А вы вообще за конкурсом до того следили?

Да. Мы с подругами ходили, смотрели трансляции на большом экране, выпивали, переживали и прекрасно проводили время. И они мне говорили: «Господи, когда же ты туда уже поедешь? Победишь, выиграешь, разорвешь». Я отвечала: «Скоро‑скоро наступит время – и поеду».

 

Мне кажется, что для артиста это спорная площадка. Тут какие‑то задачи ставятся спортивные, все науськивают, «Россия, вперед» кричат в ток‑шоу…

Я не ходила ни на одно ток‑шоу. Это было мое условие. Даже с Малаховым у нас был достаточно сжатое интервью – я это все не люблю.

 

При этом вы член совета при Президенте Российской Федерации по культуре и искусству. Что это такое и как это работает?

Я была на собрании, где меня вводили в курс дела. Я сидела, смотрела на всех: на президента, на Башмета, который сидел напротив меня. Я жутко болела, у меня была температура – но пропускать было нельзя. Пока там ни слова не говорила. Потом я приходила летом голосовать за гранты культурные: мы голосовали, смотрели, знакомились с этими людьми – так себе процедура. Хочется раздать всем: и Кончаловскому, и женщине, написавшей книгу, которую собирала по толковым словарям – вела историю русской речи, русских слов. Или кто‑то открыл самостоятельно музей во Владивостоке. То есть такие полярные вещи – а за кого‑то надо голосовать. Вообще, я хочу говорить – но не совсем на музыкальную тему. Это о культуре, но не в рамках профессий. Я надеюсь, что мне дадут слово.

 

Интервью: Сергей Мудрик (2019)

 

 

Biffguyz

Я тебя бум бум бум

 

Промежуточное звено между юмористическим угаром Михаила Гребенщикова и комедийными поп‑вирусами эпохи Little Big и TikTok. Оренбургские люди из дуэта Biffguyz более‑менее впрямую переводили на русский хип‑хоповый клубняк юга США – примерно как у артиста Питбуля. Собственно, и в «Я тебя бум бум бум» музыка была целиком заимствованная – но дело было не столько в ней, сколько в привязчивом рефрене и смешном тексте про секс с панчами вроде «Не напрягай башку, ведь ты не Александр Друзь». В клипе на «Я тебя бум бум бум» участники группы в костюмах фиолетовых медведей танцуют с голыми женщинами в телевизоре, который смотрит живущий с мамой молодой бездельник в рэперском прикиде: это клубная эстетика, какой ее увидели и обсмеяли люди, у которых на клубы не было денег.

 

Юрий Кураков (Юра Буйвол)

вокалист, соавтор песни

Я родился и вырос в небольшом поселке Домбаровский на окраине Оренбургской области. Типичная глубинка с типичной харизмой для нашей страны – но со своими культурными особенностями. Русский народ, казахский, немецкий и представители народов Кавказа достаточно дружно уживались на этой территории. Как и у всех детей России, выросших в конце 1990‑х – начале 2000‑х, во дворах царила романтика «Бумера» и «Бригады». «Пояснять за шмот», как это происходит в нынешнее время, не приходилось – зато приходилось ежедневно «пояснять, кто ты по жизни».

В 1997 году я попал в Германию, и мой мир перевернулся. Я понял, что должен жить в большом городе и достигать целей. На фестивале в Нюрнберге я впервые услышал песни «Johnny B» Down Low и «Lonely» Наны – и меня покорил хип‑хоп. Так зародилась мечта – заниматься музыкой. В 8 классе, готовясь к школьному фестивалю, я решил попробовать сделать свой первый трек: написал два куплета и предложил однокласснику исполнить песню со мной. Мы произвели фурор – и я осознал, что мне хочется повторять эту эйфорию снова и снова. В старших классах вместо учебы я упорно осваивал жанр: подключил шипяще‑кряхтящий модем через телефонную сеть, взял караоке‑микрофон у соседей и забыл про сон. Мог среди ночи начать что‑то записывать на листках, носил огроменные штаны и безразмерные куртки, танцевал брейк‑данс и увлекался граффити. При первой же возможности, в 17 лет, я переехал в Москву.

Проект Biffguyz был основан Василием Николаевым и его приятелями в Оренбурге в середине 2000‑х. На фоне ошеломляющего успеха кранка и южного звучания в Америке ребята решили опередить время в России. Они делали суперсовременный и непонятный на тот момент продукт – пока вся Россия была очарована простым и доступным «рэпом под гитарку», они удивляли локального слушателя двойными рифмами, панчлайнами и свежим звуком. Когда я переехал в Москву, он там учился – при первой же возможности мы увиделись и поняли, что смотрим в одну сторону в музыке. Вскоре Вася пригласил меня в Biffguyz официально.

Весной 2011 года мне пришла в голову идея сделать кавер «Я просто сумасшедший» – на песню Питбуля с Лил Джоном «Krazy». Мы его записали и поняли – останавливаться нельзя! Тогда даже примерно не было подобного продукта на русском языке. Гремел «Welcome to St. Tropez» от Тимати под прямую бочку – но он был ориентирован на Запад. Мы оба понимали, что опережаем время!

Осенью 2011 года я работал официантом в караоке‑баре, где я услышал песню Дэниела Бови и Роя Рокса «Love Me», инструментал которой и стал впоследствии инструменталом «Бум бум бум». Придя домой в восемь утра после ночной смены, я решил поимпровизировать поверх музыки. Настроение композиции было задорным, хотелось подчеркнуть атмосферу тусовки – отсюда и зародился легкий, незамысловатый припев. Когда я показал наработку Васе, он был в восторге – и мы взялись за куплеты. Не преследовали коммерческую выгоду, не следовали форматам – мы просто делали продукт, от которого сами получали максимальное удовольствие. У нас даже не было профессионального оборудования: песня записана в шкафу на обычный микрофон, на который надели носок.

В декабре мы выложили песню у себя во «ВКонтакте». У меня было 4500 друзей, у Васи – 2500. Это был единственный рекламный инструмент, который был в нашем распоряжении. Мы ни на что не рассчитывали: мы не знали законов индустрии, даже не знали слова «дистрибуция» – действовали как слепые котята. И по сей день с официальных продаж мы не получили ни рубля, так как наломали дров в процессе очистки авторских прав на музыку.

26 апреля у меня был день рождения, я был на работе в ресторане. Ко мне подходили коллеги и поздравляли с днем рождения – и еще с тем, что утром слышали мой голос по радио. Сначала я подумал, что это розыгрыш, – но потом оказалось, что песня уже три дня в эфире DFM. Насколько я слышал, столы заказов радиостанций и музыкальных телеканалов ломились от заявок поставить «Я тебя бум бум бум». Это был абсолютно народный выбор. При этом я продолжал работать в ресторане.

Как‑то раз поинтересовался у девушки, что она будет заказывать, на что она спросила: «А это же ваш голос звучал только что на радио, пока я ехала в машине?» Я ответил ей: «Нет, вы ошиблись». Снял форму и сказал менеджеру, что я увольняюсь и чтобы он передал этот столик коллегам. Я уходил в никуда! Оставшихся денег хватило только на то, чтобы оплатить месяц аренды квартиры. На еду тоже не хватало: приходилось растягивать килограмм риса на пять дней. Очень странные ощущения – когда ты звучишь из каждого утюга, а твой желудок пуст. Продолжалось это несколько месяцев, до появления первых предложений по концертам.

Откровенно говоря, почувствовать себя звездой мне не удалось до сих пор. Вообще, мне не очень импонирует слово «звезда», скорее – известный человек. Так или иначе, отсутствие атрибутов известности – следствие наших ошибок. У нас не было стратегии развития и контент‑плана; были ошибки менеджмента – отсутствовали четкие визуальные образы участников коллектива. Решение одеться в костюмы фиолетовых медведей в клипе оказалось слишком смелым – люди не могли нас визуально идентифицировать, хотя клип ротировался полтора года.

Как бы пафосно это ни звучало, если углубиться в нашу дискографию, мы неоднократно предсказывали тренды. «Я тебя бум бум бум» задала новый вектор русской танцевальной музыке – более развязный, раскрепощенный, стилистически свежий. В 2013 году у нас была песня «Сделай мне кальян» – с ноткой иронии, конечно, но во мне четверть восточной крови, и она периодически просится наружу. Уверен, после этой песни многие артисты стали делать подобные треки чуточку смелее. В 2014 году был один из первых дип‑хаус‑треков в России – «Чики». В 2015‑м я сделал реггетон на русском языке «Хочу еще». Двигаться в начале 2010‑х было специфично. С одной стороны, не было такого количества контента, с другой – не было и такого количества инструментов для его продвижения. Наша музыка стала актуальной за пару лет до инстаграма, YouTube, Shazam – тем более TikTok. Но меня это не огорчает – впереди новые вершины.

 

Интервью: Владимир Завьялов (2020)

Кураков отвечал на вопросы письменно

 

 

Натали

О боже, какой мужчина!

 

Эстрадный «черный лебедь» десятилетия. В 2000‑х о певице Натали вспоминали разве что в рамках иронической ностальгии – да хихикали над роликом на YouTube, где певица падает со сцены под фонограмму на провинциальном Дне города. «О Боже, какой мужчина!» без предупреждения взял штурмом все частоты и подарил певице второй расцвет карьеры, хотя казалось бы – типовой танцевальный шансон, восторженно воспевающий традиционное распределение гендерных ролей. Может быть, даже слишком восторженно; может быть, именно это и сработало; хотя бридж про Джонни Деппа и клип, где атлетичные мужчины обсыпают себя мелом, как будто намекают, что, возможно, все эти фантазии все‑таки не совсем всерьез. После такого взрыва Натали сумела не растерять символический капитал и остаться в эстрадной обойме, а ее совместная с рэпером Дони побасенка «Ты такой» даже входит в десятку самых успешных клипов в истории российского YouTube.

 

Мария Скобелева

режиссерка клипа

Клип Натали стал третьим музыкальным видеороликом, который я вообще когда‑либо снимала. Первый мой клип был для Дато Худжадзе на песню «Я любил»; Дато – классный грузин, у которого потрясающий продюсер. Они стали меня рекомендовать всем вокруг, началось сарафанное радио. Так появилась Натали: мне отправили песню, я тогда была с мамой в машине. Я включила и была очень удивлена – потому что я вообще не фанат поп‑музыки. Мне нравились тогда Тупак Шакур и Metallica одновременно, но никак не попса. Тем более – на русском.

Мама сказала: «Ты это будешь снимать?!» – как‑то так, вопросительно. Я поняла, что это очень забавно, попсовей как будто не придумаешь: «…И дочку, и точка». Сразу появилась идея отнестись к этому с легким юмором – но я не знала, какая Натали в жизни и понравится ли ей идея. Мы встретились в абсолютной незвездной обстановке, в небольшом кафе в [торговом центре] «Европейский», – и я сразу поняла, что она очень классный человек. Наверное, из всех моих заказчиков до сих пор Натали одна из самых милых, тонких, очень мудрых. В общем, случился полный контакт – и потом мы уже встретились только на съемочной площадке.

У меня была задумка задействовать в клипе большой латиноамериканский танцевальный ансамбль. Но в последний момент они не смогли добраться до съемки. Надо было выходить из положения – что мы и делали всю ночь тогда. Натали была абсолютно спокойна: улыбалась, радовалась. Она не знала, что клип будет черно‑белым, что вместо латиносов будут сниматься знаменитые московские пиарщики‑геи, она ничего этого не знала: просто доверилась и все – отпустила. И это отличает ее от остальных, потому что она настоящий профессионал.

После того как отменился ансамбль и приехали пиарщики, я просила их прыгать через скакалочку – я посчитала это забавным. Следующее приключение, которое с нами случилось, было в другой съемочный день – 2 января: все участники съемок были после новогодних застолий, такая была атмосфера… Люди отходили от праздника (смеется). Это, наверное, была одна из самых холодных ночей в моей жизни. По сценарию у нас был задуман бассейн – и вот мы заказали машину с водой, чтобы наполнить этот бассейн, и вода замерзла прямо в трубе. Мы пытались выйти из положения: звонили всем вокруг, чтобы нам привезли уже горячую воду. И нашли таких. Это была компания, которая размораживает городские и строительные объекты: вода была техническая, какого‑то жуткого желто‑зеленого цвета – но в черно‑белом клипе этого, конечно, не видно. Я не была уверена, насколько безопасно погружать в нее наших актеров и Натали. Решили – если с головой нырять не будут, то ничего с ними не случится. И тут все один за другим стали нырять, изображать вот эти кадры из рекламной кампании Dior – когда пол‑лица в воде, пол‑лица наружу. Тогда я просто замерла, не зная, чего ожидать на следующий день. Но все остались живы‑здоровы. В общем, есть что вспомнить.

В сцене с бассейном Натали снималась абсолютно обнаженная, только в стразах. Она вышла из этой технической воды – и все стразы отвалились. А Натали в очень крутой форме, у нее шикарная фигура. А еще у нее очень легкое лицо: любой свет ей идет. И одна очень крупная мэйк‑ап‑компания связалась со мной накануне: «Хотели бы отправить вам нашего мастера бесплатно на съемки». Ну я, конечно, согласилась. Приехал мастер, нарисовал Натали такое… Что мы поставили ее в кадр и не узнали. Срочно стали звонить другим мэйк‑ап‑артистам, которые в итоге пришли на помощь.

В какой‑то передаче мне показали черно‑белый клип Мадонны [ «Vogue»], который реально напоминает клип Натали. Но он абсолютно не служил референсом – мало того, я, по‑моему, вообще никогда его не видела. Честно говоря, какого‑то строгого референса у нас не было. Были студия, вода, которая периодически замерзала, и мужчины.

Я думаю, что у Натали просто чистейшая энергетика. К этому можно относиться как к полнейшему бреду – но это моя позиция. Я думаю, что причина успеха – в ее чистоте. Конечно, это попса – очень легкая, смешная. При этом я понимаю, что многие не относятся к этой песне с юмором, что удивительно для меня. Тем не менее как‑то их цепляет сама Натали: она абсолютно позитивная, в ней нет вот вообще ни одного грамма какой‑то отравы, которой и так вокруг хватает. Я думаю, что она просто разряжает людей – и в этом ее феномен.

Если бы мы сняли клип конфетно‑мармеладным, я бы не так гордилась своей работой. А из‑за контраста – мне реально не стыдно. Подложи любую песню – например, хип‑хоп тот же – идеально ляжет. Черно‑белое, лаконичное – не сказать, что что‑то выдающееся, но тем не менее. Клип шел вразрез с представлениями слушателей. Они могли себе что угодно представить – только вот не это… Бесконечную вот эту мукý, которую мы разбрасывали по площадке, в которой кто‑то вообще видит наркотические вещества, а кто‑то – снег. Фанаты Натали потом писали: «Ну как же так – это песня о великом; о том, что женщина уже созрела». То есть они отнеслись очень серьезно к этому всему. Но и мы – и Натали в том числе, – конечно, отнеслись к этому как к шутке, которая реально удалась.

После этого клипа как‑то все сразу началось – и певица Слава, и [Ирина] Дубцова, и Сати Казанова, Влад Топалов. В общем, хорошо мы прошлись по России. Но самый большой проект, который состоялся после выхода клипа «О боже, какой мужчина», – это моя грин‑карта. Будучи туристкой, я приехала в Америку, пошла со своим знакомым к адвокату, потому что он забирал свою грин‑карточку. И адвокат меня спросил: «А что ты делаешь?». Я говорю: «А я снимаю музыкальные видеоролики». Он попросил показать – я открываю «Мужчину» и слышу: «А ты не хочешь грин‑карту получить прямо завтра?». Я спрашиваю: «А почему?». «Потому что ты нужна Америке, это большое творческое достижение в твоей стране – и такие люди нужны нашей стране», – сказал адвокат. Вот и все, и я осталась – и теперь делаю карьеру в Америке. Часто очень талантливые ребята не берутся за такие песни – они реально любят серьезную музыку, им нравятся совершенно другие какие‑то краски. И я их могу понять. Тем не менее вот именно Натали привела меня к большим американским хип‑хоп‑артистам,[145] с которыми многие хотят работать, но не знают как. Кто бы мог подумать?

 

Интервью: Андрей Клинг (2020)

 

2013

 

L’One

Все танцуют локтями

 

Рэп с классическим содержанием (самолюбивый репрезент плюс призыв подвигаться – так делали еще в Нью‑Йорке начала 1980‑х), но с совершенно новой формой: под этот речитатив не просто машут руками, а танцуют – о чем и речь в песне. Оперативно подхватив моду на стрекочущий трэп‑звук, Леван Горозия, сын грузина, выросший в Якутии и даже выступавший одно время за баскетбольную сборную республики, перевернул игру сразу по трем направлениям. Во‑первых, хип‑хоп вернулся в поп‑контекст – и теперь уже навсегда: к 2013‑му тяжеловесы жанра вроде Басты, Гуфа или «Касты» давно собирали большие площадки, да и песен, пригодных для радиоэфиров, уже накопилось немало; «Все танцуют локтями» стали в этом смысле последней каплей. Во‑вторых, основанный Тимати лейбл Black Star, на который до этого было принято смотреть скорее с иронией, весомо заявил о себе как о ведущем поставщике массовых хитов – и остался таковым на следующие семь лет. И в‑третьих, боевик Горозии как бы предложил русскому рэпу новое направление, дав индульгенцию на то, чтобы фокусироваться не на тексте, а на энергии. Pharaoh, Face и вся «новая школа» – может быть, они случились и не вследствие «Локтей», но уж точно случились после.

 

Леван Горозия (L’One)

рэпер, автор песни

После не самого удачного сингла «Дай мне слово» у меня была внутренняя установка всячески отойти от классического хип‑хоп‑звучания. Вся дебютная пластинка «Спутник» в целом экспериментировала с электроникой, с ударными а‑ля [драм‑машина] Roland TR‑808 и подобными звуками. Песня «Все танцуют локтями» создавалась откровенно как шутка – в первой версии, например, было очень много мата, но какое‑то седьмое чувство – мое и друзей – поспособствовало тому, что маты ушли, и песня могла играть вообще из любого утюга, как впоследствии и получилось.

Рэп‑концерты в то время оставались концертами с поднятыми руками вверх, никаких танцев. Ты должен был как можно больше говорить, как можно больше смысла вкладывать в песни, месседж доносить. А тут выяснилось, что рэп совсем спокойно может быть танцевальной музыкой, под которую можно попрыгать с друзьями, – отлично провести время, глобально не вслушиваясь в смысл. Приблизительно то же самое происходит со многими людьми, которые слушают американскую музыку, не очень хорошо разбираясь в английском языке. Ну как бы их качает и качает – и это, наверное, самое главное. Я уверен даже, что многие российские слушатели Трэвиса Скотта особо не понимают, о чем он читает, – что не мешает им врываться на его сеты на фестивалях. Вот такой танцевальный рэп начал набирать обороты на клубных вечеринках – и начала блуждать по интернету фраза «На этих вечеринках все танцуют локтями». От нее мы и оттолкнулись.

На момент появления это была какая‑то песня‑вспышка, которая, безусловно, кардинально изменила индустрию. Я тут не нахваливаю сам себя, а абсолютно спокоен с этой своей внутренней правдой. Потому что классический рэп, каким мы его до того момента знали, после нее практически исчез. Все сложилось в тот самый момент: молодежи хотелось чего‑то нового – и вот оно появилось. Еще и танцевальное. Но тому, что песню слушают до сих пор, я сильно удивляюсь: мы вот буквально вчера ее из окна проезжавшей машины услышали.

Безусловно, я благодарен этой песне – и уверен, что нахожусь там, где нахожусь сейчас, в том числе благодаря ей. В то время я мог ее играть на концертах по три – четыре раза подряд спокойно – особенно узнав, как Джей Зи и Канье в Париже дюжину раз подряд включали «Niggas in Paris». И на танцполе не было такого человека, который махнул бы рукой – типа опять он ее, в пятый раз; не, не пойду. А когда я уже несколько стеснялся этой хитовости и хотел донести, что L’One – это не только «Все танцуют локтями», я сделал тур «Без локтей», где принципиально не пел эту песню. Но вскоре стало ясно, что людям все‑таки не хватает этого финального «бдыща», назовем это так. И на Дальнем Востоке я таки сдался и начал ее читать – и во время первого ее исполнения во Владивостоке я прямо на сцене поскользнулся и упал. Догнала меня карма.

Я вообще бельмо на глазу у русского рэпа. Человек, который, по мнению многих, предал все, что дорого им было в жанре. Двигается он не так, одевается не так, поддерживает периодически людей, которых не нужно поддерживать; клеймо, клеймо, клеймо, клеймо, клеймо. Я абсолютно спокойно отношусь сейчас ко всему к этому. Иногда, конечно, какой‑нибудь недалекий человек приходит в комментарии ко мне в соцсети и выливает на меня ушат грязи. Но если сравнивать с человеком из 2012‑го, на которого ополчился весь русский рэп из‑за того, что он ушел из группы Marselle, пошел на Black Star, начал зарабатывать деньги, начал петь про успех, предал андерграунд – то сейчас я, конечно, уже абсолютно спокоен.

Более того: я могу спокойно говорить о том, что я являюсь неотъемлемой частью коммерциализации русского рэпа и не стыжусь этого. Я показал, что можно выступать не только за еду и одежку. Хочешь ездить на хорошем автомобиле, собирать большие площадки? Пожалуйста. Это нормальное желание нормальных пацанов с улиц. Это та наша возможность, благодаря которой мы смогли вырваться из болота, в котором мы застряли в этой стране. Где критерий, что ты вот что‑то перешагнул и нехорошо поступил? На мой взгляд, это абсолютные глупости. Сейчас начался новый виток истории:[146] Лева вернулся в группу Marselle. Ах он подонок, как он может?! Что бы я ни делал, что бы ни говорил, люди найдут, до чего докопаться. Камон, гайз! Меня не переделать. Я так вижу музыку, я так вижу мир, я так чувствую. Много чего бывало – но ни за один куплет ни в одной своей или совместной песне мне не стыдно, я могу ответить за каждое свое слово. Музыка – это не политика, это не бизнес в прямом понимании слова. Музыка – это нечто большее. Именно поэтому вы читаете эту книгу.

Если раньше мы говорили «Просто бит, просто рэп, просто записать» – и все, то сейчас, конечно, все происходит абсолютно по‑другому. Есть музыканты – мы делаем музыку с нуля, мы смешиваем стили. Иногда уходим, не знаю, в более роковое звучание; иногда – в джазовое, иногда – в электронную музыку. Но я все равно ощущаю себя рэпером – потому что у меня нет музыкального образования, музыку руками я до сих пор создаю очень плохо. Я создаю ее больше в своей голове и при помощи своих друзей‑музыкантов. Скажем так, продюсирую процесс. Ну и вообще – мне, например, трудно назвать Джей Зи поп‑артистом, хотя он невероятно популярен и сделал кучу гремевших по всему миру хитов. Джей Зи – поп‑артист? Камон! Это хип‑хоп.

Я не оставляю мечту как‑то интегрироваться в западный шоу‑бизнес. Возможно, она видоизменится: например, это буду не я, поющий на Западе, а артисты, которым я помогаю. Или международная компания спортивного менеджмента… Сама мечта никуда не делась, но за это время появились некие якоря. Во‑первых, ты начинаешь четко осознавать, что в этой стране ты можешь заработать, стать популярным – и в принципе, тебе не нужно всего остального. Страна большая – попробуй ее сначала объехать, а уж потом говори: «Ой, ладно, поеду на Запад». А во‑вторых, это бешеная конкуренция; но эта бешеная конкуренция – это и есть мотивация. Это можно сравнить с российскими футболистами, которые не хотят уезжать из Российской Премьер‑Лиги в другие чемпионаты, боясь того, что будут там сидеть на скамейке запасных. Но мне кажется, что плох тот человек, который не хочет самого лучшего для себя и своей семьи.

 

Интервью: Сергей Мудрик (2019)