Четверть часа спустя, там же

Все присутствующие в чайной рабочие и их жены расселись за столами, составленными в виде четырех продольных линий, а гости Собрания и члены Правления заняли места за коротким поперечным столом президиума. Пажи-адъютанты Артанского князя встали за спиной своего командира. Для полного колорита не хватало только красной скатерти. При этом, когда прозвучало мнение, что за столы сядут только мужчины, а бабы тихонько постоят у стеночки, Михаил слегка нахмурился и сказал, что он не допустит такого неуважения, проявленного к лучшей половине человечества – и на этом инцидент был исчерпан. Что касается эсеровских агитаторов (а на самом деле обыкновенных боевиков), то их просто сдвинули к той самой стенке, чтобы не загромождали вход. Рабочие, которые на «раз-два-взяли» перетаскивали эти человекообразные статуи, дивились их каменной твердости при сохранявшейся теплоте живого тела.

– Итак, товарищи, начнем, – сказал император, но тут Алексей Карелин, сидевший от монарха по левую руку, неловко заерзал на своем месте и тихонько сказал, что хотелось бы дождаться прихода председателя Собрания отца Георгия Гапона, который задерживается, но должен появиться с минуты на минуту.

– Не придет отец Гапон, – так же тихо ответил Михаил, – не увидите вы, Алексей Егорыч, его более никогда. Весь остаток своей жизни он проведет в посте и молитвах, искупая свои многочисленные грехи, среди которых наименьший – жизнь во грехе с соблазненной им девицей. Да и вас всех он тоже соблазнил, собираясь подвести под монастырь, да только отвел Господь от вас эту грозу, прислав сюда Артанского князя, который многое тайное сделал явным. Но об этом мы поговорим позже и не на людях, ибо публичный удар по бывшему руководителю вашего Собрания окажется ударом по самому Собранию, а Мы этого очень не хотим. Согласны вы с Нами?

– Согласен, Ваше Императорское Величество, – согласился Карелин, все еще мучаясь сомнениями. – Но кто же тогда будет руководить Собранием, если, как Вы говорите, отец Гапон оказался этого недостоин?

– Рядом со мной сидит Александр Митрофанович Стопани, – ответил император, – с одной стороны, он ваш товарищ-большевик, а с другой, Наш представитель по рабочим вопросам, совсем недавно успешно уладивший трудовой спор между промышленниками и рабочими на нефтяных промыслах в Баку, а потому именно на его имя господин Гапон выписал рекомендательное письмо, в котором он просит вас назначить его следующим руководителем Собрания. И не думайте, что товарищ Стопани будет в вашем Собрании простой марионеткой. Такого Мы не смогли бы добиться, даже если бы захотели, потому что наша цель – сделать ваше Собрание первым и крупнейшим профсоюзом Российской империи, чья деятельность не будет ограничиваться ни национальными, ни территориальными рамками. Гордитесь – вы должны стать той точкой опоры, и в то время рычагом, с помощью которых Мы планируем повернуть Россию на правильный курс…

Оставив товарища Карелина переваривать все сказанное, император Михаил обратил свое внимание на застывших в ожидании рабочих и их жен. Кратко представив людям своих спутников, он перешел к тому, что хотел сказать им изначально.

Он веско произнес:

– Нас жестоко не устраивает такое положение дел, когда люди, которые пашут, сеют, жнут, куют металл, добывают нефть, ткут ткани, и вообще своим трудом создают все сущее, что есть в Нашей богоспасаемой державе – бесправны и бессильны, и вынуждены влачить существование на грани обычного физического выживания. И в то же время Мы не хотим допустить разжигания революционной Смуты, низвержения Нашего Самодержавия и разрушения до основания всего и вся, потому что ни к чему, кроме слез, горя, крови и миллионов смертей наших подданных такой путь развития событий привести не способен. Те из вас, кто знает историю, должны помнить, как сто лет назад революция во Франции, совершенная под лозунгами свободы, равенства и братства, от разрушенной Бастилии, которую никто и не думал защищать, привела сначала к Робеспьеру с террором и гильотинами, а потом к и империи Наполеона Бонапарта, куда как более централизованной и свирепой, чем свергнутая королевская власть. Так стоило ли французам вообще городить этот забор, оплаченный неисчислимым количеством жизней их сограждан? Не лучше ли было королю Людовику, человеку незлому и не без талантов, пойти навстречу своим подданным, устранив одолевающие его державу неустройства, приведя ситуацию если не к всеобщему благосостоянию, что невозможно, то хотя бы убрав примеры самой вопиющей нищеты? И себя бы с женой спас, и сотни тысяч тех, кто пал в революционных событиях с обеих сторон баррикад. Нет, товарищи, Мы пойдем совсем другим путем. Старая военно-феодальная политическая система с опорой на дворянство обветшала и полуразвалилась, и через эти развалины, будто бурьян, пышно пророс дикий капитализм. Дворяне считаются опорой трона, но какая же из них опора, если из двух миллионов потомственных дворян мужского пола и взрослого возраста государству служат едва жалкие сто тысяч, а остальные прожигают по Ниццам и Баден-Баденам деньги, полученные в Дворянском банке под залог заброшенных имений? Наша любовь будет с теми, кто водит в атаку роты и полки, кто корпит в присутствиях и министерствах, заставляя вертеться ржавую государственную машину, а все остальные так называемые дворяне для Нас будут никто и ничто …

– Но ваш брат, Государь, думал совсем по-другому… – дурея от собственной храбрости, под дружное шиканье сказал один из сидящих за столами рабочих.

– О моем брате можно говорить либо хорошо, либо никак, – веско сказал император, – Поняв, что не в его силах одолеть навалившиеся на страну неустройства, он добровольно оставил трон мне и отдался под покровительство самовластного князя Великой Артании Серегина, чем избавил себя от участи британского короля Карла и французского короля Людовика. И на этом о нем все. О том, чего он хотел или не хотел, к чему стремился и чего боялся, говорить в дальнейшем бессмысленно. Сменилось не только царствование, сменился цвет времени. Теперь оно у нас красное, как священное боевое знамя артанского воинства. Теперь в Нашем государстве не должно быть не только эллина и иудея, но и барина и мужика, а только, как говаривал мой прадед Николай Павлович, только верноподданные и скверноподанные – и в этом Мы рассчитываем на вашу поддержку…

– Но зачем Тебе мы, государь? – выкрикнул еще один голос. – Ведь Ты же царь, повели – и все будет!

Император зашелся смехом.

– Вы и в самом деле наивны, будто дети! – сказал он. – Менять сущность государства без его полного разрушения – это тяжкий и долгий труд для множества людей, которые должны быть нам соратниками и единомышленниками. Мало издать повеление, необходимо добиться его исполнения, а это ой как нелегко, особенно если начальники, что обсели Наше государство сверху донизу будто мухи, будут противиться этому всеми четырьмя ногами. Не только вы, товарищи рабочие, умеете бастовать, чиновники владеют этим искусством ничуть не хуже. Про «итальянскую забастовку» что-нибудь слышали? Это когда люди на службу ходят, жалование получают, но ни черта не делают. А еще для работы по изменению государства, как и для всякой другой, необходимы инструменты, ибо без ничего, голыми руками, можно делать только детей. – (Тихие смешки собравшихся). – И одним из таких инструментов должно стать ваше Собрание, которому в кратчайшие сроки следует распространить свое влияние по всей Нашей державе. Кто, как не вы, может сообщить Нам о своих насущных нуждах и надобностях, об издевательстве хозяев, продажности фабричных инспекторов, своевольстве полицмейстеров и губернаторов? Кто, как не вы, может проверить, как исполняются Наши Указы и Законы? И еще: ваших хозяев, кроме самых мелких, я, загоревшись на них гневом, могу сгноить на каторге и развешать на виселицах, заменив их государственными чиновниками – дурное дело нехитрое; но вас, товарищи рабочие, мне заменить некем. Вы не только создаете в нашей державе то, что экономисты называют прибавочным продуктом, но в случае войны именно вы наденете на себя солдатские шинели, чтобы защитить Россию от напавшего на нее врага. Хочу вас спросить, согласны ли вы помочь Нам защитить Нашу державу от безудержной алчности хозяев, тупого упрямства чиновников, мздоимства и казнокрадства, из-за которого деньги, собранные с и без того небогатого русского народа в виде налогов и податей, вместо насущных государственных нужд, представляющих ваш общий интерес, растекаются по карманам чиновников и алчных гешефтмахеров?

В ответ на эти слова народ вскочил со своих мест и некоторое время бурными криками выражал монарху свое неумеренное одобрение.

«Сергей Сергеевич, – мысленно сказал Дима-Колдун, – призыв Михаила Александровича сработал. Эти люди стали его Верными без всяких дополнительных условий».

«Вижу, – также беззвучно ответил Артанский князь, – только я бы пока не обольщался. Совсем недавно они с тем же пылом и жаром любили такое ничтожество, как поп Гапон. В Неве утечет еще немало воды, прежде чем они станут Михаилу нестоящими соратниками и помощниками. А сейчас этот митинг пора закрывать, следует забрать к нам в Тридесятое царство руководство этого Собрания и там начать с ним настоящие переговоры о том, сколько вешать в граммах…»

«Пожалуй, вы, Сергей Сергеевич, правы, – присоединился к этой безмолвной беседе император всероссийский, – так Мы и сделаем».

И вот, когда шум стал стихать, император встал и поднял руку – и сразу наступила тишина.

– Поскольку вы со мной согласны, – сказал он, – то сейчас вы допиваете свой чай, а потом расходитесь по другим отделениям собрания нести благую весть своим товарищам. В то же время Мы, вместе с членами вашего Правления и вашим новым Председателем товарищем Стопани, уединимся в Тридесятом царстве у Артанского князя, где для того есть все надлежащие условия, чтобы разработать петицию, с которой члены Вашего Собрания должны будут обратиться к Нам, высказывая свои нужды и просьбы. План такой. Ровно через неделю во всех отделениях своего Собрания вы будете ставить под этим документом свои подписи, а на Рождество состоится торжественное шествие к Зимнему дворцу для вручения петиции в наши собственные руки. Всю организацию этого процесса Мы берем на себя. Вы можете спросить, зачем все это нужно. Одно дело когда Мы издадим неожиданные для многих Законы и Указы, что может быть воспринято со стороны хозяев и чиновников как проявление Нашей царской тирании и самодурства, и совсем другое, если это будет сделано по просьбе многих тысяч Наших верноподданных, которых Мы любим, как отец любит своих детей. На этом, товарищи рабочие, считаем наш сегодняшний разговор законченным. Благослови вас всех Господь!

Отдаленный гром в небесах, явление в зимнем Санкт-Петербурге более чем невероятное, слился с первыми словами гимна «Боже, царя храни», который рабочие вдруг запели с большим чувством и всеобщим воодушевлением. И вот тут, как говорится, «под шумок», открылся портал в Тридесятое царство, и коренастые рабочие остроухие принялись перетаскивать на ту сторону окаменевшие статуи эсеровских боевиков. Там их уже заждались. Следом в пышущую зноем дыру проследовали и все остальные, включая товарищей Карелина, Васильева, Кузина и Варнашева, несмотря на все произошедшее, испытывавших некоторые сомнения. Последним же клуб-чайную покинул Артанский князь – и дыра между мирами закрылась, будто ее никогда и не было.

* * *