Царскосельский лицей и дух вольнодумства

Как бы то ни было, дух общественных перемен, «романтического всплеска» успел охватить Россию. В области образования наиболее выразительным примером может послужить Александровский (с 1844 г. – Царскосельский) лицей, прочно связанный в нашем сознании с именем А. С. Пушкина. Открытый в 1811 г. указом Александра I для детей дворян с целью подготовки государственных служащих, он в реальности оказался учебным заведением принципиально нового типа.

Лицей в Царском Селе был образовательным учреждением, не имеющим аналогов даже в Европе. Он не только давал образование, приравненное к университетскому, но и был свободен от казенщины последнего. Лицей воспитывал в духе патриотизма, веры в свое призвание, радости от сознания долга перед отечеством (в его стенах естественно было воскликнуть: «Мой друг, отчизне посвятим души прекрасные порывы!»). «Дух лицея» воспитывал и «любовь к отеческим гробам», и уважение «к именам, овеянным славою», сознание того, что «честь, гордость и право – не пустые слова». Лицеисты выносили на всю жизнь стойкую веру в человека, в Россию. Дух вольнодумства, демократических и доброжелательных отношений, творческого сотрудничества между лицеистами и преподавателями буквально вскармливал и тех, и других. Перед очами престарелого Державина, приехавшего, «в гроб сходя, благословить» первый набор лицея, предстали Пушкин, Пущин, Дельвиг, Кюхельбекер… Прозорливый старец сразу почуял «дух лицея» и, когда министр просвещения сказал, что таким, как Пушкин, к поэтическому дару следует добавить конкретные знания, необходимые государственной службе, мягко возразил: «Позвольте ему остаться поэтом!»

А.С. Пушкин в продолжение всей жизни возвращался к воспоминаниям о лицее («время незабвенное»), высоко ценил его на протяжении всей учебы. Много лет спустя поэт писал о том, что именно в лицейские годы он проникся красотой русской природы, которая открывалась ему из окна его «кельи», красотой русского слова и русской истории, которая пропитала саму атмосферу лицея. Особенно он отмечал роль своих учителей:

Наставникам, хранившим юность нашу Всем честию, и мертвым, и живым, К устам подъяв признательную чашу, Не помня зла, за благо воздадим!

У гроба Малиновского, первого директора, его питомцы поклялись верности отечеству, о Н. Куницыне Пушкин писал: «Он создал нас». Речь Куницына перед государем на церемонии открытия лицея сохранилась для потомков. Подготовив ее по всем правилам ораторского искусства, он «вложил в нее весь пыл своей веры в просвещение, в торжество свободной мысли», но и – неизбежно, «своей ненависти к тиранам» [7. Т. 1. С. 143–147]. Сам Пушкин свидетельствовал, что именно речь Куницына заразила его ненавистью к тиранам на всю жизнь, что видно уже в юношеской оде «Вольность», написанной вскоре после окончания лицея.

«Дух лицея» заразительно действовал даже на царственных особ. По воспоминаниям еще одного наставника Кошанского, император Александр, часто наезжавший в лицей, как‑то с удивлением заметил, что у лебедей на пруду обрезаны крылья. «Чтобы не улетели», – объяснили ему. «Надобно не крылья обрезать, а сделать так, чтобы не захотелось улетать», – молвил государь. Мудрено ли, что из стен Александровского лицея выпорхнуло столько будущих декабристов?

Самого Пушкина только его поэтические суеверия удержали от участия в выступлении декабристов. Когда он направлялся в Петербург (еще не зная о предстоящих событиях), ему дорогу. трижды перебежал заяц, заставив воротиться. Судьба, позволив Пушкину «остаться поэтом», сделала так, что тот не только, по словам Д.С. Лихачева, «все события русской истории сделал частью своей поэзии», но и саму поэзию свою сделал частью русской истории.

Дух вольнодумства неудержимо распространялся уже после победы в Отечественной войне 1812 г., и выступление декабристов, по существу, венчало этот процесс. Все годы после войны моден был французский стиль. Именно в его духе происходило образование салонов, кружков и даже тайных обществ, имевших самый разнообразный характер: от благонамеренности к радикализму, от Орденов русских рыцарей (1815) и кружка в школе Колонновожатых до Союза Благоденствия (1822), Южного (1821) и Северного (1822) обществ. После смерти Александра I в 1825 г. наступила эпоха Николая I, которая началась событием огромной важности – восстанием на Сенатской площади в декабре того же года. Выступление декабристов стало пиком того разочарования, которым сменились радость победы, патриотические порывы и романтические ожидания.

«Три столпа» политики и образования при Николае I

Николай I, вступая в серьезные потрясения и видя прямое отношение к ним образования, вознамерился выработать «единообразную» образовательную политику, которая была бы направлена на укрепление общественной стабильности. Для ее осуществления он назначил министром просвещения графа Ливена, при котором был принят в 1828 г. Устав о начальных и средних школах. При сохранении четырех уровней образования выдвигался принцип: «Каждому сословию – свой уровень образования. Приходские училища – низшему сословию, уездные – детям купцов, ремесленников и прочих «городских обывателей», гимназии – для детей дворян и чиновников». После дискуссий был принят компромиссный вариант, при котором «возбранялось чинить препятствия» тем, кто стремился повысить свой общественный статус.

Будучи человеком честным и принципиальным, Ливен не сумел вполне реализовать жесткие охранительные предписания Николая I и был сменен в 1838 г. С.С. Уваровым (1786-1855), пробывшим на посту министра просвещения 16 лет. Будучи сам одним из наиболее просвещенных людей России, он с 1818 г. и до конца жизни (37 лет!) возглавлял также Академию наук. Уваров участвовал в реорганизации Петербургского педагогического института в университет, ликвидировал реакционные порядки, установленные Руничем, противодействовал консерватору М. Магницкому. Тем не менее министерство произвело реорганизацию гимназического образования: в 1844–1847 гг. было отменено преподавание статистики и логики, ограничено преподавание математики, восстановлены физические наказания в гимназиях. В 1845 г. Уваров предложил повысить плату за обучение в гимназиях, «дабы удержать от стремления к получению образования юношей недворянского происхождения». Одобрив это предложение, царь добавил: «Притом надо сообразить, нет ли способов затруднить доступ в гимназию для разночинцев».

Еще до назначения министром Уваров, оценив состояние студенческих умов как неудовлетворительное по причине «влияния европейских идей», писал: «Необходимо всю культурную жизнь России нечувствительно привести к той точке, где сольются твердые и глубокие знания с глубоким же убеждением и теплою верой в истинно русские хранительные начала православия, самодержавия и народности, составляющие последний якорь нашего спасения и вернейший залог силы и величия нашего общества». «Три столпа», выдвинутые Уваровым, вызвали живейший интерес Николая I, придавшего им характер идеологии «официальной народности». Первые два принципа соответствовали российской государственной политике, а принцип народности был реализацией на русской почве европейской просветительской идеи национального возрождения. Веря в плодотворность такого синтеза, Уваров вместе с тем предостерегал: «Россия еще юна. Надобно продлить ее юность и тем временем воспитать ее». При этом он призывал «преодолеть страсть к иноземному», развить «национальное, независимое образование».

Несмотря на новые ограничительные инструкции, продолжался рост числа студентов и учебных заведений. С 1842 по 1856 г. было открыто около трех тысяч сельских школ, повысилось качество обучения в них, в чем особенно велика заслуга общественного деятеля, писателя и педагога‑просветителя В.Ф. Одоевского (1804–1869), который около четверти века проработал в должности старшего члена Комитета по народному образованию. За 10 лет (1832–1842) выросло с 2 до 3,5 тысяч число российских студентов, в полтора раза увеличилось количество учащихся и преподавателей всех учебных заведений в целом. Университеты превращались еще и в центры науки, в том числе педагогической. Уже в 1851 г. была открыта кафедра педагогики в Московском университете. Росло влияние естественно‑научных кафедр, а в Казанском университете ректором стал выдающийся математик Н.И. Лобачевский (1792–1856).

В официальных кругах идея народности, проводимая в образовательной политике Уварова, приобретала смысл изначальной непогрешимости русского народа, праведности его веры в божественную власть и его внутренней силы, проявлявшейся в защите государя и отечества в трудные времена.

Огромную воспитательную роль в подъеме национального самосознания русского народа сыграли труды историка и писателя Н.М. Карамзина (1766–1826), в особенности «История государства Российского», 1816–1829. В ней он не только осветил множество малоизвестных страниц русской истории, но и сделал это таким образом, чтобы «наполнить русские сердца гордостью за свою историю, ответственностью за будущее» [10. С. 417]. В «Истории…», а также «Записках о древней и новой России» Н.М. Карамзин последовательно проводил мысль о преемственности в культуре и образовании, необходимости либеральных реформ.

Вот как оценили фундаментальный труд историка его современники: «Карамзин – наш Кутузов двенадцатого года: он спас Россию от нашествия забвения, вызвал ее к жизни, показал нам, что у нас отечество есть, как многие узнали о том в двенадцатом годе», – писал поэт П.А. Вяземский. Поэт А.С. Пушкин замечал: «Появление сей книги. наделало много шуму и произвело сильное впечатление. Три тысячи разошлись в один месяц – пример единственный в нашей земле. Все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка – Коломбом».