Машина влияния устанавливает контроль

Одно из принципиальных понятий, возникающих при описании той или иной машины влияния, – конечно, контроль. Машина эта создана и нацелена на контроль над мыслями, телесными действиями, чувствами человека. Понятие «контроль», которое дальше будет фигурировать в связи с сегодняшним обществом, с тем, которое пришло на смену обществу дисциплинарному, является сквозным для всех фаз современности и описано в действии каждой машины влияния. Контроль ретроспективно вписан в различные фазы Современности. В психиатрическом ключе, даже если контроль действует задним числом, понятие это служит одним из принципиальных в том, что принято называть сегодня паранойяльной шизофренией, в том, что в начале XXI века стало носить в силу революционной трансформации дискурса, прописывающего техносубъекта, еще более откровенный характер. И в этом отношении и Джеймс Тилли Мэтьюз, и Даниэль Пауль Шребер, и Наталия А. – провозвестники дискурсивной конструкции сегодняшнего мира.

Одним из следствий развития коммуникационных технологий в начале XXI века стали повсеместные – то есть в первую очередь в рамках самих этих технологий – разговоры о влиянии, специальных устройствах контроля, приборах, воздействующих на мысли, чувства, физическое состояние человека. Зачастую, стоит только человеку намекнуть, что за ним следят, что его прослушивают, как у него готов развернуться бред преследования. Зачастую для запуска процесса бредообразования достаточно таблички «Ведется видеонаблюдение» на входе в магазин или учреждение. Достаточно бывает и знания о том, что по мобильному телефону можно следить за всеми перемещениями его так называемого владельца. Достаточно бывает просто включить телевизор. Все это, конечно, не значит, что люди превращаются в параноиков от слов Эдварда Сноудена. Не значит это и того, что, глядя на камеры наблюдения в офисах и магазинах, на улицах и в метро, сегодняшнюю культуру следует называть паранойяльной. Скорее, всё это может означать обострение условий для развязывания паранойи. Для того чтобы начал развязываться бред еще, как минимум, необходимо отсутствие, как сказал бы Лакан, организующих символическую Вселенную Имен‑Отца.

В условиях гипериндустриальной фазы капитализма дисциплинарное общество превращается в общество контроля. Разумеется, речь идет о смене парадигмы, а не о плавном переходе. Об этой смене в конце века двадцатого заговорил Жиль Делез. Пространства изоляции дисциплинарного общества – тюрьмы, больницы, заводы, школы, семьи – оказались, по его словам, в кризисе, и на смену им пришло общество контроля, общество, которое действует «через постоянный контроль и мгновенную коммуникацию»[17]. В отличие от дисциплинарного общества, обладающего четкой принадлежностью к сегментированному пространству откровенной сегрегации, общество контроля имитирует свободу открытых пространств, прозрачных границ, безграничных экранных интерфейсов. Само понятие «контроль» Делез заимствует у Берроуза и называет его, это понятие, монстром.

Контроль – вот слово, которым Берроуз предлагает назвать нового монстра, а Фуко признает за ним наше ближайшее будущее. Поль Вирильо постоянно анализирует ультраскоростные формы контроля в открытом пространстве, которые заменили собой старые дисциплинарные методы, действующие всегда в рамках закрытой системы[18].

Делез не только называет контроль монстром, но и сравнивает его со змеей, в отличие от монетарного крота дисциплинарного общества. Стоит отметить, что монстр, в отличие от крота, не идентифицируем. Он потому и монстр, что не вписывается в рамки никаких классификаций. Он – монстр неопозитивизма.

Берроуз постоянно говорит о машине контроля и связывает ее работу с машиной диктата, инструментом которой «служит всеобщая грамотность и сопутствующий контроль слова и образа»[19]. К этому стоит добавить, что грамматизация сегодня скорее становится навыком обслуживания приборов, соединенных в интегральную цифровую вселенную. Причем принципы работы как отдельного портала системы, так и тем более «всей» системы, Big Data, оказываются вне возможного знания. Таков один из путей, на которых знание оказывается на стороне машин влияния. Машина, будь то смартфон или навигатор, знает. Грамматизация в первую очередь касается машин, а оборотной стороной оказывается пролетаризация того, кто называет себя пользователем.

Отсутствие внешних границ принуждения – основа общества контроля. Важно, что контролю сопутствует идея выбора. Если дисциплинарное общество устанавливало физические границы и ограничивало возможности, то сего дня выбор как будто бы безграничен[20]. Получается так, будто снятие дисциплинарных границ предполагает их бессознательное установление самим субъектом выбора. Выбор же делается отнюдь не самим субъектом. Иначе говоря, субъект подтверждает задним числом правильность бессознательного выбора, сделанного одной из машин влияния.

Если в центре индустриального общества находился завод, то в центре общества контроля – корпорация. Корпорация – «это душа, это глаз»[21]. Корпорация – душа общества контроля, а душой самой корпорации, то есть душой в душе оказывается маркетинг[22]. Он‑то и служит главным инструментом социального контроля. Отцом маркетинга, как известно, стал племянник Зигмунда Фрейда Эдвард Бернейс. Именно он оказался ключевой фигурой смены курса с производства на потребление, именно он развернул либидо‑экономику.

Либидинальная экономика, основанная на маркетинге, производит то, что Бернар Стиглер называет по аналогии с биовластью Фуко психовластью. Если государственная биовласть связана с капитализмом производства, то психовласть – с рынком потребления. Радикальное смещение от биовласти к психовласти происходит после Второй мировой войны, а еще точнее – после революции 1968 года. В обществе контроля «психовласть гарантирует контроль над поведением, ибо наука полиции и государства уступила свое место и свою власть менеджменту и маркетингу»[23].

Психовласть рынка «контролирует индивидуальное и коллективное поведение потребителей, канализируя их либидинальную энергию к товарам»[24]. Понятно, что субъект желающий, мыслящий и говорящий бесполезен для маркетинга. Понятно, что нормальным для рынка оказывается адаптированное к нему «поведение потребителей». Первым шагом в сторону такой нормализации оказывается переход от желания к влечению. Вторым шагом, пожалуй, становится подмена самого психоаналитического понятия «влечение» биологическим «инстинктом». Новый капиталистический рынок товаров замещается животноводческой фермой по производству индивидов, наделенных базовым инстинктом потребления. Причем к потреблению относятся не только товары и услуги, но хуже того – информация (в отличие от знания), да и сам индивид потребления. Такова новая либидо‑машинерия. Ко всем этим вопросам мы еще вернемся более подробно в конце книги.

Каждому обществу соответствуют свои машины:

простые или динамичные машины соответствуют обществам суверенитета, энергетические машины – дисциплинарным обществам, кибернетические машины и компьютеры – обществам контроля[25].

Общество контроля основано на компьютере, цифре, шифре. Шифр – пароль, приходящий на смену лозунгу дисциплинарного общества. Шифр – пароль, «который допускает вас к информации или отказывает в доступе»[26]. Доступ – отметка, отчет о потреблении. Доступ оставляет метку о доступе. Метка оставлена у банкомата, в кассе супермаркета, в спортзале, в ночном клубе. Везде, где есть телефон, компьютер, везде, где в действии кредитная карта, стоит метка отчета. Метки отчета задают траектории контроля, реконфигурации и эксплуатации Big Data. Помимо этого, конечно же, в социальных сетях субъект с наслаждением оставляет куда больше следов для этой траектории. Субъект? Да, только отныне он, если это еще он, – база данных на рынке.

Контроль – не пассивная форма констатации того, что есть, а форма влияния. В глобальном смысле капиталистическая экономика – аппарат влияния. Идеологические аппараты государства уступают место расчетливым аппаратам рынка. На рынке в первую очередь действует аппарат захвата внимания, аппарат его преобразования в прибавочный капитал и прибавочное наслаждение.