Ханна: Всегда пожалуйста;) Лучшие 53 доллара, что я когда-либо тратила.

 

Покончив с обедом, я засовываю пиццу под кресло в углу, где мне нравится сидеть днем, потому что оно близко к выходам, и пытаюсь вернуться к работе. Честно говоря, я уже плотно пообедала, так что сегодня у меня будет лишних три часа.

Мой герой как раз вынимает смазку, когда вблизи меня возникает нечто большое. Я поднимаю глаза и почти взвизгиваю от шока, когда тот самый красавчик механик смотрит на меня.

Как он увидел меня здесь? Это место очень уединенное, и здесь никто никогда не сидит.

— Могу я чем-то помочь? — спрашиваю я, вытаскивая наушники и глядя на его широкие плечи. Сегодня Мистер Книжный Бойфренд одет в синие джинсы и черную, облегающую футболку с логотипом шиномонтажки. Он гораздо чище, чем был вчера в своем грязном комбинезоне, из-за чего мне пришлось пересмотреть профессию моего нынешнего книжного героя.

— Ты вернулась, — говорит он, его потрясающие голубые глаза осматривают мои штаны для йоги, футболку и бейсболку.

— У меня, эм... проблема с одной из шин. Парни ей занимаются.

— Какие парни? — спрашивает он, скрестив на груди загорелые мускулистые руки. Мне приходится до предела вытягивать шею, чтобы видеть его лицо — такой он высокий.

— Не совсем уверена.

— Ну ладно, а какая машина? — спрашивает он, проводя рукой по аккуратно подстриженным черным волосам. Проклятье, он действительно такой высокий, смуглый и красивый, что выглядит почти как житель средиземноморья. Я тащусь от такого! Медленно сглатываю.

— Эм... я езжу на «Кадиллаке SRX».

— Кадиллак? — он издает негромкий смешок. — А разве это не машина для старушенций?

Хмурю брови.

— Она не для старушенций. Это роскошный внедорожник. Просто замечательный. У меня есть подогрев и охлаждение сидений.

— Ну, если у тебя есть деньги, чтобы тратить их на такой автомобиль, тебе стоит присмотреться к «Лексусу» или «БМВ». Они кажутся гораздо более сексуальными. Ты будешь выглядеть чертовски горячо за рулем «Лексуса LX».

— Может, я не пытаюсь выглядеть горячо. Может, мне нравится выглядеть как старушенция. — Это прозвучало действительно не круто, но Книжный Бойфренд взрывается от смеха и присаживается на корточки рядом со мной.

— Как тебя зовут? — спрашивает он, и теперь, когда его глаза находятся на одном уровне с моими, я получаю полное представление о том, насколько он действительно красив.

Вчера я была так взволнована, что у меня не было времени, чтобы его разглядеть. А теперь я не могу не пялиться на него во все глаза. Кожа у него загорелая и чертовски безупречная. Челюсть квадратная и четко очерченная, даже под этой сексуальной, темной, пятичасовой щетиной. Голубые глаза похожи на сапфиры и обрамлены самыми густыми, самыми черными, самыми завораживающими ресницами, которые я когда-либо видела. Кажется, что его пухлые, алые губы, сами собой тянутся вперед.

Будто это его обычное выражение.

Я замираю с каменным выражением на лице.

— Меня зовут Мерседес, — отвечаю я и хмурюсь. Почему я назвала ему свой псевдоним вместо настоящего имени? Ну, по крайней мере, так он не сможет заглянуть в мое досье и посмотреть, сколько машин я пригоняла за последние несколько недель. Кроме того, иногда гораздо интереснее быть своим альтер эго, чем скучной Кейт Смит, которая часто забывает воспользоваться дезодорантом.

— Идеально. Ты бы чертовски прекрасно смотрелась в «Мерседесе», — бормочет он, и от его глубокого голоса по коже пробегают мурашки.

— А на чем ездишь ты? — спрашиваю я, хотя уже знаю ответ.

— На мотоцикле «Индиан».

Я качаю головой.

— И почему это меня не удивляет?

Он улыбается, его зубы сверкают белизной, и мне вроде как нравится, что один из них чуть выпирает.

— Неужели я настолько предсказуем?

— Более предсказуем, чем моя машина для старушенций, — отвечаю я, подмигивая.

Он снова улыбается, и у меня в животе взлетают те бабочки, которые я старательно пытаюсь по-разному описать в каждой книге. Желудок подпрыгивает к горлу. Делает кувырок. В животе вспыхивает фейерверк. Подождите, последнее звучит ужасно, похоже на диарею.

— Что ж, приятно официально познакомиться с тобой, Мерседес. Я Майлс Хадсон, — говорит он, беря мою руку и нежно пожимая. Его ладонь теплая и сухая и такая чертовски огромная, что мне приходится сжать бедра, потому что я чувствую, что могу начать испускать феромоны, как животное в брачный период. — А теперь расскажи, зачем ты здесь на самом деле.

Вновь опускаю голову. Это не может быть концом пути. Я еще не закончила книгу! Бросаю взгляд на еще теплую пиццу под своим креслом.

— А остатки пиццы не заставят тебя замолчать?

Он поджимает красивые губы и смотрит вниз на мой тайник с едва тронутой едой.

— Этим ты можешь выиграть немного времени.

Я восторженно улыбаюсь и чуть не спрыгиваю с кресла, чтобы схватить коробки.

— Отлично, время — это все, что мне нужно.

Сую коробки ему в грудь, и он со смехом их сжимает.

— Ты не шутишь, — заявляет он с недоверчивым видом, его голубые глаза скользят по каждой черточке моего чересчур взбудораженного лица, когда я плюхаюсь обратно на кресло.

— Я абсолютно серьезна, — отвечаю я с мольбой в глазах.

Он смотрит на меня чуть дольше, и я почти жалею, что сегодня утром воспользовалась лишь тушью для ресниц.

— Ладно, Мерседес. Пока я оставлю тебя в покое.

Он встает во весь рост, и я не могу не заметить выпуклость на его джинсах, потому что она оказывается буквально на уровне моих глаз. Не такая выпуклость, когда стояк, а такая, которая есть у мужчины, не обделенного природой. Учитывая его большие руки и гигантские ноги это неудивительно.

— Увидимся у кулера с водой, Майлс, — нагло заявляю я, снова вставляя наушники в уши.

Он смотрит на меня с любопытством, но, к счастью, берет свою взятку в виде пиццы и уходит. Я использую эту возможность, чтобы полюбоваться его задом, и не остаюсь разочарованной. Я это делаю в целях исследования.

 

ГЛАВА 5

Майлс

— Ты не замечал в комнате ожидания горячую рыженькую? — спрашиваю я своего коллегу Сэма, который сидит рядом со мной в нашем любимом месте в центре города, в пабе на Перл-Стрит.

— Нет. Ни разу ее не видел. Сегодня она там была? — спрашивает он, поглаживая свою рыжеватую бороду.

— Да, — отвечаю я, делая глоток индийского светлого эля. — И вчера тоже.

— Что она делала?

Я пожимаю плечами.

— Просто сидела за компьютером.

— Тогда в чем проблема?

— Не думаю, что у нее была машина, которой бы занимался шиномонтаж.

— Значит, она ворует бесплатный Wi-Fi? Звони в полицию, к нам в руки попалась воровка, — саркастически говорит он и жестом просит у бармена еще порцию.

Я отрицательно качаю головой.

— Я не почувствовал от нее ни малейшего намека на обман. Это больше похоже на... отчаяние?

Сэм откидывается назад и качает головой.

— Теперь все обретает смысл. У тебя фетиш с отчаявшимися девушками, братан.

— Нет.

— Да. Тебе нравится их спасать. Выступать в роли доблестного защитника, вмешиваться и оберегать их.

— Эта девушка водит здоровенный «Кадиллак». Она не нуждается в спасении.

— Значит, она совсем не похожа на Джослин? — с серьезным видом спрашивает он, прищурившись.

— Чувак, с Джос у меня все кончено. Может, мы перестанем говорить о ней?

— Майлс, твоя девушка бросила тебя ради богатого, уродливого придурка. Это дерьмо останется с тобой навсегда.

Я рычу и делаю глоток пива, изо всех сил пытаясь не сжимать пивной бокал, чтобы он не сломался в моей руке. Я уже и так потратил впустую слишком много времени на Джослин Ванбик. Большинство парней, кому за двадцать, тащили к себе в постель столько девушек, сколько могли, пока я проводил лучшие годы своей жизни, одержимый лишь одной. Почти десять лет я находился в непрестанном то вспыхивающем, то затихающем адском пламени.

Теперь мне тридцать, и я наконец-то оставил эту драму позади. Не говоря уже о том, что теперь она замужем и стала матерью.

С угрюмым видом делаю глоток пива и поворачиваюсь на барном стуле, чтобы посмотреть на кучку потенциальных кандидаток на этот вечер.

— Господи, как же я ненавижу Боулдер — кругом одни мужики. Почему мы здесь?

— Ну, потому что мой дядя — управляющий, и ни один другой босс не стал бы мириться с нашим дерьмом.

Я улыбаюсь и указываю на горячую брюнетку в углу.

— А может эта?

Сэм отрицательно качает головой.

— Наверстываешь упущенное — я понимаю. Делай, как знаешь, братан. — Он хлопает меня по спине, и я начинаю действовать.

На следующий день, словно какой-то преследователь, я не отрываю глаз от окна, выходящего в переулок за гаражом. Весь день я меняю шины, что в некотором смысле хорошо, потому что это бессмысленная работа. Правда, она занимает немного времени, поэтому мне приходится чистить колеса и корректировать центровку оси, но я не жалуюсь. Это позволяет мне легко следить за Мерседес, которая крадучись, ходит вокруг.

День уже клонится к концу, и я начинаю раздражаться от того, как часто заглядываю в это проклятое окно. Вместо того чтобы убрать свое рабочее место на завтра, я решаю уйти пораньше, привести себя в порядок и отважиться заглянуть в тихую комнату ожидания для клиентов, чтобы выпить немного кофе, прежде чем отправиться домой.

Без комбинезона, одетый в джинсы и футболку, я вхожу в пустую комнату и не могу сдержать улыбку, когда единственная душа, оказавшаяся в поле зрения – рыжая девушка, стоящая перед кофеваркой. Шиномонтаж должен закрыться через пятнадцать минут, но она все еще поглощает кофеин, словно она здесь босс.

Она стоит спиной ко мне, ожидая, пока автомат приготовит ей напиток, поэтому я пользуюсь возможностью поглазеть на то, что не прикрыто ее короткими джинсовыми шортами. Они разлохмачены на концах, настоящие голубые шорты фирмы Daisy Dukes, которые выставляют напоказ мускулистые линии ее ног. Полоска сливочной кожи выглядывает из-под ее серой футболки, когда она тянется за салфеткой, и я не могу не пустить слюни, глядя на идеальный изгиб ее талии.

Вчера вечером брюнетка в пабе оказалась с бойфрендом, так что сегодня я, возможно, очень хочу выяснить, что за история у рыженькой. Я поднимаю плечи и решительно шагаю к Мерседес. Встаю рядом с ней и небрежно протягиваю руку за печеньем, наши руки соприкасаются.

Она поворачивает голову, и я смотрю на нее с улыбкой. Сначала она смотрит на мое тело, а потом медленно переводит взгляд на мое лицо.

Я подмигиваю ей и ломаю голову над тем, что она выглядит немного бледной.

— Привет, Рыжуля.

Похоже, она собиралась что-то ответить, но вдруг ее лицо вытягивается, а глаза закатываются кверху. Она начинает покачиваться, и с проклятьями я падаю на колени и ловлю ее прямо перед тем, как ее голова чуть не касается пола.

— Мерседес! — восклицаю я, устраивая ее голову у себя на коленях и убирая рыжие пряди с лица. — Мерседес, ты в порядке?

Она немного рассеянно и быстро моргает, а затем открывает глаза. Смотрит сначала на потолок, потом на меня.

— Майлс, верно?

Усмехаюсь над тем, как нормально это звучит.

— Да, Майлс.

— Что произошло? — спрашивает она, и с каждой секундой ее взгляд становится все более сфокусированным.

— Полагаю, может, ты упала в обморок. Ты когда-нибудь раньше падала в обморок?

Она стонет и подносит руку к лицу, сжимая переносицу.

— Только когда я не ем.

— Сегодня ты не ела? — спрашиваю я, качая головой и глядя на полную стойку с печеньем рядом с кофеваркой. — Как давно ты здесь?

— Всего-то с девяти утра.

— Господи Иисусе, — почти рычу я. — Почему ты не съела хотя бы печенье?

— Мне не нравится съедать все печенье, — почти хнычет она, все еще немного не в себе после приступа. — Бетти так много работает, чтобы их испечь. Уже достаточно того, что я пью столько кофе. — Ее подбородок дрожит, и у меня отвисает челюсть, когда я вижу слезы, наполняющие ее глаза.

— Что случилось? — спрашиваю я и стараюсь не рассмеяться, смахивая слезинку с ее щеки. Она выглядит так чертовски мило, что я, должно быть, влюбился.

— Я просто... мне очень жаль Бетти. Никто никогда не говорит ей, насколько хороши ее печенья. Я пришла сюда пораньше, чтобы попробовать датскую сдобу, а она уже кончилась. Насколько безумно это звучит? Бетти приходится вставать очень рано, чтобы выпечка каждый день была свежей, а люди съедают ее в считанные секунды. Интересно, есть ли в ее жизни кто-то, кто ценит ее? Не знаешь, она замужем?

У меня вибрирует пресс, когда я прикусываю губу и пытаюсь подавить смех, клокочущий внутри. Без понятия, сколько кофе она выпила сегодня, но уверен, что слишком много.

— Я обнимаю Бетти каждый раз, когда ее вижу. Она знает, что парни в шиномонтажке обожают ее выпечку.

— Правда? — хрипит Мерседес, ее глаза наполняются надеждой.

— Правда.

— Это очень мило. — Ее подбородок снова начинает дрожать. — Извини, я становлюсь эмоциональной, когда голодна. Знаешь, как некоторые становятся злодными? Злобными и голодными? Я становлюсь эмодной. Эмоциональной и голодной. Это моя фишка. Я заставила их вписать это в словарь сленга.

Если бы она не выглядела такой жалкой, я бы уже вовсю хохотал.

— Ну что ж, тогда пойдем и купим тебе что-нибудь поесть. Настоящей еды, а не печенье.

— Я и сама могу, — заявляет она, пытаясь сесть.

Я поднимаю ее на ноги, мои руки обвиваются вокруг ее тонкой талии, чтобы поддержать, когда она слегка покачивается.

— Ни за что, Рыжуля. Ты же не сядешь за руль в таком состоянии. Мой байк припаркован сзади.

— Я только что упала в обморок, а ты хочешь, чтобы я села на заднее сиденье твоего мотоцикла? Разве это лучший вариант?

Она привела хороший довод, поэтому я быстро предлагаю.

— Тогда дай мне ключи, и я поведу твою машину. Сейчас ты опьянела от кофе и голода, и я не спущу с тебя глаз, пока ты не съешь хотя бы кусочек пиццы.

— Я люблю пиццу, — отвечает она со слезами на глазах.

— Знаю.

— Откуда ты знаешь? — Она пронзает меня серьезным взглядом, ее голубые глаза обнадеживающе светятся.

— Ну, большинство людей любят пиццу, — пожимаю я плечами. — А на днях на тебе была футболка с пиццей, а вчера ее сюда доставили.

— А, да. — Она заправляет волосы за уши и идет к своему ноутбуку, который стоит на приставном столике. Она закрывает его и убирает в сумку. — Один быстрый перекус, и я перестану тебя доставать.

— Нет, ты меня не достаешь, — отвечаю я, засовывая руки в карманы. Может, Сэм и прав — я действительно питаю слабость к девицам, попавшим в беду.

— Умоляю, — отвечает она, закатывая глаза. — Я чуть не упала в обморок у тебя на руках. Мы не смогли бы стать более достойными книжными героями, даже если бы попытались.

Она подходит ближе и робко смотрит на меня, румянец уже возвращается на ее щеки. Я нежно сжимаю ее руку и устремляю на нее серьезный взгляд.

— Мерседес, тебе не о чем беспокоиться. Ты не первая девушка, кто при виде меня падает в обморок.

Она заливается смехом и выдергивает свою руку из моей, чтобы ударить меня в живот.

— Просто накорми меня, прежде чем начнешь декламировать еще какие-нибудь банальные строки из любовного романа.

 

ГЛАВА 6

Кейт

Странно слышать, как Майлс называет меня Мерседес, но, если подумать, не совсем. Я посещаю книжные выставки по всему миру, где читатели и друзья-авторы называют меня Мерседес. Кое-кто из книжного мире действительно знает мое настоящее имя, но они никогда не используют его, потому что не хотят совершить ошибку, раскрыв его читателям. Так что в книжном мире я — Мерседес, с головы до ног.

Но мои друзья из Боулдера знают меня как Кейт.

А теперь Майлс знает меня как Мерседес.

Это может привести к осложнениям.

Но опять же, мы всего лишь едим пиццу. Это не значит, что мы подружимся на Facebook или что-то в этом роде. Я строю из мухи слона.

Майлс останавливает мою машину перед пиццерией «Гараж Одри Джейн». В Боулдере это популярное заведение, где подают вкусную Нью-Йоркскую пиццу. У меня слюнки текут еще до того, как мы выходим из машины.

Я выскальзываю из пассажирской двери, и Майлс тут же хватает меня за руку, будто я пациент, только что перенесший операцию по увеличению груди. Я выдергиваю руку из его ладони.

— Я могу идти сама, Майлс. Я уже чувствую себя лучше. Свежий воздух очень помог.

Он кивает и почтительно уступает мне место, захлопывая за мной дверь.

— Почему бы тебе не занять столик на террасе, а я пойду закажу нам пиццу. Какие-нибудь возражения против начинки?

— Никакого лука, — серьезно заявляю я. — Он отвратителен, и ему не место в пицце.

— А как насчет красного лука?

Я сужаю глаза. Он поднимает руки вверх и улыбается.

— Ладно, ладно, никакого лука.

Он поворачивается и поднимается по ступенькам ко входу в ресторан, перепрыгивая через две ступеньки, словно гигантский гладиатор в мире, созданном для простых смертных. Господи, он такой большой, что ступеньки у него под ногами кажутся почти крошечными. И, клянусь, с каждым разом, как я его вижу, он становится все горячее. Джинсы идеально обтягивают его зад, и, должна сказать, я никогда не думала, что армейские ботинки — это моя тема, но на Майлсе, в паре с этими поношенными джинсами, обтягивающей черной футболкой и загорелой кожей? Образ механика-байкера правда для меня работает.

Нахожу столик подальше от гитариста, напевающего в углу. Боулдер летом — рай для счастливых часов на террасе ресторана, повсюду, куда не кинь глаз, звучит живая музыка. Город буквально кишит начинающими музыкантами, ищущими аудиторию для своих выступлений.

Через несколько минут Майлс возвращается с парой бутылок воды, ведерком с охлаждающимся пивом, номером заказа и корзинкой дымящихся хлебных палочек.

Он ставит их передо мной и говорит:

— Мне пришлось убить за них одного парня.

— Надеюсь, ты не запачкал их кровью, — почти рычу я, как дикарка, хватая одну из длинных, закрученных золотистых палочек и мгновенно запихивая ее в рот. Я слишком тороплюсь, даже не удосуживаясь окунуть ее в соус маринара. – М-м-м, — стону я, закрывая глаза, когда откусываю еще, и чуть не испытываю оргазм. — Ты мой смертоносный герой.

Я запихиваю в рот еще один маслянистый кусочек, продолжая стонать в знак признательности. Покончив с хлебной палочкой, я наконец открываю глаза и вижу, что Майлс пристально смотрит на меня. Челюсть у него отвисла, а руки застыли на подлокотниках стула. Он еще не взял пива из ведерка со льдом и ничего не съел. Даже не открыл бутылку воды. Он просто... пялится.

— Господи, теперь-то что? — спрашиваю я, проводя языком по нижней губе, ловя на лету капельку чесночного масла.

— Ты ходячая, гребаная дразнилка, ты это знаешь? — говорит он, качая головой. Он хватает пиво, откручивает крышку и одним глотком выпивает половину бутылки.

— То есть? — спрашиваю я со смехом, мой рот все еще полон сдобного совершенства. — Я только что запихала себе в рот хлебную палочку, как какой-то подросток препубертатного возраста, сбежавший из лагеря для толстяков.

— Тогда запиши меня в лагерь толстяков, — отвечает он и делает еще один глоток.

Усмехаясь, оглядываю его накачанное тело, потому что не похоже, что у него есть хоть капля жира. С тоскливым вздохом тянусь за пивом, и он быстро отдергивает ведерко от моей руки.

Он строго смотрит на меня, и его сапфирово-голубые глаза превращаются в щелочки.

— Выпей всю бутылку воды, а потом сможешь выпить пива.

Я наклоняю голову и поражаю его своим испепеляющим взглядом.

— Мне двадцать семь, Майлс. Кажется, я знаю, когда можно выпить пива.

— Ну, мне уже тридцать, и если бы сегодня ты не упала в обморок мне на руки, я бы с тобой согласился. Но, пожалуйста, ради моего душевного спокойствия, не выпьешь ли ты сначала немного воды?

Он протягивает мне покрытую влагой бутылку и смягчает взгляд так, что я понимаю, он, вероятно, привык получать от женщин то, чего хочет. Наверное, он даже больший бабник, чем Дин.

Тяжело вздохнув, беру бутылку и выпиваю половину несколькими глотками, отвратительно булькая. Опускаю бутылку, и он удовлетворенно ухмыляется мне, что на самом деле делает его еще более красивым. Он достает из ведерка со льдом коричневую бутылку, откручивает крышку и протягивает мне.

— Спасибо, — щебечу я и делаю глоток, наслаждаясь вкусом алкоголя после долгого дня за написанием книги. Ну, написанием и падением в обморок.

— Что же, рассказывай, — говорит он, ставя пиво и опершись локтями о стол.

— Что рассказывать? — спрашиваю я, невинно хлопая ресницами.

— Чем ты так занята каждый день в комнате ожидания «Магазина шин», что моришь себя голодом до обморока?

Я хватаю еще одну хлебную палочку и запихиваю ее в рот, жуя с дерзкой, дразнящей ухмылкой.

— Все, что я могу сказать, это то, что я была в ударе.

Он ухмыляется в ответ. Черт, как бы я хотела, чтобы моя ухмылка выглядела хотя бы вполовину такой же сексуальной, как его сейчас.

— Ты должна сказать мне больше. — Он жестом указывает на пространство между нами. — Давай назовем это безопасным местом. Ты можешь говорить открыто, и ничего не будет использовано против тебя.

Я тяжело выдыхаю, потому что знаю, что не смогу преломить хлеб с этим парнем и не признаться ему. Поэтому рассказываю ему всю эпопею, вплоть до моего любимого кофе, розыгрышей и косых взглядов.

На самом деле он не столько смеется, сколько прикусывает нижнюю губу, чтобы вообще не реагировать. Продолжаю с восторгом объяснять об атмосфере, людях и кофе. Я даже добрых пять минут рассказываю о Бетти. Выкладываю все, что я вещала Линси и Дину, а также своим поклонникам в социальных сетях. Что «Магазин шин» похож на простенькую кофейню, которая привечает всех желающих. Ну, вернее, всех, у кого есть машина.

К тому времени, как я заканчиваю, то почти задыхаюсь.

Майлс медленно, недоверчиво качает головой.

— И ты занимаешься этим уже больше трех недель?

— Примерно. — Я пожимаю плечами.

— И ты пишешь книгу? А о чем она?

Я морщусь от этого вопроса.

— Не имеет значения. Я уже заканчиваю.

— Почему ты не хочешь сказать, о чем пишешь? — спрашивает он, и его голова дергается от моего резкого ответа.

— Потому что это отпугивает людей.

— То есть?

— Если я объясню тебе, то отвечу на твой вопрос, а я не хочу на него отвечать.

— Я не буду тебя осуждать! — спорит он, хватая пиво и делая глоток.

Я закатываю глаза.

— Будешь.

Это заставляет его недоверчиво усмехнуться.

— Я имею в виду, теперь это почти очевидно.

Я надуваю губы, и он, наконец, сдается.

— Ладно, ладно, нам не обязательно говорить о том, что ты пишешь. — Я вздыхаю с облегчением. — Хотя, скажу тебе, что я немного фанат исторического жанра, так что если ты скажешь, что пишешь следующую «Игру престолов», нам в принципе придется пожениться и жить долго и счастливо.

Это заставляет меня так сильно захихикать, что я чуть не выплевываю пиво. Нас прерывает прибытие пиццы, и так как я все еще не съела ничего содержащее белок, мы оставляем наш разговор, и сосредотачиваемся на еде. Размер кусков больше моего лица, и мы оба аккуратно складываем их пополам и вонзаем в них зубы, как голодные животные.

Даже после трех хлебных палочек я все еще достаточно голодна, чтобы съесть огромный кусок, который ничто по сравнению с тремя кусками Майлса. Он просто сложил два последних в сэндвич-пиццу. Сэндвич-пицца! Удивляюсь, куда, черт возьми, все это девается, потому что под этой обтягивающей хлопковой футболкой его тело выглядит таким рельефным.

Еще одно пиво спустя, я наконец задаю вопрос, который вертится в глубине сознания.

— Так ты кому-нибудь расскажешь?

Он приподнимает брови.

— Рассказать, что в комнате ожидания тусит горячая рыженькая, и от нее надо избавиться? Хм, я пас.

Я снова хихикаю. Черт возьми, из-за этого парня я превращаюсь в гребаную девчонку.

— Как считаешь, кто-нибудь еще догадывается обо мне?

Он качает головой.

— Нет, я спросил своего приятеля Сэма, который работает за стойкой регистрации, и он не понял, о чем я говорю.

— А он что-нибудь скажет?

— Нет, мы друзья.

Я расслабляюсь.

— Так ты, значит, механик? — спрашиваю я, понимая, что только и делаю, что рассказываю о себе.

— Ага, — отвечает он, вытирая рот и откидываясь на спинку стула, широко расставив длинные ноги, его большие ступни занимают все пространство между нашими стульями. — Я начал заниматься кузовными работами, покраской и кое-какими дизайнерскими штучками, но потом мне надоело носить экипировку, и я вернулся в школу механиков. Хорошая работа. Достойная оплата. Я непринужденно провожу время. Никакой работы по выходным.

— Знаю, — громко стону я. — Ненавижу, что вы, ребята, закрываетесь по выходным.

Он усмехается.

— Неужели ты никогда не отдыхаешь?

Я отрицательно качаю головой.

— Я трудоголик. Это книжный бизнес. Чем быстрее выпускаешь книги, тем дольше остаешься в памяти людей. Мне повезло, что моя первая книга стала бестселлером, и я не хочу терять этот импульс.

Он задумчиво кивает.

— Вот почему ты работаешь весь обед.

Я пожимаю плечами.

— Да, и еще иногда я забываю поесть.

Он издает вежливый смешок и добавляет:

— Ну, думаю, это невероятно, что ты пишешь. Я даже не могу придумать достаточно слов для своего еженедельного письма родителям.

— А где живут твои родители?

— В Юте. Я там родился и вырос. Я приехал в Боулдер учиться в колледже. Ну, я бы сказал, в техникуме.

— Далековато для техникума. Уверена, в Юте есть подобные учебные заведения? — любопытствую я.

В его взгляде появляется неловкость.

— Я последовал за девушкой.

— Ой, упс. Неужели я только что наткнулась на больную тему? Тебе придется говорить мне, если я захожу слишком далеко. Я писатель, поэтому меня интересуют отношения в силу своего характера. Инстинкт прямо сейчас шепчет мне о том, чтобы я закидала тебя вопросами об этой девушке и о том, что произошло между вами, но скажи хоть слово, и я не буду.

— Слово, — мгновенно говорит он, и его лицо теряет всякую веселость.

Я медленно сглатываю.

— Поняла. Никаких разговоров о бывшей девушке.

Это хорошо и для меня, потому что кто хочет услышать о том, что я все еще технически живу со своим бывшим?

— Я имею в виду, что уже забыл о ней, — говорит он, — но мне не нравится думать о ней.

Я понимающе киваю.

— Это чувство мне знакомо.

Наши взгляды на мгновение встречаются, и, кажется, будто наши тела обладают пониманием на уровне инстинкта, которое наш разум еще не уловил. Почти слышно, как потрескивает сексуальное напряжение, словно сухие щепки в огне.

Майлс прочищает горло и заявляет:

— Что же, Рыжуля, не волнуйся. Твоя тайна со мной в безопасности. — Он делает глупый знак «честь скаута» и добавляет: — Если ты закончила, нам нужно вернуться к «Магазину шин» за моим байком.

— Точно! — восклицаю я и быстро встаю со стула. — Да, я обязательно отвезу тебя обратно. — Я чуть мешкаю, прежде чем добавить: — У тебя случайно нет ключа от комнаты ожидания?

— Мерседес! — отчитывает он и, встав передо мной, хватает меня за плечи большими мужественными лапищами. — Тебе нужен чертов перерыв, девочка. Если будешь работать так напряженно, это может неблаготворно сказаться на твоей «атмосфере» или как ты там это называешь.

Смотрю на его теплые ладони у себя на плечах. На вид они грубые и сильные, но не грязные, как можно было бы ожидать от механика. И то, как изогнулись его губы, когда он сказал «атмосфера», мгновенно посылает очень знакомый толчок через все тело. Я действительно чувствую, как мои бедра устремляются к нему, будто обзавелись собственным разумом.

— А чем ты занимаешься, когда не работаешь? — хриплю я, и моя рука взлетает вверх, прикрывая рот. Неужели я всерьез сказала это вслух? Господи Иисусе, Кейт. Возьми себя в руки. Это не одна из твоих книг!

Майлс, кажется, забавляется моим смущением, но тут все его барьеры рушатся, чего я раньше не видела.

— Я люблю... ездить на мотоцикле. Гулять. Читать. Иногда езжу на озеро.

Я поджимаю губы и киваю.

— Отлично, в эти выходные поеду куплю себе «Харлей».

— Вот и правильно. — Он улыбается и дружески, по-братски обнимает меня за плечи. — Пойдем отсюда, пока я не начал надоедать тебе разговорами о том, почему ты должна купить «Индиан» вместо «Харлея».

— О, разговорчики механика, звучит развратно, — хихикаю я.

 

ГЛАВА 7

Кейт

Помните тот момент в фильме «Площадка», когда Косой видит спасателя Венди Пефферкорн, идущую по тротуару? Как он быстро протирает рубашкой очки с линзами толщиной с донышко от бутылки Кока-Кола, играет романтическая музыка, и кадр переключается на медленно движущуюся фигуристую блондинку?

Что же, всю следующую неделю в «Магазине шин» я была Косым, а Майлс — Венди, мать ее, Пефферкорн.

В первый же день, после того, как мы с Майлсом вместе ели пиццу, я возвращаюсь писать дальше, но останавливаюсь в переулке поодаль от открытой двери гаража. Мне открывается прекрасный вид на усердно работающего Майлса, и я просто стою там с сумкой для ноутбука на плече, отвисшей челюстью и бешено колотящимся сердцем.

Он складывает в кучу шины. Очень много шин. Он сильно вспотел, должно быть, их только что доставили или что-то в этом роде. В какой-то момент он останавливается, расстегивает молнию на своем угольно-черном комбинезоне и стягивает его с плеч, чтобы охладиться. На нем одна из тех горячих, обтягивающих маек. Nike. Черная. Но я вижу, что она насквозь промокла от пота. Когда он вытирает лоб об испачканное машинным маслом предплечье, свет отражается на его коже. Он хватает бутылку воды, делает несколько больших глотков, с каждым глотком мышцы на его мощной шее сжимаются, и выливает остатки на лицо.

Такое невозможно придумать!

В следующее мгновение он оборачивается, чтобы посмотреть через плечо на коллегу, и его голубые глаза так ярко светятся на фоне загорелого лица, что кажутся ненастоящими. Я всерьез чувствую дрожь в коленях, и не потому, что в тот день пропустила обед.

Внезапно миллиардер, о котором я пишу роман, кажется мне совершенно неправильным. Кубики его пресса слишком неестественны. Сексуальная привлекательность не создается в тренажерном зале гантелями и беговыми дорожками. Нет, она рождается трудом в грязных гаражах, где мужчины, настоящие, черт возьми, мужчины, работают руками. Там, где они пачкаются так, что им приходится использовать специальное мыло для мужчин, чтобы привести себя в порядок. Вы не сможете найти подобного в магазинах «Bath&Body». Чистый гребаный тестостерон.

Чувствуя вдохновение, как никогда раньше, спешу в комнату ожидания, чтобы сделать заметки на две страницы для новой серии. Господи Иисусе, ну почему раньше я никогда не думала о герое-механике? У моих читателей слюнки потекли бы от всего этого! Ничего не могу с собой поделать, когда начинаю писать первую главу, голоса персонажей так отчетливо звучат в моей голове, что мне приходится вытаскивать их оттуда. Сию же, вашу мать, минуту.

Спустя несколько часов сильное, подавляющее присутствие в комнате вырывает меня из моего вымышленного мира. Поднимаю глаза от ноутбука и вижу, что, стоя в дверях, Майлс наблюдает за мной, его губы растянуты в ленивой улыбке. В глазах горит нечто такое, чего я никогда раньше не видела.

Когда он подходит ко мне, я вынимаю наушники.

— Выглядишь слишком сосредоточенной, — тянет он, опускаясь в кожаное кресло рядом со мной.

Широко распахиваю глаза и быстро вынимаю ручку из волос и нервно тереблю волосы собранные в пучок на макушке.

— Да... у меня сегодня появилась новая идея насчет книги.

— О, правда? — спрашивает он, проводя руками по обтянутым джинсами бедрам. Запах мужского мыла проникает мне в ноздри. Он принял душ. Пот и грязь, которые были на нем несколько часов назад, давно исчезли, и он пахнет гребаной свежестью гор после дождя.

— Здесь есть душевые? — любопытствую я, чтобы сделать мысленную заметку для своей текущей работе.

Он смеется над этим странным вопросом.

— Да, а что?

Мои щеки пылают красным пламенем.

— От тебя приятно пахнет свежестью. У тебя даже волосы еще влажные, да? — Я протягиваю руку и провожу пальцами по его коротким черным прядям, мои пальцы покрывает влага. Все внутри сжимается от интимности этого касания.

Его веки трепещут, закрываясь, будто он наслаждается моей лаской так же сильно, как и я, поэтому я пользуюсь возможностью продолжить свой путь от макушки его головы вниз к основанию напряженной, сильной шеи. Господи, этот парень — настоящий мужчина с головы до ног.

Я вдруг понимаю, что мы не одни, и быстро заставляю себя перестать ласкать горячего механика.

Голубые глаза Майлса распахиваются.

— Значит ли это, что ты отказалась от первой идеи книги?

Я смеюсь над этой мыслью.

— Господи, нет. Я просто должна писать то, что приходит мне на ум, иначе эти мысли пропадут навсегда. Это всего лишь заметки и первая глава, чтобы помочь мне легче погрузиться в сюжет, когда я к нему вернусь. Я по-прежнему очень усердно работаю над своей первоначальной историей.

— Что же, я рад, что комната все еще посылает тебе хорошие флюиды. — Он смотрит на мой компьютер. — Ты уже закончила на сегодня?

Я прикусываю губу.

— Возможно.

— Хочешь сходить чего-нибудь перекусить?

— Это типа, свидание? — спрашиваю я, ничего не могу с собой поделать, потому что у меня болтливый язык и совершенно отсутствует фильтр.

Он хмурит брови.

— Неа, просто поесть. — Он пожимает плечами.

— Я люблю поесть, — отвечаю я, стараясь не воспринимать его ответ как полный отказ, и начинаю закрывать ноутбук.

Внезапно на меня обрушивается реальность.

— Черт, извини... вообще-то я не могу, обещала подружке отправиться с ней на прогулку в... — быстро смотрю на телефон. — Сейчас. Черт, мне нужно идти.

Он кивает и улыбается, выглядя слегка разочарованным.

— Понимаю.

— В другой раз? — спрашиваю я и начинаю собирать вещи.

— Безусловно. — И с этими словами он дружески машет мне рукой на прощание и удаляется из комнаты походкой потрясающего гребаного жеребца, коим и является.

 

ГЛАВА 8

Майлс

Еще никогда я не ходил каждый день на работу c таким волнением. И определенно никогда не заглядывал в комнату ожидания так часто за одну неделю. Все время говорю парням за стойкой регистрации, что забыл обед и запасаюсь выпечкой Бетти, но, честно говоря, это просто для того, чтобы увидеть Мерседес.

Она такая чертовски милая, когда пишет. Ловлю себя на том, что притворяюсь, будто разговариваю в дверях по телефону, чтобы некоторое время понаблюдать за тем, как она работает. Ее глаза часто устремляются в пространство, и иногда она делает какие-то странные телодвижения, будто пытается понять, как лучше описать действие в книге. Однажды мне пришлось прикусить кулак, чтобы не расхохотаться, когда она мечтательно закрыла глаза, соблазнительно облизала губы и поцеловала воздух. Она точно пишет непристойные книжонки.

Мне нравится, как она живет в своем маленьком мирке, полностью сама по себе и совершенно не замечает окружающего мира. И делает это в комнате ожидания шиномонтажной мастерской. Я никогда не встречал такой девушки, как она.

Каждый день меня тянет к ней. Мне нравится заглядывать к ней перед отъездом, чтобы узнать, как прошел ее день. Иногда она говорит, сколько слов написала, что для меня ничего не значит, потому что я понятия не имею, сколько слов нужно, чтобы написать книгу. Но она кажется взволнованной своими успехами, и мне нравится выражение ее лица. Потом она обычно спрашивает меня, как прошел мой день, и я вижу, как блестят ее глаза, когда я начинаю рассказывать ей о машинах и инструментах. Игра, в которую мы играем, пропитана флиртом, но дальше э<