Оборонительная позиция на перевале

Капитан Серегин Сергей Сергеевич

 

С высоты моей позиции на карнизе приближающиеся по чуть извивающейся тропе конные тевтоны в бинокль были видны как на ладони. И тут я впервые пожалел об отсутствии в составе нашего отряда тяжелого снайпера с крупнокалиберной винтовкой «АСВК». С такой фузеей можно было бы на выбор щелкать вражеских командиров с дистанции километр-полтора. Вон, например, того пижонистого адама в бордовом плаще и с пышным султаном на шлеме. Быть может, это сам штандартенфюрер Браун или кто-то из его ближайших подручных. Уж больно уверенно жестикулирует этот тип, и уж больно подобострастно ведут себя окружающие его тевтоны. Но чего нет, того нет. Ведь в этом выходе не подразумевалось никаких задач, для которых мог бы понадобиться тяжелый снайпер. Если что, то с Брауном разберется отец Александр, как и с прочими черными магами – его помощниками; вряд ли они сами пойдут в лобовую атаку, а нам надлежит заняться простыми рыцарями и кнехтами, которых в этом воинстве явно большинство.

Общая численность приближавшихся к нашим позициям тевтонских кавалеристов, если не считать обоз и штабников, была в пределах двухсот–двухсот пятидесяти всадников, то есть, насколько я помню структуру германских кавалерийских частей, это за вычетом потерь от минных закладок и численности уже уничтоженного нами взвода, три полных эскадрона или половина полка. В бинокль было хорошо видно, как мощные кавалерийские кони, утомленные дальним переходом, тяжело преодолевают подъем по горной тропе; как утомлены битюги, запряженные в обозные повозки и эскадронные полевые кухни. Очевидно, их командир гнал свой отряд больше суток форсированным маршем с минимальным отдыхом, и теперь и люди, и животные находятся на последней стадии истощения физических сил.

Самым удивительным было отсутствие над продвигавшейся в нашем направлении черно-серой змеей каких-либо флагов или значков. Вместо этого над колонной колебались волны неестественного серого марева – очевидно, что это было следствие какого-то черного заклинания, позволяющего выдержать противоестественно изнурительный темп марша. Если так, то, возможно, и в атаку их тоже погонят при помощи обычной для тевтонов черной магии. Очень удобно – не надо тратиться ни на шнапс для подбадривания живых, ни на медикаменты для раненых, ибо они все равно будут продолжать драться до самой своей смерти, не обращая внимания на тяжесть ран.

Такого же эффекта можно достичь при помощи специальных наркотических смесей, которые в нашем мире нет-нет, да применяются в различных местных конфликтах – то американцами на своих союзниках, то исламскими террористами. Только магия, похоже, в этом мире наверняка обходится дешевле. Общим же признаком для всех таких случаев является то, что командование воспринимает своих бойцов как условные игровые фигурки, а не живых людей, что есть некий признак того, что и те и другие находятся под так называемым прямым управлением внешних игроков.

Подумав об этом, я тут же связался по портативной рации с отцом Александром и высказал ему эти свои соображения.

– Знаю, – коротко ответил тот, – злом от этих тевтонов разит, как от падали. Но ты не беспокойся, командир, мы наготове – оформим адептов Тойфеля в лучшем виде, за нами не заржавеет…

– Кто это мы, – как-то невпопад спросил я, – ты и твой шеф?

– Я, и отрок Димитрий, – коротким смешком ответила рация, – для шефа задача по уничтожению нескольких не самых сильных черных магов кажется мелковатой…

– А это не опасно для мальчика? – забеспокоился я, – ведь Колдун еще совсем ребенок и стоило бы держать его подальше от всех этих грязных игр взрослых мужчин.

– Удержишь ты его, как же – с его-то силой, – хмыкнул отец Александр, – и вообще, в чем-то, благодаря своей силе, он будет даже повзрослее нас с тобой. Ты не беспокойся, я прослежу, чтобы мальчик находился в полной безопасности – разумеется, настолько, насколько это возможно.

– Ну, – сказал я, – я на тебя надеюсь. Будьте там наготове, кажется, осталось еще совсем немного – и прольется чья-то кровь.

– Чувствую, – ответил мне отец Александр, – зло, сгущающееся вокруг нас, стало уже почти ощутимым. До связи, командир!

– До связи, честный отче, – сказал я и отключил канал.

Дело действительно двигалось к развязке семимильными шагами, ибо авангард тевтонской колонны дошел уже до того места, откуда можно было увидеть наши импровизированные укрепления и часть лагеря за ними. Атмосфера зла сгустилась почти до осязаемой плотности, по ушам ударил почти неслышимый ультразвуковой визг и эскадрон, двигавшийся первым, неожиданно сорвался в галоп на узкой тропе. При этом я как-то машинально отметил, что такая реакция обычно свойственна не людям, а хищному зверю, который неожиданно увидел добычу. Не зря же сущность, которой поклоняются тевтоны, еще называют Зверем.

Увлекаемая сатанинской силой, черно-серая волна людей и животных с грохотом покатилась по узкой тропе, сталкивая ослабевших в колючие кусты и обдирая их бока о скальные стены каньона. Было видно, что для этой скачки взмыленные кони собирают последние остатки сил, и стоит им остановиться, то они тут же упадут замертво. Но злая магия продолжала толкать их вперед, пусть даже и ценой собственной жизни. Пять ударов сердца, десять, пятнадцать…

Конная лавина добралась до замаскированной сети и растянутых веревок и начала громоздиться в узком проходе валом из конских и человеческих тел, по которым короткими очередями кинжальным огнем ударил пулемет. Десять-пятнадцать ударов сердца – и как такового эскадрона уже не было. В наличии имелась лишь куча шевелящихся конских и человеческих тел, отчасти еще живых, отчасти уже умерших. Но злая магия продолжала действовать. Поэтому те тевтоны, кому повезло выбраться живыми из этой свалки, вскакивали на ноги и, схватив первое попавшееся оружие, а зачастую и с голыми руками, бежали к своей цели с явным желанием вцепиться в горло и растерзать – и падали под пулями спецназа. Но их было много, очень много, для всего лишь нескольких стрелков.

И тут все вдруг закончилось… Вокруг все заволокло уже знакомое нам бело-голубое сияние, сверкнула молния, ударил гром – и впереди, там где находился главарь тевтонов со своим штабом, в небо взвилось грибовидное облако из пыли и дыма, очень похожее на миниатюрный ядерный взрыв. Почти одновременно с этим пришло ощущение, что зло, толкавшее вперед полумертвых безумцев, иссякло и теперь те, кто выжил, бежали уже не вперед, а назад, под прикрытие спасавшего от пуль скального выступа. Когда пыль и дым на месте попадания молнии рассеялись, то стало видно, что вожака в бордовом плаще больше нет, как и большей части его подхалимов и лизоблюдов, которых вместе с лошадьми разбросало с стороны и размазало по стенкам ущелья, словно после попадания шестидюймового гаубичного снаряда.

Первый раунд был выигран. Но только первый, ибо я чувствовал, что пока будет жив хотя бы один тевтон, они от нас не отстанут и будут стремиться любой ценой выполнить приказ своего повелителя.

Атака возобновилась минут пятнадцать спустя, когда тевтонские кавалеристы спешились и перегруппировались. Одни, как камикадзе, под прикрытием небольшой группы стрелков вооруженных легкими рычажными арбалетами полезли в проход под выстрелы разгребать завал из конских и человеческих тел и резать веревки и сети, чтобы попробовать открыть путь еще одной конной атаке. Другие же начали карабкаться вверх по скалам, пытаясь забраться на нависающие над ущельем карнизы, и таким образом обыграть нас по вертикали.

Шанс у них еще был, хоть и небольшой. Даже после потери почти трети личного состава, против девяти бойцов включая меня, в строю у противника оставалось еще около двух сотен головорезов, пусть и вооруженных только холодным оружием. Правда, легкие рычажные арбалеты не особо смогли помочь спешенным тевтонским кавалеристам – в основном из-за плохой настильности траекторий полета своих болтов. Максимальная прицельная дальность их стрельбы составляла не более пятидесяти метров, а на большей дистанции вражеским стрелкам приходилось стрелять навесным огнем, по методу «на деревню дедушке», что почти бесполезно против замаскировавшихся бойцов, использующих огнестрельное оружие и рассыпной строй. Вторым недостатком этого девайса было то, что стрелкам приходилось вставать в полный рост для того, чтобы при перезарядке упереться ногой в «стремя» и взвести тетиву. Обычно в этот момент их и настигала пуля, выпущенная из «Вала», отправляя мерзавца прямо в объятия его Темного Господина.

Так что особо разгуляться мы им не дали. Ребята внизу прореживали арбалетчиков, как самых опасных. В это время мы с Коброй, используя свои господствующие над проходом позиции на скальных карнизах, в первую очередь занялись теми супостатами, которые пытались карабкаться вверх по склонам ущелья. Специальной экипировки у них с собой не было. Ну, не считать же таковой кавалерийские арканы и подкованные металлом сапоги со шпорами, которые при скалолазании больше мешали, чем помогали. Одно небольшое ранение в руку или ногу, или даже неловкое движение, и тевтонский солдат с воплем летит на острые камни. Вот если были бы против нас специально подготовленные альпийские егеря, так было бы совсем другое дело. Но я откуда-то знал, что таких частей у тевтонов нет, ибо в местных горах воевать не с кем и не за что. С другой стороны, застигни они нас на равнине, где нас можно было бы окружить и навалиться со всех сторон – и результат боя тоже вышел бы совсем иным, не в нашу пользу. А так, хлопцы – шо маемо, то маемо. Грех жаловаться.

К тому же все вокруг в ущелье заволокла чуть сияющая и переливающаяся искрами дымка, как бы прямая противоположность той серой пелены, которую совсем недавно на нас пытались наслать тевтонские маги. Вражеские солдаты, попавшие в это сияние делались вялыми, сонными и малоподвижными, а у меня и моих парней словно прибавилось сил. Будто мы и не шли полдня а потом в лихорадочном темпе оборудовали позиции. Кроме того, обострились все органы чувств: слух, зрение, обоняние и осязание, а еще то шестое чувство, которое называется предвидением или интуицией. Кажется, японцы называют такое состояние «саттори», и считают, что все решения, принятые под его влиянием, всегда бывают верными. Но нам сейчас не надо принимать никаких решений – а надо, чтобы как можно скорее подохла вся та мерзость, что, невзирая на потери, лезла на наши позиции.

Ничего не добившись и потеряв еще примерно три десятка солдат в проходе, и около двух десятков на скалах, тот, кто командовал сейчас тевтонами, снова оттянул своих людей назад и взял паузу на подумать – уж больно колючий еж засел в этой узкой норе. В принципе в таких условиях неплохо помогают артиллерия и минометы, но очевидно, что в распоряжении этого отряда, предназначенного для скоротечных кавалерийских схваток на равнине, не имелось, ни баллист, ни катапульт, ни соответствующих зажигательных или взрывающихся снарядов; или все это, выступая в погоню, они оставили в пункте своей постоянной дислокации. Шли они на охоту за маленькой группой пришельцев, рассчитывая скорее на магию, чем на технику, а попали чуть ли не на полномасштабную войну.

По моим грубым прикидкам, поскольку кавалерии на переход сюда понадобилось около двух суток, то осадные машины будут двигаться вдвое-втрое медленнее. И даже если прямо сейчас уцелевший тевтонский командир, каким-либо магическим или техническим способом даст знать в крепость о своей проблеме, то обоз с машинами и пехотным подкреплением доползет сюда не раньше, чем через пять-семь дней. Впрочем, пусть они этого и не знают, но такое долгое ожидание будет для них бессмысленным, ибо, сколько бы врагов ни осталось в живых после дневного боя, ночью мы наденем ноктовизоры и вырежем всех тевтонов до единого.

Наступившее затишье, сопровождающееся топотом ног и звуками какой-то возни, говорило о том, что противник сейчас строит планы и перегруппировывается для решающего, по его мнению, броска. Мысленно перекрестившись, я приказал Мастеру запускать квадрокоптер. И вовремя это сделал.

Не успел наш «летающий глаз» подняться на полсотни метров выше уровня скальных карнизов и чуть сдвинуться вперед, как на экране маленького жидкокристаллического дисплея стало видно, как в скальном тупичке перед самым узким местом ущелья концентрируются спешенные тевтоны – последние уцелевшие рыцари и кнехты, как бы не все, что к этому моменту еще оставались на ногах. Не зря же именно там мы прикопали в осыпи щебня свою последнюю МОН-100 на случай такой решительной атаки. Если вся эта толпа рванется вперед, то «Печенег» с ней, может, справится, а может, и нет.

– Рви! – скомандовал я Беку, и тут же изображение на дисплее затянуло дымом и пылью, а по ушам ударил тяжелый грохот. Два килограмма тротила – это не игрушка. Узкий сноп четырехсот шестиграммовых стальных роликов и щебня, которым «монка» была присыпана для маскировки, метлой хлестанул вдоль ущелья, собирая свою кровавую жатву. С квадрокоптера хорошо было видно, как часть нависающего там над тропой каменного козырька вдруг дрогнула и рухнула вниз прямо на головы живых и мертвых тевтонов, подняв новые клубы пыли, в которой было не разглядеть ни зги. Едва угасло вибрирующее меж стен ущелья эхо взрыва, как оттуда раздались истошные вопли, стоны и крики боли.

Держа оружие наизготовку, я привстал со своей лежки и, сделав Кобре с Бухгалтером знак прикрывать, осторожно двинулся вперед вдоль карниза, чтобы увидеть творящееся за поворотом собственными глазами. Обогнув выступ, мешавший мне заглянуть за поворот ущелья, я посмотрел вниз и присвистнул. Да, это была славная охота, по-другому не скажешь. Там внизу, на тропе, повсюду валялись разбросанные взрывом окровавленные и присыпанные пылью тела, частично разорванные на части, частично погребенные под каменной осыпью, а частично кажущиеся почти целыми, но в то же время недвижимые. Кое-кто из тевтонов еще шевелился, но это, как говорится, было бессмысленным трепыханием.

Вот на дальнем конце тропы у самого поворота появилось несколько расплывчатых теней. Возможно, это были коноводы, которых оставили охранять лошадей, и которые решили посмотреть, что стало с их приятелями, а заодно обшарить карманы покойников. Приложив к плечу приклад своего «Вала», я сделал несколько одиночных выстрелов по копошащимся впереди и внизу фигурам, после чего быстро проговорил в гарнитуру рации:

– Отец Александр, как там у вас?

– Все чисто, командир, – послышался в наушнике сухой смешок отца Александра, – ни одного живого адепта Нечистого в округе не наблюдается.

– Вас понял, – ответил я и, переключив канал, скомандовал, – Змей, Док, Зоркий, Ара, Бек, Мастер – вперед! Я, Кобра и Бухгалтер – прикрываем!

Топот ног, несколько почти неслышных выстрелов в пыли и дыму, хорошие такие матерки от Змея и Дока – и после этого тишина. Полная.

– Как дела, Змей? – не выдержал я этой пытки тишиной.

– Все чисто, командир, – отрапортовал через какое-то время Змей и после непродолжительной паузы неуверенно добавил, – Батя, у нас тут такое дело… имеем в наличии одного «пятисотого». [5]

– Нахрена он нам? – раздраженно отозвался я. – Помножьте его на ноль и все дела.

– Не могу, командир, – ответил Змей, – потому что это баба.

– Баба?! – только и смог вымолвить я. – Чудны дела твои, господи! Ладно, пусть пока поживет, а вы пока проверьте, что там дальше по тропе.

– Дальше, – хмыкнул Змей, – дальше только их лошади и обоз. Возниц в обозе, если что, мы уже кончили, так что, командир, можешь не беспокоиться.

Дело в том, что меня несколько напугал рассказ отца Александра о прямом управлении, практикуемом здесь по отношению к людям со стороны различных сущностей, и я решил перестраховаться и больше вообще не брать в плен тевтонов. Потому что, входя с ними в контакт, не только мы получаем информацию об их богомерзком государстве, но и оно, то есть сам херр Тойфель, через того, кого мы подвергаем допросу, тоже получает информацию о нас. А вот это, я считаю, совершенно лишнее. Пусть лучше я чего-то не узнаю о Враге человечества, чем Враг узнает о том, кто я такой.

Махнув ребятам рукой, я вернулся к месту своей лежки, и по закрепленной за крючья альпинистской веревке быстро спустился вниз. Пора было мне на месте разобраться со складывающейся обстановкой.

Ребята бдели. Док, Бек, Зоркий и Ара заняли позицию в дальнем конце ущелья, битком набитом обозными телегами тевтонов, среди которых самым ценным приобретением были три эскадронные полевые кухни, из труб которых мирно валил дымок. Прежде чем вытащить оттуда нашу добычу, потребовалось сперва разобрать громоздящийся в самом узком месте прохода завал из конских и человеческих тел, запутавшихся в наших заграждениях из веревок и сети.

По сути, обоза у нас после этого боя и так уже было слишком много. Явившиеся по наши души половина кавалерийского полка притащила с собой сорок две пароконных телеги на железном ходу и три походные кухни. Кроме этого, в нашем распоряжении оказался табун из более двух сотен строевых и обозных коней, среди которых особо выделялись несколько первоклассных рыцарских жеребцов, принадлежащих, вероятно, покойным магам-офицерам. По сути, нам было бы достаточно и десятка телег, чтобы заменить тихоходные скрипучие и неповоротливые арбы и одной походной кухни, чтобы готовить еду на всю нашу компанию. А все остальное надо бросать, ибо тот, кто слишком обременяет себя добычей, тот потом долго не живет. Разумеется, это не касается лошадей – что строевых кобыл, что тягловых першеронов, что рыцарских жеребцов. Табун лошадей способен двигаться сам, требует минимум ухода и, кроме того, в бескрайних степях лошади обладают особенной ценностью. Пора сажать моих ребят в седло. Первичные навыки у всех есть, а дальше научатся.

Отдав все необходимые распоряжения насчет подогнать волов и начать разгребать завал, я пошел смотреть на взятую Змеем в плен «пятисотую бабу». И нифига это оказалась никакая не баба, а находящаяся без сознания совсем молодая девчонка, лет семнадцати-восемнадцати, со знаками различия гауптшарфюрера или штандартеноберюнкера в металлических петлицах у горловины легкого доспеха. Честное слово, лучше бы Змеюка пристрелил ее сразу и не мучил, потому что несколько поражающих элементов МОНки вошли ей в грудь и живот, пробив пластины зерцала и кольчужную сетку и, в придачу ко всему, каменная плита с рухнувшего сверху карниза раздавила ей ноги до самых колен, превратив их в кровавое месиво из мяса и костей. Даже если немедленно доставить эту девушку в хороший госпиталь нашего мира, то еще бабушка пополам сказала – умрет ли она, останется ли калекой, или сумеет выздороветь. В наших условиях тут нужен был священник, а не врач. А если учесть, что будущая покойница была тевтонкой, то даже священник окажется лишним.

Но я решил все-таки позвать отца Александра, ибо по нескольким словам предсмертного бреда этой девицы сделал вывод, что она совсем не желала идти в объятия к херру Тойфелю, боясь личной встречи с ним больше самого факта смерти.

Как ни удивительно, но батюшка вместе с Колдуном явились даже раньше, чем я успел их вызвать. То ли им об этом сообщил сам Змей – что почти невозможно, потому что он свято блюдет субординацию – то ли в этом деле замешано что-то сверхъестественное, может, божественное, а может быть, и магическое. Все зависело от того, кто в этой паре в этот раз был ведущим, а кто ведомым.

Бросив на распростертую у ног девушку всего один взгляд, священник на какое-то время погрузился в раздумья. Было видно, что его мучили какие-то сомнения. Именно его, а не того, кто иногда говорит его голосом. Тем временем Колдун, вцепившийся левой рукой в свой камень, правой начал водить над телом раненой, время от времени что-то бормоча себе под нос. Так продолжалось несколько минут, пока Колдун не опустил свой камень за ворот рубахи и не выпрямился со вздохом облегчения.

– Ну что, юноша, – сказал отец Александр, – какие будут ваши первые выводы?

– Не знаю, – пожал плечами мальчик, – связь ее с тем, кого тевтоны называют Тойфелем, сейчас сильно ослаблена болью и страхом гибели. Но на ней стоит что-то вроде ловушки. Как только нить, связывающая ее душу с Нечистым, разорвется, так тут же сработает заклинание синдрома внезапной смерти и она умрет от внезапной остановки сердца.

– А ты что, юноша, планировал спасти сразу и душу, и тело? Конечно, жаль ее, такую молодую и неповинную в том, что она родилась среди сторонников зла, но, к сожалению, это невозможно. Или одно, или другое.

Колдун через рубашку погладил свой камень.

– А почему нет, отче? – спросил он. – Если мы будем действовать сообща, то вполне все может получиться. Вы будете рвать нить и врачевать душу. А я попробую перехватить заклинание-ловушку и отсоединить его от сигнального контура. Если же не получится, то просто нейтрализовать. В самом крайнем случае мы получим гадящего под себя взрослого младенца с мозгом, очищенным до инстинктов и безусловных рефлексов, которого всему надо будет учить заново.

– А что ты будешь делать с ее ранами? – спросил священник. – Я хоть и не врач, но думаю, что без всякого синдрома внезапной смерти эта девушка умрет максимум через четыре часа. И не рассчитывай на свой камень, ведь большинство лечебных заклинаний, хранящихся в нем, требуют, чтобы их применял человек с медицинским образованием.

– Есть одно заклинание, – ответил мальчик, – которое не требует медицинского образования. Правда, оно не совсем лечебное. Я имею в виду регенерацию. Там написано, что всего за сутки больной или раненый должны полностью восстановиться. Я думаю, что это заклинание стоило бы наложить на всех нас, и тогда товарищ капитан и его солдаты больше не будут бояться того, что их ранят или убьют. Но сперва лучше попробовать это на том, кого не жалко, ведь у всякого средства есть свои побочные эффекты… – он на мгновение вскинул свои ясные серые глаза на отца Александра, затем на меня, и, сглотнув, как-то виновато пробормотал: – Хотя мне очень, очень жалко ее…

– Хорошо, мой юный друг, – сказал отец Александр, утешающим жестом кладя свою ладонь на голову мальчика, – если ты так хочешь, то мы спасем эту грешную душу вместе с ее телом. Но только, чур, потом не пищать – дело на вид будет не очень приятным и аппетитным.

– Слушаюсь «не пищать», – ответил Колдун и спросил, – честный отче, а что мы сейчас должны делать?

– Сейчас мы в первую очередь должны освободить эту девицу от доспехов и одежды, ибо на них лежит печать Нечистого, и они будут тянуть ее душу назад в его объятия. В случае же если ты преуспеешь, а я потерплю неудачу, то это тело надо будет обязательно обезглавить, а потом дотла сжечь на костре, ибо иначе образуется ужасная трудноубиваемая тварь, которая сможет натворить много бед.

– Разве так может случиться, честный отче? – спросил Колдун, которого прямо передернуло от представшей его воображению картины. – Разве Господь, от имени которого вы будете действовать – не всемогущ, всеведущ и всеблаг?

– Всегда надо учитывать возможность неудачи, потому что сатана – это король морока и обмана, а в таком деле и тем более, – назидательно ответил адепт Небесного Отца. – Эта душа, можно сказать, с рождения пребывала в его власти, и теперь мы будем пробовать выдернуть ее оттуда только потому, что нам захотелось спасти хрупкую слабую девочку.

– Я все понял, честный отче, – сказал мальчик. – Если что, я смогу превратить это тело в пепел за доли секунды. Но давайте поторопимся, ибо срок жизни этого тела уж подходит к концу.

– Да, давай поторопимся. Итак, если ты не передумал, давай приступим к делу. И кстати, поскольку доспехи нам больше не понадобятся, то ремешки лучше разрезать, а не расстегивать. Так же надо резать и одежду, ибо это нарушит структуру заклинаний, которые могли быть на нее наложены.

– Товарищ капитан, – повернулся ко мне мальчик, – дайте мне, пожалуйста, ваш нож, а то мой перочинный годится только для того, чтобы строгать палочки. И скажите, пожалуйста, своим солдатам, чтобы они помогли нам перетащить ее в другое место. Отцу Александру так будет проще освобождать ее душу от зла.

– Действительно, товарищ капитан, – поддержал Колдуна его напарник, разрезая ножом кожаные ремешки, удерживающие зерцало, – выделите людей для помощи и переноски тела. Отнеситесь к этому делу, как к очень важному эксперименту. Если у нас все получится, то мы сможем наложить на всех нас по нескольку полезных заклинаний, в том числе и так называемую регенерацию. Это действительно очень сильная вещь, и мальчик хорошо придумал – испытать ее на пленном враге.

Колдун снова пронзительно и серьезно глянул на нас снизу вверх своими добрыми глазами, не переставая при этом лезвием ножа распускать на девушке по швам кавалерийские штаны с кожаными вставками.

– Она же не виновата, что родилась тевтонкой, – сказал он со всей силой своей благородной души, – вот если мы ее перевоспитаем, то это будет правильно, почему-то мне кажется именно так.

– Фантазер, – коротко бросил отец Александр, продолжая свою работу, – но, может быть, в этом что-то есть. Юноша, аккуратно подержите даме левую ногу, сейчас я буду резать на ней сапог…

Вскоре эта работа была закончена и четверо моих парней во главе со Змеем на плащ-палатке оттащили раненую тевтонку, оказавшуюся худой бледной белокурой куклой самой ранней молодости, поближе к нашему лагерю – туда, где не валялись конские и человеческие трупы, и не кружились целые рои злых мясных мух. Напоследок Колдун пробормотал какие-то слова и махнул рукой в сторону вороха ее одежды, которая тут же занялась жарким чадным пламенем с искрами наподобие бенгальского огня. Удивительно, что горела даже тонкая кольчужная рубашка до середины бедер и стальное зерцало.

Там девицу, так и не пришедшую в сознание, положили на землю. Отец Александр и Колдун опустились возле нее на колени, при этом мальчик положил ей обе руки на грудь, а священник возложил свои ладони на виски. С минуту ничего не происходило, только дыхание раненой стало чаще и глубже, а бледно-голубые глаза несколько раз открылись и закрылись. Потом отец Александр произнес свое коронное: «Изыди, сатана!» – и тело девицы страшно выгнулось и начало биться в судорогах, а сама она издала несколько пронзительных и ужасающих криков. Но, видимо, мальчик и священник все сделали правильно. Судороги постепенно сошли на нет, а крики стихли, сменившись тихим и горестным плачем обиженной девочки.

– Дело сделано, Сатана изгнан из этого тела и больше не вернется, – сказал священник, отпустив голову девицы и вытерев рукавом лоб. – Мальчик тоже сделал свое дело, и ее тело быстро восстановится. Теперь только надо проверить, осталась ли в этом теле личность, а в личности разум.

Тут я вспомнил ползающего в пыли и пускающего слюни тевтонского мага, которому тот же отец Александр изгнал вместе с Сатаной и разум. Я уже переживал за эту девицу и думал, что неужели и ее ждет такая же ужасная участь, как и того старого негодяя. Но тут она открыла глаза и хрипло спросила по-немецки:

– Где я, почему лежу тут голой? И кто вы, черт возьми, такие?

 

 

Часть 4

 

Анна Сергеевна Струмилина

 

За изгнанием Сатаны я, простите за рифму, наблюдала со стороны, можно сказать, держа руку на пульсе. Своим ментальным зрением я видела впечатляющий процесс. В какой-то мере то, что делал отец Александр, напоминало работу хирурга, удаляющего раковую опухоль. Чернота внутри сознания пациентки дергается и сопротивляется, но скальпель хирурга ее безжалостно иссекает и выбрасывает прочь. Виден очень большой опыт и знание дела, я бы так не смогла – или бы порезала лишнего, сделав девушку идиоткой, или оставила бы некоторые куски мрака, что позволило бы их темному хозяину восстановить связь и снова подчинить себе эту душу.

Странные образы возникали передо мной во время этого мистического действа. Откуда-то я знала, что херр Тойфель – хозяин этого сгустка мрака, через который он посылал команды в это юное тело, сейчас тоже испытывает почти невыносимую боль. Совсем иное дело, когда тевтон умирает или погибает в бою. Тогда херр Тойфель просто втягивает в себя его душу, смакуя очередное угощение. Совсем недавно ему довелось пережить совершенно потрясающее пиршество, когда посвященные ему души пошли сплошным потоком, и херр Тойфель, торопливо облизываясь, едва успевал их глотать. И вдруг такой облом – отбирают, вырывают прямо изо рта вкусное, еще живое, не дают насладиться сладким запахом предсмертного ужаса и нежным вкусом боли от смертельных ран. И кто отбирает – жалкие л-л-людишки, сами смертные, постоянно делающие глупости и неспособные разобраться в мотивах своих поступков.

То ли дело он, херр Тойфель – самый умный, самый хитрый, самый сильный и самый красивый в этом мире. Местные жалкие божки не смеют и близко к нему подойти, потому что боятся и уважают… Пусть он только часть – причем часть внезапно и насильственно отделенная – той древней и могучей сущности, которая с самим Творцом спорила за господство над одним из основных миров. Но он велик и могуч, и каждая новая поглощенная душа делает его еще сильнее. А потому пусть эти людишки, возомнившие о себе черт знает что, отойдут, наконец, в сторону и дадут ему забрать то, что принадлежит ему по праву. Когда-нибудь он наберется сил и станет таким могучим, что выгонит из этого мира всех своих конкурентов и будет править им единолично.

В то мгновение херр Тойфель, как обиженный ребенок, уже готов был кинуться к нам с криком «Отдай – мое!», явив свой ужасающий облик, но вовремя отпрянул. За одним из людишек, вырывающих из его лап такую сладкую и невинную жертву, стоял, словно грозный призрак, некто в белых одеждах – на плече он держал сияющий двуручный меч. Старый и смертельно опасный недруг из того времени, когда сам херр Тойфель еще был частью огромной и могучей сущности, королем разрушения и императором обмана. Этот махнет разок – и не будет больше бедного старого Тойфеля. Его не видит никто из людей, но старый враг, расставивший на него эту ловушку, определенно там, спокойно ждет, распространяя вокруг себя смертельное сияние Порядка.

Поняв, что здесь ему ничего не светит, кроме смертельной ловушки, херр Тойфель тут же сник и прекратил борьбу за эту несчастную душу, втянул свое черное щупальце, освободив душу девушки от своего присутствия, и обратился в бегство, после чего мое ощущение его чувств и эмоций куда-то пропало. Последнее, что сделал отец Александр, так это привычно «переключил» душу этой девушки на меня, чтобы свято место не пустовало и не привлекало разных паразитов вроде плута Гермесия.

Только тут я поняла, что, сканируя эту девочку, подслушивала самого Нечистого, и меня аж передернуло от ужаса и отвращения. Потом меня охватил страх от мысли, что херр Тойфель заметил меня, когда я его подсматривала и подслушивала. Как это вообще могло получиться – ведь он сверхъестественное создание, а я всего лишь обыкновенная женщина с некоторыми необыкновенными способностями.

– Не бойся, дочь моя, – неожиданно сказал мне закончивший свою работу отец Александр, – пока мы вместе, эта тварь из Мрака не посмеет приблизиться к тебе и причинить зло. Ну а потом ты сумеешь набрать такую силу, что это не ты будешь бояться его, а совсем наоборот. Это я тебе обещаю.

В этот момент я вдруг поняла, что священник произносил слова на мысленном, телепатическом уровне и за все это время он так и не разомкнул своих губ и, что самое удивительное – я его поняла.

– Да, это так, – мысленно подтвердил тот. – А сейчас, пожалуйста, просмотри сознание этой девушки и проверь, не откромсал ли я ей чего-либо лишнего.

– Хорошо, сейчас я сделаю то, о чем вы просите, – так же безмолвно ответила я и попыталась погрузиться в сознание девушки.

Но сперва у меня ничего не выходило, потому что тевтонка лежала без чувств, и мне попадались только какие-то бесформенные сновидения и грезы, по которым нельзя было судить о целостности ее сознания. Эротический окрас плавающих в нем образов говорил о том, что девушка созрела, но в то же время не согласна делать «это» с первым встречным, а жаждет встретить принца на белом коне. Для того, чтобы узнать о ней немного больше, мне требовалось, чтобы ее сознание полностью бодрствовало, и я принялась мысленно ее тормошить.

Сначала у меня ничего не получалось. Но потом девушка открыла глаза и хрипло по-немецки прокаркала пересохшим ртом:

– Где я, почему лежу тут голой? И кто вы, черт возьми, такие?

Для того чтобы прочитать основную информацию, хранящуюся в ее сознании, мне хватило и нескольких секунд. Ничего особо сложного: зовут Гретхен, возраст семнадцать лет, отец – какой-то очень высокий тевтонский чин, она – единственный законный ребенок, с детства воспитывалась как мальчик, закончила кадетскую школу и двухгодичное офицерское училище. А в этой самой части, что бросили в погоню за нами, находилась на предвыпускной практике. Последние ее воспоминания – страшный грохот и летящие прямо в лицо пыль и камни. Вот, кажется, и все.

Нет, вот еще кое-что – слово «русские», по рассказам кого-то из старших, то ли отца, то ли деда (скорее всего, деда) внушает этой девушке панический ужас, до икоты и колик в животе. Ну да – ведь мы как-никак враги, и именно на нас охотились тевтонские кавалеристы для того, чтобы одних убить, а других взять в плен. Нечего с ней церемониться! Мы с Серегиным почти одновременно наклонились над ее распростертым телом. Командир был в своей полной «лохматой» экипировке, с лицом, раскрашенным «под лешего» черными зигзагами устрашающего грима.

– Милая Гретхен, – сказала я, тщательно выговаривая немецкие слова, – мы тот самый ужасный страх, который ты носишь в своей душе. Мы и есть те русские, которых ты так боишься, и теперь ты наша пленница и душой и телом.

После этих моих слов девушка посмотрела на Серегина, вздохнула, глаза ее закатились, и она потеряла сознание.

– Анна Сергеевна, – укоризненно сказал мне Димка, поднимаясь с колен, – не будите ее больше, пожалуйста, а иначе я не смогу понять, как действует мое заклинание регенерации. В инструкции было сказано, что после его применения в качестве лечебного средства для восстановления организма требуются сутки полного покоя и неподвижности. Ну, если не сутки, то двенадцать часов как минимум. А ведь нам надо еще вправить ей кости на ногах и наложить лубки, и мне не хотелось бы, чтобы она чувствовала при этом боль.

– Хорошо, Дима, – сказала я и погрузила Гретхен в самый глубокий сон. – Как ты и хотел, она спит так крепко, насколько это возможно, и не проснется, даже если ты будешь резать ее на куски.

– Я не режу девушек, – хмуро произнес Димка и посмотрел на нашего командира. – Мы можем начинать, товарищ капитан. Если Анна Сергеевна говорит, что она ничего не чувствует, значит, так и есть. Сперва я вытащу из нее осколки, а потом пусть Док сделает перевязку и наложит шины.

Сказав это, юный маг начал напряженно водить обеими вытянутыми руками над грудью и животом этой девушки – и под его пальцами заструилось призрачное колышущееся марево. Он водил так руками секунд двадцать, когда на белый свет показался первый осколок, будто бы сам собой вылезший из раны. Вскоре за первым осколком последовали и другие. Но Димка продолжал водить руками, пока не очистились все раны. Потом он опустил руки, и с силой тряхнул кистями, будто стряхивая с них брызги воды. Когда все закончилось, Димка своими пальцами собрал с кожи девушки окровавленные стальные цилиндрики и сделал знак Доку, чтобы тот приступал к перевязке.

Потом спецназовцы под наблюдением Димки бинтовали нашу пленную… Да какая же она пленная – сидит как миленькая у меня в черепушке, как и прочая гоп-компания, захваченная нами в поселке, и я уже скоро начну уставать от такого сожительства. Наверное, потому-то все боги и богини такие дерганые мизантропы, что им надоедают мелкие хотения людишек, желающих манны небесной, но не желающих для этого ударить и палец о палец. Я же не хочу быть никакой богиней, надоел