Как возникла идея сделать из вас группу?

Боровский: Мы снимали промо балета. Это надо делать каждый год, чтобы подтягивать новых заказчиков. На съемке у нас был образ панков – танцевали мы под Linkin Park. И вот мы в этом образе отснялись – и Юра Бардаш просит всех, кроме нас троих, выйти из кадра. Мы сделали кадры: Антон, Никита [Горюк, третий участник оригинального состава] и я. Было видно, что в нас есть что‑то… Юра сказал: «Все, это группа, надо делать».

На репетициях я ставил музыку, которую сам слушал и изучал: в то время это были 1960‑е, 1970‑е. Я выяснил, что у группы Shocking Blue есть прикольные вещи, стал ребятам ставить. Тут Бардаш оборачивается и говорит: «Делаем этот трек» Это была «Long And Lonesome Road», которая в итоге превратилась в «Я устал». Кто бы мог подумать… Самый яд, кислота, 1960‑е. Под это ножкой притоптываешь – но чтоб сделать это хитом?!

Савлепов: Я на нее не обращал внимания на тренировках. А Юра загорелся. Когда Саша Чемеров, наш саунд‑продюсер, показал нам «Я устал», у него следом шла еще одна песня из 1960‑х, которую он хотел делать для Quest Pistols.

Это была «Sugar Man» Сиксто Родригеса – музыканта, о котором многие узнали только десять лет спустя благодаря получившему «Оскар» [документальному] фильму [ «Searching for Sugar Man»]. А я уже тогда слушал его альбом – думал, про него все знают. Чемеров говорил: «Тут мы чуть‑чуть ускорим, тут перейдем на русский – и сделаем хит». Но как‑то оно не срослось. Потом, когда я увидел фильм про Сиксто, я схватился за голову: «Вау, мы бы могли открыть людям “Sugar Man” и этого музыканта!»

Боровский: Видишь, у нас есть много андерграундных ачивок, которые могут оценить разве что музыкальные критики. И от всего этого меломанского багажа мы будто бы отреклись, когда подписывались на группу Quest Pistols.

Савлепов: Для меня это была большая беда, потому что я слушал всю жизнь какую‑то альтернативную музыку, панк‑рок, презирал попсу – а тут стал той самой попсой в шоу‑бизнесе. Первое время из‑за юношеского максимализма мне было сложно психологически – я стал тем, что я презирал, и не мог оценить важность и качество всего происходящего.

Боровский: Внутренний протест был у всех нас. Первые годы это срабатывало круто для группы. Был конфликт того, что мы хотели бы делать, и того репертуара, с которым работаем. Чемеров, человек широких музыкальных взглядов и лидер рок‑группы «Димна Суміш», тоже долгое время морозился от Юриного предложения стать саунд‑продюсером такой группы. В итоге согласился на условиях конфиденциальности: придумал Изольду Четху – псевдоним, под которым много лет скрывался. Мы всем говорили, что это рыжая женщина из Польши, которая пишет нам песни.

Савлепов: В этом был кайф игривого шоу‑бизнеса конца 1990‑х. Тогда у каждого артиста должна была быть легенда: кто‑то в аварию попал и поэтому стал таким печальным. Или вот Витас. Я реально верил, что у него, блядь, жабры, понимаете?

У нас первое время тоже было что‑то похожее. К примеру, я очень плохо давал интервью – и мы придумали, что я якобы немой. Я даже выучил язык жестов, мог по слогам формулировать; уроки брал на полном серьезе. Вот так: немой, а петь могу! Где‑то через месяц мы поняли, что это чересчур.

Боровский: Люди в середине 2000‑х были чуть более открытые, доступные. В каждом городе, куда ты приезжал, тебя действительно ждали. Когда мы начинали с песней «Я устал», люди еще находились в таком постсоветском вакууме. И стоило появиться чему‑то более яркому, чем все остальное, об этом сразу все знали. Мы были одной из немногих украинских групп, которые рвали рынки, наряду с «Воплями Вiдоплясова» и «Океаном Ельзи».

Юра интегрировал группу в диковинные для нас условия: Первый канал, «Русское радио»… Надо было что‑то выдумывать. Мы приезжали на вручение премии на маршрутке, соглашались сниматься с Сергеем Зверевым – и Никита залезал на крышу его прозрачного куба, установленного посреди торгового центра; потом трахал его ногу. С одной стороны, мы хотели быть панками, а с другой – понимали, что нас за это и берут: ждут, пока мы придем и покажем жопу.

Савлепов: Выебываться – это же элемент брейк‑данса. Там надо показать, что ты и твой стиль – лучшие. Такой же настрой у меня был в отношении шоу‑бизнеса.

«Я устал» впервые презентовали в эфире реалити‑шоу «Шанс», где вы постоянно участвовали как балет.

Савлепов: Это была идея продюсера шоу: давайте такой шуточный эфир сделаем к 1 апреля, где будут петь балеты. Юра такой: «Делаем! У нас уже и песня есть».

Боровский: На следующее утро после того выпуска «Шанса» мы просыпаемся знаменитыми. Сразу идем на утреннее шоу музыкального канала «М1», отправляемся в тур. На тот момент – еще с балетом Quest, но в конце мы еще и песенку пели.

Савлепов: Уже тогда было понятно, что на людей наши песни действуют просто капец, как сильно. И потихоньку танцы ушли – кто‑то из участников балета ушел, кто‑то стал нашим менеджером, кто‑то еще кем‑то в команде.

Боровский: Через год мы зашли на российский рынок. Забирали все «Золотые граммофоны» каждый год, участвовали во всех крупных шоу. Дальше это перешло в какой‑то бесконечный тур по российским городам – потом заграничный тур, гастроли по Америке… Жизнь стремительно менялась, становилась все быстрее – и это не прекращалось несколько лет.

Савлепов: Первое время условия, в которых мы жили на гастролях, были не самые лучшие. «20 концертов в месяц? Поехали!» Наш менеджмент не вдавался в подробности. Если организатор порядочный, то он предоставлял хорошие условия, логистику. Но были и другие. Я все ждал, когда нас будут на «мерседесах» встречать уже. Мы подумали, что стали уже достаточно большими артистами и можем требовать, чтобы в гостинице был интернет. Бардаш говорит менеджеру: «Так, пиши. Мы современная группа, нам нужен интернет в отеле». Сейчас это дико звучит, но раньше… Я сейчас не понимаю, чем я мог заниматься в отелях, где не было интернета. Ужасно вообще.

Мы еще сильно интересовались ведической культурой, поэтому я понимал, насколько плачевным может быть результат, если вдруг тебя засосет пучина славы, денег, алкоголя, наркотиков, женщин – и всегда пытался сохранять какое‑то целомудрие. Гордился тем, что на фоне всего происходящего можно оставаться невовлеченным и отрешенным. Сейчас, если бы я обратно вернулся, я бы все‑таки был не таким радикальным. Можно было провести это время намного веселее.