Февраля (26 генваря) 1730 года, ранее утро

Санкт-Питербурх, Семеновская слобода

Ранним январским утром, когда за окном еще темно и не видать ни зги, кроме болтающихся на ветру масляных фонарей, тишину возле казарм Семеновского полка разорвал отчаянный барабанный бой. Неизвестный барабанщик с такой яростью выбивал «Алярм» (тревогу), что от этого боя только мертвый семеновец не вскочил на ноги и не принялся торопливо одеваться, ибо просто так «тревогу» не бьют. Вскочил со своего ложа и командир полка лейб-гвардии майор Степан Андреевич Шепелев. А барабан надрывался, торопя самых ленивых и недоверчивых. Алярм! Алярм! Алярм! Стряслось что-то такое, отчего им нельзя было досмотреть последних снов, и требовалось ни свет ни заря, кое-как одевшись, хватать фузею и выскакивать с нею на ветер и мороз.

Выбежал на продуваемый всеми ветрами плац и господин лейб-гвардии майор. А там, в перетянутом в поясе полушубке поверх кафтана, рядом с двумя барабанщиками в унисон отбивающими тревогу – известный всему полку красавчик, полюбовник цесаревны Елисавет Петровны, прапорщик Алексей Шубин, который третьего дня взял отпуск для поправки семейных дел. Ясно же, какие у него семейные дела. Миловался, небось, со своей цесаревной в жарком месте на горячей печи, пока боевые товарищи морозили свои кости в караулах да на плац-парадах.

Но не прапорщик Шубин был там главным. Главными были те господа, которые стояли в шаге позади прапорщика. Первым, с тростью наотмашь, стоял сам юный император Петр Второй, за ним плотной группой: матушка-цесаревна Елисавет Петровна, известный всем глава недавно распущенной Тайной канцелярии Андрей Ушаков, бывший генерал-прокурор Павел Ягужинский, бывший московский управитель и сын князя-кесаря Иван Ромодановский, а также все старые соратники и вернейшие слуги предыдущего императора Петра Великого. Присутствовал еще один господин с жестким выражением лица, одетый в иностранный мундир и имеющий внушительный вид бывалого вояки в высоких чинах. То ли енерал, то ли енерал-фельдмаршал.

Господин лейб-гвардии майор даже перекрестился и всплакнул от избытка чувств. Если эти надежные и вполне приличные люди теперь являются приближенными молодого государя, вместо достойных всякого омерзения интриганов (вроде Долгоруковых и Голицыных, думающих только о своей мошне и положении в обществе), то значит, дело теперь пойдет. Тем более что шеф семеновского полка, президент военной коллегии Михайло Голицын был давеча найден в домике цесаревны Елисавет Петровны в преужаснейшем состоянии – с головой, вдребеги разнесенной пулей, выпущенной из пистолета, ствол которого оказался засунут ему в рот. Ужаснейшее деяние и великий смертный грех для христианина – самому покончить счеты с жизнью, и вдвойне ужасное из-за того, что хоронить теперь его можно было только в закрытом гробу и за пределами кладбища, как и положено хоронить самоубийц.

При этом лейб-гвардии майору Шепелеву было совершенно неважно, что пойдет и куда пойдет, главное, чтобы прекратилось это ощущение всеобщего застоя, от которого в последнее время, как удалили Александра Даниловича Меншикова, стало нести зловонным ароматом тухлой гнили. Выдернув из ножен шпагу и вздев ее в салюте в темные метельные небеса, командир Семеновского полка проорал во всю луженую глотку: «Виват императору!» – и торопливо строящиеся семеновцы откликнулись на этот клич дружным кличем, который подхватило мечущееся между казармами эхо: «Виват… ват… ват… ват…»

Молодой император в ответ на это признание в приязни и любви только довольно осклабился. Да, есть еще порох в пороховницах. Но не семеновским полком единым, как говорится, будет держаться теперь его царство. Чуть позади сопровождавших его соратников, освещая себя трепещущими на ветру факелами, стоял плотный строй солдат вполне гренадерской комплекции, в почти таких же мундирах, как и у семеновцев; точно так же ровен был их строй, так же вздеты на плечи фузеи и чуть набекрень посажены треуголки. Но вот один из самых глазастых (и молодых) солдат из задних рядов, углядевший нечто, видное только ему одному, воскликнул тонким юношеским фальцетом: «Братцы! Да это же бабы!» и строй семеновцев загудел, переваривая эту новость.

Лейб-гвардии майор Шепелев обернулся и, перекрикивая барабаны, рявкнул: «А ну, цыц, шельмы!», одновременно погрозив семеновцам покрасневшим от холода кулаком. Кулак у майора был тяжел, и многие солдаты неоднократно испытывали его воспитательное воздействие на своих мордах и ребрах. Как даст больно, так сразу и загнешься!

Впрочем, данная выходка не имела дальнейших последствий, потому что как раз в этот момент юный император сделал шаг вперед и заговорил:

– Господа семеновцы, друзья мои и братцы! Сегодня, в трудный для Отчизны час, когда злобные изменщики из Тайного Совета, обуянные безумием, решили отстранить от власти меня, вашего законного императора, и посадить на мое место вечно голодную курляндскую герцогиню, ограничив ее в правах, чтобы самим, самым противоестественным образом править государством российским, созданным трудами моего деда Петра Великого, попустите вы такое непотребство или встанете как один рядом со мной, чтобы отстоять государство российское от тянущихся к нему жадных рук разных проходимцев?

– Солдаты и офицеры семеновского полка, – звонким голосом поддержала императора Елизавета, – не вы ли называли меня матушкой и клялись пойти за мной в огонь и в воду?! Так поддержите же законные притязания нашего юного государя Петра Второго, чтобы правил он государством российским по закону отцов и дедов, а не по новомодным измышлениям разного рода безумцев.

– А как же ты, матушка?! – эмоционально воскликнул одни из солдат. – Неужели ты решила нас покинуть и уйти в монастырь?

– Или выйти замуж за этого лопуха Лешку Шубина, – донесся еще один, на это раз ехидный выкрик, – чтоб у него морда от счастья поперек треснула!

– Моя судьба теперь действительно выйти замуж, – ответила Елисавет Петровна, – но не за прапорщика Шубина, которому суждена другая невеста, а за заморского государя, для того, чтобы стать для его подданных законной королевой! Но государство российское находится в опасности, а посему я прошу вас поддержать законного императора Петра второго и не дать господам из Верховного Тайного Совета одержать над ним торжество, надругавшись над законом отцов. Знайте же – они и меня хотели убить и только чудом чудесным и промыслом господним, при помощи князя Великой Артании, мне удалось спасти от них свою жизнь.

После этого сообщения в рядах семеновцев прошел тяжелый гул; цесаревну в полку любили и считали своей креатурой в случае выдвижения на царство, одновременно сетуя на ее политическую вялость и аморфность. Ну не желала цесаревна становиться российской императрицей – и все тут, отчего с радостью ускакала замуж за сто двадцать пять лет тому назад. А то, что омоложенный Генрих оказался красавчиком и ловеласом, стало всего лишь приятным бонусом к французскому замужеству. Но перед отъездом она была совсем не прочь, во-первых, закрыть свои долги перед Артанским князем, который предоставил ей такую блестящую возможность; а во-вторых, помочь дорогому папеньке одержать первую победу в его второй жизни. А почему бы и нет – назло гадким Голициным и Долгоруковым, которые уже списали ее и приговорили к смерти. Аминь!

– Веди нас, матушка, – пылко воскликнул первый солдат, – и мы порвем штыками любого, кто скажет тебе хотя бы дурное слово. Но только скажи нам, как мы попадем в Москву, ведь Верховный Тайный Совет заседает там, а мы находимся здесь – в Санкт-Питербурхе? Пешего же ходу и летом-то до Москвы три недели, а зимой будет и весь месяц и неделя в хвостиках… Али, матушка-цесаревна, энти самые Верховники сами к нам собрались?

Неожиданно заговорил сам император.

– Пешего хода зимой от Москвы месяц и неделя, это ты правильно сказал. Конным ходом, ежели не менять лошадей на станциях, это расстояние можно покрыть за две недели. Ежели менять лошадей и загонять их насмерть, то за три дня, а вот Великий Артанский князь Сергей Сергеевич сможет провести вас туда за один всего лишь шаг…

– Енто как, государь? – озадаченно спросил все тот же голос. – Как в сказке – кажному семеновцу по паре сапог-скороходов?

В ответ Артанский князь мрачно усмехнулся и, глядя прямо в глаза строю семеновцев, вытянул из ножен свой меч бога справедливой оборонительной войны, который тут же залил все вокруг своим белым светом.

– Ой! – заголосило несколько глоток в строю семеновцев, – Господи, царица небесная, спаси нас и помилуй, грешных, за грехи наши великие и ужасные…

– Цыц, курвы! – забывшись, голосом Петра Великого рявкнул юный император, – Артанский князь не убивать вас, глупых, собрался, а всего лишь сделать вам ход на Москву. Продолжайте, Сергей Сергеевич…

После этих слов Артанский князь сделал шаг в сторону и, отвернувшись от строя семеновцев, описал мечом почти полный огненный круг. Раз – а в этом кругу уже какая-то московская улица и на фоне занимающегося рассвета знаменитые кремлевские башни, которые ни с чем не перепутаешь.

– Все, господа, готово, – сказал Артанский князь. – А теперь поротно, колонной по четыре под барабанный бой, шагом марш!

* * *