Штаб Баграмяна и доктор минных наук Желтый

 

Красная армия уверенно продвигалась на запад. А немцы, отступая, оставляли за собой огромные территории, нашпигованные минами различного типа и фасона. Газета «Вперед, на врага» под рубрикой «Изучай технику врага» даже опубликовала статью сапера капитана Ф. Лебедева про описание мины ПМД‑6 и способ ее обезвреживания[64]. Подробно, с рисунками. Но все большую опасность начали представлять МЗД и «сюрпризы».

В августе приехал в батальон начальник инженерных войск фронта генерал‑майор Валентин Васильевич Косарев. Глядя, как уверенно отыскивают собаки полевые мины, он задумчиво поворошил подстриженные в кружок прямые смоляные волосы, и поинтересовался: «А нельзя ли попробовать обучить собак помогать в разминировании зданий, мостов?» Почему же нельзя, разумеется, можно. Указание Косарева последовало незамедлительно, и взвод Волкац начал осваивать розыск мин замедленного действия и «мин‑сюрпризов», когда взрывчатка маскируется под любой знакомый предмет. Теперь собак, кроме запаха, ориентировали еще на еле слышное тиканье ручных часов, на звук будильника и маятника у ходиков.

Комбат дал распоряжение «использовать квартиры офицеров как тренировочные объекты минирования». Чем остроумнее минер, тем интереснее, тем сложнее справиться с его ловушкой. Прятали взрывчатку в часы, сапоги, кастрюли, под половицы. Дина, например, подвесила мину под кроватью комбата. Собаки выучились четко обозначать ловушки.

Следующее указание генерал‑майора Косарева – начать работу по розыску мин замедленного действия. Взвод лейтенанта Волкац опытную дрессировку провел и за отчетный срок – с 10 сентября до 11 октября – добился отличных результатов: собаки находили мины с двухметровой забивкой.

 

* * *

 

Срок на подготовку был выделен предельно сжатый. Люди выкладывались по полной программе, уставали. Дина, которая сама выматывалась до потери сил, не щадила в учебе Джульбарса, повторяла: «Помните: хорошо работающая собака – залог безопасности вожатого».

Чего только не придумывали фашисты, пытаясь задержать наступающие им на пятки советские войска. Попадается на пути наших солдат землянка, рядышком горка распиленных дров, небрежно брошен топор. Ясное дело: торопились фрицы, побросали все и дали стрекача! Как бы ни так! Все продумано до мелочей в этих декорациях: под дровишками – «сюрприз», землянка тоже заминирована. Они назывались «удочки», на которые, к несчастью, вначале попадались наши. Именно поэтому вслед за немецкой армией вначале шли саперы, а вслед за ними для гарантии – подразделения с собаками‑миноискателями.

Гиринская Пальма уберегла от неминуемой смерти пятерых офицеров‑связистов. Искали место для ночлега. Сыро, холодно, не терпится людям под крышу. Присмотрели вполне приличный блиндаж, похоже, просторный. Но не понравился он старшине. Чем? – не может объяснить. «Чувствую – что‑то не так. У меня, – говорит, – интуиция». Хорошо. Пустили собаку. Поводила носом. Уловив запах, Пальма прижалась к земле, тихонечко‑тихонечко продолжала двигаться. Вышла на дверь блиндажа. Открытую. Лежала на пороге «эска», прыгающая мина. Этакое сволочное устройство. Стакан, набитый шариками, кусками железа, он разрывается в воздухе, укладывая все и вся в зоне пятидесяти метров.

Умница, Пальма!

«Эта собака – творение Гирина, запомните это, – требовала Дина Соломоновна во время наших бесед. – Робкая, нежная, голос на нее нельзя повысить, словом, вызывала она сомнения, годится ли? Коля Гирин попросил: „Разрешите мне“. И сделал из Пальмы одну из лучших собак взвода, по некоторым позициям – лучшую. Гибель Пальмы Гирин переживал тяжело. Вожатый всегда трудно переносят потерю четвероногого товарища, но Гирин очень страдал».

7 ноября 1943 года приехали в батальон шефы из Москвы, из клуба собаководства, привезли Гирину в подарок овчарку. Разумеется, по кличке Дина. Ничего не попишешь – мода.

Жизнь шла своим чередом: наступая врагу на пятки, батальон закладывает минные поля, урывает время переложить печку – хлебушек пекли знатный. Как‑то ночью «фриц немножко полетал», побросал на учебные поля мин‑крылаток SD‑2, поставленных на неизвлекаемость. Инженеры‑умельцы покумекали, подобрали и научились их обезвреживать.

Начальник штаба инженерных войск 1‑го Прибалтийского фронта – так с октября переименовали Калининский – полковник Винский затребовал для проверки штабов фронта специалистов с минно‑разыскными собаками.

 

«НКО СССР

Управление начальника инжвойск

1‑го Прибалтийского фронта

СЕКРЕТНО

экз. № 1

3 ноября 1943 года

№ 045548

 

КОМАНДИРУ 37‑го ОТДЕЛЬНОГО БАТАЛЬОНА СОБАК‑МИНОИСКАТЕЛЕЙ И ИСТРЕБИТЕЛЕЙ ТАНКОВ.

КОПИЯ: МАЙОРУ ФОЛОМЕЕВУ.

 

Начальник инженерных войск фронта приказал:

1. Взвод дрессировщиков под командованием лейтенанта Волкац, работающий в районе города Сураж‑Витебский, с работы снять и использовать для подготовки вожатых собак‑миноискателей из саперов, присланных на курсы из армий.

2. Взамен взвода дрессировщиков в распоряжение майора Фоломеева выслать взвод собак‑миноискателей из строевой роты.

3. Исполнение донести 5.11.43 года.

НАЧАЛЬНИК ШТАБА ИНЖВОЙСК

1‑го ПРИБАЛТИЙСКОГО ФРОНТА

ПОЛКОВНИК

/ВИНСКИЙ/

ЗАМ. НАЧАЛЬНИКА ОТД. ЗАГРАЖДЕНИЙ

ШТАБА ИНЖВОЙСК ППФ

ПОДПОЛКОВНИК

/ИЗЕРГИН/» [65]

 

«НКО СССР

Управление

НАЧАЛЬНИКА инженерных войск

1‑го Прибалтийского фронта

СЕКРЕТНО

экз. № 1

29 декабря 1943 года

№ 046548

 

КОМАНДИРУ 37‑ГО ОТДЕЛЬНОГО БАТАЛЬОНА СОБАК МИНОИСКАТЕЛЕЙ КОПИЯ: КОМАНДИРУ 4‑й ОТДЕЛЬНОЙ МАСКИРОВОЧНОЙ РОТЫ.

 

Начальник инженерных войск фронта приказал:

1. К 12.00 29.12.43 года выслать в деревню МЕХОВОЕ старшего лейтенанта ВОЛКАЦ с отделением собак‑миноискателей на глубинные мины.

Командированных снабжать продовольствием и кормами все время работы отделения на месте.

2. Старшему лейтенанту ВОЛКАЦ выехать с места расположения батальона в 8.00 29.12.43 года по маршруту: УСВЯТЫ, ЧУРИЛОВО, МЕЖА, ВЫШЕДКИ, КУЗЬМИНО, БЫЧИХА, МЕХОВОЕ и в назначенный срок явится к полковнику ВИНСКОМУ за получением задания.

3. Командиру 4‑го отделения маскроты для вывоза отделения собак на место работы выделить одну автомашину с двумя заправками горючего в распоряжение командира 37 ОБСМ к 6.00 29.12.43 года.

4. Исполнение доносить: к 9.00 29.12 – о выезде, к 13.00 29.12 – о прибытии на место работы и к 9.00 ежедневно – о работе собак за прошедший день.

ЗАМ. НАЧАЛЬНИКА ШТАБА ИНЖВОЙСК

1‑го ПРИБАЛТИЙСКОГО ФРОНТА

ИНЖЕНЕР‑МАЙОР

/КРАСУЛИН/

ЗАМ. НАЧАЛЬНИКА ОТДЕЛА ЗАГРАЖД.

ШТАБА ИНЖВОЙСК 1 ПРИБ. ФРОНТА

ПОДПОЛКОВНИК

/ИЗЕРГИН/» [66]

 

Отправились командир взвода Волкац и Пузырев с Желтым. Джульбарсу приказано остаться в части. Только машина тронулась с места, Пузырев кричит: «Посмотрите в окно, товарищ лейтенант!» Высунулась – по дороге катит Заяц. По крыше застучало «бум‑бум» – влез‑таки, паршивец. Приехали. Дальше пошли пешком… Снег – по пряжку. Заяц как пришитый рядом с Диной. «Дома поговорим. Сейчас не до тебя».

Надо обследовать двенадцать блиндажей. Доложились майору и двинулись в первый блиндаж – для ВПУ штаба. Впереди Желтый, за ним Миша. Остальные следом. Доктор минных наук повел носом, засопел, покрутился по комнате. Майор пренебрежительно кривится. Желтый прилип к дивану, сунул нос за спинку. Сел.

– Что за диван?

– Да наш, мы его всегда с собой возим.

– Открывайте, Пузырев.

Подняли сиденье, а там граната лежит. Неразорвавшаяся.

– Убей меня боженька камушком, – пробормотал побледневший штабист[67].

 

– Ну, теперь ведите нас, майор, в блиндаж командующего.

Штабной блиндаж Ивана Христофоровича Баграмяна благоухал дивным ароматом свежеспиленной древесины. Сосна, береза. Налево – совещательная комната, вправо от нее – жилая. Начали работать слева. Простая железная кровать, маленький, в размер кровати, коврик. Очень скромно, просто. Желтый тщательно обследовал комнату. Чисто. Посмотрел на Мишу: «Дальше куда?» Вошли в совещательную. Диван, стол с кучей телефонов. Баграмяна действительно ждут с минуты на минуту. Пес обошел стены по периметру, пропахал носом щели между полом и стенами, обшитыми свежеструганной фанерой. Засопел возле левой стенки. Сел. Нанюхал – с места не сдвинешь.

Кто делал, когда делал – выяснять не время. Каждая секунда дорога.

– Придется, товарищ майор стеночку поковырять.

– Да мы Баграмяна ждем! Да вы, лейтенант…

– А я, товарищ майор, акт о проверке не подпишу.

– Ладно, ковыряйте.

Отодрали фанеру. Под ней рубленая стена с окном. Уже на мерзлой земле. Желтый не спеша перемещается под окно и усаживается. Пузырев работает щупом и вынимает неразорвавшуюся лимонку. РГД‑1. Опять взрывоопасный предмет. Ай да Желтый!

Так что дополнительный контроль четвероногими саперами, который «на всякий случай» ввел по собственной инициативе полковник Винский, оказался не лишним.

Взвод расположился в деревне Меховое в двух километрах от большака Витебск – Невель. Первые два дня собаки обследовали 12 блиндажей на поиск мин замедленного действия. Обследованием «МЗД или следы минирования обнаружены не были». Также на МЗД проверялись 68 жилых домов, баня, летний клуб, конюшня, сарай, площадь для размещения танков. «И при осмотре места для размещения танков были обнаружены и обезврежены 3 шт. немецких противотанковых мин „Т‑35“ и один неразорвавшийся снаряд».

А если точнее, то подробности этой экстренной проверки можно найти в донесениях Волкац.

Позже командир 37‑го получил из штаба фронта характеристику на работу взвода Волкац.

 

«Командиру 37‑го ОБСМ капитану Мазоверу

 

Взвод собак‑миноискателей под командованием ст. лейтенанта т. Волкац Д. С. выполнил задание по проверке объектов штаба на разминирование от мин замедленного действия.

Взвод работал слаженно, задание выполнил в срок.

Общая оценка работы взвода

– ХОРОШАЯ.

20.1.1944 года

комендант штаба 1‑го Прибалтийского фронта

подполковник –

(Максимов)» [68]

 

А через месяц, 20 февраля 1944 года, Генеральный штаб британской армии обратился в Генеральный штаб Советской армии. Англичане просили нас поделиться информацией о подготовке собак минно‑разыскной службы. 22 февраля в центральную школу был отправлен следующий документ.

 

«Ген. штаб Красной армии

22 февраля 1944 года

№ 290065 с

 

Начальнику центр. школы генерал‑майору Медведеву.

 

Британский Генеральный штаб заинтересовался сообщением о применении на Ленинградском фронте собак‑миноискателей и просит сообщить ему следующее:

– порода применяемых собак

– каким образом они обучаются

– насколько надежна их работа

Прошу сообщить ответ на затронутые вопросы для передачи их англичанам.

Начальник отдела спецзаданий

генерал‑майор

Славин» [69]

 

Интересно – союзники просят помощи, а открытие второго фронта придерживают. Тем не менее методикой поделились.[70]

 

Глава 18

Страшнее боя

 

«Да! Об этом нельзя словами.

Только огнем!»

Илья Сельвинский

 

Со временем война показала Дине свое новое лицо. Раньше ей казалось, что страшнее Барвенково не может быть боев: когда броня танков трескалась и разлеталась как глиняные черепки – так велика была мощь артиллерийского огня противника; когда земля, гудевшая от тысячи бомбовых ударов, вставала черной стеной до неба, превращая день в ночь; когда, выбираясь из неостывающего котла под Харьковом, приходилось идти в рукопашную.

Теперь советские войска шли на запад, выкидывая немцев из наших сел и городов, от тысяч из которых оставались лишь названия на карте. Черные печные трубы и… тишина. Виселицы – где поваленные, где уцелевшие. Колодцы, из которых доставали мертвых младенцев, брошенных немецкими нелюдями.

 

Отступая, немцы сполна исполнили волю Гитлера: «Противник должен получить негодную на долгое время, незаселенную пустынную землю, где в течение месяцев будут происходить взрывы мин». Ими, казалось, нашпигован каждый сантиметр освобожденной территории.

Завершалась Невельская наступательная операция, город был освобожден 6 октября, а бои за окончательное освобождение района продолжались до января сорок четвертого, день за днем очищалась наша земля от врага. Работали бойцы 37‑го сутками. Боевые донесения шли в батальон одно за другим.

 

«На территории госпиталя Джек Кириллова обнаружил (и обезвредил Кириллов) противопехотную мину „S“. Мина летней установки с взрывателем нажимного действия „S“ MIZ‑35. В 25 метрах от госпиталя в период тренировочных занятий обнаружено 13 штук мин минометных боевых, гранат ручных – 5 шт., артснарядов – 2 шт.»[71].

 

«Город Сураж‑Витебский.

В районе города Усвяты обследовано 10 км шоссейной булыжной дороги, где сержантом Гириным (собака Пальма) обнаружено 5 мин ЯМ‑5.

2. При разминировании подходов к землянкам, расположенных в 50 км от дороги Усвяты‑Сурож Гириным (собака Пальма), обнаружено и обезврежено 7 немецких деревянных противотанковых мин.

3. В районе города Сурож‑Витебский на проверенном участке обнаружено и снято 2 немецких противотанковых мины ТМ‑35 модернизации 1942 года. Красноармейцем Плотниковым (собака Рудза) обнаружена и извлечена 1 зарывшаяся в грунт минометная мина»[72].

«Часть мин находилась там, куда транспорт проехать не может (болота, траншеи, воронки). Мины выносили на руках. ЯМ‑5, ПМ Д7, ПМ Д6, t, S, П.О.Т. 3».

 

Но в сводке не напишешь, как во время проверки подвалов гостиницы «Нева» в Невеле, где фашисты устроили Гестапо, каменели ноги. Каменели, когда она читала написанные кровью послания. «Здесь была замучена невиданными в истории человечества пытками русская женщина Елена Кильдышева».

«Жить хочу!» – Надя Бабаева.

Не отправишь донесения о том, как дыбом встала шерсть на загривках собак от пугающего запаха стресса, запаха крови. Они инстинктивно чуяли опасность, обходя и обследуя стены жутких подвалов. А осенние холода запах стресса удерживали долго.

Чудом не расстрелянный юноша из Невельского подвала рассказывал, как пытали коммуниста Василова: ставили босиком на раскаленную сковороду, запускали под ногти иголки специальной машинкой, вытягивали на дыбе. Не верить этому было невозможно, как невозможно принять, что это творили люди над людьми: казалось, лопается мозг и разрывается сердце. Пытали оккупанты чудовищно, особенно изощренно казнили тех, кто прятал у себя красноармейца или партизана. Угрозы не помогали – люди укрывали и красноармейцев, и партизан. Именно в этом районе действовал с июля 41‑го Паутов с отрядом им. Чкалова.

На дорогах появились плакаты: «Мы идем к тебе, Беларусь!»

Она встретила 37‑й батальон сплошным кладбищем с лесом труб вместо крестов.

 

«Трубы.

Пепел еще горячий.

Как изранена Беларусь…»

 

Эти строки Юлии Друниной Дина всегда повторяла, когда много лет спустя вспоминала то время.

Немцы обожали давать своим карательным операциям ласковые имена. «Maigewitter» – «Майская гроза». Две с половиной тысячи женщин, стариков и детей погибли под огненным ливнем. Сурожский и Городокский районы.

Сжигая заживо женщин и детишек в селах Городокского и Меховского районов, нелюди обозначали свое мероприятие как «Affenkaf» – «Клетка обезьян». После этой операции не осталось вообще ничего живого, потому что деревни до основания были разрушены 12‑й танковой дивизией. «Фюрер распорядился… что на указанных территориях человеческая жизнь ничего не стоит, и устрашающее воздействие может быть достигнуто только необычайной жестокостью».

Она видела женщину, которая не хотела отдавать мертвого годовалого сынишку, на спине и груди ребенка были вырезаны кусочки кожи. Дине сказали, что у мальчика брали кровь для немецких солдат. Ей приходилось удерживать обезумевшую от горя женщину, пытавшуюся снять с виселицы труп подростка, совсем мальчика, – он был заминирован. Эти мерзавцы знали, что делали! Плач, горький стон «Василек, Василек мой…» долго не давал ей спать по ночам. Дине случалось наступать на солдатские пряжки и кости, хрупающие под ногами – это пепелище заживо сожженных пленных красноармейцев. После чего ей казалось, что вся неостывшая земля Беларуси жжет ей ноги.

В Барвенкове все было понятно: солдат убивает солдата. В бою. Но складывать костры из детей и стариков, закапывать людей в землю живыми!!! Так вот что имел в виду Филатов, это действительно страшнее боя. Она крепко обхватывала шею Джульбарса и терзала пса своим горем. «Все это делают люди, вроде бы – люди, понимаешь, Жулик? Они держат при себе фотографии своих детей. Понимаешь, Жулик, у них, оказывается, есть дети!» Так она изливала душу, и ей становилось чуть‑чуть легче.

Как может поступать ТАК человек, относящий себя к цивилизованной нации? Как могли дойти до ТАКОГО соотечественники великих ученых, философов, писателей? Дошли… Фашистская пропаганда годами вдалбливала, что славянские народы – русские, украинцы, сербы, поляки и другие, равно как евреи и цыгане – не люди. Вот слова из брошюры «Der Untermensch» («Недочеловек»), призванной «просветить» немцев насчет их противников на Восточном фронте: «Недочеловек – это биологически на первый взгляд полностью идентичное человеку создание природы с руками, ногами, своего рода мозгами, глазами и ртом. Но это совсем иное, ужасное создание. Это лишь подобие человека, с человекоподобными чертами лица, находящееся в духовном отношении гораздо ниже, чем зверь». Да, с собаками приличные люди обращаются иначе, кто бы сомневался! Комвзводу Волкац было не до анализа «возвышенной немецкой души». Потому что тот, кто поддается такой пропаганде и уничтожает другие народы как «недочеловеков», сам превращается, нет, не в недочеловека, в нелюдя…

Однажды ее вызвал комбат. «Садитесь, Дина (она удивилась – не по уставу?). Пришли очередные газеты. Лучше вам посмотреть их здесь». Она недоуменно взяла из стопки фронтовичку «Вперед, на врага!» № 303 от 17 декабря 1943 года. Крупно на разворот «Судебный процесс о зверствах немецко‑фашистских захватчиков на территории города Харькова и Харьковской области в период их временной оккупации». Первые попавшиеся на глаза фразы обожгли глаза. А ей ведь казалось, что она ко всему, нет, не привыкла, а готова. Оказывается – нет. «Гестаповцы вырывали у них детей, хватали их за руки и за ноги и швыряли живыми в яму. А когда матери бежали за ними, то их расстреливали». «В ямах среди закопанных живыми было много подростков и детей», – показал обвиняемый Буланов, участник расправ. Харьковчанин!! Русский, советский человек. Нет, не человек он… Строчки плыли, плыли. Сквозь пелену она читала о повешенных на балконах и деревьях вдоль Сумской жителях города, о душегубках на Благбазе, куда запихивали отловленных на улицах женщин и детей. Сто тысяч харьковчан умерли от голода в первую зиму оккупации. Дети из санатория в Сокольниках служили живым материалом для раненых немцев. Еврейское население города под угрозой расстрела было согнано в гетто, а потом вывезено в Дробицкий Яр на казнь. Сельчане хутора Рогань – очевидцы казней – были расстреляны.

На улице Тринклера в сортировочном госпитале четыре дня жгли и расстреливали раненых красноармейцев. В лагере советских военнопленных с одного живым до пояса содрали кожу. Три тысячи харьковчан расстреляны возле деревни Подворье, это были женщины, дети.

Дикие звери, не умеющие читать и писать, творили все это?! Ганс Ритц, обвиняемый, подсудимый сын профессора, музыкант, без пяти минут юрист в последнем слове сказал, что убивал советских граждан без удовольствия. А если бы таковое получал, то убивал бы еще больше… Она отложила газету, взяла следующую.

 

«Рассказывает гвардии старшина Полянский.

– Я был призван в армию в Харькове. Семья моя – жена, дочь Нина и сын Славик – остались там. Гитлеровцы выискивали членов партии. Сначала они взяли мою сестру и приказали ей подписать протокол в том, что она коммунистка. Сестре удалось вырваться из рук убийц. Тогда фашисты взялись за мою жену. Они бросили жену и дочь в костер и сожгли их».

 

Дина отложила газету. «Ой, мама‑мамуля, ты так не хотела уезжать, ты требовала: „Оставь меня, мое место в Харькове!“ Ты – жена комиссара, к тому же – еврея. Ты – мать красного командира. Где бы ты была сейчас, моя родная, если бы я силой не запихала тебя в поезд?!» Она собралась духом и дочитала последние слова Полянского: «Судьба сына мне неизвестна. Сердце сгорает от ненависти. Я отомщу!»

Она поднялась, возвращая газеты комбату.

– Спасибо, Александр Павлович, – тоже не по уставу попрощалась она, оценив заботу Мазовера, понимавшего, чего ей стоило читать это. Среди тех, о ком сообщалось, могли быть и друзья и знакомые. Да, ей несравнимо легче, чем гвардии старшине Полянскому, ему с этим жить дальше. Но ненависти к людоедам и у нее достаточно.

Дина собралась было проведать собак, передумала и направилась к себе. Назавтра заступать на разминирование. «По горячему пеплу путь».

 

Глава 19

Чаепитие с командующим

 

В один из редких дней затишья старшего лейтенанта Волкац вызвал комбат.

– Выезжаете в штаб фронта. Непосредственно к командующему.

Кто же откажется лично пообщаться с Баграмяном?! Однако, услышав, какого рода поручение следовало выполнить, Дина оторопела.

– Отвезете генералу армии подарок. Барона.

Барон. Красивая, добродушная карельская лайка. Трудяга и умница. Три недели назад пса слегка ранило осколком мины. Барона заштопали и он, абсолютно поправившись, приступил к работе. Но теперь Барон постоянно отвлекался. Беспокойно вертелся, оглядываясь по сторонам, словно ожидал нападения. В подобных случаях (куда от них денешься? Война…) Мазовер искал (и находил) возможность устроить собаку, сменить ей профессию. Так овчарку Джона определили в санитарный взвод, а пойнтер Тромб (не ладил с сородичами) отправился в другую роту. Для санитарной упряжки Барон не годился – мелковат. Вот и решился капитан, полагаясь на участливость командующего, рискнуть – будь что будет!

– Машина готова, – вывел Дину из ступора голос комбата. – Приступайте!

– Есть!

А что ей оставалось делать?

Погрузились они с Бароном в виллис, пес ласкается, теребит ушанку, безумно радуясь прогулке. Приехали в расположение штаба фронта. «Симпатяга, – похвалил Барона знакомый майор. – Командующий Вас ждет, проходите, пожалуйста».

– Лежать, – приказала Дина, оставляя Барона в знакомом «предбаннике», по‑прежнему напоенном сосновым ароматом, теперь, правда, разбавленным запахом табака. И решительно шагнула вперед.

Вошла. Доложилась по форме. Баграмян, подтянутый, элегантный, поднялся ей навстречу.

Генерал армии Иван Христофорович Баграмян принял командование 1‑м Прибалтийским фронтом 19 ноября 1943 года. В 37‑м батальоне (как и по всему фронту) новость обсуждалась горячо и с интересом к биографии командующего. Было доподлинно известно, например, если брать события последнего года, что орден Кутузова I степени генерал‑лейтенант получил за мужество и героизм во время наступательной операции, прорвав оборону севернее Жиздры. 16 армия Баграмяна была удостоена звания гвардейской. Орденом Суворова I степени Баграмян был награжден за проведение Орловской операции. Уважение вызывало и славное прошлое генерала армии в конном строю. Источником информации служили газеты «Правда», «Красная Звезда» и, разумеется, родная фронтовая газета «Вперед на врага!», выходившая каждый день. Между прочим, родная «фронтовичка» печаталась на языках народов Советского Союза. (В центральном архиве Министерства обороны я нашла газеты на русском, казахском и татарском языках. Видимо это все, что, уцелев, попало в архив и бережно хранится здесь).

На полную мощь работало и «солдатское радио» фронта: командующий женат прочно, женился еще в двадцатых, сын тоже воюет, на подчиненных генерал армии не кричит, а недавно Баграмян приезжал в госпиталь вручать солдатам медали и ордена. Сам, лично. Словом, проверку на солдатское доверие генерал армии Баграмян выдержал с честью. В 37‑м батальоне, особенно в молодежном взводе Волкац, его звали «папа Ваня». В других подразделениях фронта – «батько».

И вот сейчас командир взвода Волкац стоит перед генералом армии, лихорадочно соображая, как доложить Баграмяну о цели приезда, с чего начать? А командующий фронтом подвинул сосновый стул и пригласил:

– Присаживайтесь.

И так задушевно улыбнулся оробевшему старшему лейтенанту, что вмиг исчезли все страхи Дины. О силе обаяния Баграмяна, о его неповторимой запоминающейся улыбке позже напишут многие боевые товарищи и те, кому довелось служить уже в мирное время с генералом армии, а позже с маршалом. «Лучезарный» – это самое верное слово для определения внутреннего света, каким обладала душа Ивана Христофоровича, спустя десятилетия найдет Католикос всех армян Вазген I. «Вы будете лучезарны и незабвенны всегда», – напишет Католикос маршалу, поздравляя Баграмяна с награждением орденом Ленина и второй медалью «Золотая Звезда» в декабре 1977 года.

Но все это будет потом, а в феврале сорок четвертого командующий разливал чай, подвигая чашку робевшей Дине.

– У нас вкусно заваривают. Печенье берите, не стесняйтесь. Печенье домашнее армянское, гата называется. Варенье. Из грецких орехов. Очень вкусное. Друзья из Армении передали, а жена сюда, на фронт, привезла. И давайте, Дина, на время оставим «товарищ генерал армии», «разрешите обратиться». Хорошо?

Иван Христофорович прекрасно понимал, как трудно младшему офицеру, которому едва за двадцать. «И на Маргушу похожа, – подумал командующий о дочери, – такая же темноволосая. И с характером». Не требовал немедленно доложить, с каким именно поручением прибыла комвзвода Волкац. Командующий фронтом понимал ценность таких инженерных подразделений, как 37‑й отдельный батальон. Любивший самостоятельно вникать в специфику незнакомой ему ранее военной службы, Баграмян к этому времени отлично разбирался в возможностях батальона. А кроме того, генерал армии очень любил собак.

Знал о методике поиска глубинных мин с помощью собак, как и о подготовке собак‑диверсантов. Баграмян, разумеется, был в курсе и действия группы минеров батальона на оккупированной территории Белоруссии, знал, кто готовил группу, – сам подписывал приказ о награждении старшего лейтенанта Волкац орденом «Красная Звезда». Желая приободрить Дину, Иван Христофорович пошутил:

– Так это Вы под новый год здесь распоряжались?

И заметив возникшее напряжение вдруг отложившей в сторону печенье девушки, похвалил:

– Отлично сработали, грамотно. Я видел Ваш отчет и отзыв нашего начальника штаба.

Поинтересовался, насколько успешно идет обучение вожатых минно‑разыскных собак в созданных при инженерных бригадах специальных батальонах. Только что успешно завершилась Городокская наступательная операция. Впереди – сотни минных полей, нашпигованных немцами десятками тысяч мин всех видов и фасонов.

Обрадовался, услышав, что отец Дины служил в Первой конной Буденного. Дина, расхрабрившись, поведала о том, как обожала в детстве размахивать саблей. Удивился: «Она же жутко тяжелая, я‑то знаю».

И тогда, собравшись духом, Дина выпалила:

– Мы… наш батальон, дарит Вам, товарищ командующий, собаку! Лайку Барона. Он здесь, со мной.

И замерев, уставилась на Баграмяна. Что теперь будет?! А Иван Христофорович захохотал, хохотал от души, в полный голос, вкусно, сочно. Отсмеявшись, сказал:

– Я весьма благодарен за внимание, так и передайте командиру батальона, – заговорщицки улыбнулся командующий, намекая, что трюк майора Мазовера разгадан. Чувством юмора Баграмяна создатель одарил щедро, кроме того, он умел ценить находчивость других. – Но взять себе возможности не имею.

(Дина вся подобралась, приготовилась к самому худшему.)

– Барон отправится к летчикам и станет жить как настоящий барон. Так и доложите командиру батальона.

Вечером Баграмян с удовольствием рассказывал жене о проделке комбата Мазовера.

– Ты девочку хорошо покормил? – беспокоилась Тамара Амаяковна. – Гату, варенье не забыл? – И с грустью добавила:

– Такие молодые…

Чуть попозже спросила:

– С этим твоим Бароном что будет?

– А с ним, Тамара‑джан, все прекрасно будет, его забирают орлы Папивина. У летчиков пес станет жить как самый настоящий барон. Между прочим, право имеет: ранение боевое у него, тоже ведь солдат. Только четвероногий.

Дина вернулась в часть и, доложив комбату о выполненном задании, объяснялась с Джульбарсом, безуспешно искавшем вкусности, запах которых витал вокруг хозяйки.

– Понимаешь, Жулик. Ну, как‑то неудобно было взять для тебя печеньице. А вообще, командующий у нас с тобой – что надо!

Одному богу известно, сколько встреч было у командующего с теми, кто служил под его началом и назвал его «папа‑Ваня» или «Батько». Будь это час, а может, и меньше того, капля… «Но и капли хватало, – вспоминала Дина Соломоновна, – чтобы почувствовать себя защищенным, а с другой стороны подпитанным стойкой уверенностью».

Летом началась операция «Багратион», а затем освобождение Латвии. Генерал армии Баграмян перебежками вместе с командармом Василевским руководил штурмом Елгавы, который закончился успешно, и Елгава была взята. Под Елгавой с Баграмяном случилась история, едва не стоившая ему жизни. Природное чувство юмора позволило генералу армии найти и в этом случае рациональное зерно.

«Баграмян с офицерами штаба возвращался на командный пункт фронта, находившийся за городом Елгава. При выезде из города их машина остановилась на КПП у шлагбаума. Там стоял солдат с забинтованной головой и перевязанной левой рукой. Увидев генералов в машине, он принялся торопливо поднимать правой рукой шлагбаум, который был сделан из толстого ствола березы. Как только машина тронулась вперед, веревка вырвалась из рук ослабевшего солдата и береза со всей силой обрушилась на машину и смяла крышу. Удар пришелся между передним и задним сиденьем, и только чудом никто не пострадал. Когда все немного успокоились, Иван Христофорович вышел из машины, подошел к перепуганному солдату, положил руку на плечо: „Ничего, товарищ, ничего. Все в порядке“».

Когда сели в машину и поехали дальше, Хлебников, командующий артиллерией 1‑го Прибалтийского фронта, вспомнил Пушкина: «Иль чума меня подцепит, иль мороз окостенит, иль мне в лоб шлагбаум влепит непроворный инвалид…» В ответ дедушка сказал: «Воистину Пушкин – энциклопедия: у него есть стихи, кажется, на все случаи жизни»[73].

А потом – Кенигсберг, и вновь Баграмян на переднем крае. Через три дня после начала штурма комендант Кенигсбергского гарнизона генерал Ляш подписал акт о безоговорочной капитуляции. За овладение городом‑крепостью Баграмян награжден вторым орденом Суворова I степени.

После войны Иван Христофорович Баграмян, несмотря на служебную загруженность, мог, наконец, позволить себе держать собак; одну из них, немецкую овчарку, он назвал Джульбарсом.

Но все это будет потом, идет февраль сорок четвертого, и до начала операции «Багратион» оставалось почти пять месяцев.

 

Глава 20

«Особенно сильно была заминирована полоса севернее и северо‑западнее города Невель»

 

Давайте посмотрим, чем занимался 37‑й батальон в преддверии 26 мая 1944 года.

 

«Начальнику отдела заграждений инженерных войск ППФ