Земля. Трагическая гибель. Под арестом. 300 километров по асфальту. Доброжелательный кулак. Редкое лакомство. Клуб под пивной. Между перинами. Тяжелое чистилище. В коридоре у воеводы. «Сумасшедшие»

Двенадцать с лишним дней мы не видели земли. С каждым днем море становилось все свирепее. Ветер бросал пароход из стороны в сторону. Пассажиры все лежали пластами. Мы приближались к Африке. Целыми часами всматривались вдаль в тщетной попытке увидеть берег. Наконец раздался долгожданный возглас: "земля". Все пассажиры бросились к борту и... ничего не увидели. Мы, в числе прочих, упорно всматривались вдаль, надеясь увидеть хоть маленькую черную точку.

Буря еще не утихла. Среди однообразных колышущихся волн трудно было что бы то ни было рассмотреть. Раздался звонок, и публика уныло поплелась на обед, решив, что земля просто кому-то померещилась.

Однако, когда мы после обеда вышли на палубу, то совершенно отчетливо увидели светящийся маяк. Перед нами были Канарские острова.

Матросы забегали по носу парохода, приготовляясь к спуску якоря. Сейчас же, несмотря на 11 часов ночи, к борту парохода пристали бесстрашные продавцы фруктов.

На другой день утром мы подъехали к Тенерифэ.

Отсюда нам предстояло до самого Гамбурга беспрерывно находиться на пароходе. Медленно отчаливали. Мы без большого сожаления прощались с югом, где нас щедро жгло солнце и "нежно" ласкали колючки.

Кто действительно горевал, расставаясь с землей, так это наша обезьянка. Она грустно прикорнула к моему плечу и жалобно смотрела на берег, словно чувствуя, что ее везут в холодные края, и она навсегда прощается с пальмами, бананами, со всем, к чему привыкла.

После Канарских островов мы проехали Испанию, Англию и Голландию. Останавливалась в небольших портах, чтобы высадить пассажиров и взять запасы угля. Выходить на берег нам было нельзя, так как мы не имели визы во все эти страны.

Обезьянка наша сильно страдала от качки и наступивших холодов. Даже для нас перемена климата была очень чувствительной. Пассажиры целыми днями сидели в каютах. На палубу выглядывали редко. А если и показывались, то старательно кутались, надвигали на глаза шляпы, прятали носы в поднятый воротник.

Перед приездом в Германию обезьянка наша издохла. Горевали о ней не только мы, но и чуть ли не все пассажиры и пароходная прислуга. Это забавное животное доставило не мало радости своими выходками всему населению парохода.

В дождливый осенний день, когда ветер начесывал на море седые гребни волн, мы вытащили на палубу маленькое похолодевшее тельце нашей верной спутницы по всей Мексике и бросили его в холодные волны Атлантического океана.

В Гамбурге оказалось, что наши визы просрочены, потому что в Тампико нам выдали визы только на месяц, а в дороге мы пробыли больше, чем предполагалось. Нам предложили продлить визу. Но для этого нужны были деньги, которых у нас не было.

Недолго думая, нас отправили в полицейскую гостиницу. Как назло в Гамбург мы попали как раз в рождественские праздники. Все учреждения были закрыты и обратиться в наше консульство за защитой мы не могли.

Правда в этой гостинице нас не особенно притесняли. Мы могли даже выходить из нее, но, увы, в сопровождении приставленного к нам полицейского. Походив с ним немного по улицам, мы решили отложить это занятие до более счастливых дней, когда за нами не будет никакого надзора, и заперлись в своей комнате, которая, кстати сказать, была довольно чистой и просторной и совсем не напоминала тюремную камеру.

Наконец праздники кончились. Консул, узнав о нашем приезде, немедленно освободил нас из-под ареста. За продление визы нам не пришлось ничего платить.

Встреча в консульстве была очень радушная. Все с интересом расспрашивали о нашем путешествии. Через несколько часов мы уже переехали в рабочую гостиницу.

Выехали мы из Гамбурга в сопровождении красных фронтовиков, рабочих спортсменов и нескольких товарищей из нашего консульства. Рабочие нам дали массу рекомендаций. По этим рекомендациям мы везде находили радушный прием, хороший и удобный ночлег.

Провожая нас, рабочие предупреждали, что наши красные флаги, с которыми мы все время ехали, могут сослужить нам дурную службу, так как фашисты могут избить нас самым жестоким образом.

Но мы конечно флагов своих не сняли. Правда нас два раза не пустили на ночлег (это случилось в местечках, куда у нас не было рекомендаций) и однажды отказали в еде. Но помимо этих мелких неприятностей у нас никаких осложнений в пути не произошло.

Незабываемое впечатление произвела на нас дорога между Гамбургом и Берлином. На протяжении 300 километров мы ехали по дороге, почти сплошь залитой асфальтом. По краям этой дороги рассажены каштаны и тополя. Вспоминаем японские дороги. Но эти еще благоустроеннее. По сторонам дороги стрелки. Направление на Берлин берем безошибочно, без всяких расспросов. Поражает населенность Германии. Одно селение сменяется другим, словно идут они одной сплошной лентой. Поля кажутся вылизанными и подстриженными под гребенку.

Часто в пути мы встречались с красными фронтовиками. Увидев нас, они вытягивали нам навстречу здоровенный сжатый кулак. Нас сначала очень смущало такое приветствие, тем более, что свирепо сжатому кулаку никак не соответствовала дружелюбно улыбавшаяся физиономия. Позднее мы узнали, что протянутый кулак это приветствие красных фронтовиков, — символ борьбы. Через несколько дней пути мы не только не удивлялись этому протянутому кулаку, а в ответ свирепо сжимали свой.

В Берлине, пока мы отыскивали полпредство, мелкий, но непрерывно идущий дождь насквозь промочил наши плащи. Довольно жалкий вид представляли наши промокшие фигуры, шлепающие по роскошным, сверкающим коридорам советского консульства.

Здесь нас уже ждали и после обычных расспросов и разговоров отправили в рабочую гостиницу.

По обыкновению пошли бродить по городу. Погода, признаться, быстро пресекла нашу любознательность. За мелким моросящим дождиком трудно было рассмотреть что-нибудь, кроме согнувшихся от беспрерывного сопротивления ветру фигур и беспрестанно мелькающих зонтиков. Мы решили отложить осмотр Берлина до следующего раза, а пока зайти в ближайший ресторан и пообедать. Кстати соблазнительно выглядывала из окон одного ресторана карточка: "Обед за 1 марку".

Заходим. Очень быстро нам подают суп, ложки, вилки, горчицу, словом все нужное для еды, за исключением хлеба. Думая, что официант просто забыл его подать, мы напоминаем ему об этом. Через несколько секунд на нашем столе уже стоит тарелка с тоненькими ломтиками хлеба. Мы конечно очень быстро их уничтожили. Пришлось просить еще. Официант безмолвно принес нам вторую тарелку с такими же тоненькими ломтиками. Когда мы к нему обратились в третий раз, несмотря на всю свою немецкую сдержанность, он улыбнулся во весь рот и спросил:

- Вы русские?

- Ну конечно русские. А как вы узнали?

- Все русские едят так много хлеба.

Мы улыбнулись. И действительно, обедая потом в немецких столовых, мы заметили, что хлеб здесь редкое лакомство. Немцы почти не употребляют хлеба. Зато картошка подается обязательно к каждому блюду.

На следующий же день мы отправились хлопотать о выдаче нам визы в Польшу, однако польский консул отказался нам дать ее лично и запросил Варшаву. Это затянуло наше пребывание в Берлине на две недели.

За это время мы посетили несколько спортивных рабочих клубов.

Особенно любопытно было посещение клуба красных фронтовиков. Вместе с нашими провожатыми мы вошли в самую обыкновенную пивную. Не ожидая увидеть рабочую организацию в такой обстановке, мы с Ильей удивленно переглянулись. Однако в пивной мы не задержались, а выйдя во двор, начали спускаться по маленькой лесенке в какое-то подземелье.

Едва нащупывая в темноте перила, мы довольно долго спускались по крутым ступеням. Вдруг яркий свет резнул глаза. Мы оказались в просторной, правда довольно низкой комнате. В углу на возвышении стоит бюст Ленина. Около него картины разных моментов русской революции. Посредине расставлены столики и шкаф с книгами. На другом конце — канцелярия клуба.

В клубе было уже полно народу. Нас встретили с восторгом. Начались приветствия.

Нам преподнесли значки красных фронтовиков, зачислили членами клуба, обменялись с нами адресами. После пения "Интернационала" нас проводили домой.

Наконец виза в Польшу была получена. Мы дружески простились с любезно встретившими нас членами консульства и с нашими друзьями — красными фронтовиками и отправились в путь.

Дорога от Берлина до польской границы мало отличалась от той, которую мы только что проехали. Все та же чистота и аккуратность, все та же расчетливость. Первое время мы были изрядно удивлены, когда в нетопленой комнате нам предлагали кровать с двумя перинами. Сначала мы не знали, как обращаться с этими странными кроватями, и ложились на две перины, не понимая такой неожиданной для немцев расточительности. Оказалось, что это наоборот, наивысшее проявление экономии — способ в нетопленой комнате не чувствовать холода. Наученные опытом, мы ложились на одну перину, закрывались другой и прекрасно проводили ночь.

Через неделю пути по Германии мы были уже на границе Польши. Навстречу нам летели мягкие белые мухи. Снег. Тот самый снег, который проводил нас из Владивостока, встретил нас в Польше. Радостно было от приближения к родным местам. Однако нужно было пройти еще тяжелое чистилище — Польшу. После обстоятельного допроса и осмотра багажа нас пропустили через границу.

Дня три почти никакой разницы между Германией и Польшей не чувствовалось. Мы ехали по прежним немецким владениям. Но когда мы добрались наконец до настоящей Польши, нас поразила невероятная бедность и грязь.

Ни в одной стране к нам не относились с таким презрением и неприязнью, как в Польше. И ни одна страна в свою очередь не произвела на нас такого тяжелого впечатления.

Большинство населения в польских городах евреи. Мы были свидетелями одной сценки на местечковом базаре, которая долго будет жить в нашей памяти.

С важным видом громыхая шашкой и царственно поглядывая на окружающих, проходил по рынку польский полицейский.

- Ишь разжирел пан на наших хлебах, — подсмеялся над ним маленький, худой, старый еврей.

Вдруг с лица полицейского слетела вся важность. Он ухватил еврея за бороденку и начал трясти его, как мокрую тряпку, начал хлестать по щекам и наконец презрительно пнул ногой, бросив оскорбительное ругательство:

- Жид пархатый.

Еврей не посмел ему ничего сказать, и никто не вступился за истязуемого.

После недели пути по снегу и слякоти мы были наконец в Варшаве.

С большим трудом мы разыскали советское консульство. Встретили нас очень хорошо. В Варшаве как раз в те дни, когда мы туда попали, происходил всемирный конкурс музыкантов, на котором первую премию получил русский пианист. К советским гражданам относились с повышенным интересом и вниманием.

Мы сделали доклад, который вызвал большой интерес и дал нам деньги для продолжения путешествия. На эти деньги мы купили себе теплые тужурки, так как ехать дальше в наших многострадальных дождевых плащах было уже очень трудно. Проезжая по Польше, мы много раз вспоминали нашу дореволюционную Россию. Паны своим обращением с крестьянами напоминали нам наших помещиков.

Особенно поразило нас совершенно открытое, узаконенное взяточничество. Когда мы подавали заявление о разрешении нам перейти через границу, мы увидели в канцелярии целый ряд просителей, а в коридоре целый ряд подношений. Эти подношения обычно передаются через делопроизводителя. Ему подается заявление и одновременно сообщается, что данный проситель принес, и заявление передается воеводе.

В маленьком пограничном местечке нам пришлось провести 4 дня. Несмотря на наши заверения, что виза нами получена из Варшавы и никаких дополнительных разрешений на выезд из Польши нам получать не нужно, местные власти запросили Варшаву, и нам пришлось ждать, пока оттуда придет ответ.

Денег у нас не было, и мы рисковали остаться совсем без хлеба. К нашему счастью разрешение на переход границы было получено довольно быстро.

Передача нас с одной стороны на другую происходила очень торжественно. К границе приближались два велосипедиста, воевода, четверо офицеров, четверо солдат; с другой стороны виднелось только занесенное снегом поле и два шлагбаума. На одном столбе написано "ПОЛЬША", на другом "СССР". Около шлагбаумов будка и около нее два красноармейца. Нам пришлось простоять минут двадцать, пока не пришел приемщик — красный командир.

Наконец он показался. Поляки вежливо с ним поздоровались.

- Вам передаются два советских гражданина.

Рукопожатия. Приветствия. Наши путеводители благополучно скрываются. Радости нашей нет конца. Голодные, без денег, вкатываемся в деревушку Шитная. Все люди в ней кажутся какими-то особенно родными, близкими. Несмотря на метель, голод и холод, начинаем рассказывать обступившим нас красноармейцам о нашем путешествии.

В свою очередь расспрашиваем их обо всем, что произошло в нашем Союзе за время нашего отсутствия.

Красноармейцы нас накормили обедом. Оставляли ночевать. Но мы решили добраться до первого городишка, чтобы там сделать доклад и добыть себе денег на дальнейшую дорогу.

В деревнях нас встречают криками изумления.

- Что это вы, зимой на велосипедах?

- Из кругосветного путешествия, не успели до холодов.

- Откуда?

- Сейчас из Германии, а были в Мексике, в Колумбии, в Китае, в Японии.

Наши слушатели удивленно таращили на нас глаза.

- Сумасшедшие. Брехуны какие-то.

Первый город, до которого мы добрались, был Новгород-Волынский. Там мы заявились в горсовет, рассказали, что вернулись из кругосветного путешествия.

Все забегали, засуетились. Первым делом накормили, уложили спать. На следующий день организовали платный доклад.

Особенно радовались нашему приезду спортсмены.

- А мы думали, что вы где-нибудь погибли, давно ни в газетах, ни в журналах о вас никаких сведений не было.

- А вы разве за нашим путешествием следили?

- Ну еще бы, да какой же советский спортсмен этим путешествием не заинтересован?

Дальше ехали по-прежнему. Шел снег. Когда выпадало его очень много, слезали с велосипеда и шли пешком. Крестьяне собирались толпами, указывали пальцами.

- Вот сумасшедшие-то.

Вспоминали Сибирь:

- Как провожали, так встречают.

Однако оказалось далеко не так. Куда бы мы ни приезжали — везде нам устраивали торжественные встречи. В каждом городе мы делали доклад. Особенно интересовалась нашим путешествием молодежь. На докладах буквально засыпали вопросами.

Москва приготовила нам грандиозную встречу. 4 марта в Подольске мы получили телеграмму, чтобы приезжали в Москву 6-го — в воскресенье.

Со дня переезда границы мы ходили как в тумане, как-то не верилось, что путешествие наше наконец закончено, что цель наша достигнута, и на наших контрольных книгах снова сделает отметку Москва.

Наконец наступило 6 марта. Солнышко припекало по-весеннему. По слякоти, по снегу мы пробирались к Москве. Машины наши похрустывали по скверным дорогам. Больше всего боялись, как бы напоследок не сломалась машина, как бы нам не оскандалиться перед встречающими.

В деревушке Верхние Котлы нас встретили представители Московского автомобильного клуба, ВСФК, комсомола, профсоюзов, Института физической культуры, отдельная рота Совнаркома и наконец оркестр, ехавший на автомобилях.

Начались приветствия. Мы слушали их и сами себе не верили. Все существо наполнялось ликованием. Цель достигнута. Все смеявшиеся над нашей затеей имеют полную возможность убедиться в нашей настойчивости, в выносливости человеческого организма, в доброкачественности советского велосипеда. Длинной вереницей тронулись к Москве. Впереди оркестр. Публика удивленно смотрит, пораженная невиданным зрелищем. Несколько раз останавливались, объясняя окружающей публике, что едут велосипедисты, вернувшиеся из заграничного путешествия. Раздавались оглушительные аплодисменты. Приветствиям не было конца.

Остановились на площади Свердлова у Московского автомобильного клуба. Снова начались приветственные речи.

Мы выступили с ответом. Такая торжественная встреча нас ошеломила. Может быть мы говорили очень нескладно, очень несвязно, но говорили от души. Особенно старались мы подчеркнуть, что нас радует то, что мы добились поставленной нами цели, установили связь с заграничными спортивными организациями, доказали выносливость человеческого организма и доброкачественность советской продукции. Торжественно передали ВСФК адреса заграничных спортивных организаций. Связь с ними поддерживается до настоящего времени.

ВСФК через 2 года 8 месяцев и 6 дней сделал вторичную отметку в контрольных книгах:

"Советскими велосипедистами Князевым и Фрейдбергом пройдено 45000 километров. Из них 25900 километров сделано на велосипедах".