканскую газету  «Марсельеза». Золя оказалывается в центре событий во времяена Парижской Ккоммуны. В качестве корреспондента газеты «Колокол» он отправляетсяпобывал в Бордо, затем в Версалеь, куда из оккупированного немецкими войсками Парижа переехазжало Национальное собрание. Золя пПисалшет и посылалет в Париж парламентские отчеты. ЗоляОн презрительно называлет Национальное собрание «пугливым животным», «куриной гузкой», но не одобрялет и репрессивных мер коммунаров, его ужасалает развязанная «братоубийственная война». После разгрома Парижской кКоммуны Золя выражал сочувствие коммунарам, осуждал белый террор.  

По инициативе И.С. Тургенева, с которым Золя познакомился в Париже в 1872 г., Золя стал постоянным парижским корреспондентом «Вестника Европы». С 1875 по 1880 гг. Золя опубликовалует в русском журнале 64 корреспонденции (статьи, очерки, рассказы).

   В сентябре 1880 г.ода Золя порвал с редактором газеты «Вольтер» Лаффитом, недовольным нападками Золя на лидера буржуазных республиканцев Гамбетту и его окружение. Кроме того, Лаффит потребовал, чтобы Золя сделал купюры в предназначенном для публикации в его газете отрывке из романа «Нана». После разрыва с Лаффитом Золя начал печататься в консервативной газете «Фигаро», оговорив при этом свое право писать то, что он думает, даже если его убеждения не совпадают с линией газеты. Из статей, опубликованных в «Фигаро» в течение 1880-1881 гг., впоследствии былудет составлен сборник «Поход» (1882). Для Золя газета —-  это одновременно экран жизни и трибуна, сильное средство влияния на умы читателей. Образцами публицистики Золя стали включенные в сборник статьи «Партия негодующих», «Чернила и кровь», «Будущий министр», «Гамбетта», «Демократия». В этих статьях писатель выразилжает свое политическое кредо, свою веру в демократию, республику и науку.

«Поход» писателя против своих идейных противников вызвал всплеск возмущения в буржуазной прессе правого и консервативного толка. Уставший от этой борьбы, в сентябре 1881 г. Золя прекратил регулярное сотрудничество св газетамих, сосредоточившись на литературном творчестве: в это время была в разгаре работа над  циклом «Ругон-Маккары».

                   22 сентября 1881 г. была опубликованана статьяя Золя «Прощание», в которой писательЗоля, обращаясь в последний раз к читателям «Фигаро» и подводя итог своей многолетней журналистской работе, выразилжает свое двойственное отношение к журналистике и к прессе, призналется в том сложном чувстве любви-ненависти, которое они у него вызывалиют.

Однако дело Дрейфуса побудило Золя  вновь обратиться к журналистике и возобновить свое сотрудничество св «Фигаро». Сборник «Новый поход» (1897) составлен из статей, опубликованных в «Фигаро» с декабря 1895 по июнь 1896 гг. В 1897 г. Золя напечатал в «Фигаро» три статьи, посвященные делу Дрейфуса. 13 января 1898 г. в парижской газете «Орор» («Аврора») опубликовано его знаменитое открытое письмо-памфлет  «Я обвиняю!..», ставшее причиной уголовного преследования и судебного процесса над  Золя. Писатель был приговорен  к году тюрьмы и трем тыся­чам3000 франков штрафа. Он был вынужден покинуть Францию и укрыться на некоторое время в Англии.  В 1899 г. Золя вернулся на родину.  29 сентября 1902 г. Золя умер в своей парижской квартире от отравления угарным газом.  Существует версия, что это было политическое убийство. Писатель был похоронен на кладбище Монмартр. Анатоль Франс в своей речи на похоронах Золя сказал: «Позавидуем ему: судьба и его собственное сердце уготовали ему величайший жребий -— он был этапом в сознании  человечества».  В июне 1908 г. прах Золя был торжественно перенесен в Пантеон.

 

Э.миль Золя. «

Я обвиняю» ОБВИНЯЮ

Письмо Г г осподину Феликсу Фору, Президенту Республики [3]

Нижеследующие строки были помещены в газете «Орор» 13 января 1898 года.

Читатель не знает, что настоящее письмо, как и два предшествующих, вышло первоначально отдельной брошюрой. Однако, когда оттиск уже готовили пустить в продажу, я решил, дабы написанное мною получило более широкую огласку и произвело более разительное впечатление, поместить эти строки в газету. К тому времени, проявив достойные восхищения дух незави­симости и мужество, редакция «Орор» сделала выбор, и я, вполне естественно, обратился к ней. С той поры сия газета стала моим верным сторонником, глаша­таем свободы и истины, — ее страницы были предо­ставлены в полное мое распоряжение, за что я пи­таю к директору «Орор», г-ну Эрнесту Вогану, чувство горячей признательности. После распродажи трехсот тысяч экземпляров газеты и воспоследовавшим за нею судебным иском брошюры с текстом письма так и оста­лись лежать на складе. Но после совершения задуман­ного мною шага я почел за благо хранить молчание, ожидая начала судебного разбирательства моего дела и следствий, кои, как я надеялся, оно должно было повлечь за собой.

Господин Президент, позвольте мне в благодар­ность за любезный прием, однажды оказанный мне Вами, и в сбережение доброй славы, которою Вы за­служенно пользуетесь, сказать Вам, что Вашу звезду, столь счастливую доселе, грозит омрачить позорней­шая, несмываемая скверна. Низкие клеветники тщетно пыитались повредить Вам, Вы покорили все сердца. В достославные дни великого всенародного торжества, заключения франко-русского союза, Вы явились, оза­ренный сиянием славы, и ныне готовитесь возглавить и привести к успешному завершению устроенную у нас Всемирную выставку, которая торжественно увенчает наш век труда, истины и свободы. Но вот Ваше имя — чуть не сказал «правление» — омрачило позорное пятно — постыдное дело Дрейфуса! На днях впоенный суд, понуждаемый приказом, дерзнул оправ­дать пресловутого Эстерхази, нагло поправ истину и правосудие. Этого нельзя перечеркнуть — отныне на ли­це Франции горит след позорной пощечины, и в книгу времени будет записано, что сие мерзейшее обществен­ное преступление свершилось в годы Вашего правления.

Но раз посмели они, смею и я. Я скажу правду, ибо обещал сказать ее, ежели правосудие, на рас­смотрение коего дело было передано в соответствии с существующим законодательством, не установило бы ее полностью и без изъяна. Мой долг требует, чтобы я высказался, молчание было бы равносильно соуча­стию, и бессонными ночами меня преследовал бы при­зрак невиновного, искупающего ценою невыразимых страданий преступление, которого  не  совершил. К Вам, господин Президент, обращу я слова истины, объятый негодованием, которое переполняет всех честных людей. Ваша порядочность не вызывает во мне сомнений, ибо, по моему убеждению, Вы не зна­ете правды. Да и пред кем еще изобличить мне зло­козненную свору истинных преступников, как не пред Вами, верховным судией страны?

Скажу прежде всего правду о судебном разбирательстве и осуждении Дрейфуса.

Следствие было затеяно и направлялось подпол-ковником Дюпати де Кламом, в то время простым майором. С начала и до конца дело Дрейфуса связано с сей зловещей личностью, и все в нем станет окончательно ясно лишь тогда, когда беспристраст­ным дознанием будут определенно установлены дея­ния сего господина и мера его ответственности. В го­лове этого человека, сдается мне, царила величайшая путаница и бестолковщина, — весь во власти роман­тических бредней, он тешился избитыми приемами бульварных книжонок: тут и выкраденные бумаги, и анонимные письма, и свидания в безлюдных местах, и таинственные дамы, приносящие под покровом ночи вещественные доказательства. Это ему взбрело в голову продиктовать Дрейфусу пресловутое бордеро; его осенила счастливая мысль наблюдать за обви­няемым, поместив оного в комнату, сплошь покры­тую зеркалами; его обрисовывает нам комендант Форцинетти в то мгновение, когда, запасшись потай­ным фонарем, майор потребовал провести его к спя­щему заключенному, чтобы осветить внезапно лицо узника и уловить приметы нечистой совести в испуге внезапного пробуждения. О прочем не стану гово­рить — ищите, и все откроется. Я просто заявляю, что майор Дюпати де Клам, коему вменено было как воен­ному юристу произвести следствие по делу Дрейфуса, яв­ляется, в порядке очередности и по тяжести ответствен-ности главным виновником страшной судебной ошибки.

Уже в течение некоторого времени бордеро на­ходилось в руках полковника Сандера, начальника контрразведки, впоследствии скончавшегося от общ-шего паралича. В отделе происходила «утечка», про­падали бумаги, как пропадают и по сие время, — и покуда разыскивали составителя бордеро, сложи­лось мало-по­малу предвзятое мнение, что сим челове­ком не мог быть никто иной, как офицер штаба и к  тому же артиллерист: две вопиющие ошибки, свиде­тельствующие о том, насколько поверхностно изуча­лось бордеро, ибо вдумчивое чтение бумаги при­водит к убеждению, что она могла быть составлена лишь пехотным офицером.

Итак, поиски велись внутри ведомства, сличались почерки сотрудников, решено было, так сказать, кон­чить дело в своем кругу: раз в отделе завелся измен­ник, его надо было изобличить и выставить вон. И едва подозрение пало на Дрейфуса — я вынужден вновь обратиться здесь к некоторым обстоятельствам отчасти известной истории, — как на сцену выступает майор Дюпати део Клам. Он измышляет преступление Др