Четыреста тридцать второй день в мире Содома, полдень

Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы

Серегин Сергей Сергеевич, Великий князь Артанский

Шесть дней длится наша эпопея с воскресшим по воле Отца Петром Великим. Но только сейчас, после сафари за бойцовыми лилитками, первый раз за все время, у нас с Петром Алексеевичем выдалась возможность сесть и обстоятельно поговорить по разным вопросам. А вопросов у одного из самых любознательных российский монархов накопилось столько, что их хватило бы не на один десяток передач «Что? Где? Когда?». Чем только в своей первой жизни Петр Алексеевич не интересовался. И плотницким делом, и кузнечным, и на токарном станке точил, и корабли строил, и бороды боярам брил, и зубы рвал, и воевал (по большей части вполне успешно), и государством управлял… Причем управлял так, что созданная им империя простояла больше двухсот лет и рухнула только потому, что у власти оказался человек, являвшийся прямой противоположностью ее основателя.

Но сначала о походе за лилитками. Хотя что там рассказывать, все было как всегда. Выбрали мы долину, где живут еще непуганые нами маги, открыли туда портал, а потом дождались, пока хозяева этих мест прознают о вторжении чужаков и вышлют против нас войско околдованных лилиток. И все. Правда, когда к нам подошло войско первого мага, владеющего верхней частью долины, мне захотелось взять старичка за бороду и подвесить на сук подходящего дерева метрах в тридцати над землей – уж больно истощенными, голодными и истрепанными выглядели его, с позволения сказать, воительницы. Такое отношение к лицам воинского звания недопустимо, будь они хоть тридцать три раза под действием заклинания Принуждения.

Чуть позже я так и сделал – благо высоких деревьев в мире Содома хоть отбавляй, и почти все они выделяют замечательную прозрачную камедь. Но сначала я дождался, пока старичок придет в себя после отката, вызванного заклинанием нейтрализации. Потом на пальцах объяснил ему, в чем он был неправ. А когда маг-содомит начал хорохориться и угрожать, одним движением руки вознес его бороду вместе с ним самим на самую высокую ветку и дополнительно несколько раз обмотал, перед тем обмазав бороду в большом наплыве смолы. Янтарь с мухами и стрекозами вы видели; а как вам янтарь с волосьями седой бороды?

И вот, когда этот типус визжал, брызгал слюной и плевался на нас из поднебесья – бомбардирский капитан Петр Михайлов, в коего Петр преобразился на время похода, и задал мне первый вопрос – мол, почто я так жестоко поступил с этим человеком?

Пришлось показать сперва на своих лилиток, которые всем лилиткам лилитки – сытые, гладкие, мускулистые и готовые за меня хоть в огонь, хоть в воду. Потом я указал на тяжело дышащие, изможденные создания, у которых даже не было сил откликнуться на Призыв, хотя призывающих к себе пред ними стояло сразу двое. Петр излучал Призыв непроизвольно и немного сумбурно, но все равно сигнал у него был очень сильный, совсем немногим слабее моего. И чтобы не мешать, я шагнул в сторону и назад, а он сделал шаг вперед, как будто перед ним стояли не полуголые лилитки в одних набедренных повязках, а одетые в зеленые мундиры семеновцы и преображенцы. Всего одно мгновение – и я почувствовал, как они вспыхнули его Призывом, отдавшись своему новому повелителю душой и телом. И только после этого я разрешил Петру раздачу хлебов и рыб – то есть сублимированных сухих пайков производства «Неумолимого», а уж воды на «запить» в ближайшей горной речке было хоть отбавляй. Вторую партию мы взяли часа через три, все прошло совершенно замечательно и даже маг умер быстро и безболезненно, так как лилитки у него находились во вполне приличном состоянии. А вот за третьей партией мы явились прямо в питомник, где навели на всех великого ужасу. После этого визита я решил, что пора сворачивать операцию и возвращаться обратно в Заброшенный Город, потому что все дела в этой небольшой долине мы уже поделали, а врываться в единственный тут небольшой городок и предавать лютой смерти всех нетрадиционно ориентированных, как это предложил Петр, мне как-то не хочется. Даже тевтоны, неразборчивые в убийствах, постарались сделать эту грязную работу чужими руками. И вот мы вернулись – и Петр, снова превратившийся в Петра Алексеевича, принялся почемучничать.

– Да почему Господь вообще позволяет существовать этому миру Содома? Да почему некоторым людям (нам, например) Господь разрешает колдовать, а всем остальным нет? Потом, по-совиному покрутив головой, Петр вдруг спросил, почему голоса лилиток в его голове перекрикивают друг друга, вместо того, чтобы, как положено солдатам, молча стоять с фузеей у ноги и ждать, что скажет начальник?

Тогда пришлось сесть и, начав с первого вопроса, приступить к неторопливым объяснениям, что Господь, то есть Небесный Отец – он, конечно всемогущ, всеблаг и всеведущ, но зачастую эти функции вступают в противоречие друг с другом, на которое накладывается неопределенность, связанная со свободой воли каждого наделенного душой индивидуума. Поэтому в момент принятия решения доминирует какая-то одна функция. Например, в случае с миром Содома Отцу надо было убрать содомитов из главной исторической последовательности, потому что всеведение говорило о том, что если этого не сделать, то последствия будут тяжелыми. При этом всемогущество предложило уничтожить нечестивцев огненным дождем, а всеблагость решила, что, быть может, грешники все-таки могут исправиться, и поэтому стоит не уничтожить их, а сослать в другой мир. А огненный дождь был всего лишь операцией прикрытия, призванной замести следы переноса. И даже в наше время, с каким бы тщанием ни искали следы Содома, Гоморры и других населенных пунктов, ничего не могли найти, ибо их уже не было в нашем мире.

– А за что тогда пострадала жена Лота? – с серьезным видом спросил Петр. – Ведь она ни в чем не была виновата, а ее превратили в соляной столп.

– А за глупость, – ответил я, – вот сунешься под руку Мастеру, когда он занят каким-нибудь важным делом, тогда и соляной столп покажется благостью. Так может отскочить, что потом костей не соберешь.

Петр усмехнулся, машинально почесав голову – видимо, в том месте, куда ему отскакивало от мастеров кузнечного да плотницкого ремесла, когда он в прошлом теле брал у них соответствующие уроки.

– Эт-то точно, – сказал он, – разозлишь мастера, получишь на орехи, а уж если разозлить Господа, так и вовсе можно попрощаться с жизнью. Но ты, брат Серегин, все же скажи, почто вы все здесь занимаетесь богомерзким колдовством, а Господь, которого вы называете Отцом, вас все равно любит?

– А потому, – ответил я, – что богомерзким колдовством мы вовсе не занимаемся, то есть не творим зла. Да и не колдовство это вовсе. Колдовство – это когда жизненную силу тянут из других людей или окружающих живых существ, что приводит к несчастьям и смертям, а мы практикуем высокую магию с использованием фундаментальных сил Вселенной. Все что мы делаем, является выполнением заданий Отца – как, например стабилизация, твоего, брат Петр, мира, в котором после твоей смерти наступил разброд и раздрай. Да, побуянили мы знатно, но при этом единственной жертвой наших действий стал Михайло Голицын, задумавший убийство твоей дочери. И то это не мы его убили, а он сам вынес себе приговор и привел его в исполнение. Все же остальные фигуранты пока живы и здоровы, и хоть некоторые считают меня жестоким и беспощадным тираном, но больше никто из них не умрет раньше предписанного срока, все они будут искупать свою вину, будучи вполне живыми и здоровыми. Оттяпать человеку башку на плахе много ума не надо. Гораздо больше ума требуется для того, чтобы придумать, какую пользу может принести этот человек, несмотря на все свои недостатки, а потом заставить его выполнять этот труд не за страх, а за совесть.

Впрочем, у самого Петра, помимо способности генерировать Призыв, никаких особых способностей не имелось, да и магический фон в его мире очень бедный, почти никакой, поэтому курс практической магии я ему читать не стал. Просто посоветовал, для того, чтобы прекратился постоянный галдеж в голове, побольше общаться со своими новоявленными Верными наяву. Ну, он сам знает, что в таком случае положено делать – чай, не маленький и помнит, как он создавал из ничего Семеновский и Преображенский полки. Строевая подготовка, тактические учения до изнеможения, а потом совместный прием пищи от пуза и прочее времяпровождение, чтобы быть все время поблизости от своих Верных. Только пусть пока не торопится одевать их в мундиры преображенцев, ибо климат для таких мундиров здесь неподходящий. Но этот вопрос мы с ним порешаем чуть попозже. Солдатская форма должна быть не столько красивой, сколько практичной и удобной в бою, а вот та форма, какую Петр перенял в Европе для своих полков, такими качествами не отличается. Пижонство в ней преобладает над удобствами, и только близкий к маскировочному зеленый цвет является каким-никаким достоинством.

В ходе этого разговора я подумал, что после того, как мы окончательно утвердим старого-нового императора на его троне, было бы неплохо организовать Петру Алексеевичу путешествие в мир Славян, в тамошний Константинополь, в котором правит император Кирилл Первый (тот еще прохвост) и добрейшая императрица Аграфена Великая. Есть ему там чему поучиться, особенно у таких талантливых людей как Нарзес и Велизарий, которые после смерти Юстиниана, обогащенные новыми знаниями и свежими впечатлениями, вернулись на службу своей родине Византии. Да я, собственно, на них и не в обиде, ведь укрепление власти наших ставленников Кирилла и Аграфены – занятие тоже немаловажное, тем более что в чужом для себя мире ни Нарзес, ни Велизарий не будут и вполовину так хороши, как на службе родной для них Империи. Вот пусть Петр и поучится у настоящих специалистов тому, как надо делать дела, тем более что совершать такие путешествия с целью повидать иные края и научиться чему-нибудь новому Петр Алексеевич любит.

Вот пусть едет и учится, тем более задачи перед обеими империями стоят схожие – восстановление истощенной экономики и хозяйственной жизни после сверхнапряжения предыдущего царствования. В Византии сейчас императрица Аграфена при помощи Нарзеса и иных умных людей пытается исправить перекосы политики Юстиниана, ради своих завоевательных и строительных проектов совершенно истощившего класс налогоплательщиков. Тем временем перед Российской империей, после периода Петровской Модернизации и тяжелейшей Северной Войны, исчерпавших экономические возможности государства, тоже стоят схожие задачи по восстановлению платежеспособности истощенного поборами крестьянства и развития промышленности, чтобы, насытив рынок, сократить импорт товаров и увеличить экспорт. Но, впрочем, как раз это-то и разъяснит Петру умнейший Нарзес.

Но это будет потом, а сейчас нам необходимо организовать встречи старого/нового Петра с господами Ушаковым, Ягужинским и Нартовым, чтобы его трон перестал висеть в воздухе, утвердившись на плечах самых верных его соратников.

* * *