Шестьсот пятнадцатый день в мире Содома, ночь

Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы

Бригитта Бергман

 

От ночного разговора с лейтенантом де Мезьер я благоразумно отказалась. Было видно, что девочка устала, да и я находилась не в лучшей форме. После всего пережитого и присоединения к Единству товарища Серегина голова у меня плыла, будто я без закуски выпила бутылку русской водки. Это был уже не первый раз, когда судьба моя круто ломалась, деля жизнь на «до» и «после».

Когда сгорел рейхстаг, мне было одиннадцать, и я прекрасно понимала, в какую бездну покатилась Германия. Позже я присоединилась к антифашистскому подполью, малочисленному и бессильному, но я просто не могла оставаться в стороне от борьбы за умы моих одураченных соотечественников. Против государственной машины подавления мы не могли сделать почти ничего, но никто не посмел бы сказать, что мы сдались без борьбы. Где-то далеко Восточный фронт пожирал жизни немецких солдат как кровожадное доисторическое чудовище, на города Германии падали британские и американские бомбы, а мы старались убедить немцев, что во всех их бедах виновен только безумный от рождения Адольф Гитлер.

Затем последовал арест: нашу молодежную группу выдал гестапо малодушный предатель. Меня и моих товарищей наскоро судили, и приговорили к гильотинированию. Только на эту процедуру была еще очередь: Рейх не успевал убивать своих граждан, признанных неблагонадежными, так что мне было не привыкать хоронить себя заранее и ждать смерти. И вот февральской ночью сорок пятого года на территорию тюрьмы, сбив броней ворота, ворвались русские танки, а плохо выбритые солдаты в ватных фуфайках и зимних шапках перестреляли охрану из своих автоматов. Тогда я особенно остро почувствовала хмельной вкус жизни и свободы, и ошибочно решила, что дальше все будет хорошо.

А на двадцатом съезде Коммунистической Партии Советского Союза маленький лысый придурок ради своих сиюминутных хотелок предал нас в первый раз – и идея социализма захромала на обе ноги. После этого все, во что верила я и мои товарищи, грубо растоптали и заменили дешевым эрзацем. А после краха ГДР нас предали во второй раз, уже окончательно. Тогда мне не хотелось больше жить, но я считала, что пустить себе пулю в висок – слишком просто и как-то унизительно. Бригитта Бергман никогда не сдавалась, и боролась до конца даже в самых безнадежных условиях.

Убегая в лес, я твердо решила, что погибну в бою, но не дамся врагу живой… Но вместо этого, как сказал Серегин, «случился межмировой переход», и я загремела в неведомые тартарары. Дальше все слилось в сплошной кошмар; пистолет во время перехода куда-то делся, и я не могла даже покончить с собой. Оставалось только грязно ругаться… Потом меня захватили, связали и, словно овцу, продали людям местного Тевтонского Ордена, выглядевшим как помесь нацистов и средневековых ландскнехтов. Второй раз в жизни я очутилась в гестапо. Только на этот раз меня совсем не били и почти не допрашивали. На меня даже боялись лишний раз посмотреть. Я сразу почувствовала, что все в том месте было пропитано страхом перед той неведомой силой, которая предъявляла на меня свои права. Криминальассистент Вайс, занимавшийся моим делом, стремился как можно скорее оформить все необходимые документы и сбыть меня с рук. И я ему помогала как могла, изображая человека, который от пережитых потрясений сошел с ума.

Фельджандармы Ордена передали меня молодой девушке, обмундированной как офицер Советской Армии, и та приказала развязать мне руки, а потом повела за собой в какое-то другое место – жаркое, как адское пекло. Это был еще один шок: открывается дыра прямо в воздухе, делаешь шаг – и ты уже под иными небесами… А там вместо тюрьмы – госпиталь, вместо допроса – медицинский осмотр, а потом, «на сладкое» – ванна, до краев наполненная теплой искрящейся водой, в которой я даже умудрилась расслабиться и задремать. А уж когда вместо моей старой одежды или тюремного халата мне выдали новенькое солдатское белье и местную армейскую униформу без знаков различия, я подумала, что для чего-то нужна этим странным русским, которые возились со мной не как с нежелательной иностранкой и потенциальной заключенной, а как с важной и долгожданной гостьей…

И настал тот момент, когда я вслед за товарищем Серегиным произнесла слова встречной страшной клятвы. При этом я испытала самый настоящий оргазм… И дело было даже не в обещанной второй молодости, а в том, что здесь не делят людей по сортам, не злословят, не лгут, не предают и не бьют в спину, – так сказал мне создатель этой могущественной армии единомышленников и я сразу ему поверила. Это было для меня внове, ибо организация, в которой я служила до своей отставки, не была свободна от этих родимых пятен капитализма. Интриги и подсиживания были там обычным делом, и надо было следить в оба, чтобы кто-то из коллег не ухватил тебя за зад. Сначала я не понимала, для чего товарищу Серегину понадобился человек с моим опытом и талантами, и только через некоторое время до меня дошло, что применять свои умения мне придется за пределами круга тех, кого тут считают своими.

К новому положению дел надо было привыкнуть, и в первую очередь мне следовало разобраться в самой себе. В лейтенанте Гретхен де Мезьер (уж не знаю, какое отношение она имеет к Лотару де Мезьеру, последнему премьер-министру ГДР) я разобралась сразу. Эта девочка родилась в скверне нацизма, но потом смогла круто изменить свою жизнь, и сейчас старалась изжить стереотипы, усвоенные ею в детстве. Поэтому я поблагодарила ее за проявленную заботу, попросив оставить меня в одиночестве. Быстро, не чувствуя вкуса, съела оставленный для меня ужин, после чего, отказавшись от помощи так называемых невидимых слуг, разделась и легла в уже расстеленную постель. Едва моя голова коснулась подушки, я провалилась в глубокий сон.

 

* * *

 

Тогда же и там же

Сон Бригитты Бергман

 

Это был очень странный сон, запомнившийся мне во всех деталях. Я сидела за столом в темной комнате; в круге света была только лежащий передо мной рукописный фолиант с вытесненной на черной кожаной обложке багровой надписью: «Фридрих Вильгельм фон Меллентин. Записки о Великой Войне. Книга Битв и Книга Исхода». Я женщина образованная, и фамилия «фон Меллентин» мне была хорошо известна, но вот такой книги этот персонаж не писал… Будто против моей воли, руки сами раскрыли фолиант примерно в одной трети от начала, и я прочла заглавие: «Часть пятая. Операция Блау». Сначала нехотя, а потом с все большим с интересом я принялась читать текст, записанный каллиграфическим почерком профессионального книжного переписчика.

Обычно, если читаешь во сне книгу, то либо не можешь разобрать букв, либо не понимаешь или не запоминаешь содержимого, но тут все было не так. Уже после первой страницы я поняла, что это не наша история. В моем прошлом, я это прекрасно помню, Гитлер летом сорок второго года не перебрасывал танковую армию Роммеля, в которой служил фон Меллентин, из Африки на Восточный фронт, и Британия не была союзником Третьего Рейха. И в то же время у меня не возникло сомнений в подлинности этого текста. Идея о множественности миров уже проникла в мое сознание, я лишь не могла понять, сложилось такое положение в результате естественных исторических флуктуаций или тут вволю порезвился попавший в прошлое русский патриот вроде милейшего капитана Серегина.

Дальнейшее чтение убедило меня в истинности второго варианта. Эпическое наступление, для которого Третий Рейх собрал в кулак все наличные силы, вместо прорыва к Волге и Кавказу вылилось в кровопролитное упорное сражение, затмившее знаменитый Верден, и закончилось стремительным фланговым ударом русских танковых армий и эпическим разгромом, полностью уничтожившим нацистскую группу армий «Юг». Сама по себе Красная Армия в сорок втором году на подобное была еще не способна, картина происходящего больше напоминала сорок четвертый, или даже сорок пятый год. Тут требовался кто-то, кто научит неопытных, взбодрит робких и, раздув пламя Благородной Ярости, поведет за собой в бой лязгающие гусеницами стальные лавины.

Концовка сражения была описана крайне смутно, потому что во время неизвестного в нашей истории встречного танкового сражения под Сумами фон Меллентин был тяжело ранен и отправился в глубокий тыл чуть ли не с последним санитарным эшелоном. При этом с немецкой стороны не упоминались Гудериан и Гот, а среди русских чаще всего попадалась фамилия совершенно неизвестного в нашей истории генерала Бережного. Судя по всему, он считался у своих германских коллег настоящим исчадием ада, потому что носил жутковатые прозвища «Крымский мясник» и «Вестник смерти». Везде, где появлялась его танковая армада, вермахт ожидал сокрушительный разгром и унизительное поражение. И вот тут я решила, что нашла тамошнего капитана Серегина – сверхчеловека, прогнувшего тот мир под себя…

Деликатное покашливание заставило меня оторвать взгляд от фолианта. Прямо передо мной, по другую сторону стола, сидел тот, о ком я только что подумала. Нет, не генерал Бережной, от которого прославленные германские вояки плакали как дети, а мой новый командир товарищ Серегин. Несмотря на то, что круг света выхватывал из темноты только раскрытую на столе книгу, мой визави был виден совершенно отчетливо, как будто светился собственным светом. Но я этому нимало не удивилась, ведь во сне может быть и не такое…

– Этот сон – больше, чем просто сон, – ответил он на мою невысказанную мысль. – Тут у нас, в Тридесятом царстве, так, иногда сны превращаются в селекторное совещание, а иногда в оскорбление действием со смертельным исходом. А еще наша встреча внутри вашего сна, товарищ Бергман, говорит о том, что у вас имеется ярко выраженный магический талант…

– Это у меня магический талант?! – воскликнула я. – Да вы, наверное, шутите?!

– Да, у тебя, сестра, – сказал еще один голос – низкий, хрипловатый, но, несомненно, женский, – причем талант немалой силы и заточенный, как лезвие бритвы.

Женщина, которая это произнесла, вышла из темноты и встала за плечом капитана Серегина. За исключением такой же военной формы, она во всем была ему противоположностью. Высокая полногрудая брюнетка, до краев наполненная буйной яростью вместо ледяного спокойствия.

– Это товарищ Кобра, – пояснил мне Серегин, – в миру Ника Зайко, сильнейший маг Огня и в какой-то мере мое зеркальное отражение.

– Батя у нас посвящен Порядку, а я адепт Хаоса, – сказала товарищ Кобра, – наши силы несовместимы настолько, что, будучи выпущены на свободу, мгновенно аннигилируют с выделением огромного количества энергии. И в то же время мы с ним боевые товарищи и единомышленники, несем в миры справедливость на лезвиях своих мечей.

– Очень приятно познакомиться, товарищ Кобра… – растерянно пробормотала я. – Так все же, товарищи, что там с моим предполагаемым магическим талантом?

– Об этом лучше будет поговорить завтра, наяву, – сказал товарищ Серегин, – после того как наш штатный маг-исследователь проведет обследование и подготовит для вашей инициации соответствующий камень из наших запасов…

– Какой еще камень? – удивленно спросила я. – Надеюсь, не тот, что вешают на шею, чтобы утопить в проруби?

– Ха-ха, ну ты меня насмешила, Бригитта… – сказала товарищ Кобра. – Наивная святая простота… Каждому порядочному магу (и непорядочному тоже) необходим драгоценный камень, иначе еще именуемый кристаллом, который является одновременно ключом к таланту и частью души. Без такого камня и обряда инициации в мирах, наполненных магией (вроде этого) тебя ждут множественные неприятности, а потом и безвременная смерть, потому что наполняющая тебя Сила будет не послушным инструментом, а капризной госпожой. Неужели ты не чувствуешь, как она наполняет тебя до краев, а ты и не знаешь, что делать, чтобы обуздать эту неуправляемую мощь?

Я прислушалась к своим ощущениям – вроде ничего особенного. Но я женщина совсем не легкомысленная, даже дотошная – и поэтому отнеслась к этому вопросу со всей серьезностью. Постаравшись отстраниться от всего прочего, я вдруг почувствовала, как в груди у меня едва заметно шевельнулось что-то чуждое и горячее. На мощь, наполняющую меня до краев, это походило мало, но, как говорят русские, все начинается с малого. И уж меньше всего мне хотелось, чтобы нечто, поселившееся во мне, принялось вертеть мною как хвост собакой. И самое главное, я дала клятву – и теперь ради своей мести должна выполнять приказы командира, как бы они меня ни пугали.

– Если так нужно будет для дела, то я согласна на эту вашу инициацию, – сказала я. – Надеюсь, она не превратит меня в чудовище?

– Не превратит, – усмехнулась товарищ Кобра. – Став магом, ты останешься сама собой, заполучив при этом дополнительные возможности. Меня беспокоит только то, что инициируемый маг должен быть относительно молод и практически здоров, ибо этот обряд создает немалую нагрузку… Но сейчас ты наполняешься с такой скоростью, что у нас просто нет возможности ждать пару месяцев, пока закончится процесс омоложения твоего организма. Исходя из моего опыта, у нас и недели-то нет.

– Да, верно, – сказал товарищ Серегин, посмотрев на меня внимательным взглядом, – но этот вопрос мы будем решать уже при свете дня и наяву. В первую очередь надо посоветоваться с Лилией. Быть может, у нее на такой случай имеются какие-нибудь экспресс-методы…

Хлоп! – и моя старая знакомая, прикидывающаяся несносной малолетней девчонкой, присоединилась к компании по ту сторону стола. Ну не воспринимаю я ее теперь как обычного ребенка, и все тут… И как необычного тоже. Тысяча лет жизненного опыта в вечно скандалящей и интригующей семейке олимпийских божков должны были превратить эту особу в весьма опасного противника.

– Опять экспресс-методы, папочка?! – воскликнула она, уперев руки в боки. – А ты знаешь, что такое омоложение, совмещенное с обрядом инициации? Это все равно что босыми ногами пройти по лезвию бритвы, имея на плечах мешок картошки! Чуть что не так – и пишите некролог. И в то же время я признаю твою правоту. Внутренняя емкость и приёмистость к магии у этой тевтонки вполне сопоставимы с характеристиками госпожи Кобры, и если мы промедлим, то жахнет так, что костей не соберешь.

Лилия вдумчиво посмотрела на меня и ворчливо добавила:

– Кое-что я сделала ей прямо сейчас. Бригитта, посмотри на свои руки…

Я опустила взгляд – и обомлела. Вместо старческих клешней, высохших до состояния куриных лапок, на столе лежали гладкие, чуть полноватые руки тридцатилетней (или около того) женщины. Я подняла к глазам кисти с аккуратно обстриженными ногтями, и, разглядев их со всех сторон, неожиданно для самой себя провела кончиками пальцев по собственному лицу, обнаружив вместо черепа, обтянутого морщинистой шкурой, гладкую и бархатистую молодую кожу. И только толстая коса, перекинутая через плечо, осталась такой же седой, как и прежде.

– Правильно мыслишь, – кивнула товарищ Лилия, – но это только начало, первый шаг. Я изменила облик твоего внутреннего Я, ибо он почти не подвержен инерции, а вот с физическим телом будет сложнее. После того как мы с Димой проведем твое полное обследование и точно установим силу и направление твоего таланта, придется плести сложнейшее распределенное заклинание, совмещающее в себе инициацию, регенерацию и экспресс-омоложение, и приводить его в действие потребуется всей вашей пятеркой. При этом твой внутренний облик послужит своего рода матрицей, в соответствии с которой будет меняться физическое тело. И приготовься к тому, что сидеть на табурете перед всем честным народом тебе предстоит полностью обнаженной. При заданной концентрации энергий одежда может попросту вспыхнуть. Не хотелось бы сразу после омоложения залечивать на тебе тяжелые ожоги.

– Да это же и смех и грех! – воскликнула я.

– Могу обещать только, что никого лишнего на этом обряде не будет, – сказала Лилия, – только твои боевые товарищи, которые и будут накладывать на тебя необходимые заклинания, и в этот момент им будет совсем не до любования красотами твоего тела. Праздношатающаяся публика в такие моменты просто не предусмотрена.

– Ну хорошо, товарищ Лилия, – кивнула я, – если другого выхода нет, то я согласна. А теперь, товарищ Серегин, позвольте задать вам еще один вопрос. Скажите, а с какой целью мне сюда положили вот эту книгу? Неужели то, что произошло в каком-то ином мире, так важно для выполнения нашего задания?

– Вы успели прочесть только самое начало этого повествования, – сказал он. – Дочитайте этот труд до конца – и вы поймете, как, не допуская ни одной ошибки при изменении мира, можно вызвать к жизни тяжкие последствия, а также, кто и что на самом деле является угрозой существованию немецкой нации. И вот еще что. Назвав генерала Бережного яростным русским патриотом, вы были правы, а вот определив его в сверхчеловеки – в корне ошиблись. Тот мир меняла вросшая в него сплоченная команда самых обыкновенных людей, которых мы называем «Старшими Братьями», и, несмотря на отсутствие у них особых талантов, им удалось предотвратить наступление тяжких последствий. Ну а подтирать за ними хвосты в прошлом для вас мире Подвалов пришлось уже мне со товарищи. Можно сказать, что это было нашим первым заданием на пути «наверх». Так что вы читайте, товарищ Бергман, а мы пойдем и не будем вам мешать.

Не успела я моргнуть, как компания на той стороне стола исчезла. Я вздохнула и вернулась к чтению фолианта, зачастую просто пролистывая страницы, заполненные бессмысленной похвальбой в стиле «если бы не глупый и самоуверенный ефрейтор, то мы непременно победили бы этих русских». Но чем дальше я читала, тем больше меня охватывал ужас. «Старшие братья» обрушивали на Третий Рейх и его союзников один сокрушительный удар за другим, вермахт и мобилизованный по европейским закоулкам сброд истекали кровью, фронт стремительно катился на запад, и это так напугало Гитлера, что тот отринул христианство и открыто обратился в сатанизм, потащив в эту геенну весь немецкий народ. Но ни массовые человеческие жертвоприношения во имя нового арийского бога, ни реки крови, стекающей с алтарей черных жрецов, ни фольксштурм и фраубатальоны даже на мгновение не замедлили наступательный порыв Красной Армии, наносившей поклонникам Сатаны сокрушительные поражения одно за другим. То ли Адольф взывал о помощи в пустоту, то ли божество у него получилось какое-то второсортное, но к началу сентября сорок третьего года все было кончено, и залитая жертвенной кровью Европа оказалась во власти товарища Сталина. Не как у нас, наполовину – а вся целиком, потому что, не желая таранить Третий Рейх с восточного направления, где сосредоточились основные силы вермахта, русские последовательно произвели десантные операции в Италии и во Франции, где население встречало их цветами и оркестрами. Союзником Сталина стала даже Римская Католическая Церковь, казалось бы, надежно закосневшая в антикоммунизме. И вот настал момент, когда от Третьего Рейха остался только клочок Силезского Ура – и тогда Нечистый, которого нацисты так тщательно откармливали живыми людьми, явился фон Меллентину и предложил уцелевшим бежать в другой мир, чтобы там начать все сначала.

 

На этом все: Книгу Исхода о том, как этот новоявленный Моисей завоевывал свою Обетованную Землю, читать я не стала, ибо мне это было противно.

Уже захлопывая фолиант, я подумала, что прочитать его я могла бы и наяву, но, видимо, товарищ Серегин по какой-то своей причине поторопился проинформировать меня об этом факте до «инициации». Или это книга вообще не существует в материальном мире, а прочитанное было наведенным на меня мороком?

 

* * *