Князь Новгородский Александр Ярославич

Шестнадцатилетний князь Александр Ярославич вместе со своей новгородской дружиной и боярином-наставником Федором Даниловичем только два дня назад прибыл в лагерь под Коломной и теперь находился в состоянии тягостного недоумения. Сборное войско почти всех земель северо-восточной Руси, которое собралось для того, чтобы отразить иноплеменное нашествие, теперь готовилось вторгнуться в рязанскую землю, чтобы произвести рейдерский захват рязанского стола в интересах владимирского княжества. Владимирский князь, Юрий Всеволодович, прискакавший вчерашним вечером с малой дружиной, тут же развил бурную деятельность с той целью, чтобы уже следующим утром выступить в поход на Рязань. Но дело затянулось, так как данная затея не вызывала энтузиазма даже у вассальных владимирскому великому князю удельных князей, и поэтому князь Юрий был вынужден собрать большой совет, чтобы на нем продавить свое решение о походе на Рязань.

Главное препятствие заключалось в том, что князем Переяславль-Залесским в тот момент был Ярослав Всеволодович, сидевший на столе в Киеве, а его интересы во Владимирском княжестве представлял пятнадцатилетний князь тверской Глеб [132] Ярославич, младший брат новгородского князя Александра Ярославича. Желание у переяславцев и тверичей идти на Рязань было меньше, чем никакое. Против этого похода на Рязань был и ярославский удельный князь Всеволод Константинович, в своих делах из двух братьев Всеволодовичей ориентирующийся на киевского князя Ярослава, а не на владимирского князя Юрия. А поскольку личные отношения между Юрием и Ярославом Всеволодовичами к 1238 году стали достаточно прохладными, то никакой поддержки планам Владимирского князя Юрия со стороны клана его брата Ярослава не было и быть не могло.

Лагерь сторонников похода на Рязань помимо самого Владимирского великого князя Юрия Всеволодовича составляли Угличский удельный князь Владимир Константинович, женатый на сестре коломенского князя Романа Игоревича (а родственные узы – это святое) и удельный князь Ростовский Василько Константинович, который из двух своих дядей как-то издавна примыкал более к Юрию, чем к Ярославу. Как говорится, картина маслом, без поллитры не разобраться. Таким образом, из двух великих князей, правивших в двух «столицах» тогдашней Руси, владимирский князь был за поход на Рязань, а киевский против. Такая же картина сложилась и с удельными владимирскими князьями – два за, два против, при том, что Коломенский князь Роман Игоревич, чье княжество с самого начала стояло наособицу между Рязанским и Владимирским княжествами, совсем не был уверен, нужно ли ему вообще это рязанское великое княжение.

«Если неистовый Евпатий Коловрат, – думал Роман Игоревич, – сам, по доброй воле, пошел служить этому Серегину, то от этого дела лучше бы держаться подальше, а то может случиться так нехорошо, что и словами-то сказать невозможно. Да и шутка ли – его войско за каких-то две недели снесло-разнесло всю несметную Батыгину орду, как говорят, не понеся сколь-нибудь серьезных потерь.»

Как человек осторожный, Роман Игоревич на всякий случай отписал Евпатию Коловрату и отправил вместе с доверенным человеком записочку, в которой переложил всю вину на владимирского великого князя Юрия Всеволодовича и сообщил, что он вообще не имеет никого желания садиться на рязанский трон, но желает гарантий личной безопасности. В ответ воевода прислал записку, в которой говорилось, что если князь Роман со своей дружиной не будет участвовать в походе на Рязань, то ему тоже не будет ничего грозить. А если еще он отговорит от похода своего шурина, Угличского князя Владимира Константиновича, то тогда ему еще, быть может, выйдет и награда.

Но князь Александр Ярославич еще не знал о столь примечательном факте. В настоящий момент будущий первый русский верховный князь и император стоял возле своего шатра и беседовал со своим воспитателем боярином Федором Даниловичем, младшим братом Глебом и его воспитателем, тверским боярином Кузьмой Борисовичем. Как ни удивительно, но тихим и внушительным голосом говорил шестнадцатилетний отрок, у которого едва-едва на подбородке начал пробиваться нежный пушок, а матерые бояре внимательно его слушали, кивая поседевшими метлами бород. Нет, если бы молодой князь начал говорить глупости и пороть чушь, то они бы его поправили, но пока все было гладко и весьма разумно.

– Значит так, господа бояре, – произнес юноша, – мы с братом Глебом отроки юные, неразумные, и на княжьем совете нам делать нечего, поэтому туда пойдете вы и будете говорить за нас обоих. Слово нашего отца великого князя Ярослава Всеволодовича вы знаете – на Рязань не ходить, от битвы уклоняться, прямо нашему дяде князю Юрию не перечить и в то же время ничего для него не делать. Понятен ли вам, бояре, приказ нашего отца?

– Понятен, княже, – кивнул боярин Федор Данилович, – все сделаем как по писанному, ты не переживай. Только скажи, где вас с Глебом надо будет искать в это время, и что вы собираетесь делать?

– Будем мы с братом тут, поблизости, а что придется делать – так это в руке божьей, – ответил Александр, в кармане которого лежала записка, переданная одним из преданных слуг Евпатия Коловрата. – Быть может, будем обниматься-целоваться, а быть может, биться за свою жизнь, потому сопровождать нас на той прогулке будет полусотня кованой рати сотника Ратибора Береста… Все остальное дело сугубо тайное, наставник, и я попрошу вас меня пока извинить.

Бояре кивнули и сразу после этого разговора засобирались на княжий совет, а юные князья, поднявшись в седла, под охраной полусотни панцирных тяжеловооруженных воев выехали за пределы воинского лагеря и направились к месту слияния Москвы-реки и Оки, где сыновьям Ярослава Всеволодовича была назначена, так сказать, встреча в верхах.

И точно – едва вереница всадников, проехавших вдоль берега Москвы-реки, а потом пересекших по льду Оку, приблизилась к ее противоположному берегу, кусты возле утоптанной тропы шевельнулись, и навстречу выехали несколько всадников в легких доспехах и без боевых масок. Двое из них были мужчинами, а все остальные – плечистыми и грудастыми девицами-богатырками разной степени пригожести. Ратибор Берест приблизил свои губы к уху Александра Ярославича.

– Тот коренастый, что слева, – тихо сказал он, – воевода Евпатий Коловрат, а второй вой, стало быть, сам князь-колдун Серегин.

– Он не выглядит слишком могучим и опасным, – так же тихо ответил юный князь.

Старый сотник усмехнулся щербатой улыбкой.

– Сила князя, – назидательно сказал он, – не в его руках и в мече, а в войске и уме. И потом, не всегда побеждает сила, иногда силу одолевает быстрота и ловкость. А этот Серегин ой как быстр и ловок. Один на один я бы против него не вышел. Запомни это, Александр Ярославич.

– Я запомню, сотник, – кивнул будущий Невский, – а теперь оставьте нас с этим Серегиным наедине. Иначе зачем мы сюда приехали?

Воины сопровождения остались на месте, а Александр и Глеб, чуть тронув поводья, выехали навстречу белым всадникам. С той стороны им навстречу тоже двинулись двое – сам Серегин и с ним – одна из богатырок, а вовсе не Евпатий Коловрат, как ожидалось. Укутанные в белую попону могучие кони Серегина и его спутницы были на две ладони выше совсем не маленьких коней двух братьев, в результате чего, если добавить разницу в росте, возвышающийся на две головы над своими визави Серегин и его спутница вынужденно смотрели на юных князей сверху вниз. Но сопровождающие своего князя плечистые богатырки были еще выше ростом, и Александр Ярославич очень хорошо представил, как они сверху рубят своими мечами монгол, причем половинка монгола падает слева от седла его коня, а половинка справа. Поняв неловкость ситуации, Серегин и его спутница ловко спешились и последние несколько шагов прошли пешком, вынудив юношей сделать то же самое.

«Нет, – молча подумал Александр Ярославич, наблюдая, как плавно, подобно дикой рыси, движется спутница Серегина, – это не женщина, это богатырка. И меч, рукоять которого по-восточному торчит из-за левого плеча, тоже явно служит не для красоты. Слишком потерта от долгого употребления его обтянутая шершавой кожей рукоять, и слишком цепкий взгляд. И слишком независимый вид для жены, любовницы или женщины-телохранителя, как это бывает у некоторых народов. Скорее, это воевода или, в крайнем случае, тысяцкий, что в войске, состоящем по большей части из женщин, совсем не исключено.»

Остановившись в двух шагах от юных князей, Серегин кивнул и произнес:

– Здрав будь, князь новгородский Александр Ярославич, и да пребудет с тобой удача в делах и благословение Господне. И ты тоже будь здрав, князь тверской Глеб Ярославич, долгих лет жизни тебе и многочисленного потомства.

Юный новгородский князь ответил вежеством на вежество и кивнул в ответ.

– И ты будь здрав, князь Серегин, – произнес он, – ты великий воин, колдун и победитель Батыги, желаю тебе и удачи в делах и долгих лет, и многочисленного потомства и Господнего благословения. А теперь скажи, князь-колдун, почему мне ты пожелал удачи и благословения Господа нашего, а брату моему только долгих лет и множества детей?

– Для начала, Александр Ярославич, давай договоримся, что я не колдун, и никогда им не был. Я воин, с благословения Господня работаю богом, или, если хочешь, архангелом, Русской Справедливой Оборонительной Войны. Все остальное тоже делается с ведома и по поручению Бога-Отца, даже то, что может показаться тебе колдовством, но на самом деле есть использование тех сил, которые были сотворены Создателем вместе со всем остальным Мирозданием. Это Мироздание включает в себя множество миров, некоторые из которых показались бы вам странными, а некоторые просто ужасными. Мы как раз из одного из таких миров, находящегося на восемь сотен лет тому вперед, поэтому знаем многое из того, что вам пока знать не положено…

Сделав паузу, Серегин посмотрел на юных князей, которые слушали его как завороженные. Мальчишки же еще – а значит, любители таинственных историй и страшных клятв. Тем легче с ними будет работать, и тем выше ответственность. Убедившись, что оба юных князя заинтригованы и желают слушать дальше, Серегин продолжил дозволенные речи.

– Удачи в делах и благословения Господня, князь Александр Ярославич, я пожелал тебе потому, что тебе, старшему сыну своего отца, предстоит вернуть Руси былой блеск времен Владимира Святого и Ярослава Мудрого. Пришло время снова собирать камни и превратить рыхлое скопище княжеств-полугосударств в несокрушимый монолит Русской Империи, и начать этот процесс суждено тебе, юноша. Что же касается твоего брата, то ему было предначертано героически погибнуть от руки монгол, ни на йоту не поступившись своей честью. Но уничтожив Батыя с его войском, мы изменили и судьбу твоего брата. Поэтому теперь он сам творец своего будущего, и все зависит только от того пути, который он выберет. Станет он твоим верным помощником и товарищем – будет ему тогда и удача, и Благословение Господне, ибо щедро он отсыпает свои дары. А если нет, то на нет и суда нет, а есть геенна огненная и тьма внешняя со скрежетом зубовным в полной пустоте. Ответил я на твой вопрос, князь новгородский, или еще что-то пояснить?

Юные князья недоумевающе посмотрели друг на друга. Неизвестный никому, но явно русский князь, да к тому же колдун, с первоклассным и многочисленным войском, непонятно откуда пришедший на Русь, и так был явлением до предела невероятным, но тут все закручивалось так лихо, что сказочники нервно топтались в сторонке и жаловались за свою несчастную судьбу и отбитый хлеб. Но все же охота бывает пуще неволи, и истории о тридевятом царстве, тридесятом государстве, таинственных белых всадницах-богатырках и прочих чудесах уже успели достаточно широко разойтись по Руси и достичь ушей юных князей. И вдруг, неожиданно для них, сказка грозит обернуться былью. Тридевятое царство оказывается от них в одном шаге, а рослые, на две головы выше них, остроухие богатырки, тоже спешившиеся со своих могучих коней, строят им с братом глазки, выглядя при этом намного доброжелательнее, чем сумрачная спутница Серегина. Эх, была не была! Александр Ярославич набрал в грудь побольше воздуха и начал:

– Могли бы мы с братом, – тут его голос предательски пустил петуха, – побывать в твоем тридевятом царстве и тридесятом государстве и своими глазами увидеть, а руками пощупать его чудеса, чтобы нам потом было что рассказать нашему отцу, Великому князю киевскому Ярославу Всеволодовичу?

– Я-то не против, – пожал плечами Серегин, – да только разрешат ли вам ваши воспитатели такую небольшую, но дальнюю отлучку?

– Они сейчас на совете у нашего дяди великого князя владимирского Юрия Всеволодовича, – важно пояснил Глеб, – наводят тень на плетень и от имени нашего отца дают отказ в походе на Рязань. Они бы и сами не прочь, но дела. Поцелуй крест, что не причинишь нам вреда, и поскольку мы знаем, что ты честный человек, то этого будет достаточно.

– Хорошо, – сказал Серегин, доставая из-за отворота полушубка массивный серебряный крест. – Клянусь милостью Отца, своей честью и самой жизнью, что не причиню вреда ни князьям Александру и Глебу Ярославичам, ни сопровождающим их лицам, а также буду защищать своих гостей не только силой имеющегося оружия, но и при помощи всех остальных возможностей. Аминь!!

Как только Серегин прочитал клятву, в небесах прогрохотал отдаленный гром. А позади таинственного князя и его эскорта, который так и не обернулся, вдруг разверзлась дыра в другие миры и измерения. Сказав «А», юным князьям теперь требовалось проговаривать и остальные буквы алфавита; и впереди их ждали ужасно интересные приключения. Интересно, юные князья девственники или нет – отчего-то подумалось Серегину. Да уж, в любом случае среди амазонок на них будет самый настоящий конкурс по десять человек на место.

* * *