Желтое море. Западно-Корейский залив, 20 миль южнее островов Эллиота

Эскадренный броненосец «Ретвизан»

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

 

Первый раз в жизни я иду в бой не по тайной горной тропе войны на невидимом фронте, а на боевом корабле, да еще броненосце начала двадцатого века. Тринадцать тысяч тонн броневой стали уверенно режут морскую воду – серую вдали и зеленоватую прямо под бортом. Свежий северный ветер гонит короткие злые волны – они бьют нас в левую скулу, но «Ретвизан» от этих шлепков даже не вздрагивает. Русская эскадра идет на решающее сражение этой войны, своего рода анти-Цусиму. Еще вчера с телеграфа Дальнего по сохранившемуся с прежних времен кабелю на японскую базу на островах Элиота была отбита короткая телеграмма:

 

ИДУ НА ВЫ. АРТАНСКИЙ КНЯЗЬ СЕРЕГИН.

 

Прежде чем заниматься политикой в Санкт-Петербурге и начинать переговоры о мире с японским императором, мне необходимо закончить дела здесь и опустить ниже плинтуса японский флот и лично адмирала Того – так же, как прежде была опущена их госпожа Армия.

Я же пошел на этот бой лично для подстраховки, во избежание возможных негативных нюансов. Подстраховка номер два – это Кобра, вот она стоит рядом со мной, уверенно расставив ноги в высоких шнурованных ботинках. Местные морские офицеры, особенно молодые, как правило, отличаются неумеренной склонностью к противоположному полу, но от Кобры молодых донжуанов отбрасывает не хуже, чем защитным полем. Не ней словно написано «Не тронь меня!» – вот местные повесы и обходят ее за пять метров. Вопреки общепринятому в нашем времени мнению, старших офицеров в русском императорском флоте – раз-два и обчелся. На «Ретвизане» к этой славной когорте принадлежит только командир, капитан 1-го ранга Эдуард Николаевич Щенснович; даже обязанности старшего офицера (заместителя того, кто «первый после Бога») исполняет лейтенант Иван Иванович Скороходов, прежде занимавший ту же должность на миноносце «Бесстрашный».

Эти молодые мальчики, большинство из которых не достигли и тридцатилетнего возраста, за последующие десять лет резко подрастут в чине и составят костяк героев Первой Мировой войны и жертв февральской и октябрьской революций. Это их будут тыкать штыками и топить с колосниками на нее анархиствующие братишки, а также по классовым показаниям расстреливать в подвалах «чрезвычаек» кровавые соратники Иудушки Мировой Революции, то есть Льва Троцкого. Помнится, когда мы чистили подсознание экс-императора Николая, злой дух в образе Троцкого бросил мне упрек, что мы воюем против народа. Отец Лжи, как всегда, неправ, потому что, несмотря на все свои сословные предрассудки, эти мальчики, без страха и упрека выходящие на бой против многократно сильнейшего врага, тоже неотъемлемая часть этого самого народа. Предрассудки-то мы из них выбьем, а вот безудержная удаль и патриотизм в них останутся. И вообще, мне крайне понравился тот образчик монархического социализма, который в мире моей супруги построил двойник нашего Михаила. Взяв все лучшее у старой Российской империи, сталинского СССР и Российской Федерации, он превратил Россию в такую страну, где приятно жить и за которую не стыдно умирать.

Вот чуть поодаль от нас, пригнувшись к изготовленному в мастерских «Неумолимого» бинокулярному прибору наведения, стоит старший артиллерийский офицер «Ретвизана» – лейтенант Михаил Алеамбров. Быть может, это будет главный бой в его жизни, который затмит и сражение в Желтом море, и участие в полугодовой обороне осажденного Порт-Артура. А там, вдали, под низким серым небом, видны дымы вражеской эскадры, принявшей вызов и вышедшей нам навстречу. Не считая всякой мелочи – семь вымпелов, три эскадренных броненосца и четыре броненосных крейсера. Худо-бедно, но по ходу войны главный ударный кулак адмирала Того уменьшился ровно наполовину. Из шести броненосцев два подорвались на русских минах у Порт-Артура еще летом, и еще один, «Микасу», прикончили мои орлы-артиллеристы, влепив навесом триалинитовый фугас в тонкую крышу носовой башни. Внутренний разрыв при картузной системе заряжания – штука смертельная и местной медициной не лечится.

В атакующей русской эскадре всего пять кораблей: четыре броненосца – «Ретвизан», «Полтава», «Победа» и «Пересвет», а также броненосный крейсер «Баян». Это детище слегка ушибленного по голове французского судостроения взяли на дело только потому, что мастерским «Неумолимого» удалось восстановить пять генераторов защитного поля вместо четырех. Теперь его роль – отвлечение на себя быстроходного крыла японской эскадры. Японские асамоиды будут забрасывать несчастный «Баян» своими шимозными снарядами, даже не осознавая, что под зонтиком защитного поля тот для них неуязвим.

Вдобавок к защитным полям, баллистическим вычислителям и прочим новшествам с «Неумолимого», тут, на «Ретвизане», имеемся мы с Коброй – а это отдельное стихийное бедствие. С недавних пор, обнажая свои мечи, мы научились инициировать на расстоянии прямой видимости направленный выброс градиента «хаос-порядок». Прошлой ночью одна из окружающих Порт-Артур сопок лишилась части вершины. Зрелище было не для слабонервных – будто поработала гигантская дуга электросварки как минимум тераваттной мощности. Броненосцу или там крейсеру, пока они видны невооруженным глазом, тоже мало не покажется. Хотя я бы таким не злоупотреблял, и Кобра со мной согласна. Даже учебный выстрел таким оружием сильно сушит душу – что у меня, что у нее. Такое можно и нужно применять только тогда, когда вражеские танки уже ползут по русской земле и благородная ярость сама подступает к горлу.

Пока еще есть время, вспоминаю события вчерашнего дня, а самое главное, реакцию петербургской «элиты», когда на припорошенную снегом Дворцовую площадь из-под низких облаков вдруг опустились два летающих корабля. Запахло чудесами Жюль-Верновского пошиба: капитаном Немо, Робуром-Завоевателем и полетом из пушки на Луну. Правда, поскольку новоиспеченные Верные Михаила еще не были способны исполнять сложные обязанности, почетный караул, выстроившийся вдоль красной дорожки от места приземления и до парадного входа в Зимний дворец, составляли мои Верные, и из них же состоял и эскорт отборных телохранительниц, которым вменялось сопровождать старого и нового императоров до зала, где заседал Государственный Совет. Потом было зачитывание манифестов старого и нового императоров, при настороженном внимании бомонда, среди которых были почти всесильный предсовмина Витте и страдающий политическим бессилием министр внутренних дел Святополк-Мирский. Хотя, казалось бы, у Витте реальных полномочий почти нет, а министр внутренних дел ими просто переобременен.

Но все понимают, что за спиной у Михаила стоит моя достаточно весомая фигура. Мои возможности влиять на ход событий доказываются как фактом разгрома Японии в течение двух недель, так и исчезновением Великого князя Владимира Александровича с супругой, при том, что оба – и Николай, и Михаил – прекрасно осведомлены об их судьбе, но тихонько о ней помалкивают. При этом Великий князь Сергей Александрович, считавший себя чистым и безгрешным, вместе с супругой, сестрой отставной царицы, примчался на это мероприятие из Москвы, а второй уцелевший дядя обоих царей неожиданно прыгнул в свою яхту «Светлана» и дернул за границу – только засверкали в воздухе винты. А вот тут совесть, должно быть, нечиста – так, что на ней клейма ставить негде… Правда, если этот наивный чукотский мальчик полагает, что сумеет скрыться от меня за границей, то он жестоко ошибается. У меня такие длинные руки, что достать его я смогу не только в Ницце или Париже, но и в самом аду. Такие полномочия и возможности у меня тоже имеются.

Впрочем, воспринимая энергетические потоки от собравшихся представителей российской верхушки, я вдруг понял, что выигрыш русско-японской войны и обмен на троне двух братьев будет только первым шагом в решении поставленной задачи. В тот момент передо мной колыхалось, шипело и булькало то самое Петербургское болото, которое нам с Михаилом предстоит осушить до дна. И приступить к этому нужно как можно скорее. Именно по этой причине тут, на Дальнем Востоке, я и погнал своих лошадей галопом. Лишившись вслед за армией еще и флота, японский император должен особо остро почувствовать свою беззащитность, что по идее подтолкнет его к более покладистой позиции на переговорах.

А если на стороне своих клиентов в разбор полетов вмешаются англичане, то пусть пеняют на себя. Я просто напущу на них «Каракурта» и умою руки. Британский флот, вышедший из Вейхавея, сгинет бесследно – и не останется ни одного свидетеля, который смог бы поведать об его судьбе. Конечно, выжившие будут, даже «Каракурт» без применения спецбоеприпасов не способен устроить тотального уничтожения, но все они будут тщательно собраны с поверхности моря, чтобы присоединиться к королеве Виктории в ее квесте по освоению Британии шестого века христианской эры. И им еще повезет, потому что остальные их приятели к тому времени будут кормить крабов на дне Желтого моря.

Но вот японская эскадра уже находится в зоне поражения. Русская эскадра из кильватера перестраивается в строй уступа, носовая башня «Ретвизана» находит головной японский корабль стволами своих орудий, лейтенант Алеамбров вводит в систему центральной наводки последние поправки – и орудия главного калибра сдвоено грохочут очередью из двух двенадцатидюймовых снарядов. Здесь принято стрелять залпами, но Клим Сервий, для которого все это седая древность, долго объяснял старартам, [387] что два тяжелых снаряда, летящих рядом, будут толкаться своими сверхзвуковыми ударными волнами, из-за чего существенно ухудшается стабильность траектории и кучность. Очередь с интервалом в секунду или около того – гораздо рациональнее, поскольку за это время предыдущий снаряд улетает вперед примерно на километр, а следующая за ним сверхзвуковая ударная волна успевает рассеяться.

Каперанг Щенснович бормочет короткую молитву – и через несколько десятков томительных секунд справа и слева от японского мателота встают два высоченных столба воды высотой выше мачт, и после этого гремит такая же очередь в два снаряда от «Полтавы». Тем временем старарт «Ретвизана» в некотором обалдении смотрит на машинку, которая настолько сумела свести все допуски к минимуму, что ему удалось взять врага под накрытие с первого же залпа. На самом деле дело не только в идеальном баллистическом вычислителе, но и в том, что из мастерских «Несокрушимого» снаряды выходят абсолютно одинаковые, с точностью до грамма – как по весу, так и по аэродинамической форме, в то время как боеприпасы местного производства преизрядно «пляшут» в своих характеристиках, даже в пределах одной и той же партии.

У «Полтавы» тоже вышло накрытие, причем один снаряд рванул у врага прямо под бортом и тут же сдвоенным стаккато ударили пушки «Пересвета» и «Победы», а уже за ними, через три-четыре секунды – во второй раз гулко прогремела носовая башня «Ретвизана». После того как стих грохот и ветер сдул в сторону остро пахнущее эфиром облако пороховых газов, стало видно, что головному японскому броненосцу все же прилетело на орехи. Три близких разрыва вокруг и один багровый огненный шар, вспухший где-то в районе первой мачты. Мачта наклоняется и рушится в море вместе с дальномерным постом и всей той путаницей, фалов, тросов и канатов, которые позволяют управлять боем при помощи флажных сигналов. Первое попадание и первая кровь… А ведь японцы к этому моменту даже не могут нам ответить, потому что их снаряды до «Ретвизана банально не долетают.

Первый ответный выстрел со стороны японских кораблей прозвучал только через четыре минуты избиения, когда их головной корабль получил уже два попадания десятидюймовыми и одно – двенадцатидюймовым снарядом. Два водяных столба слева от нас с небольшим недолетом, визг осколков, перехваченных защитным полем, и после этого – еще одно двенадцатидюймовое попадание в головной японский броненосец, как мне сначала показалось, куда-то между труб. Но нет: когда рассеялось черное облако после двойного взрыва, стало ясно, что вражеский корабль, кренясь на правый борт, противоположный от нас, резкой циркуляцией вправо выходит из боя. При этом левого борта у него уже нет. Внутренний взрыв разворотил его на большом протяжении, скинув воду бронеплиты, пушки и вообще все, что оказалось на пути ударной волны. И это же, как я понимаю, и спасло японский корабль, ибо поврежденный борт оказался легче неповрежденного. В парусном флоте, насколько мне помнится, для облегчения поврежденного борта скидывали в воду пушки, а тут все скинулось само.

Но это спасение было ненадолго. Каперанг фон Эссен, конечно, приказал задробить [388] стрельбу по головному и начать пристрелку по следующему в колонне, но пока эту команду передавали при помощи флагов, «Победа» и «Пересвет» успели еще по одному разу отсалютовать десятидюймовыми снарядами из носовых башен по злосчастному броненосцу. И, как назло, японцам не повезло (честное слово, я тут ни при чем) – один из русских снарядов ударил прямо в разрушенный борт и дал еще один взрыв, теперь уже точно прямо внутри одного из котельных отделений. Если что-то сможет поджечь уголь, лежащий в угольных ямах, то это триалинит, причем погасить такой пожар можно только изоляцией от кислорода. Из дыры в борту вырвалось багровое ревущее пламя, кренящийся корабль продолжил циркуляцию, все больше увеличивая свой крен. Он пока не тонул, но уже не имел возможности вести бой, да нам уже было не до него, поскольку остальные корабли японской эскадры сосредоточили свой огонь на «Ретвизане».

В течение следующего часа русский отряд «боксировал» со своим японским оппонентом, теряющим один корабль за другим. И вот, когда в японском строю осталось три броненосных крейсера, они, очевидно, поняв бесперспективность такого сражения, порскнули во все стороны стайкой испуганных зайцев. Дело было сделано; русским кораблям оставалось только подойти к островам Элиота и имитировать высадку десанта, роль которого исполнит перебрасываемый через порталы легион Велизария. Вражеская маневровая база – чрезвычайно ценный объект, где много чего можно взять в трофеи, и я отнюдь не собираюсь отказываться от такой возможности.

 

* * *

 

Тогда же и почти там же

Командующий объединенным флотом вице-адмирал Хэйхатиро Того

 

Адмиралу Того, контуженному и обожженному взрывом, вновь повезло. С горящей и накренившейся «Сикисимы» его опять снял миноносец, причем тому даже не пришлось снова искупаться в ледяной воде. Именно тогда он приказал командиру миноносца поднять на мачте вымпел «адмирал на борту», а потом команду «спасаться по способности». Несколько он мог судить, из крупных кораблей «Ниссин», «Кассуга» и «Якумо» сумели-таки спастись с места боя, остальные же стали добычей демона. При этом японский адмирал не был уверен, что русские корабли вообще получили хоть-какие-то повреждения. Со стороны положение русских казалось ужасным – их корабли буквально тонули в облаках черного дыма, остающихся после шимозных разрывов. Но когда ветер относил этот дым прочь, то оказывалось, что вражеские броненосцы целехонькие, без каких-либо повреждений, и ведут стрельбу в прежнем темпе. Несомненно, все это было происками Демона, бороться с которым – все равно что сражаться с цунами или тайфуном. Поэтому, если ему, адмиралу Того, будет дано вернуться в Японию, то он обязательно испросит аудиенции у императора Муцухито и начистоту расскажет о своей встрече с Демоном. Если не принять каких-либо срочных мер, то страна Ниппон, оставшаяся без защиты армии и флота, окажется обречена на разграбление и уничтожение. Если этого не сделают русские, то тем же самым с превеликим удовольствием займутся вчерашние союзники, англичане. Ведь у них нет ни постоянных друзей, ни постоянных врагов, а есть только постоянный интерес урвать себе чужого, и побольше.

 

 

КНИГА ДВЕНАДЦАТАЯ

ОПЕРАТИВНОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО

 

Часть 45