День сто тридцать пятый, полдень

Париж, Лувр

Король Франции Генрих IV Бурбон, по прозвищу Наварра

 

В тот момент, когда в мои двери постучала судьба, я приятно проводил время с семнадцатилетней красоткой и моей любовницей по имени Жаклин де Бей, графиней де Море. Нет, тогда мы с ней не занимались постельными развлечениями (ведь для этого есть ночь), а, прижавшись в гостиной друг к другу в одном кресле, смотрели на пылающий в камине огонь и слушали хвалебную оду Франсуа Малерба, который служил у меня постельничим и по совместительству придворным поэтом. Ода была посвящена – правильно – моим любовным похождениям с этой самой Жаклин де Бей и ее сладким объятиям, в которых так приятно засыпать королю. Другой бы оскорбился, а я ничего, добрый. И вообще, мне нравится, когда обо мне сплетничают вот так куртуазно, в стихах. Ведь все равно нельзя отрезать разом все злые языки, так пусть люди, сплетничая, развивают свой художественный вкус.

Итак, мэтр Малерб только-только собрался переходить к кульминации, как вдруг дверь в приемную приоткрылась и в гостиную просочился растрепанный и какой-то всклоченный малыш Ракан, бывший у меня сегодня дежурным пажом. Говорят, что под влиянием мэтра Малерба он тоже балуется стишками, но об этом пока т-с-с-с, парень очень стесняется. А пока он щупает юных фрейлин моей женушки и находит в этом особую непередаваемую прелесть. А может, и не только щупает, но в любом случае это естественно.

– В-ваше в-величество, – почему-то заикаясь, сказал паж, – к в-вам, Божьей Милостью князь Великой Артании Сергий из рода Сергиев, воин и полководец, а также его спутники и спутницы…

Последнее, я имею в виду спутниц, меня заинтересовало. О Сергии из рода Сергиев, князе Великой Артании, я уже что-то слышал. Кажется, он небезуспешно для себя, участвовал в бурных событиях в далекой Московии, свергая одних претендентов на тамошний престол и возводя вместо них других. В слабых, охваченных смутой странах, это вполне обычное дело, когда любой кондотьер, [246] имеющий за спиной более-менее сплоченный и хорошо вооруженный наемный отряд, имеет возможность возвести на престол своего кандидата, который затем расплатится с ним звонко монетой или какими-либо преференциями. А отряд у Сергия из рода Сергиев большой. По крайней мере, численности и вооружения этого отряда было достаточно, чтобы взять на шпагу полуостров Крым, наголову разгромив тамошних тартар.

Кстати, эти самые тартары являются союзниками моих союзников турок, так что Истамбульский султан может быть недоволен тем, что я приму этого князя Великой Артании. Ну и пусть! Война с Испанией уже закончилась, так что неудовольствие султана мы как-нибудь переживем. Да и кто он такой, чтобы указывать, кого французскому королю принимать в своих личных апартаментах, а кого не принимать. Кстати, интересно, что понадобилось этому человеку во Франции, удаленной от Московии на многие тысячи лье? Неужели, он будет свергать меня здесь, в Лувре, прямо среди бела дня? Да нет, вряд ли. Тогда бы он пришел ночью и не стал бы предупреждать о своем визите моего пажа. К тому же в таком случае он не стал бы являться ко мне со своими дамами. И вообще, я давно хотел хоть одним глазком глянуть на уроженок Московии или Тартарии. Говорят, что у этих диких штучек совершенно особенная непередаваемая красота.

Приняв окончательное решение, я кивнул своему пажу и произнес, – Зови!

Малыш Ракан ужом выскочил за дверь, а я с запозданием подумал о том, на каком языке мы с князем Великой Артании будем общаться. Ведь я не знаю московитского языка, а мой гость наверняка не знает французского. Тем временем дверь распахнулась и мой паж торжественно, как положено в таких случаях, возгласил:

– Божьей Милостью князь Великой Артании Сергий из рода Сергиев, воин и полководец, а также его спутники и спутницы к королю Франции и Наварры Генриху Бурбону.

После этого объявления все четверо гостей прошли в широко распахнутую дверь, которая тут же была за ними притворена. С первого же взгляда на артанского Великого князя мне стало ясно, что малыш Ракан неспроста заимел такой удивленный вид, и на этих людей действительно стоило поглядеть. Во-первых – на самого великого князя, который сразу выделялся даже в этой донельзя странной кампании. Одетый в очень простые одежды буро-болотного цвета, можно сказать, бедно (ведь ни единого кружева во всем костюме), он производил впечатление человека, обладающего ужасающей силой, непреклонной властностью и непробиваемым чувством собственного достоинства. Меч архаического вида на его бедре говорил о том, что Сергий из рода Сергиев весьма консервативен в своих вкусах, а пластика его движений, широкая грудь и длинные руки сообщали мне о том, что и с этим мечом он, не вспотев, разделает любого из записных дуэлянтов, как мясник в лавке.

Сбоку и чуть позади Сергия стоял священник-ортодокс, о чем свидетельствовали массивный серебряный крест на груди и намотанные на запястье левой руки четки. Во всем остальном его одежда больше напоминала военную форму, чем сутану священнослужителя. Но взгляд его говорил о понимании и прощении, а над головой теплилось некое голубоватое сияние, которое при невнимательном взгляде можно было принять за ангельский нимб. Взгляд этого человека остановился на моей любовнице, и я подумал, что ему самое время возгласить: «Изыди, блудница», но уста священника остались сомкнутыми, вместо того он перевел свой взгляд на меня, будто испытывая, на что я еще способен.

Третьим гостем, точнее гостьей, была коротко стриженная молодая женщина, одетая в мужской наряд, такой же, как и Сергия из рода Сергиев. При этом на ее бедре тоже висел меч – нечто вроде турецкого ятагана, и какое-то шестое чувство говорило мне, что пользоваться этим мечом она умеет ничуть не хуже своего господина и повелителя. В придачу ко всему прочему над ее головой тоже теплилось сияние, только не бело-голубого цвета, как у священника, а красновато-багрового. Одним словом, весьма опасная дамочка и проще самому себе отрезать причиндалы кинжалом, чем ложиться с ней в одну постель.

Четвертым гостем был мальчик, скорее всего, паж артанского великого князя. По крайней мере, при моем дворе мальчиков определяют в пажи именно в таком возрасте. Правда, взгляд у этого молодого человека совсем не детский, и, хоть при нем не видно никакого оружия, я понимаю, что, несмотря на свою крайнюю молодость, этот мальчик может быть очень опасным противником. Его рука сжимает подвеску с камнем, а глаза смотрят испытующе и внимательно. Но самым удивительным в этой компании были не люди, а некое странное существо – нечто вроде кубического ящика семенящего за своими хозяевами на четырех длинных, как у паука-сенокосца, ногах.

Я кивнул и на правах хозяина произнес:

– Приветствую тебя и твоих спутников, Великий князь далекой Артании и прошу вас чувствовать себя в моем дворце как дома. Скажите, благополучно ли было ваше путешествие и насколько быстро вы добрались из далекой Московии до нашей милой Франции?

В этот момент дверь снова раскрылась, и в комнату вбежали пажи, которые волокли четыре больших кресла по числу прибывших ко мне гостей. Молодец Ракан, догадался, что раз великий князь ведет себя так, как будто считает всех своих спутников ровней, то и кресла должны быть одинаковыми и даже желательно с обивкой тканью одного цвета.

– Приветствую тебя, Генрих Бурбон по прозвищу Наварра, – ответил мне на немного архаической латыни Сергий из рода Сергиев, отвешивая галантный поклон, – путешествие наше было благополучно, а добирались мы очень быстро – одна нога здесь, другая тоже здесь. Это долго объяснять, но у нас есть возможность переходить из одного места в другое так же, как из комнаты в комнату. Просто открыл дверь, шагнул – и ты уже там.

– Так, – сказал я, делая мэтру Малербу знак, что он немедленно должен нас оставить, – правду говорили, что артанский великий князь – сильнейший колдун нашего времени и по щелчку его пальцев крепостные стены распадаются в прах, а свинец превращается в желтое золото…

– Брехня все это, Наварра, – небрежно ответил мне Сергий, садясь в предложенное кресло, – истории об этом сочиняют те люди, которые никогда не имели со мной дела. И не называй меня колдуном, ведь это все равно что лекаря назвать мясником. Я не колдую, а лишь использую данный мне Богом дар и применяю разные еще неизвестные вам технические приспособления, которые действительно могут создать впечатление чего-то немыслимо волшебного.

– А как же тогда стены Риги, которые пали по твоему повелению? – спросил я. – Неужели ты скажешь, что это тоже не колдовство?

– Конечно, не колдовство, – усмехнулся мой гость, – а всего лишь стальные снаряды, летящие со скоростью до одного лье за удар человеческого сердца. Запомни, Наварра, есть колдовство, а есть магия. Колдовство отнимает жизненные силы у других людей, а иногда у животных и даже растений, приводя их к смерти, а магия использует исходящую непосредственно от Бога и разлитую прямо в воздухе силу природы. Но мы пришли сюда совсем не для того, чтобы обсуждать этот вопрос. У нас есть предложение, от которого ты просто не сможешь отказаться.

Да, это звучит немного зловеще: «предложение, от которого нельзя отказаться», но прежде чем отказываться, надо его выслушать.

– Итак, – ответил я, – господин Серегин, я готов выслушать ваше предложение, но не обещаю, что не откажусь от него.

– А разве можно отказаться от второй молодости, – на столь же архаической латыни спросил меня мальчик, – от силы, здоровья, красоты и ясности ума?

В этот момент Жаклин, которая до сих пор сидела со мной в одном кресле, жарко прошептала мне на ухо:

– Соглашайтесь, сир, соглашайтесь. Мы с вами вместе, молодые и красивые, будем предаваться любовным забавам и утехам.

Ну, я подумал и согласился. В обмен на вторую молодость для меня будет парой пустяков сделать так, чтобы у папы и католических фанатиков во всех городах Европы наступила бы веселая жизнь, и им было не до далекой Московии.

Едва только я подтвердил свое согласие, как вдруг в воздухе что-то хлопнуло, и в гостиной появилась молоденькая девчонка в белом платьице. Она была примерно того же возраста, что и сидящий тут же мальчишка, но почему-то мне казалось, что она на много-много лет старше.

– Ну что, Серегин, – тоненьким голосом нараспев произнесла она на хорошей латыни, – ты хочешь дать этому человеку вторую молодость или же вечную жизнь?

– Ты же знаешь, Лилия, – ответил Сергий из рода Сергиев, – что жизнь вечную способен даровать только отец. А что касается якобы бессмертных из твоего семейства, то только на моей памяти были убиты три так называемых божества.

В ответ Лилия только возмущенно фыркнула и подошла к креслу, на котором сидели мы в Жаклин.

– Итак, ваше величество, – сказала она, облачаясь в белые одежды, – раздевайтесь, мне требуется вас осмотреть. Королевских путей нет не только в математике, но и в медицине тоже.

– Ты не стесняйся, Наварра, – сказал мне Сергий из рода Сергиев, – Лилия – это лучший лекарь во всех подлунных мирах, и именно она будет работать над восстановлением твоей молодости.

Ну что же, назвал первую букву – будь добр проговорить весь алфавит до конца. Жаклин, краснея будто роза, помогла мне раздеться, и я полностью отдался в руки девушки, почти девочки, которая, как мне кажется, вполне могла бы оказаться античной богиней. Она крутила меня перед собой, как повар крутит кусок мяса, а гончар – глину. Тыкала в меня в разных местах тонкими холодными пальцами, заставляла нагнуться или присесть, при этом время от времени прикладывая к моему телу странный металлический кругляшок, от которого к ее ушам отходили две гибкие трубочки. Наконец-то ей это надоело и, повелев мне одеваться, девочка Лилия повернулась к Сергию из рода Сергиев.

– Значит так, Серегин, – произнесла она, – у этого человека достаточно запущенная форма болезни, именуемой старостью. Необходим месяц стационарного лечения в Тридевятом царстве тридесятом государстве под наблюдением специалистов и с применением свежей воды Фонтана, два раза в день ванны и три раза в день внутрь. В противном случае результат не гарантируется и даже, наоборот, в домашних условиях пациент, скорее всего, загнется в ускоренном порядке от неправильного лечения.

Вот так – чудны дела твои, Господи – оказывается, старость – болезнь, и для излечения от нее необходимо ехать в какое-то тридевятое царство. Но, Господи, как мне хочется снова быть молодым, скакать на коне после бессонной ночи и с прежним юношеским пылом любить прекрасных девушек… То, что есть у меня сейчас, это все же совсем не то. Девушки любят меня не за то, что я такой красивый, галантный и обаятельный, а за то, что могу наделить их рентой, поместьями и титулами. А это неправильно. Совсем неправильно. Хочу снова быть молодым и красивым и очень хорошо, что для этого не потребуется собственной кровью подписывать договор с Сатаной.

 

* * *

 

Октября 1605 года Р.Х.

День сто сорок второй, утро

Москва

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

 

В этот сырой и хмурый октябрьский день основная часть армии Михаила Скопина-Шуйского вернулась в Москву. Их мундиры, с надетыми поверх короткополые стеганными куртками, невзрачны, но видно, что три месяца назад навстречу врагу уходила набранная с бору по сосенке сборная солянка, а вернулась под частый барабанный бой закаленная в боях и походах русская армия. Пусть их пока немного, пусть их ярость изведали только польские жолнежи, и трубы славы еще не дудят им в уши, но все у них еще впереди. По крайней мере, московские мальчишки уже бегут плотными группками на флангах идущего в ногу строя, мечтая о том, что придет тот час, когда и они вот так же пройдут по главной улице с оркестром.

У стрельцов слева висят на плече стволами вниз тяжелые фитильные штуцера, а справа вздеты на плечо устрашающего вида бердыши. Бердыш для стрельца – и подставка под огнестрел для ведения огня из положения стоя, и оружие ближнего боя, которым стрельцы владеют мастерски. На поясе у них – традиционная сабля и короткий кинжал-бебут, а на головах – штампованные стальные шлемы советского образца и тевтонского производства с вязаными подшлемниками. А яркие цветастые кафтаны, положенные их полкам ранее, они будут носить только по команде «форма одежды парадная». Посмотришь на этот камуфлировано-обмундированный строй прищуренным глазом – и видишь, что не стрельцы это будто вовсе, а самые настоящие стрелки. И идут они бодро, ибо за этот поход, вдобавок к обычному жалованию, им обещаны «боевые» и «походные», а в стрелецком хозяйстве никакая денежка не бывает лишней. Но все же стрельцы – это по большей части гарнизонные войска, для которых командировки в горячие точки скорее исключение, а не правило. Хочешь воевать по-настоящему – обзаводись регулярной армией.

А вот и они, первые регулярные солдаты русской державы – идут следом за стрельцами. Спитцеры, которых среди регуляров больше всего, экипированы почти так же как и стрельцы, только вместо штуцеров и бердышей на правом плече они несут длинные, окованные железом граненые копья-списы. Именно об такой железный частокол, из-за которого гремят частые залпы мушкетов, и споткнется яростное польское вторжение. Уходили в поход необученные и неумелые ратники-посохи, кое-как одетые и вооруженные, а возвращаются уверенные в себе профессионалы военного дела. Пусть они не столько участвовали в битве при Березне, сколько были ее свидетелями, но и это свидетельство тоже стоит очень дорогого. Коробки спитцеров перемежаются подразделениями сверхметких стрелков-егерей. На их вооружении такие же штуцера как и у стрельцов, только вместо тяжелого бердыша им положена легкая двурогая подставка. Стреляют они не залпом, а на выбор, что при наличии нарезного ствола и пули Минье в нем означает верную смерть тому, кто попался им на прицел, причем боевая дистанция прицельной стрельбы у такого штуцера достаточно приличная – до пятисот метров.

Первый пехотный батальон был с нами в бою при Кирхгольме, прикрывая пушкарей, и все солдаты в нем поголовно были пожалованы Карлом серебряным талером (по-русски ефимком) за храбрость и мною – артанской бронзовой медалью «За отвагу», к которой в качестве наградных прилагалось ДВА талера. Два, Карл, два, а не один, как у тебя.

Следом за пехотой крепкие трофейный кони тянут бронзовые казнозарядные пушки малого наряда. Вразрез с местными обычаями, бронза этих пушек не начищена до солнечного блеска – так, чтобы солнечные зайчики резали глаз – а крашена светло-зеленой краской с темными камуфлирующими разводами, чтобы бронзовый блеск не выдал артиллерийскую засаду. Рядом с пушками едут зарядные повозки и идут их расчеты – настоящие герои битв при Березне и Кирхгольме. Это именно они частыми картечными залпами вбили в смертное поле атакующую польскую кавалерию, нагромоздив перед своими позициями огромные горы людских и конских трупов и вселив, ну уж по крайней мере в польское панство, смертный ужас перед русской артиллерией.

Следом за артиллерией, замыкая процессию, сомкнутыми рядами по четыре, побрякивая амуницией, едет первая русская регулярная кавалерия. Бывшие боевые холопы, разорившиеся мелкопоместные дворяне северской земли и боярские дети – теперь они стали первыми драгунами русской регулярной армии. Без сильной регулярной кавалерии невозможна мобильная война с окрестными разбойными народами, которых даже после ликвидации Крымского ханства на границах российской державы осталось еще хоть отбавляй. Буджакские татары, недовыбитые ногаи, различные немирные кавказцы, ну и конечно же, еще неумиротворенные до конца башкиры, мордва, черемисы и прочие тамошние народы, которых собирательно называют киргизами. Начавшаяся смута дала было степным разбойникам волю, и теперь задача будущего царя – привести их в чувство, а еще лучше полностью примучить или уничтожить.

Мы с Михаилом едем впереди всех на крупных тевтонских дестрие, и путь наш лежит на Красную площадь, где победоносное войско ждет уже целая толпа народу, желающего почествовать своих героев или хотя бы взглянуть на них одним глазком. Военный поход этой кампании завершен успешно. Теперь самое время заняться политическими вопросами – то есть женить Мишу на Ксюше и выдать их обоих замуж за русскую державу. На Красной площади действительно яблоку упасть было негде, а на ступенях казанского собора нас ждали те, на кого мы, уходя на войну, возложили заботу о русском государстве – то есть митрополит Гермоген и патриарх Иов с братией, а также чернобровая царевна Ксения со свитой.

Бояре, пусть и разгромленные, но до конца непобежденные, выказывали тихое недовольство правительством Гермогена. Этим ворам и мздоимцам самим хотелось порулить казной, а священники в отношении финансовой чистоплотности на порядок порядочнее самых порядочных бояр. Но даже будучи обиженными, бояре гундели тихо, то есть в тряпочку. В голос никто никаких претензий не высказывал, ибо все знали, что такие порядки завел Великий князь Артанский, то есть я, и бунтовать против моих установлений будет себе дороже. Проще пойти и сразу повеситься или с камнем на шее броситься в омут, потому что (по слухам) я могу выдумать такую казнь, что будет страшнее смерти. Да, я такой. Как закину голышом вместе с такими же голыми женой и детьми в первобытные джунгли, так и все пишите письма – оттуда еще никто не возвращался.

Впрочем, церемониал встречи солдат-победителей был обговорен заранее и не отличался большим разнообразием. Едва голова колонны по наплавным мостам ступила на противоположный берег реки, как по всей Москве радостным праздничным перезвоном зашлись колокола на всех московских церквях, сколько их было, и вскоре этот звон подхватили церкви, поставленные в ближних к Москве селах. Под этот колокольный звон мы с Михаилом и марширующими за нами солдатами въехали на Красную Площадь и спешились у подножия Успенского собора. Что самое интересное – подниматься нам не потребовалось. В нарушение всех традиций патриарх Иов сам спустился вниз и благословил наш подвиг во имя отчизны. Да какой там подвиг… обычная работа – не больше и не меньше.

Пока патриарх, оставив нас в покое, благословлял войско, а потом проводил общий молебен на открытом воздухе под мелким моросящим дождем, мы терпеливо ждали. А чего бы нам и не подождать, ведь люди молились о мире и счастье для своей земли, которых ей в последнее время так остро не хватало. После молебна Михаил едва успел перекинуться с Ксенией парой слов, но бдительные мамки и няньки просекли такое злостное нарушение режима, после чего подхватили Ксению под белы руки и уволокли обратно в монастырь – беречь от соблазнов, как будто от этого можно уберечь. Чем больше беречь, тем больше будет и соблазнов. Теперь, когда главные действующие лица снова вернулись на свои места, Михаилу надо готовиться к свадьбе с Ксенией и к избранию на царство, а мне предстоит работа с ушлым старичком Генрихом Наваррским. Днями он соберется погостить к нам, в Заброшенный город мира Содома – уж не знаю, под какой отмазкой, то ли «на воды», то ли «на богомолье», но мы устроим ему и то, и другое в одном флаконе.

 

* * *