Правильность и крайности в выводах эверарпа Хоума

Чтобы подтвердить мнение английского анатома, следует прибавить еще несколько аргументов, которые ускользали от глаза исследователей до настоящего времени.

Вспомним, что плотник Фотерингхэм заметил над тем, что он принял за нижнюю челюсть, зубы — мягкие и гнущиеся. Стоит ли уточнять, что зубы не могут обладать подобными сомнительными достоинствами, если только они не являются чем‑то совершенно бесполезным в организме? Следовательно, то были не зубы, а кость, на которой они сидели, и она не имела никакого отношения к нижней челюсти. Придется вспомнить, что жаберные щели акулы как раз оснащены длинными, твердыми, но все же гнущимися отростками костной природы, представляющими из себя остатки канальцев зубного вещества. Очевидно, это и есть знаменитые мягкие зубы! Именно они образуют жаберную щель, похожую на частокол, сравнимый с китовым усом, и именно благодаря им их владелица получила у англичан прозвище «китовая акула».

Как и китообразные, эти акулы питаются почти исключительно планктоном, большей частью мелкими ракообразными. Постоянно лениво передвигаясь в воде, акулы глотают огромное количество воды, заполненной крошечными организмами, и когда жидкость выливается наружу через жаберную щель, маленькие существа удерживаются «частоколом». «Содержимое их желудков, — подчеркивает Джордж Пети из Парижского музея, — всегда представляет собой красноватый или винно‑крас‑ный бульон, напоминающий томатное пюре». Вот, кстати, и объяснение того, почему фермер Фолсеттер не нашел в желудочном тракте чудовища из Стронсе ничего, «кроме красноватого вещества, похожего на смесь воды и крови».

Короче говоря, определение Эверарда Хоума было точным. Но, однако, наш хирург вел все свое расследование с преступной небрежностью. С одной стороны, он не смог обратить себе на пользу все попавшие ему в руки свидетельства, которые подтвердили бы.его мнение настолько, что оно стало бы неоспоримым. С другой стороны, он весьма ослабил свое положение несправедливой критикой по части точности приведенных измерений.

Если взглянуть на перечень всех больших рыб, выброшенных на берег или отловленных с конца XVIII века, о которых до нас дошли сведения, " то окажется, что подчас размеры этих акул достигали 12 метров в длину и более. Говоря только о чемпионах, можно упомянуть экземпляр, выловленный в августе 1851 года в заливе Фунди, на севере Новой Шотландии: его длина была 12 метров 19 сантиметров; в 1865‑м в Повоа‑де‑Варзим в Португалии выбросило на берег акулу длиной более 12 метров; и в 1913‑м можно было наблюдать экземпляр в 11 метров 50 сантиметров в Конкарно, в Бретани.

Подобные случаи еще не были зарегистрированы во времена Хоума, но и тогда были известны экземпляры 10 метров длиной. Епископ Гуннер еще в 1765 году заявил, что, согласно словам очевидцев, вполне заслуживающих доверия, есть экземпляры длиной больше 21 метра, а время от времени на норвежском побережье вылавливают акул и до 30 метров длиной… Но, кажется, Хоум не был расположен всерьез принимать епископские описания китовой акулы. Впрочем, это и понятно: если для данного вида позвоночных еще можно принять существование отдельных особей‑гигантов, чьи размеры превышают обычные на две трети, то уж совсем трудно признать, что есть и такие, чья длина вдвое или даже втрое больше.

Размеры гигантских акул колеблются от 2 до 12 метров, а нормальная длина взрослых самцов — 8 — 9 метров. Если известно существование очень больших особей 11 — 12 метров, то почему теоретически нельзя допустить монстров от 13 до 16 метров? Не был ли зверь из Стронсе одним из таких? Так что Хоум был неправ, не желая вглядываться в отчеты: он предпочел усомниться в неоспоримой точности измерений, но в своем опусе в итоге заявил следующее:

«Для науки важно, что эта рыба вовсе не новое животное, отличное от обычных порождений природы».

Хотел ли мистер Хоум этим сказать, что, если зверь из Стронсе был бы настоящим морским змеем, то он должен был состоять «из материи, которая образует мечты» и иметь сюрреалистическое строение, как те внеземные создания, которых изобретают фантасты? Предпочтительней думать, что, следуя традициям — увы, устойчивым! — зоолога‑конформиста, Хоум пожелал подчеркнуть этим заявлением всю несуразность открытия зверя подобной величины, ранее науке неизвестного. Но он не исключал того, что животное, выброшенное морем на берег Оркад, было некой хрящевой рыбой, то есть хрящевой рыбой неизвестного вида. Нужно проникнуться мыслью, что точное определение акулы невозможно, если в распоряжении нет зубов и фрагментов кожи.

Будущее опровергло, и весьма решительно, утверждение Эверарда Хоума. Через несколько десятков лет, в 1828 году, была открыта акула еще большей величины, чем гигантская китовая (Rhineodon): в 1934 году в бухте Комметье в Южной Африке измерили экземпляр длиной 16 метров 10 сантиметров, а существуют еще и такие, чьи размеры колеблются от 18 до 20 метров, как та, которая запуталась в 1919 году в бамбуковой сети в Кох‑Шике, к востоку от Сиамского залива, но которую так и не смогли квалифицированно измерить.

Добавим, что зверь из Стронсе не мог принадлежать к этому виду, который водится только в теплых водах. Но не будем забывать и то, что, невзирая на весьма сильные подозрения, точная идентификация вида хрящевой рыбы из Стронсе по‑прежнему остается проблематичной.