Глава 57 - Кисть добродетели

 

Голос Ван Чжэн эхом разнёсся по коридору:

 

— Чу Шучжи, я же говорила, если ты не собираешься использовать талисманы — сними их! Что будет делать уборщик, когда придёт завтра?

 

Чу нахмурился, на его лице отобразились презрение и страдание. Го знал, что означает это выражение, и он с осторожностью новичка сразу же побежал убираться.

 

Не говоря ни слова, Да Цин прошёл мимо них и направился прямо к «стене» офиса уголовных расследований.

 

За стеной было волшебно: старая лестница, ряды книжных полок из хорошего дерева, доходящие до самого потолка. Между полками и потолком едва бы хватило места для кота. В стену была вставлена большая Жемчужина Морского Дракона, освещающая всю комнату, но она не вредила призракам и духам, которые не выносили дневной свет.

 

От книжных полок исходил запах старинных книг: это был аромат чернил, смешанный с тонким запахом плесени между страницами, которые давно не видели солнце. Вместе это всё объединялось в старый, туманный и освежающий запах книг.

 

Сан работал над расстановкой книг. Поскольку большинство из них были написаны либо на традиционном, либо на упрощённом китайском языке, он не мог распознать ни одно слово, поэтому ему приходилось долго сопоставлять символы между корешками книг и разметкой на полках. Он работал очень медленно, но всё тщательно проверял и никогда не ошибался.

 

После того, как Чжао вытащил его из Столпа природы, он открыл ему доступ в библиотеку и сделал ответственным за неё. Его зарплата была такой же, как у Го: средняя для всех младших сотрудников, зато с довольно хорошими льготами. Разница заключалась лишь в том, что Го получал ярко-красные купюры, а Сану выдавали кучу бумажных денег и благовония для мёртвых.

 

Это была первая достойная работа в его жизни: он больше не раб, к которому относились, как к животному, не лидер, на которого окружающие смотрели с ненавистью. И пускай эта работа пришла к нему слишком поздно, когда был он мёртв вот уже как несколько сотен лет, он дорожил ей.

 

Жить мирной и свободной жизнью с человеком, которого он любит: раньше он не мог получить этого, чего бы он ни делал.

 

Когда он увидел вошедшего Да Цина, он встретил его со всей серьёзностью:

 

— Здас-с-вуй, кот.

 

Да Цин ответил:

 

— Здас-с-вуй, заика.

 

Сан оказался в замешательстве. Ван была вежливой и спокойной девушкой, поэтому она не стала бы учить его оскорблять людей. Он этого не понял и спросил:

 

— «З-заи-ика» — ч-что… что это?

 

Да Цин с грохотом запрыгнул на деревянную полку и небрежно сказал:

 

— «Заика» означает «хороший брат».

 

Сан понимающе кивнул и эмоционально произнёс:

 

— О, чёрт, кот-заика!

 

Да Цин промолчал.

 

Сан продолжал:

 

— Кот-заика, ч-что… что ты хочешь п-прочитать?

 

Да Цин был не в настроении дразнить его. Он продолжал лежать на полке и спросил:

 

— Чжао Юньлань… Шеф Чжао Юньлань брал отсюда книгу, он положил её обратно? Дай мне посмотреть на неё.

 

Как во время экзамена на аудирование, Сан прослушал «запись» и попросил Да Цина повторить ещё три раза, после чего он понял приблизительный смысл фраз. Он расплылся в улыбке, довольный собой, и взял из тележки книгу, которую ещё не успел положить на полку.

 

— Такая б-бледная.

 

Обложка книги была испорчена, а угол залит кофе: не стоило говорить, какой криволапый человек сделал это. На обложке жуткими буквами было написано: «Книга душ», но часть листа была оторвана, поэтому книга выглядела особенно ветхой.

 

Да Цин спрыгнул с верхней полки и сел на тележку Сана. Он пролистал лапами страницы, но они все были пустыми — никаких записей.

 

Ему стало досадно: чтобы прочитать эту книгу, ему предстояло достичь уровня совершенствования.

 

По какой-то причине его сила уменьшилась аж на девяносто процентов от своего максимума. Но он всё равно оставался волшебным котом, прожившим несколько тысяч лет, как же его мог превзойти человек, которому не исполнилось даже тридцати?

 

Это совершенно невозможно.

 

Если только… его душа не начала пробуждаться.

 

— Я никогда раньше не видел эту книгу. — Да Цин похлопал лапой по книге, а затем непроизвольно покрутился на месте, гоняясь за хвостом. — Откуда она взялась?

 

Если он не знал, Сан, скорей всего, тоже не имел понятия. Кот и призрак некоторое время смотрели друг на друга, и чёрный кот медленно опустил голову. Подавленный, он соскочил с тележки на землю и ушёл; он был даже не в настроении есть свой любимый кошачий корм.

 

Нельзя было сказать, является ли «пробуждение» Чжао хорошим или плохим, но это вызывало беспокойство.

 

Сейчас Чжао жил довольно хорошо: с одной стороны, он умный, с другой — идиот, он хорошо ест, а в свободное время думает о всяких пошлостях. В целом у него комфортная и приятная жизнь.

 

Чёрный кот — из тех животных, что хотят найти хорошее и тёплое место, чтобы спать весь день зимой, и просыпаться только для перекуса, а потом снова ложиться спать. По своей природе он не мог постичь так называемые «идеалы», к которым так стремятся люди. Его хозяин глупый и счастливый, выглядит весёлым и наивным юношей, и поэтому Да Цин чувствовал себя довольным, он не хотел, чтобы возникали какие-то трудности.

 

И всё-таки трудности появлялись.

 

***

 

 

Шэнь Вэй закрыл глаза, проходя через Ад. Даже бесчувственные духи и призраки, вечно впитывающие атмосферу Ада, невольно уплывали в Ад, словно их смывали большие волны.

 

Шэнь Вэй долго продолжал погружаться в глубины Ада.

 

Вода становилась всё глубже и темнее, становясь совершенно чёрной. Чёрная аура, казалось, тянулась к нему, всасывала в себя. Чем дальше он спускался, тем меньше становилось воды — только мёртвая тьма. Если бы человек оказался здесь, он бы потерял чувство времени и пространства и ощутил бы одиночество единственного человека во Вселенной.

 

Дорогу не было видно. Кругом холод и пугающая пустота.

 

Здесь ничего не было: ничего не видно, ничего не слышно, никаких запахов, никаких желаний, никаких ощущений.

 

И когда грохот пронзил тишину, серебристый клинок Шэня коснулся чьей-то шеи.

 

В полной темноте раздались звуки шагов, приближающихся к нему. Несколько духовных зверей и один Палач душ: все здесь родились и выросли. Все рождены Светом и одинаково знакомы с Тьмой. Здесь не было главного: либо клинок Палача душ быстрее, либо клыки духовных зверей острее.

 

Шэнь не мог избавиться от мыслей о Чжао. Он не хотел тратить здесь время: он трижды уклонялся в темноте, и осторожные звери нападали ещё яростней. Шэнь закричал, и его клинок отрубил головы монстрам, выпуская их мозги.

 

Шэню не было противно; не глядя на трупы, он отбросил мозги и прошёл дальше.

 

Через некоторое время он остановился, услышав неясный звук за собой, похожий на человеческое сердцебиение.

 

«Войска», вызванные блиц-тенями, не были солдатами из Ада в прямом смысле. Разве могли бы маленькие призраки, работающие в Аду, отозваться на дикий и высокомерный приказ: «Люди и боги, никто не выживет»?

 

Они пришли из неосвещённого места, находившегося ещё глубже Ада.

 

Белые скелеты в железных доспехах, скачущие на боевых конях, были лишь результатом воображения человека, создавшего чары. На самом деле они не имели формы, и, возможно, если бы Чжао не использовал кровь и железо в качестве катализаторов, люди бы увидели только орду духовных зверей.

 

Чжао вызвал Теневые войска и даже смог удержать их под контролем. С одной стороны, это могло быть связано с его природными талантами, с другой стороны — это могла быть удача: в конце концов, Шэнь находился внизу, и эти существа не посмели создавать проблемы.

 

В безлюдной земле находится тюрьма. Когда бог Паньгу впервые создал Небеса и Ад, между чистым и грязным была явная граница. Земля была грязью, и порядок в мире установили с помощью камня. Хаос утих, но грязь накапливалась в течение тысячелетий. За пределами Рая и Ада появилось место, где собиралась грязная материя.

 

   Позже, когда Нюйва сотворила людей из глины, у неё не хватило терпения ждать, пока грязь осядет, поэтому люди родились, подверженными греху, и корень этого лежал именно здесь. Отсюда появлялось в людях желание совершать зло и всё разрушать.

 

Как только об этом узнали святые, они раскаялись в сотворении земли без света, назвали это «великим богохульством» и силой запечатали её. До сих пор тюрьма была разрушена, а её корни образовали огромное отверстие. После этого кто-то добавил ещё один слой защиты, но новая печать была готова разрушиться. Призрачное лицо освободилось и стало необузданным, и всё больше и больше духовных зверей следовало его примеру.

 

Отверстие не должно стать шире.

 

Шэнь встал на одно колено и произнёс заклинание заточения, временно поддерживая печать. Отверстие покрылось дополнительным слоем защиты.

 

С мрачным выражением лица Шэнь ушёл. Никто не знал, сколько ещё сможет продлиться этот покой.

 

Шэнь вернулся обратно, и небо стало ярким. Он прибыл в маленькую квартиру Чжао и хотел тихо снять чёрный плащ, не будя Чжао. Но Шэнь был в сильном шоке, когда, включив свет, обнаружил, что в квартире никого нет. Кровать, которую он заправил утром, никто не трогал.

 

***

 

 

Чжао стянул пальто перед горой с гробницами, выключил двигатель и вышел из машины.

 

Когда Шэнь упомянул марионетку, которую Го увидел в отражении, Чжао понял скрытую правду, которую Шэнь не хотел рассказывать. Когда он в виде Шэня встретил Чжао, это не было спланировано и, видимо, Шэнь вовсе этого не хотел.

 

Чжао подумал, что, если бы он не был таким настойчивым, Шэнь бы продолжал избегать его изо всех сил. Если бы он знал, что Чжао был там, независимо от того, что увидел бы Го — пусть хоть самого Палача душ, он бы не появился в том месте. Не помогло бы даже стирание памяти Го.

 

А затем Чжао вспомнил случай с Солнечными часами, когда Палач душ подошёл к дому Ли Цянь. Чжао услышал на крыше: «Поэтому он отправил тебя сюда». Кого? Что это значило?

 

Если хозяин духовного зверя — Призрачное лицо, почему в нём столько решимости заставить Палача душ встретиться с Чжао?

 

У Столпа природы Чжао чувствовал, что Призрачное лицо использует что-то, чтобы шантажировать Палача душ, и всё же он не собирался открывать Чжао правду. Даже чёрная книга, которую дал адский страж, была гораздо более очевидным ходом.

 

Чжао стоял на земле среди живых, и всё же он чувствовал, что под ним гигантский водоворот, в котором тысячи переплетённых рук, схвативших и тянущих его. Лицо каждого из них было закрыто туманом.

 

Чжао поднял голову и увидел искры призрачного огня неподалёку. Холодные огни смотрели на него в темноте ночи, держась от Чжао на расстоянии. Чжао остановился, и огни тоже остановились. Чжао последовал за ними, направляясь к кладбищу в Сливовой деревне.

 

Туман покрывал это место, становясь всё гуще и гуще. Уже на расстоянии одного метра ничего не было видно, но огоньки по-прежнему мерцали среди соблазнительной белизны.

 

На лицо капала вода. Было ужасно холодно.

 

Раздавались тяжёлые вздохи бесчисленных духов, блуждающих по лесу. Чжао смотрел перед собой и продолжал идти прямо. Духи не совершали ни добра, ни зла, они бродили среди живых и не входили в реинкарнацию, продолжая всё время оплакивать себя.

 

Сколько людей умерло без сожалений?

 

Чжао шагал сквозь густой туман. Руки, выходящие из надгробий, не могли ухватиться за него. Никакой призрак не осмелился бы подойти к Чжао.

 

Плач и вопли раздавались по пустынному кладбищу в ночное время. Чжао больше не мог этого выносить и остановился. Он раскрыл ладонь, и талисманы загорелись в сильном огне. Из его ладони словно вылетел огненный дракон, мгновенно сметая туман на кладбище.

 

— Если у вас есть жалобы, отправляйтесь на Адский суд и бейте по барабану за ваши обиды. Смысл плакать передо мной? — Он строго посмотрел, и призрачный огонь исчез.

 

Ночь была холодна, а небо усыпано звёздами.

 

В небе висел полумесяц. Холодный ветер морозил кожу, и Чжао натянул шарф, скрывая половину лица.

 

В этот момент раздался голос: он звучал то близко, то далеко. Он грубо пропел:

 

Тень луны, бесплодные гробницы, блуждающие огоньки освещают путь к гибели;

 

Ветер в роще, флейта из кости, человеческая кожа на лисе-самозванце.

 

Этот серый человечек будет считаться твоим, молю, позаботься обо мне,

 

Продана человеческая голова за серебро, кожа красавицы — за горшок с золотом;

 

За сто дней пятьдесят унций туши с маслом,

 

За богатство и величие полжизни будешь петухом;

 

Если тремя душами трёх духов можно одарить,

 

Тогда прах твой превратится в грязь и упокоится навеки;

 

Сколько отведено тебе — знает лишь твой палач.

 

 

Этот голос раздавался как скрежет гвоздя по стеклу, и от него болела голова.