День шестьдесят первый, ранее утро

Москва, Замоскворечье

Серегин Сергей Сергеевич, Великий князь Артанский

Сегодня примерно там, где в наше время расположена станция метро «Серпуховская», вся Москва провожала выступающую в поход небольшую армию, которую повел на юг, в направлении Чернигова, надежа всего русского государства, еще никому не известный Михаил Скопин-Шуйский. Он пока даже не боярин (этот титул в нашей истории он получил от своего дяди Василия Шуйского за успешное участие в подавление движения Болотникова), просто бывший царев стольник, на которого указал добровольно уходящий в отставку Федор Годунов.

Между прочим, сам Михаил публично перед всем народом просил пока не называть его царем. Мол, если вернется он в Москву с победой, значит, есть на его царствование божья воля, и можно венчаться с Ксенией Годуновой и на царство, а без победы ему и жизнь будет не мила, и возвращаться в Москву будет незачем. И ведь Михаил Скопин-Шуйский нисколько не кокетничает, он действительно понимает все именно так, а не иначе. И хоть войско у него набрано с бору по сосенке и состоит из восьми тысяч пеших ратников и трех тысяч конных, надежда на победу у нас есть, ибо побеждают не числом, а умением, а это дело наживное.

Из пеших шесть тысяч «бойцов» были кое-как снаряженной посошной ратью, а две тысячи – московскими стрельцами, вооруженными пищалями и бердышами. Конница на две трети состояла из боевых холопов, и на одну треть – из дворянского ополчения и так называемых детей боярских. Но по вооружению и уровню подготовки между теми и другими особой разницы не было, ибо в боевые холопы (послужильцы) попадали как раз боярские дети и дворяне, по финансовым причинам не сумевшие самостоятельно экипироваться для несения службы. Было, к примеру, у отца три сына, старшему по наследству переходила экипировка родителя, а взять двадцать рублей, чтобы снарядить для службы среднего и младшего, семье было неоткуда – вот и брали они закуп, определяясь в боевые холопы.

Была у такого холопа надежда взять в походе большую добычу, вернуть долг и снова вернуться в дворянское сословие. Была да сплыла, ибо эту лазейку прикрыл царь Борис Годунов. Именно за отмену права вернуть свой закуп эта часть русского конного войска затаила обиду на все семейство Годуновых, составив значительную часть приверженцев всех Лжедмитриев, а также сподвижников атамана Болотникова, который тоже был боевым холопом князя Андрея Телятьевского. Кстати, тем послужильцам, что пошли в этот поход, Михаил Скопин-Шуйский в случае победы обещал выкупить их «контракты», превратив, таким образом, из холопов в государевых служилых людей, получающих денежное жалование.

Раздавать служилым людям деревеньки я считаю не самым лучшим способом содержания войска. Ведь такой человек должен либо служить, либо заниматься хозяйством. Именно поэтому в случае хоть сколь-нибудь затяжной компании в местных войсках иногда треть, а иногда и половина дворян и боярских детей постоянно числятся в нетях, отсутствуя по причине необходимости заниматься хозяйством. То же самое и со стрельцами, для которых государево жалование – только приварок. А основной доход они получают со своей торгово-хозяйственной деятельности. Пока стрелецкий полк стоит по месту постоянной дислокации, все нормально, служба необременительна и справный хозяин успевает везде. Но как только стрельцов более или менее надолго отправляют на рубежи, начинаются недовольства, бунты и побеги с фронта, а затем и утра стрелецкой казни. Нет уж, пусть те, кто занимается хозяйством, делают это как можно лучше, платят налоги, а государство на эти налоги будет содержать профессиональную регулярную армию и готовить призывной резерв на случай большой войны.

Кстати, если верить исторической литературе, сам Иван Болотников у нас на Руси пока отсутствует, обретаясь где-то в Венециях. Если он действительно объявится на территории России только к лету следующего года, то попадет под шапочный разбор, когда основные предпосылки Смуты будут устранены, а идея служить какому-либо воплощению «Дмитрия Ивановича» будет выглядеть настолько погано, насколько это возможно. По крайней мере, мы работаем в этом направлении, и видит Бог, у нас все получится.

А пока небольшое войско Михаила Скопина-Шуйского, поднимая пыль, идет по дороге на Калугу и Брянск, который выбран первой опорной базой для борьбы с польскими интервентами. Год назад, во время пришествия первого Лжедмитрия, именно Брянск был тыловой базой боровшейся с Самозванцем армии Бориса Годунова. И все. Больше никакой информации о том, что творилось в тех краях после прихода первого Лжедмитрия, которому населяющие тот край севрюки [231] отдались с искренним удовольствием, в письменных источниках не имеется. Следующая информация относится только к декабрю 1607 года, когда в этих краях воеводы Василия Шуйского боролись со вторым Лжедмитрием, а между тем именно этот край стал опорной базой как восстания Болотникова, так и того самого Лжедмитрия II, появление которого в этом мире мы, надеюсь, предотвратили.

Переговорив с местными товарищами, в первую очередь с Петром Басмановым, я выяснил, что Брянск в сии дни собственно как бы состоит из двух частей. Из посадов, в которых проживали те самые севрюки, что проявили лояльность к Самозванцу, и из пограничной крепости, население которой составляли гарнизон московских служилых людей и его семьи. То, что прошлой зимой творили тут воеводы Бориса Годунова, подавляя сочувствующее Самозванцу местное население, можно сравнить только с «геройствами» гитлеровских зондеркоманд. В основном в карательных акциях отличились бывший главным воеводой князь Федор Мстиславский и его заместитель боярин Василий Шуйский, будь он трижды неладен. Именно после подхода их войска сочувствовавшее Лжедмитрию население частью было убито, а частью разбежалось по окрестным деревням, а после их ухода навстречу войска Лжедмитрия посад вокруг Брянска и вовсе был сожжен.

Кстати, Петр Басманов, не моргнув глазом, заявил мне, что обороняя Новгород-Северский от польских отрядов Лжедмитрия I, он тоже сжег посады и разогнал сочувствующее «Дмитрию Ивановичу» местное население, благодаря чему и удержал крепость. А вот там, где этого не сделали – то есть в Чернигове, Кромах, Севске, Трубчевске, Курске, Путивле и Белгороде – взбунтовавшиеся местные перешли на сторону Самозванца и выдали ему связанных по рукам и ногам московских воевод. Он-то, мол, Басманов, сделал это одним из последних, когда своеволие прорвавшихся к власти временщиков стало совсем уж нетерпимым, а местный народишко при виде «законного царевича» взбунтовался почти сразу. Правда, эти бунты, как правило, были бескровными, и выданные Самозванцу воеводы, за редким исключением, тут же изменяли Борису Годунову и приносили присягу «Дмитрию Ивановичу», после чего включались в его свиту.

Остался ли в Брянске на настоящий момент хоть какой-нибудь гарнизон с сопутствующим ему начальством, сам Басманов не знал. После того как на сторону Самозванца перешло основное московское войско, осаждавшее Кромы, остальные местные воеводы и стрелецкие головы последовали этому занимательному примеру и двинулись на Москву вместе с остальными – делить полагающиеся им при смене власти плюшки. Кстати, если сам гарнизон из служилых людей в цитадели Брянска не превышал пятисот человек, то полное ее население, с чадами и домочадцами, включая всех девок, баб, стариков и младенцев, вряд ли могло превышать две тысячи человек. Оказавшись в недружественном окружении, без командования, которое сдристнуло к Лжедмитрию I, и в отсутствии каких-нибудь внятных распоряжений из Москвы, эти люди вполне могли перебраться обратно, к месту своей предыдущей дислокации.

В любом случае Брянск надо было брать, кто бы там сейчас ни сидел, и использовать как опорную базу в войне с поляками. Войску Михаила Скопина Шуйского пешим порядком идти до Брянска дней двадцать, и за это время нам будет необходимо досконально выяснить обстановку на месте. На помощь местных жителей рассчитывать можно будет не раньше, чем польско-казацкая армия Жолкевского приступит к систематическим грабежам. Но без этого не обойдется, украинские казаки грабить умеют и любят, хоть реестровые на службе короля, хоть низовые запорожские, которые сами по себе.

А пока ситуация осложняется еще тем, что наскоро собранное войско обладает весьма незначительной боеспособностью. Посоха, которая является основной его частью, на Руси в основном используется для военно-строительных и обозных надобностей, да и послужильцы с поместной конницей, которых удалось наскоро набрать, тоже не самого высокого качества. Против польской гусарии и панцирных казаков выпускать это воинство пока нельзя, да против низовых запорожских казаков оно выглядело слабо. Поэтому у сельца Бутаково (современный Троицк), куда армия Скопина-Шуйского подойдет к завтрашнему вечеру, ее будут ждать мои любимые тевтонские пехотные инструкторы, которые за две недели тренировок сделают из посохи завзятых спитцеров. Смогли ведь того же эффекта добиться шведские инструкторы в нашей истории зимой 1607 года во время спасательного рейда Скопина-Шуйского к Москве. Именно для того, чтобы оставить четыре часа в день на попутное обучение, темп движения войска снижен с тридцати километров в сутки до двадцати.

И уже значительно позже, через две недели, где-то за Жиздрой, при подходе к зоне боевых действий, в воинство Скопина-Шуйского вольются союзные части моей армии, полторы тысячи рейтар и три тысячи улан. Эти силы усиления необходимы, так как мы нам стало известно, что в ближайшее время к Жолкевскому присоединятся двадцать тысяч козаков, которых сейчас набирают по всей Украине, остатки польского воинства, с которым год назад на Русь пришел Василий Романов, а также неизвестное количество польского панского ополчения, поднятого по приказу короля Владислава. Поскольку татары Тохтамыша, не дойдя до Валахии, повернули обратно, дабы спасти свою родню, попавшую в наш полон, то руки для полноценной войны с Россией у польского войска сейчас полностью развязаны.

Правда, в Прибалтике продолжается война Речи Посполитой с Швецией, но там все решится уже этой осенью, и против шведов в основном задействованы не польские, а литовские войска под командованием пана Сапеги, которые, если что, пойдут на Русь через Смоленск. Такой вот получается стратегический расклад; даже если Скопин-Шуйский и побьет сейчас Жолкевского, то не успеет он перевести дух, жениться и венчаться на царство, как ему придется разворачиваться и отражать вражеский удар с другого направления – поэтому все наши действия должны быть рассчитаны, как движения танцоров в хорошем балете.

Помимо инструкторов, в Бутаково русское войско будут ожидать пара тысяч взятых в Крыму у убитых янычар вполне совершенных для этого времени трофейных фитильных мушкетов с запасом пороха, свинца, а также стальными шомполами и пулелейками для отливки цилиндроконических пуль Нейстлера. Кроме мушкетов, русскому воинству будет поставлена сотня фитильных нарезных штуцеров, которые тоже обнаружились в турецких трофеях, и в комплекте к ним – пулелейки для изготовления пуль Минье. И те, и другие разновидности пуль – очень полезные приблуды, о которых вспомнил кто-то из сержантов-студентов танкового полка. Пули Нейстлера и Минье были введены в обиход в середине XIX века, на излете существования дульнозарядных мушкетов и штуцеров. Первая увеличивала прицельную дальность стрельбы из гладкоствольных ружей из них со ста пятидесяти до трехсот метров, а вторая доводила скорострельность штуцеров (обычную пулю в ствол которых приходилось забивать молотком) до скорострельности обычных гладкоствольных ружей – то есть с одного выстрела в пять минут, четырех-шести выстрелов в минуту.

Конечно, если бы я немного поторопил Клима Сервия, то, наверное, мог бы вооружить стрелков воинства Скопина-Шуйского хоть супермосинами, хоть автоматами Калашникова производства «Неумолимого». Но это был бы совершенно неправильный подход. Во-первых – сразу же бы был превышен допустимый для такого типа формирований уровень новизны полученного оружия. Во-вторых – при малейшем нарушении снабжения или даже более интенсивной стрельбе стрелки рисковали в самый напряженный момент остаться без патронов, ибо от привычки палить залпами в направлении противника их еще никто не отучал. Помнится, что такая проблема возникла в ходе русско-японской войны, когда русские войска, совсем недавно перевооруженные на магазинные винтовки Мосина, без всякого полезного эффекта расходовали огромное количество патронов, просто неприцельно паля в направлении противника. Иногда даже огонь велся с закрытых позиций, как в артиллерии, вне прямой видимости цели. Нет уж, для первого этапа перевооружения достаточно просто дополнительного количества мушкетов и штуцеров, которые у янычар оказались не хухры-мухры, а самого лучшего французского производства.

Логика политической мысли и Генриха Наваррского, и всех его последователей в этом случае проста, как два пальца об асфальт. Франция снабжает оружием Турцию, которая почти непрерывно воюет с главными врагами Франции, испанскими и австрийскими Габсбургами – и тем самым облегчает геополитическое положение самой Франции. Ничего, как говорится, личного – только сухой политический расчет и желание занять главного геополитического соперника каким-то делом, желательно в стороне от своих границ.

* * *

Августа 1605 год Р.Х.