Воспитание гуманизма в семейных отношениях

Семейные отношения – особый предмет разговора. Не будет преувеличением сказать, что они являются критериями не только семьи, но и государства в целом. Поскольку духовное, нравственное, мировоззренческое формирование происходит прежде всего в семье, то гуманизация общественных отношений только с нее и может начинаться. Речь в данном случае идет не об отсутствии родительского внимания и заботы. В том‑то и дело, что, сохраняясь как важнейшая хозяйственно‑экономическая ячейка общества (маленькое государство), семья продолжает оставаться средством экономического и духовного закабаления, навязывания тех представлений о жизни, на которых воспитано старшее поколение. В наших условиях эта проблема стоит особенно остро и далеко выходит за пределы извечной проблемы «отцов и детей», ведь авторитарная модель воспитания воспринимается у нас как единственно правильная в наибольшей степени как раз теми родителями, которые более всего пекутся о детях. «Мал еще иметь свое мнение», «Вот будешь содержать семью, тогда и будешь говорить» – типичные образцы высказываний семейных лидеров, воспитанных нашим домостроем. Вместе с тем семья призвана быть важнейшей гуманитарной ячейкой общества, основой духовного становления и развития, где ее члены вместо нравоучений (особенно благодаря «короткому поводку» экономической зависимости) могли бы учиться друг у друга. Вполне естественно, например, чтобы авторитетным было мнение человека, который в данном вопросе лучше разбирается. И нет ничего зазорного, если кто‑то из родителей обращается к своим отпрыскам по вопросам, связанным с компьютером.

Неопытность, наивность детей могут умилять сейчас только до определенного возраста, а сюсюканье с детьми и грубое пренебрежение их мнением, запросами личности, по существу, тесно взаимосвязаны. В современной семье наряду с безусловной готовностью родителей к самопожертвованию ради детей вполне естественно воспитывать вовлеченную (committed) любовь, когда любой член семьи готов поступиться ради другого.

Сильно ли разнятся дружба и любовь? В здоровых браках пылкая и страстная любовь с годами переходит в своеобразную дружбу, единство по духу, и это служит наилучшим воспитательным примером. В своей нелепой приверженности к иностранным словечкам («делать любовь!») мы не вспомним, что в русском языке синонимом слова «любить» было «жалеть». Не унижающая, оскорбительная жалость, а когда сердце сжимается, когда слезы наворачиваются. Будет ли это понятно тем, кто «делает любовь»? А в Армении говорят, когда очень сильно любят (когда сердце сжимается): «чтоб твою боль я взял на себя». Не так ли и по отношению к другу, если это истинная дружба? Разве дружба в свою очередь не предполагает любовь к другу, переживание – «жалость»?

Много лет назад в «Комсомольской правде» было опубликовано письмо молодых супругов, в котором сообщалось, что хотя они «простые советские инженеры» и очень мало зарабатывают, но не хнычут. Когда другие после работы отдыхают, смотрят телевизор, лежа на диване, они строят дом. Публикация так и была озаглавлена: «Мы строим дом». Почему‑то первая мысль, которая пришла в голову после ее прочтения, была: «Они неминуемо разведутся». Конечно, нерадостное предсказание никогда не удалось бы проверить, если бы. года через три не появилось их новое письмо: «Мы дом построили», после чего разошлись, дом продали. Нетрудно понять, почему. Так получилось, что единственным, объединяющим молодых супругов, оказалось с самого начала строительство дома, в процессе которого они потеряли (или так и не приобрели) духовное единство, которое поддерживает всю жизнь счастливые семьи. В сущности, они забыли друг друга, став вместо семьи строительной бригадой, распавшейся после завершения работы.

Приводя подобные примеры, приходится ловить себя на мысли об их уместности на страницах учебника. Перевешивает, однако, воспитательное значение таких примеров, в котором постоянно убеждает педагогическая практика. Достаточно показательны и подобные сомнения – как свидетельство укорененности стереотипов – в данном случае в представлениях об учебниках.

Последний пример выходит за пределы семейных отношений. По существу, здесь мы вновь сталкиваемся с ключевой для гуманистической этики проблемой соотношения «свободы от» и «свободы для». Приобретя свободу «от» тех или иных обстоятельств (в данном случае материальных), далеко не всегда удается воплотить ее в свободу «для». Конечно, здесь очень важно, какой ценой досталась свобода «от», но форма ее использования в огромной степени связана с образованием и воспитанием.

Готовность к свободе как проблема воспитания и образования

Проблема «свободы от» и «свободы для» занимала не только мыслителей новейшего времени. Вот как говорил (в изложении Ф. Ницше) Заратустра, древний персидский пророк: «Свободным именуешь ты себя?… Из тех ли ты, которым дозволено сбросить с себя ярмо? Много есть таких, которые, сбросив свое подчинение, отбросили с ним и последнюю свою ценность. Свобода от чего? Какое дело до этого Заратустре? Пусть ответит мне свет очей твоих: свобода для чего?» (Ницше Ф. «Так говорил Заратустра»). Ницше писал: «Тенденция стада направлена на неподвижность, застой и сохранение, в нем нет ничего творческого» (Ницше Ф. «Воля к власти»). Воспитанные в стадном духе, люди, освободившись от многих запретов и преград, часто не готовы теперь к такой свободе, не знают, как ею распорядиться, это похоже на ситуацию, в которой оказались воины Спартака, добыв в боях долгожданную свободу. Многие сами стали. рабовладельцами, кто‑то пиратом, отказавшиеся от такого выбора тоже были обречены – не идти же снова в рабство. То общество не давало выбора «для» после обретения свободы «от». Характерно, что такой весьма поучительный факт не был отражен в советских учебниках, чтобы не «бросить тень» на героев, именами которых называли (вполне заслуженно!) заводы и футбольные команды.

Тот же Ницше писал: «Что пользы делать дух свободным, если он не умеет летать». Но он и не научится летать, если не будет свободным. Снятие тех или иных запретов еще не означает свободы духа. Может показаться парадоксальным, но в наших условиях оно часто оборачивается еще большей несвободой духа, неготовностью его к свободе. В этой связи особую актуальность приобретают слова основателя гуманистической этики Э. Фромма о «бегстве от свободы». Поколение людей, у которых пресекалась любая инициатива, включая даже людей творческих по своему роду деятельности – ученых, представителей искусства, оказавшись вдруг с развязанными руками, не знает, как и куда их приложить. Людям искусства, годами мечтавших о возможности высказаться, нечего сказать. Та чернуха, которая захватила современную литературу и кино, не менее опасна, чем напускной, фальшивый оптимизм «социалистического реализма», чем «розовый гуманизм» – оборотная сторона медали, также выделенная Э. Фроммом. Конечно, в том, что сейчас происходит в искусстве, повинна и экономическая ситуация в России: «заказывает музыку тот, кто платит». Но и здесь – круг: современная экономическая ситуация вынесла на поверхность массовое сознание, характерное для самой непритязательной, самой невзыскательной части населения, которое перестало стыдиться своей необразованности.

Мы помним добрые, проникнутые светом, подлинным гуманизмом книги и кинофильмы прошлых лет, которые, отвечая лучшим традициям советского воспитания, в то же время восполняли то, чего не хватало людям – искренности, раздумий о том, правильно ли мы идем («Я шагаю по Москве», «Застава Ильича», «Когда деревья были большими».). «Гуманизм – это правда», – писал А. Камю. Гуманен человек, пытающийся понять причины происходящего, ответственно осмыслить возможные пути, а не Лука из горьковского «На дне», все обещавший, что скоро уже «построят лечебницы для органонов».

Вновь сошлемся на Фромма, говорившего о «необходимости в истинах, но таких, что они служат нам, а не мы им». Солидаризируясь с Марксом, он пишет: «Отказ от иллюзий о своем положении требует такого состояния общества, в котором нет нужды для иллюзий». Создать такое общество могут поколения людей, которые, не испытывая нужды в иллюзиях, вместе с тем не становятся циниками. Такое возможно при вдумчивом, спокойном, достойном образовании, стоящем на прочных философских основаниях. Поколению, идущему на смену тому, что воспитано в несбыточных иллюзиях и вечной борьбе («за урожай», «за светлое будущее», «против империалистов»), постоянном выяснении «кто виноват», злобе на тех, кто мыслит и живет иначе, чем «все», необходимо и возможно осознать, что ответ на вопрос «Что делать?» требует борьбы не «против», а «за».

Гуманизм и проблема выбора

Мы живем в эпоху, когда все более насущной становится необходимость перехода от «мира, закрепленного необратимыми решениями», к динамичному, плюралистическому миру процесса, самореализации, автономии на всех уровнях, в котором устойчивость и жизнеспособность обеспечиваются движением, гибкостью. Надо быть достаточно образованными, чтобы объяснить будущим экономистам, юристам, политикам, инженерам, педагогам превосходство – экономическое, политическое, нравственное – «открытого» общества, открытого и «внутрь», и «наружу». Если бы мы не отгораживались «железным занавесом» от внешнего мира, а оградами лагерей – от «инакомыслящих» внутри государства, то давно имели бы гибкий баланс цен и зарплат, курса валюты, приобщались бы к лучшим достижениям мировой культуры. Не изгоняли бы лучших представителей собственного народа, имели бы экономические условия, не вынуждающие их уезжать теперь уже добровольно. Имели бы подлинную, а не декларированную демократию, которая не дается милостью правителей, а вызревает веками. (Насколько характерно высказывание: «Дали демократию и вот – результат!»).

Провозглашая демократию, мы должны понимать, что демократическое общество предполагает обеспечение прав человека на жизнь, труд, жилище, образование, свободу совести. Связывая с последним из перечисленных пресловутую гласность, следует понять /объяснить, что и здесь деклараций крайне недостаточно, что гласность – это не просто возможность открыто изливать свою злобу и ненависть, не просто возможность высказываться (скажем, безнаказанно ругать государство не только на кухне, но и в переполненном трамвае), но возможность быть услышанным. Гласность – это и доступ к информации. Простой пример – знать, как расходуются деньги налогоплательщиков.

Участников телевизионной передачи о налогах удивило, что в США люди если не с удовольствием, то по крайней мере с готовностью платят налоги. Почему же их не платить при разумно рассчитанных нормах, зная, какие права и гарантии приобретает налогоплательщик? Подобно тому как с готовностью и даже удовольствием платят деньги за хорошую, полезную, удобную вещь, особенно когда ее стоимость не подрывает семейный бюджет. У государства два пути получать необходимую сумму налогов – выколачивать последние крохи у и без того нищих, не осмеливаясь трогать олигархов, или сделать их выплату выгодной, добровольно‑непринудительной.

Из года в год провожу на своих студентах (включая экономистов) нехитрый «мысленный эксперимент». Сообщив, как выгодно в условиях Кубани выращивание сои, дешевого продукта, богатого белками и заменяющего даже мясо, задаю вопрос: «Как этого добиться?» Большинство постсоветских студентов, догадываясь, что «заставить, приказать, наказать» уже не годится, находят другой «советский» выход. «Государство должно помочь». – «Как?» – «Финансировать». – «Но у нашего государства нет средств, да и богатые государства не идут на это, не говоря уже о том, что придется тратить новые средства… для проверки, как были израсходованы уже выделенные, снова вернуться к принуждению и наказаниям. Подумайте, как подобные вопросы решаются в правовых государствах?» Оказывается, очень просто – производителей нужного продукта освобождают от налога (до поры до времени). Из года в год догадывается все больше студентов.

По существу, речь идет о самоорганизации, где государство выступает аттрактором, направляя действия людей в естественно формируемое русло, причем не имеет значения, кто именно и как будет «выращивать сою». При таком подходе особенно очевидна ущербность, неэффективность дилеммы «человек для общества» или «общество для человека», их антигуманного противопоставления вместо «синергетической» политики, взаимной «притирки» действий.

«Советское» воспитание прочно приучило к мысли, что человек – «винтик», подчиненный налаженной работе мощного механизма, готового перемолоть все, что попадет в него. Катастрофический сбой в работе такого механизма лучше всяких слов подтвердил обреченность советской философии. «История общества есть не что иное, как деятельность людей, преследующих собственные цели», – сказал еще в XIX в. Маркс, развивая Смитову концепцию «невидимой руки». Любопытно, что когда эти слова приводились в советское время (сознательно без указания автора – еще один маленький эксперимент), реакция студентов каждый раз бывала примерно такой: «Хорошая мысль, но какая‑то антисоветская». Лучше не скажешь!

Всем приходилось наблюдать какие‑либо спортивные игры – футбол, баскетбол. Какой судья лучше – кто постоянно свистит или кто практически незаметен и о котором вспоминают только по окончании прекрасного матча, когда ему пожимают руку игроки обеих команд? Постоянные «свистки», вмешательство в ход игры, противоречивые, нервирующие игроков, приводящие к их столкновениям решения – верное свидетельство невладения ситуацией, неумения в ней разобраться. «Судья», владеющий игрой, понимающий и любящий ее, уважающий ее участников, не будет постоянно озабочен демонстрацией того, «кто здесь хозяин», – он сразу сумеет наладить управление процессом, мягко и властно, даст играть – по правилам! А «игроки», чувствуя это, с удовольствием посвятят себя делу, уверенные в соблюдении правил и заинтересованные в нем. Таким деликатным, но и уверенным в себе, знающим и понимающим свою роль, будет цивилизованное, демократичное, образованное государство, и тогда его энергия не будет уходить в пар, не будет «имитации бурной деятельности», взаимоисключающих и обреченных на невыполнение указов.

Ни в одной стране люди не обеспокоены так, как у нас, результатами выборов, тем, кто будет находиться у власти. Демократия предполагает выбор, но как быть, когда не из кого выбирать? В огромной стране с талантливым, трудолюбивым, привыкшим к долготерпению народом 30 % официальных кандидатов в Думу составляют люди с судимостью, темным прошлым и настоящим, готовые на все ради своего «светлого будущего», проскользнувшие наверх на волне «демократии», покупая голоса избирателей и запугивая конкурентов. На фоне этого уже отходит на задний план общая некомпетентность тех, кому мы вынуждены вверить свою судьбу. Какое доверие может вызвать такая власть?

То, что нет выбора, – лишь частичное объяснение. Разве в политической гонке не раздражают простого, «нормального», малообразованного в массе обывателя «слишком умные», говорящие нелицеприятные вещи о положении дел и не обещающие их выправить в кратчайшее время – за счет кого‑то. Это – «не наш человек». Даже пьющий – это ничего, это «наш». Известны слова о том, что демократия – не слишком удачное государственное устройство, но лучшего пока не придумано. Поэтому следует быть готовыми к выбору, производимому обывателем.

В конечном счете результаты демократических выборов зависят от степени образованности избирателей. Известен столь же курьезный, сколь и поучительный пример. Дж. Кеннеди, опередивший в президентской гонке многоопытного Р. Никсона, был прозван «домохозяечным президентом». Большинство голосов обеспечили ему женщины, а одна из них замечательно выразила общественное мнение: «Человек с таким носом, как Никсон, не должен быть президентом столь великой страны». Важнейшее значение в таких выборах, однако, имеет то, что в США настолько налажена, «накатана» политическая и экономическая жизнь, что даже не столь важно, кто выполняет роль «знаковой» фигуры. Не случайно, что выбор между А. Гором и Дж. Бушем‑младшим (в 2000 г.) решили всего лишь несколько достаточно условных голосов.