Тот же день около полудня, в Светлом лесу

примерно в 5-ти  километрах вниз по дороге от заброшенного города

Капитан Серегин Сергей Сергеевич

 

Лязгающая железом фаланга тевтонов от края до края перегородила частоколом граненых стальных пик узкий промежуток между рекой и крутым склоном холма. Было очень жарко, с безоблачного неба палило разъяренное солнце, раскаляя черненые доспехи спитцеров и стеганые, в мелкую клетку, набитые конским волосом жилеты арбалетчиков. Пот из-под раскалившихся касок стекает на лоб и шею, но солдаты держатся стойко. Чего у тевтонов не отнять – так это готовности терпеть тяготы и лишения походной жизни. Конечно, хочется попросить Анастасию сделать что-нибудь с этим палящим солнцем, но магические силы, возможно, ей еще пригодятся, а тевтоны и так стоят неколебимо, как памятники.

В узких промежутках между ротами тевтонской пехоты присели на одно колено одетые в камуфляж пулеметчицы из амазонок. Назатыльные платки, свисающие из-под кепи, прикрывают плечи, позы выражают напряженное внимание, левый глаз прищурен; знаменитая Анка, та что из истории про Чапая, умерла бы от зависти, гладя на этих красавиц. Стоит только прозвучать команде, как десять стрекочущих машинок брызнут на врага смертельным свинцовым дождем, укладывая его солдат рядами и колоннами прямо на том месте, где застала их смерть.

Остальные амазонки, вооруженные «Супермосиными», укрепились на склоне холма, укрываясь от нескромных взглядов между воздушных корней, для дополнительной опоры выпущенных стволами могучих деревьев. Там же своих «ручных» соплеменниц поджидали союзные нам «дикие» лилитки, готовые при неблагоприятном развитии событий сцепиться с ними в рукопашной схватке. Тевтоны поделились со своими постельными подружками в избытке имеющимся у них нетабельным холодняком, типа: «Вот тебе, милая, подарок – пилочка для ногтей» – и теперь, вооруженные бритвенно отточенными стальными мечами и кинжалами, «дикие» лилитки были значительно опаснее, чем притаившиеся в траве ядовитые змеи, у которых ядовит не только укус, но и взгляд.

Позади строя пехоты в эскадронных колоннах стоит чернопанцирная кавалерия тевтонов – впереди рейтары, способные с ходу своими пиками и тяжелыми прямыми палашами прорвать любой пеший строй; а позади них на быстроногих конях – стремительные уланы, готовые гнать и рубить бегущего врага. Позади кавалеристов прямо на дороге лежит металлическая туша штурмоносца, угрожающе шевеля своими оборонительными турелями. Это наш главный стратегический резерв. Стоит ему подняться в воздух – и тогда врагу небо покажется с овчинку.

Наша магическая пятерка собралась на пригорке, возвышавшемся между опушкой леса и стоящим на дороге штурмоносцем, и изготовилась к магическому единению. Вид отсюда на будущее поле боя создавался прекрасный, все необходимые заклинания Колдуном, Коброй и Анастасией были уже отработаны и теперь мы на выбор могли влепить по врагу заклинанием Подавления (в смысле вражеской магии), Стеной Огня, или вызвать в окрестностях небольшой тропический шторм с ливнем, градом и прочими прелестями. Таким образом, мы сами тоже представляли собой еще один, второй главный стратегический резерв. Все же войско к нам подходит немалое, численно в несколько раз превышающее наши скромные силы.

И вот настал тот момент, когда вдали на дороге показались бегущие к нам плотной толпой полуголые фигурки людей. Я поднял к глазам свой бинокль и подстроил резкость. «Ручные» лилитки оказались на вид даже выше и гораздо плечистее своих «диких» сестер, с немного более светлой кожей, и, в отличие от тех, не имели на теле заметной татуировки. Они носили небольшие короткие переднички или юбки из светлой ткани – точно отсюда я разобрать не мог. Ярко сверкали на солнце вставленные в их носы бронзовые кольца, из вооружения и защиты были заметны только небольшие круглые, плетеные из прутьев щиты и насаженные на длинные топорища поблескивающие бронзовые топорики.

В бинокль я прекрасно видел, как тяжело переставляют они ноги, уставшие от долгого бега, как вздымаются их худые бока, а под кожей отчетливо выступают ребра. Видимо, с места ночного привала их с нечеловеческой безжалостностью гнали бегом без всяких остановок и пауз для отдыха. Позади сплошной колышущейся массы голов «ручных» лилиток виднелись длинные шеи и головы утконосых ездовых динозавров, в парных упряжках тянувших за собой вытянутые повозки, густо набитые воинами в полном вооружении древнегреческих гоплитов – скорее всего, теми самыми Волкодавами. При этом хвост этой колонны повозок терялся где-то далеко в поднимающемся над дорогой мареве раскаленного воздуха.

Казалось, что прямо так, с разбега, эта плотная толпа (а лилитки бежали по дороге именно толпой, а не строем) попробует броситься на наши ряды, чтобы с ходу смять и растоптать преградившее дорогу препятствие. Унтера и фельдфебели тевтонских спитцеров напряглись, готовые дать команду опустить пики к бою; но тут первые ряды лилиток примерно в пяти сотнях шагов от нас начали замедлять свой бег и останавливаться, выстраиваясь в неровную линию, также перегородившую весь промежуток от реки до опушки леса. Тяжело дыша, они смотрели на противостоящее им прекрасно вооруженное войско – и уже видели свою смерть на этих длинных граненых пиках, пока что безвредно задранных вверх. Напротив, грузные под тяжестью своих доспехов Волкодавы не спеша выгружались из своих повозок, и, несмотря на свою в общем неплохую защиту, отнюдь не торопились вставать в первые ряды.

Атмосфера сгустилась настолько, что казалось, сейчас без всяких усилий Анастасии меж нами и ими разразится жестокая гроза. Если во взглядах «ручных» лилиток я читал только усталость и обреченность, то Волкодавы смотрели в сторону преградивших им дорогу тевтонов с оскорбительным пренебрежением. Пройдет еще совсем немного времени – и их мнение о нас сильно изменится, но не только лишь все смогут пережить этот волнительный момент, как говаривал главный укроцицерон Виталя Кличко. Скорее всего, сегодняшнего полудня не переживет никто из этих заносчивых медноголовых кретинов; но у меня по этому поводу сейчас нет ни горечи, ни сожаления.

Секунды текли, но ничего не происходило; напротив, плотная толпа «ручных» лилиток по оси дороги начала расступаться в обе стороны, пропуская вперед запряженную «утконосом» коляску-одноколку. Понимая, что это прибыло вражеское магическое начальство, которое сейчас будет делать нам козью морду, я вытащил из ножен радостно зазвеневший меч Ареса и, не прекращая наблюдать за обстановкой, активировал энергетические связи внутри нашей магической пятерки. Разумеется, заклинание Колдуна можно было использовать немедленно, но для этого требовалось все же подождать некоторое время, пока наш маг-исследователь превращает заранее заготовленную мыслеформу в активное заклинание, нейтрализующее всю вражескую магию в радиусе примерно километра.

Оно, заклинание, уже появилось в середине нашей пятерки в виде призрачной мерцающей бледно-фиолетовой сферы, в которую Кобра, наш «главный энергетик», тут же начала вливать мегаватты своей мощи… В это время коляска с главным вражеским колдуном наконец выехала на пустое пространство перед строем «ручных» лилиток. Как только коляска остановилась, из нее выбрался невысокий седобородый старичок в высокой тиаре; в руках он держал явно тяжелый, чуть изогнутый массивный меч в ножнах, по виду похожий на древнегреческую махайру. Нет, это не я знаю, как выглядела знаменитая махайра, которой рубились всадники-гетайры Александра Македонского, сто лет она мне не сдалась. Это энергооболочка покойного Ареса дает мне подсказку, ибо бывший ее носитель если в чем и разбирался, так это в холодном оружии.

Освободив меч от раскрывшихся ножен (точно махайра, эрринии меня побери, только не стальная, а из какого-то темного сплава, похожего на бронзу), вражеский маг кивком подозвал к себе двух ближайших боевых «лилиток», которые тут же подошли к нему и, выпустив из рук оружие, покорно опустились на колени. Старичок, стоя вполоборота к нам, начал медленно поднимать вверх свой меч, и лицо его в этот момент имело такое же выражение, как у мучающегося с похмелья кирюхи, который вот-вот пропустит вожделенный стопарик. Было понятно, что сейчас прямо на наших глазах свершится жестокое убийство двух женщин, находящихся под заклинанием принуждения, а значит, заведомо беспомощных и лишенных возможности бежать или сопротивляться. Более того, произойдет не простое убийство, а богопротивное жертвоприношение, после которого последует нечто настолько мерзкое и отвратное, что у меня уже нет слов.

Наше заклинание уже почти созрело, но требовалось еще несколько томительных мгновений для того, чтобы набухший почти до трехметрового диаметра пузырь прорвался и все вокруг затопила волна магической энергии, акцентуированной на нейтрализацию. Но все решила отнюдь не магия. В тот момент, когда старик занес меч над головой, сгустившуюся, будто концентрированную тишину прервал резкий, как щелчок кнута, выстрел из «Супермосина».

Пуля амазонки-снайперши попала старичку в правую скулу, почти точно под глазом. Тиара с головы кувырком отлетела в сторону, и на стоящих позади брызнуло содержимое его черепа. Меч с жалобным звоном выпал из разжавшейся ладони, после чего тело, под общий вздох с той стороны, завалилось назад и вбок – дряхлое, сухонькое тело, теперь необратимо мертвое, и оттого безвредное. Очевидно, это был очень важный персонаж среди местных и самый сильный маг противника, потому что сразу после его смерти кто-то из державшихся в задних рядах магов рангом поменьше отдал неслышный колдовской приказ – и обреченно вздохнувшие «ручные» лилитки, размахивая своими топориками, потрусили вдоль дороги в нашу сторону, навстречу опустившимся пикам спитцеров и своей смерти. Единственное, что они могли попытаться сделать – так это завалить тевтонов трупами передних рядов, чтобы задние, перебравшиеся через вал еще шевелящихся тел, смогли бы добраться до арбалетчиков, только для того, чтобы наконец оказаться прямо перед мордами застывших в готовности кавалеристов. При этом они не заколеблются и не отступят, потому что заклинание принуждения, которое гонит их вперед, не знает ни жалости, ни пощады. Жизнь этих женщин – ничто по сравнению с интересами их хозяев.

Почти не глядя, я ткнул мечом назад, как будто там, за моей спиной, находилось не уже созревшее и готовое к применению заклинание нейтрализации, а обыкновенный мыльный пузырь. Из этой моей спонтанной затеи могло выйти все что угодно; и потом Колдун долго ругал меня за необдуманный поступок и благодарил за интересный научный эксперимент, позволивший создавать заклинания не только кругового, но еще и направленного действия. Ведь когда мой меч проколол пленку магического пузыря, вся накопленная в нем энергия вырвалась в сторону прокола – бледно-фиолетовая волна заклинания, видимая даже обыкновенным, не магическим взглядом.

Подобно цунами или селевому потоку эта волна захлестнула обреченно атакующих боевых лилиток и, постепенно ослабевая и бледнея, покатилась дальше вдоль дороги. При этом раздавались такие звуки, как будто лопались тысячи мыльных пузырей. Быть может, это была только иллюзия, но мне кажется, что звук сей означал разрушающиеся на каждой лилитке заклинания принуждения.

И точно! Замедлив бег, лилитки сделали еще несколько шагов и остановились, в растерянности вертя головами. Заклинание принуждения, гнавшее их вперед, утратило свою силу, и теперь они банально не знали, что им делать. До арбалетов, а тем более до пулеметов с нашей стороны, слава Отцу, дело так и не дошло. Потом из задних рядов, где Волкодавы подталкивали отставших лилиток в спину копьями и мечами, раздались крики боли и звуки яростной схватки, после чего основная масса женщин-воительниц, только что стоявшая в недоумении, развернулась на сто восемьдесят градусов и бросилась на выручку своим сестрам, почти голыми руками сражавшимся с меньшим в числе, но куда лучше вооруженным противником.

Теперь, ведомые вековой ненавистью и возможностью наконец вцепиться в глотку врага, эти женщины были готовы завалить своими трупами уже Волкодавов – и это меня категорически не устраивало. Тевтонская пехота и кавалерия справится с этими ублюдками куда быстрее и почти без потерь; и наклонившие свои пики спитцеры уже готовы двинуться в бой. Но как они смогут приступить к делу, если между ними и их целью мечется толпа разъяренных неуправляемых баб? Главное, я совсем не представлял, как их оттуда можно убрать.

– Слушай, Колдун, – сказал я нашему главному магу, – из-за этой толпы баб тевтонская пехота не может вступить в схватку. Сделай, пожалуйста, хоть что-нибудь, что убрать их оттуда, ведь этих дурочек сейчас всех перебьют…

– Сейчас, Сергей Сергеевич, сейчас, – сказал Колдун и, что-то бормоча себе под нос на языке жительниц плоскогорий, начал делать руками такие жесты, будто отгонял кого-то к обочине дороги.

Что самое интересное – лилитки его услышали. Они сначала затормозили, недоуменно крутя головами – ведь впервые на протяжении жизни многих и многих поколений им не приказывали в императивном тоне, а просто просили. Потом, увидев позади себя мерно надвигающуюся под барабанный бой железную щетину пик тевтонской пехоты, основная масса лилиток повернула и побежала к опушке леса, будто раздергивая занавес перед новыми участниками этой трагедии; и только небольшая их часть – три или четыре тысячи – продолжала отчаянно сражаться с Волкодавами, ценой своей жизни не давая им построиться в правильный строй, чтобы хоть попытаться отразить атаку железной фаланги тевтонских спитцеров и арбалетчиков. Многие из них продолжали отчаянно биться с Волкодавами, даже истекая кровью из глубоких ран, пытаясь забрать их с собой в смерть хотя бы из расчетов десять своих жизней за одну вражескую.

Но они были в этой своей войне совсем не одиноки. С опушки леса, где на возвышении укрепились амазонки, один за другим частым стаккато звучали прицельные выстрелы из «супермосиных»; и то один, то другой Волкодав выпадал из строя с простреленной головой. Примерно с пятисот метров их бронзовые шлемы не могли держать винтовочные пули даже с мягкими носами, а начищенный до сияния металл и яркие плюмажи только помогали прицеливанию. Стреляли амазонки не особо часто, но зато прицельно, так же, как во время тренировок, явно не прошедших даром. Когда мы обучали амазонок стрельбе, то требовали, чтобы в боевой обстановке один выстрел означал одного убитого врага – и наши ученицы вполне соответствовали этому правилу. Но все равно пришлось с горечью констатировать, что, несмотря на меткую стрельбу амазонок и свою отвагу, очень немногие лилитки из тех, что сражались сейчас с Волкодавами, смогут дожить до победы в этой битве. А ведь я уже видел в этих рослых великолепных женщинах своих будущих солдат, которые вместе с «волчицами» составят костяк мое будущей маленькой армии.

– Дим, – впервые за все время я обратился к мальчику не по позывному, а по имени, – я понимаю, что ты устал, но я тебя по-человечески прошу сделать хоть что-нибудь, чтобы женщины, которые сейчас сражаются с теми уродами – те из них, кто еще жив – смогли дожить до того момента, когда мы будем в состоянии оказать им нормальную медицинскую помощь. Если надо, бери мои силы – но сделай так, чтобы они выжили, ведь когда мы вместе, наши возможности умножаются многократно…

– Я понял, Сергей Сергеевич, – ответил Колдун и тут же начал двигать руками, сплетая новое заклинание, – остальные тоже согласны, и поэтому я сейчас наложу на них групповое заклинание регенерации. Оно будет действовать около часа, надо только правильно расставить маркеры… погодите одну минутку… Готово!

Последнее слово Колдуна, казалось, донеслось до меня совсем издали, потому что свет в моих глазах потускнел, краски окружающего мира выцвели, а звуки стали глухими и невнятными. В те же время я знал, что точно так же своими силами поделись и Птица, и Кобра, и Анастасия, и сам мальчик. Больше всего энергии, как и всегда, дала Кобра; но и мой вклад стоил очень дорогого. Теперь я ощущал боевую ярость, я чувствовал раны и боль этих женщин как свои собственные; они, все вместе, как бы стали частью моего сознания, а я частью их.

Некоторые из них хоть были еще живы, но израненные лежали на земле, истекая кровью – с отсеченными руками и ногами, и распоротыми животами; в то время как другие, даже будучи ранеными, продолжали наносить и отражать удары, то и дело врываясь в бреши вражеского строя, образовавшиеся, когда пули амазонок выбивали какого-то из Волкодавов, стоявших в передних рядах. Кроме того, Волкодавы под натиском лилиток и под обстрелом амазонок медленно, шаг за шагом, отступали, и их убитые и тяжелораненые, вместе со своим оружием, оставались под ногами наседающих на них боевых лилиток, которые подбирали мечи, щиты и копья, и тут же пускали их в ход против соратников бывших владельцев. Делали они это очень неуклюже, так как совсем не владели оружием такого типа, и тут я подумал: «А почему бы и нет?!» Если я ощущаю боль и ярость лилиток как свои собственные, то почему они не смогут воспользоваться моими знаниями и умениями? Точнее, в данном случае не моими знаниями и умениями, а хранящимися в энергооболочке умениями покойника Ареса. Но это все равно. Надо только немного расфокусировать взгляд, войти в транс и постараться до предела раскрыться, передавая всем, кого захватило заклинание Колдуна, и теорию рукопашного боя, и прилагающуюся к нему моторику.

Дошло, как я понимаю, не до всех, но до многих, отчего рисунок сражения сразу же изменился, и совсем не в пользу Волкодавов. Тем более что тевтоны, из оборонительного линейного построения перестроившиеся за это время в четыре ощетинившихся пиками батальонных наступательных клина, подошли почти вплотную к месту схватки лилиток с Волкодавами и замедлили свой шаг, не имея возможности вступить в непосредственный контакт с противником. Дело свое лилитки сделали, и я отдал им мысленный приказ уходить в промежутки, специально оставленные для этого между батальонами тевтонов. Некоторое время спустя металлический скрежет и лязг удвоенной интенсивности, а также мысли и ощущения лилиток донесли до меня весть о том, что лилитки выполнили мою команду и отступили предложенным путем, а в деле против Волкодавов теперь задействована одна только тевтонская пехота, навалившаяся на их строй остриями своих граненых пик и обстреливающая почти в упор из арбалетов. Все – можно разрывать контакт и выходить из транса. Дело было сделано.

Когда я взглянул на поле боя собственными глазами, то увидел, что дело действительно сделано. Стальные клинья тевтонских пехотных батальонов, чьи пики в полтора раза превосходили по длине копья Волкодавов (а арбалетные болты на таком расстоянии были способны пробивать щит, руку, кирасу и тело одновременно) почти сразу же прорвали неровный и значительно ослабленный строй Волкодавов. Как только это произошло, тевтонская пехота блокировала и принялась добивать тех, кто еще пытался сопротивляться, открыв широкие проходы для кавалерии, которая тут же рванула вперед – гнать и рубить в капусту бегущих со всех ног трусов. Убежать не удалось никому. Правда, несколько вражеских магов, успевших вскочить в свои запряженные «утконосами» коляски, попробовали покинуть наше общество, не попрощавшись – но с ними вышло очень нехорошо.

Помните, я как-то сетовал, что местных гигантских птерозавров, которые тут обычны так же, как вороны на нашей помойке, нельзя использовать в качестве дронов-бомбардировщиков; зато, как оказалось, с учетом их мощного клюва-долота из них получаются неплохие живые копья-камикадзе. А все это ученицы моей жены, которые придумали такую штуку – перехватывать сознание ящеров-стервятников, что налетели и принялись кружить над местом сражения, дожидаясь, пока мы уйдем и дадим их возможность угоститься такой вкусной падалью. Пикировали под углом шестьдесят градусов они довольно лихо – и при весе в примерно в семьдесят килограмм пробивали свои жертвы клювом прямо насквозь. Двое из трех магов даже не поняли, что их атакуют, а третий сумел отбить одного птерозавра, который промахнулся – но это ему не сильно помогло, потому что следующий сделал свое дело точно как надо. Все закончилось; можно было распускать пятерку и идти собирать трофеи, в смысле очно знакомиться с так называемыми ручными лилитками и смотреть, на что они годны.

Но первыми, раньше всех, на поле боя успела Лилия (и откуда она тут взялась), а с ней несколько команд из будущих «волчиц», которые собирали раненых ручных лилиток и тевтонов. Тевтонов в этом бою пострадало немного; в основном санитарным командам пришлось заниматься лилитками, часть которых была жива только потому, что еще действовало групповое заклинание регенерации, наложенное Колдуном через нашу магическую пятерку.

То есть, проткнутый копьем или мечом живот такое заклинание, к примеру, залечить не может, а просто длит человеческие мучения, не давая жертве умереть. Почти то же самое с отрубленной рукой и ногой. Регенерация, правда, почти мгновенно останавливала кровотечение, но мне очень трудно представить, что бы из-за этого заклинания сумела отрасти рука или нога. Холодное оружие способно наносить просто страшные раны, особенно если на одной стороне сражается полностью экипированный доспехами и оружием профессионал-мужчина, а на другой стороне – кое-как вооруженная и ничем не защищенная женщина-воин, которую подогревает только яростная отвага восставшей рабыни. За лечение большинства тех ранений, которые я мог видеть на этом поле, не взялся бы ни один полевой госпиталь нашего мира, да и стационарный тоже; но Лилия, к счастью, придерживается по этому вопросу совершенно иного мнения.

Под ее чутким руководством тяжело и смертельно раненых лилиток собирали и укладывали на носилки; тем, кому было необходимо, запихивали кишки обратно в живот и относили к используемому как санитарный транспорт штурмоносцу, который затем перебрасывал их в заброшенный город к центральному магическому фонтану; там их относили к купальням в подвалах главных башен и ненадолго погружали в ванны с концентрированной магической водой. Как потом сказала Лилия – из тех лилиток, которых Димкино заклинание застало живыми, ни одна так и не умерла; по крайней мере, за исключением тех несчастных, кого Волкодавы просто разрубили на куски.

Тогда я еще не знал, что, поделившись с этими женщинами-воительницами своей жизненной силой, а сделал еще один шаг по пути превращения капитана ГРУ Сергея Сергеевича Серегина в нечто новое, почти что нечеловеческое. Нет, у меня пока не растут копыта, рога и хвост, и нет желание пить кровь и закусывать новорожденными младенцами, но энергооболочка покойного Ареса становится мне такой же привычной, как собственная шкура, а с мечом я теперь обращаюсь ничуть не хуже, чем с огнестрельным оружием. Кроме того, сегодня я был не просто пассивным элементом магической пятерки и ее ключом, но еще и отдал для сотворения заклинания часть своих сил, а потом еще какое-то время чувствовал сражающихся и умирающих лилиток как самого себя; и, кроме того, даже мог руководить их действиями.

Когда я рассказал об этом отцу Александру, тот немного скептически посмотрел на меня и сказал, что один такой случай еще не показатель, но если такое повторится, то тогда к этому придется отнестись чрезвычайно серьезно. И понимай это заявление как знаешь.

Однако скорый и кровавый разгром вражеского войска отнюдь не означал того, что дело уже сделано, совсем наоборот – нам предстояла долгая и кропотливая работа. И началось с того, что из погони за беглецами вернулась тевтонская кавалерия и пригнала с собой пленных. По большей части это были просто слуги и остроухие рабыни магов и Волкодавов. Так как сопротивления тевтонским кавалеристам они не оказали и, освободившись от заклинания принуждения, даже не стали никуда убегать, то и те не стали их убивать, а пригнали туда, где от трудов праведных в тенечке на опушке леса отдыхала наша пятерка. Казалось, что все заняло не больше пяти минут, но если верить часам, то месились мы с местными около двух часов.

Так вот, домашние слуги и рабыни нас интересовали мало; настоящий воин не обременяет себя роскошью, и у него в обозе бывает только самое необходимое; так что я разрешил тевтонскому начальству, имеющему совсем другие понятия, взять эту обузу себе. Слуги были очень хорошенькие – молоденькие и немного женоподобные – и я понял, каково было их истинное предназначение в том нетрадиционно ориентированном обществе. На ум почему-то пришло слово «эфеб». Правда, одного юношу, одетого в сандалии, зеленый передник и такую же круглую зеленую шапочку, Лилия, между делом проходившая неподалеку, посоветовала не отдавать к тевтонам, а забрать к себе. Оказалось, что этот молодой человеке по имени Гакимаустариост – начинающий маг Жизни, он же лекарь, он же ученик медика, состоявшего при отряде Волкодавов. В отличие от толпы смазливых слуг, ориентация у юноши была вполне гетеросексуальная, из-за чего при прошлой власти начальство и учителя постоянно его третировали и обзывали Производителем, думая, что тем самым его унижают. Но дар мага Жизни у юноши тем не менее имелся; при этом он обещал стать одним из сильнейших магов этого мира. Только повозиться нам с ним придется – это ты и к гадалке не ходи; но все, с чем мы раньше возились, уже дало свой результат, и парень Гак тоже не будет исключением, тем более что опекать его взялась сама Птица, которая еще ни разу меня не подвела. Наверное, она видит в этом недоделанном враче такого же ребенка, как и ее гаврики, только постарше возрастом.

Служанки у магов и Волкодавов тоже относились к тому же остроухому подвиду человеческой расы, что и другие лилитки, и отличались хрупкой, почти прозрачной красотой, чем резко контрастировали как с мрачно-брутальными рослыми и плечистыми «ручными» боевыми лилитками, так и с их гибкими как змеи «дикими» сестрами. Интересно, отчего такая разница в телосложении, ведь, насколько нам известно, все разновидности лилиток разводятся на одних и тех же фермах от одной и той же племенной популяции. Или это каким-то образом связано с режимом питания и обращения в раннем и среднем детском возрасте до периода полового созревания? Не знаю, не знаю. Но в принципе сейчас для меня это и не важно, поскольку их разведением я заниматься не собираюсь, а если кто из боевых лилиток, уйдя из этого мира вместе с нами, решит по пути размножаться, так это все будет в сугубо частном порядке. Единственное, что сейчас меня интересует, так это «ручные» боевые лилитки, их потери в бою, а также то, сколько из них мы сможем взять к себе, а сколько должны будем оставить здесь для поддержки тевтонов.

Из примерно десяти тысяч боевых лилиток, участвовавших в этом походе, в итоге выжило и перешло на нашу сторону около восьми тысяч бойцыц. При этом чуть более трех тысяч из них не отступили по приказу Колдуна и продолжили сражение с Волкодавами – и, следовательно, попали под действие наложенного нами заклинания, которое оказалось для них не только регенерирующим. Пусть я и не такой великий маг, как наш юный Колдун, но могу предположить, что каждый из нас отдал в это заклинание не только свои силы, но часть своих способностей и своей души. Вот смотрю я сейчас на кучку тихо переговаривающихся рослых статных остроухих красавиц, уже успевших опоясаться поясами с висящими на них трофейными бронзовыми мечами – и, хоть мы с ними еще не знакомы, не прошли вместе через битвы и через годы – но, несмотря ни на что, я чувствую в них «своих». Возможно, такое чувство и возникает как раз тогда, когда вкладываешь в кого-то душу, а потом начинаешь видеть в нем часть себя.

Ответные взгляды, которые они на меня бросают, даже заставляют немного поежиться; в них и уважение, и благодарность, и даже какое-то мистическое почитание, как будто я не человек из плоти и крови, а какое-то сверхъестественное существо – бог войны там, или, как говорили в том прошлом для нас мире, богоравный герой. Такая оценка – это слишком большая честь, и еще большая ответственность. Ну не чувствую я в себе ничего такого божественного – и все тут. Хотя возможно, что появившееся после того заклинания ощущение постоянной мысленной связи между мной и ими – это и есть один из признаков такой сверхъестественности. А из-за того, что более тысячи из находящихся со мной на связи боевых лилиток тяжело ранены, я чувствую их боль почти так же, как если бы это у меня были отсечены руки и ноги, вспорот живот и разбита голова. Меня успокаивает только то, что лечением этих малых частиц, тоже составляющих часть меня, занимается наш лучший лекарь Лилия, и в помощь ей имеется магический фонтан, а также чудесные лекарства из мира контейнеровоза.

Единственное, чего я боюсь – это то, что, узнав о такой плотной связи с этими женщинами, Елизавета Дмитриевна начнет меня к ним ревновать или потребует, чтобы я тоже вошел с ней в такой же постоянный ментальный контакт. И так, за небольшими исключениями, большая часть моих подчиненных – именно женского пола, и все они ведут себя так, как будто влюблены в меня до смерти, и будто я женат именно на них, а не на своей законной жене. Но и законная жена тоже должна понимать, что в первую очередь самолеты, то есть дело – а все остальное уже потом.

Кстати, наши амазонки нашли на поле боя и принесли мне тот самый тесак, которым местный маг в самом начале сражения хотел зарубить тех двух несчастных лилиток. С первого же взгляда на этот сильно изогнутый клинок односторонней заточки из темной бронзы становилось понятно, что это не мое. Веяло от него, знаете ли, чем-то таким потусторонним, смертельно вампирьим; и еще мне на мгновение показалось, что этот клинок изготавливали отнюдь не человеческие руки. Спросить, что ли, у Гефестия, как-никак он специалист. Но Гефестий не понадобился – меч опознала Зул бин Шаб, в самые интересные моменты ненароком всегда оказывающаяся поблизости.

– Наших мастеров работа, – сказала она восхищенно-благоговейным полушепотом, рассмотрев и чуть ли не обнюхав клинок, который я держал в своих руках, – они и вложили в него три сильнейших заклинания: первое – выпивает жизнь убитых этим мечом врагов и отдает их силы своему хозяину, второе – одевает клинок в рубашку из плазмы, и, если хозяин этого меча архимаг или полубог, может создать истекающий с острия плазменный поток длиной в несколько сотен шагов, третье – делает владельца этого меча неуязвимым для стрел, которые сгорают, не долетая до него с десяток шагов. Первое заклинание из области магии смерти, а два других из магии хаоса, то есть огня.

– Странно, – сказал я, – последний хозяин этого меча был застрелен снайпером в голову, и никакое заклинание его при этом не спасло.

Зул бин Шаб скептически хмыкнула, выражая всю то презрение, которое можно выразить бесхвостому и безрогому существу, которое по какому-то недоразумению является ее работодателем и прямым начальством.

– Какой же это был хозяин, – протянула она, – в лучшем случае несертифицированный пользователь, а в худшем и просто вор, взявший чужую вещь, которой он не умеет пользоваться. Из всех заклинаний на мече активировано только самое первое, а о существовании двух остальных тот придурок не имел ни малейшего представления. Да и если заклинание защиты от стрел и было бы активировано, то оно ни коим образом не смогло бы защитить своего владельца от пули, потому что та летит значительно быстрее стрелы, и не имеет легкозагорающихся древка или хвостового оперения. Кстати, кажется, я знаю, что это за меч… – ее желтоватые глаза сверкнули горделивым самодовольством, она еще немного понизила голос и продолжила торжественно и тихо, выговаривая каждое слово, – Это Дочь Хаоса, которая пропала среди миров вместе со своим владельцем, моим дальним родственником, лет пятьсот назад по вашему счету. И еще – если бы вы знали, что она думает о тех чудаках, которые держали ее в руках, пока она пребывала в этом мире, то наверное, ваши уши тут же покраснели и свернулись бы в трубочку…

– А что, – спросил я, – у этого меча еще и есть свое мнение?

– Еще как есть, – усмехнулась Зул бин Шаб, – фактически мнение – это единственное, что у них есть, и высказывают они его направо и налево. Вот твой меч Ареса – разве не своевольничает он время от времени?

– Своевольничает, – кивнул я, – но я быстро обламываю его поползновения.

– Это потому, что он просто тупой солдафон, как и его первый владелец, – уверенно заявила Зул бин Шаб, – Дочь Хаоса, напротив, девушка утонченная и весьма своевольная. Она признает тебя славным воином, интересным человеком и почти что богом, что с ее стороны очень высокая оценка; но считает, что между тобой и ей есть такое несходство характеров, что лучше всего вам было бы оставаться друзьями и при этом жить порознь. Насколько я понимаю, все это означает, что она хочет, чтобы ее новым надлежащим владельцем стал один из твоих приближенных.

– И кто же этот счастливчик? – с легкой иронией спросил я, – втайне надеясь, что меч выберет Змея, который в последнее время за глаза немного потешался над своим командиром за его несколько преувеличенное внимание к мечу Ареса.

Но мои ожидания отнюдь не оправдались, потому что Зул бин Шаб ткнула длинным пальцем с острым ногтем-когтем в сторону Кобры и произнесла:

– Если ты вручишь этот меч вон той женщине, капитан Серегин, то тогда вы с Дочерью Хаоса навсегда останетесь друзьями. В противном случае – пеняй на себя.

Ну что ж – Кобра, так Кобра; кстати, вариант получился совсем неплохой, и когда я передал ей этот меч вместе с потертыми ножнами, дополнив пожеланием того, чтобы она носила его с гордостью и честью, не опозорив нашей команды, меч впервые с того момента, как попал в нашу компанию, издал благодарный звон. Кстати, с ножнами на бедре Кобра стала еще более солидной, а если закинуть их по-восточному за спину, то более экзотичной, и мне даже хотелось присмотреться – не начали ли у нее заостряться кончики ушей.

 

* * *

 

Тогда же и там же

Бронзовый Меч-махайра по имени Дочь Хаоса

 

Ух ты! За все то время, пока я находилась в этом нелепом мире, где мужики вступают в связь с мужиками (как будто для этого им не хватает прекрасных и чувственных женщин), моими Носителями были какие-то полные придурки, не умеющие отличить гарды от острия и лезвия от обуха. Для нас, изогнутых мечей односторонней или полуторной заточки, последнее очень важно; мы ведь не какие-нибудь там двухлезвийные прямые плебеи. Да и не носили нас по большей части, а держали в темноте сундука, извлекая на свет только по случаю или при крайней нужде. А иногда как извлекут, так и сама не рада, как, например, было с тем последним идиотом, называвшим себя боевым магом Мел си Хил-Деком и правителем города Ашора, который повадился рубить мною шеи ни в чем не повинным рабыням, которые к тому же были скованы заклинанием принуждения.

Почетно – сражаясь с чудовищем или героем, убить его в кровавой схватке и, выпив жизнь, запечатлеть этот подвиг. Почетно – рубя направо и налево, ворваться в самую середину вражеского строя и держаться только за счет того, что жизнь и силы притекают к Носителю через меня быстрее, чем утекают через наносимые врагами раны. Почетно – сойтись как равный с равным в честном поединке и взять чужую жизнь, при том, что ровно с таким же успехом можно было отдать взамен свою. А резать беззащитных, связанных и одурманенных, и пить их жизнь – для боевого меча не почетно ни с какой стороны.

И вдруг придурка Мел си Хил-Дека убивают, причем в тот момент, когда он собирался отрубить еще две головы; а потом прямо над моим, бессильно лежащим на каменных плитах дороги, бронзовым телом разыгрывается самое настоящее кровавое сражение с применением магии, контрмагии, лязгом мечей, копий, свистом стрел, при котором прекрасная сталь столкнулась в бою с бронзой, но победу все-таки одержали безудержный героизм и безукоризненная выучка. Я очень сожалею, что не участвовала в той битве будучи зажа