Пятьсот девяносто восьмой день в мире Содома, вечер

Заброшенный город в Высоком Лесу, Башни Власти

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

 

С начала операции «Порт-Артур» прошло почти двое суток. Результат, мягко выражаясь, специфический… Ну кто же мог догадаться, что храбрые японские солдаты сначала попробуют оказать беспорядочное сопротивление, стреляя по надвигающимся в темноте воющим демонам из всего, что попалось под руку, а потом, спотыкаясь и падая, не сумеют убежать не только от моих танков, но и от атакующих русских цепей. Русские офицеры, солдаты и матросы, немало претерпевшие от японцев за время осады, к тому же находясь под воздействием моего Благословения и заклинания Истинного Взгляда, не стали заморачиваться проявлениями гуманности и милосердия, а просто без единого выстрела перекололи штыками спасающихся бегством, спотыкающихся и падающих, японских солдат. Ведь я сам сказал им, что их бой должен быть кровавым, святым и правым – они и выполнили эту заповедь, не оставив в живых ни одного нехристя. Не дорос еще это мир до пролетарского интернационализма и абстрактного гуманизма.

Не заморачивались абстрактными понятиями и легионеры Велизария; после завершения артподготовки они вылезли из окопов и густыми цепями пошли вниз по склону наводить среди японцев средневековое «милосердие». Там тоже редко где звучали выстрелы; в основном были слышны удары холодным оружием. Правда, тут пленных все-таки брали. Добивали обычно тяжелораненых и пытавшихся оказать сопротивление, а ходячих и покорных судьбе гнали вверх по склону, к порталам, через которые этих несчастных перегоняли ко мне в Тридесятое царство. Не то чтобы я задумал какой-то грандиозный проект в стиле товарища Сталина, для которого необходимо как можно больше неквалифицированной рабочей силы… Совсем нет. Просто я не одобряю бессмысленных убийств и не могу дозволить свои Верным убивать людей только для того, чтобы они не путались под ногами. Помимо того, у Японии тоже уже имеется некоторое количество русских пленных, в том числе интернированных гражданских с перехваченных блокадой пароходов «Доброфлота», которых ради гуманности и человеколюбия стоит обменять на захваченных моей армией японцев.

Пока в окопах осадных параллелей окончательно прекращали свое существование остатки японской группировки, еще днем штурмовавшие «высоту 203», внизу, на дороге, под горой свистели моторы уходящих в прорыв танков и с конским топотом, бряцая амуницией, мчались к Дальнему рейтарские и уланские полки. Поддержанные специальными заклинаниями кони были способны выдержать неистовую скачку при условии того, что после этого эпического рывка им дадут сорок восемь часов блаженного отдыха в весенних степях Крыма мира Смуты. Задачу свою бронекавалерийская группировка Седова-Половцева выполнила на «отлично». Голова колонны дошла до цели в три часа ночи, когда небольшой гарнизон Дальнего, ни о чем не подозревая, дрых без задних ног. Холодные, без паров, стояли у причалов миноносцы и прибывшие по разгрузку транспорты, дремали в Талиенваньском заливе на якорях крейсеры-собачки, часовые на береговых батареях и у складов, позевывая, ходили под фонарями. И В это сонное царство с лязгом гусениц, свистом турбин, конским топотом и бряцанием амуниции вломились мои танки и кавалерия. Захват сразу перешел в жесточайшую бойню. Лилитки с седел рубили сопротивляющихся японских солдат в мах, танки расстреливали миноносцы и крейсеры на якорных стоянках из пушек, и лишь госпитали остались вне этой вакханалии. Репутация варвара, громящего медицинские учреждения, мне совсем не нужна.

Удалось избежать погрома и в полевом госпитале в Шуйшине, поскольку этот населенный пункт брали не русские солдаты из гарнизона Порт-Артура, а мой разведывательный батальон: он отделился от левофланговой группировки и ворвался в этот китайский городишко чуть ли не с тылового направления. Госпиталь, штаб, склады армейского подчинения и походный бордель (женщины для утешения – неотъемлемая часть японской военной действительности) – все самое вкусное попало в руки капитану Коломийцеву. Там же нашелся наш потеряшка генерал Фок – его обнаружили у штаба осадной армии в Шуйшине. Как я и подозревал, этот тип действительно подался через фронт, хотя вряд ли навсегда. Так, краткосрочный визит с целью «посоветоваться» с британским куратором. В обычных условиях до утра его бы точно не хватились, а там бы он вернулся, отряхнул пыль с колен и сказал бы, что никуда не уходил.

Но теперь все не так. Куратор, а если точнее, группа британских советников (и журналистов), кстати, тоже в наших руках. Но если Фока я сразу отправил к герру Шмидту на душеспасительную беседу, то с британцами так нельзя. Они – лица нейтральные и как бы находятся над схваткой, но у капитана Коломийцева нашлись аргументы, чтобы добром, без всякого насилия, пригласить просвещенных мореплавателей погостить в наших палестинах. И ведь эти несчастные даже не заподозрили в моих бойцах русских. И капитану Коломийцеву, и старшему лейтенанту Антонову английский язык в его местной оксфордской версии (которой пользуется нынешняя британская аристократия) ставила сама Анастасия, а последнюю рихтовку мы наводили по произношению окружения королевы Виктории.

Форма моих солдат напоминает местную русскую весьма отдаленно, говорил капитан Коломийцев с полковником Джоном Таллохом, старшим британским атташе при 3-й японской армии, на вполне джентльменской версии британского языка. Сначала сэр Джон попробовал покочевряжится, но тогда ему было сказано, что если британские советники не хотят эвакуироваться в расположение артанских войск, то будут иметь дело с разъяренными русскими солдатами и матросами, которые как раз наводили кровавую баню японским солдатам на станции Палиджуань, расположенной в полукилометре от Шуйшина, откуда доносились страшный рев, ничуть не похожий на классическое «ура», отчаянные вопли избиваемых японцев и довольно редкий перестук винтовочных выстрелов.

Немного подумав, полковник Таллох согласился, ибо ему было очевидно, что Япония проиграла эту битву, и теперь британцам надо думать, как выжить и выбраться к своим. Выжить – в первую очередь. Вариант, при котором его тушку привозят в Лондон в виде отдельных, не связанных между собой, фрагментов Джона Таллоха категорически не устраивал. Помимо полковника, в группу британских военных советников входил специалист по воздухоплаванию капитан Александр Баннерман, драгунский капитан Артур Харт-Синнот, с большим опытом англо-бурской войны, и артиллерист капитан Герберт Сирил Такер. Информационные войска (куда же без них) представлял корреспондент «Таймс» Эллис Барлетт, до сего момента исправно оповещавший своих читателей обо всех перипетиях осады. И только оказавшись у меня в Тридесятом царстве, британские «гости» поняли, как глубоко ошибались в своих предположениях, правда, было уже поздно.

Но с ними разговор у меня состоится позже, когда из бриттов, квартирующих сейчас в Башне Терпения, полезут населяющие их бесы. Не могут не полезть, ибо англосакс без оседлавшего его злого духа – это как «мерседес» без мотора. И разговаривать с ними имеет смысл только в том случае, если эти бесы будут идентифицированы и выброшены во тьму внешнюю. А пока я собрал у себя магическую пятерку, к которой добавил отца Александра, свою Елизавету Дмитриевну, полковника Половцева, подполковника Седова, а также полковника Рашевского, представителя генерала Кондратенко. Тот, кстати, уже отрапортовал о случившемся на Высочайшее имя, так что сейчас мы ждем реакции от совершенно обалдевшего самодержца и готовимся прокладывать каналы в Зимний дворец. Ведь нынешний царь с супругою склонны к мистике, и Артанский князь со всеми его чудесами будет им как раз ко двору. Но это потом, а ныне мы обсуждаем итоги вчерашнего дня.

– Итак, – сказал я, обводя взглядом собравшихся, – наш первоначальный план канул в Лету. Идея закрепиться на «высоте 203», а потом, немного потеснив японцев, начать заниматься политикой, уступила голой военной целесообразности. Все-таки я не интриган, а, как меня однажды назвала собственная энергооболочка, бог-полководец. Если у меня есть возможность выиграть битву малой кровью и стремительным ударом, то, отложив все хитрые планы, я так и сделаю. В результате вместо щелчка в лоб мы врезали японскому императору стальной палкой по медным яйцам. Звон от этого удара пошел на весь мир, и от этого звука проснулись уже не только в Петербурге, но и во всех остальных мировых столицах.

– Быть может, Сергей Сергеевич, вам не стоило пускать в дело танковый полк? – сказал полковник Половцев.

– В таком случае, – ответил я, – и мои войска и русские солдаты могли бы понести в бою серьезные потери, а ведь вы знаете, что сие для меня неприемлемо. Никакая политическая выгода сама по себе не стоит того, чтобы за нее в бою лилась лишняя русская кровь. Так что давайте примем форсированный старт как данность и подумаем о том, что же делать дальше.

– В первую очередь, – сказал подполковник Седов, – нельзя допускать ситуации при которой мы и дальше будем воевать вместо русской армии. Необходимо удерживать Квантун, на остальных участках фронта ограничиваясь проведением спецопераций. А то ничего не пойдет впрок, сядут на шею и свесят ноги. У нынешнего царя есть склонность к такой болезни.

– Владислав Петрович, попрошу вас не задевать государя-императора, – строго сказал Рашевский.

– К сожалению, товарищ Седов прав, – сказал я, – во всей государственной машине Российской Империи государь-император Николай Александрович Романов – самая главная и одновременно самая слабая шестеренка. То, что творится в Порт-Артуре – только слабый отголосок петербургских безобразий, невероятно усилившихся за десять лет правления нынешнего государя. И хоть судьбу царской фамилии я собираюсь обсуждать исключительно с ныне правящим монархом, но с этим надо что-то делать. Собственно, сейчас, после того как мы отодвинули угрозу скорого военного поражения, вопрос быстрого укрепления верховной власти и стремительно перетряхивания ее правящей верхушки выходит на первый план. Если нынешняя ситуация продолжит свое существование, то последствия будут весьма печальными, включающими в себя полный крах российской государственности.

– Сергей Сергеевич, выражайтесь, пожалуйста, яснее, – несколько раздраженно произнес Рашевский. – Скажите конкретно, что вы собираетесь делать в ближайшее время и вообще… Человек вы решительный, в чем-то даже страшный, и после ваших последних слов мне даже стало как-то тревожно за ныне правящую фамилию…

– Вариант первый, самый желательный, но и самый маловероятный, называется позитивная реморализация, – сказал я. – Анастасия Николаевна, вы у нас, можно сказать, эксперт по нынешнему государю-императору. Скажите, возможно ли приведение Николая Александровича в более-менее дееспособное состояние, адекватное угрозам начала двадцатого века, или все это бесплодные мечтания?

Молодая женщина, которая, в отличие от большинства присутствующих, носящих артанскую военную форму, была одета в пышное платье цвета морской волны, вздохнула и посмотрела на меня тоскливым взглядом и сказала:

– Лично я, конечно, хочу верить, что при условии излечения Алексея Папá и Мамá успокоятся и начнут вести себя как настоящие монархи, взвешивающие каждый свой шаг, а не как взобравшиеся на престол обыватели, но что-то подсказывает мне, что такое неосуществимо. Анна Сергеевна и честный отче Александр могут изгнать из их душ бесов, но они не в силах изменить их поверхностных легковесных характеров…

– Папá и Мамá? – переспросил Рашевский.

Я счел нужным пояснить:

– Анастасия Николаевна, что сидит сейчас перед вами и маленькая трехлетняя Настасья, которая играет сейчас в куклы в Зимнем дворце – на самом деле одно и тоже лицо. Почти одно и то же. Анастасия Николаевна родом из другого мира и там, у себя почти до самого финала наблюдала трагедию семьи Романовых. В самый последний момент она усилием воли смогла избежать смерти, уйдя в иные миры. Зная историю, вы должны помнить, чем кончаются «свержения тиранов». Только новые русские якобинцы решили переплюнуть своих предшественников и постарались казнить всех, кто имел какое-то отношение к правящей фамилии, даже горничных и лейб-медиков.

– Какой ужас! – воскликнул Рашевский, – а горничных и лейб-медиков за что?

– За то, что прислуживали кровавой царской своре, – мрачно произнесла Кобра. – Но, насколько я понимаю, именно такой исход наш Батя желает предотвратить?

– Да, – сказал я, – «до основанья, а затем» – это не для меня. Намаялся я с этим кровавым делом в мире Смуты, и больше не хочу. Да и России такие методы обойдутся слишком дорого, быть может, даже не дешевле, чем в основном потоке.

Тут подала голос моя Елизавета Дмитриевна:

– Мне кажется, что если очистить сознание нынешнего государя от всяких ложных сущностей, то они сами осознают, насколько не по силам им эта ноша, и захотят оставить трон и жить жизнью частных лиц, воспитывая детей и радуясь каждому дню.

– Особенно это касается царицы, – с солдатской прямотой сказала Кобра, – без ее истерик и выкрутасов император, быть может, подобрал бы себе русский аналог кардинала Ришелье, лет на тридцать разделив с ним обязанности, кому царствовать и кому и править.

– Нет, – с печальным видом покачала головой Анастасия, – думаю, что если Анна Сергеевна и отче Александр изгонят из императорской четы злые сущности, то они оба сразу начнут искать возможности немедленно оставить трон. По-другому никак. Избавившись от ложных страстей, они непременно осознают, насколько это страшное дело – монарший труд, и как много они уже успели наломать дров с самого момента своей коронации, отмеченной трагедией на Ходынском Поле.

Кобра поспешила добавить:

– И тут же на святое место, вдруг ставшее пустым, толпой полезет вся ближняя и дальняя родня. В первую очередь семейство Владимировичей: три гнусных мизерабля Кирилл, Борис и Андрей и мать их Великая княгиня Михень, больше похожая на разбогатевшую базарную торговку с Привоза. А за спинами этой компании будут стоять британские капиталы – и в результате как бы не получилось хуже, чем сейчас…

– Поэтому первоочередным становится вопрос о преемнике нынешнего императора, – сказал я. – Если Николай Александрович отречется и за себя, и за сына, то это будет Наследник, который сядет на трон, а если только за себя – регент на долгие двадцать лет, что само по себе равно целому царствованию.

– Естественным наследником моего Папá является наш дядя Михаил, – сказала Анастасия. – Но, насколько я помню, он категорически не желает принимать трон, и чтобы его не втащили в Зимний дворец силой, даже устроил себе преужасный мезальянс.

– Но в нашем мире государь Михаил Александрович принял трон у убиенного брата, – сказала Елизавета Дмитриевна, – после чего правил долго, сурово и счастливо, а самое главное – с большой пользой для страны.

– В вашем мире, Лизонька, – вздохнул я, – императора Николая Александровича замочили эсеровские бомбисты, чего мы допускать ни в коем случае не собираемся. И я не уверен, что тот же, или почти тот же, Михаил захочет меняться местами с живым и здоровым братом. В нашей истории, по крайней мере, это было именно так. Твоя бабка, вдовствующая императрица Мария Федоровна, с ужасающей силой давила на обоих своих сыновей, желая добиться их рокировки, однако не добилась ничего, кроме уже описанного мадмуазель Анастасией мезальянса.

Елизавета Дмитриевна вздохнула, посмотрела на мрачно молчащую Птицу и сказала:

– А что если Анна Сергеевна поработает не только с царствующей четой, но и с Михаилом Александровичем? Чтобы, так сказать, ободрить его и воодушевить…

Птица посмотрела на мою супругу как Ленин на буржуазию и сказала:

– Вы, Елизавета Дмитриевна, весьма поверхностно воспринимаете смысл моей работы. Я лишь помогаю людям разобраться в себе и избавиться от внутренних противоречий, и при поддержке отца Александра и иногда мисс Зул, могу избавить их сознание от посторонних сущностей. При этим я не убеждаю, и тем более не принуждаю их принимать какие-то решение, потому что это было бы нарушением принципа свободы воли, что противоречит установлениям Творца Всего Сущего. Я могу провести сеанс с великим князем Михаилом и помочь ему стать цельной и самодостаточной личностью – но и только. Все решения, которые он будет принимать впоследствии, будут исходить исключительно из его внутренней убежденности.

– Позиция, весьма достойная уважения, – произнес полковник Рашевский, – но идея перемены царствования мне все равно не нравится…

– Кобра, – сказал я, – после нашего совещания отведи, пожалуйста, милейшего Сергея Александровича к Ольге Васильевне, пусть она подберет ему соответствующую литературу, чтобы получился беглый обзор за период с четвертого по восемнадцатый годы. Потом посмотрим, сохранит он такую убежденность в необходимости незыблемости нынешнего правления или нет. Игорь Петрович, вы что-то хотите сказать?

– Мне, как начальнику штаба, кажется, – сказал полковник Половцев, – что присутствующие увлеклись обсуждением дальних перспектив, позабыв про ближайшие задачи. Да, враг осаждавший Порт-Артур, разгромлен и полностью уничтожен, а линия фронта отодвинута до Цзиньчжоу, но это еще не повод впадать во всеобщую эйфорию. Война далеко не выиграна, во главе Маньчжурской армии находится дурак и бездельник, который готов отступать хоть до Читы, чтобы японская армия погибла от чрезвычайно растянувшихся коммуникаций…

– Куропаткин не столько дурак и бездельник, – сказал я, – сколько человек, находящийся не на своем месте. Гений логистики, он ни хрена не разбирается ни в тактике, ни в стратегии, и, подобно Стесселю, в силу этого попал под влияние окружающих его советников. Единственный местный военный гений в шаговой доступности от нас – это генерал Линевич. Но он чрезвычайно стар и требует хотя бы краткого восстановительного курса.

– Ничего, – сказала Лилия, неожиданно объявившись за спиной Половцева, – если старик будет пить каждый день по одному стакану свежей магической воды, то до конца кампании не загнется. А как омолодим его по полной программе – так и будет у России еще лет на пятьдесят командующий масштаба Суворова или Рокоссовского. Уж за это я ручаюсь!

– Ну хорошо, – сказал я, – договорились. С отдаленными перспективами ясно только то, что с ними не ясно вообще ничего. В этом направлении придется действовать по принципу милейшего Бони и решать задачи по мере их возникновения. А в данный момент придется признать, что ничего еще не предрешено, и работать над улучшением сложившейся ситуации. В настоящий момент такой первоочередной задачей является моя личная встреча с государем-императором Николаем Александровичем и обсуждение практических вопросов борьбы с японской агрессией. В состав официальной артанской делегации, помимо меня, войдут Лилия и отче Александр. Считаю необходимым немедленно наложить на маленького Алексея все исцеляющие заклинания, чтобы у его родителей голова была занята страной и войной, а не их ребенком, который может умереть в любую минуту. Итак – за работу, товарищи!

 

* * *