Если сравнивать со временами вашего пика, у вас больше было?

Нет, у меня было меньше денег, потому что я их бездумно тратил. Деньги есть у того, кто контролирует свои траты. Если ты тратишь необдуманно, то быстро оказываешься на дне. В эти тяжелые для родины дни, когда кассовые концерты отменены,[117] выживают те, у кого есть подушка безопасности, сторонний бизнес.

 

Интервью: Николай Редькин (2020)

Интервью делалось для издания The Flow. Полную версию можно прочитать здесь: https://the‑flow.ru/features/seryoga‑interview‑2020

 

 

Фабрика

Рыбка

 

Венец творческого метода Игоря Матвиенко по совмещению национального с международным. Музыка – эффектный постмодернистский коллаж: гитарный проигрыш, позаимствованный из «In the Death Car» Горана Бреговича и Игги Попа, фольклорные «люли‑люли», мелодическая конструкция, то и дело ныряющая в новые повороты, и универсальный форматный бит. Текст – сложная конструкция, которая отталкивается от формулы «три девицы под окном», в соседних строчках совмещает устаревшее «восхищалися» с модной «бейсболкой», а заканчивается и вовсе клиффхэнгером: вроде бы вывод в том, что слава и богатство не нужны, когда есть любовь, но это не точно. Финал «Рыбки» звучит как предвестник эпохи гламура: она как раз выдвинет в лирических героинь двух первых девиц, которые гонятся за блеском мечты, а не третью, которая довольствуется малым. Бесхитростно названные выпускницы первой «Фабрики звезд» едва ли лучше всех сумели приспособить зарубежный формат герлз‑бенда к русской мелодике и ностальгии – потому, наверное, и стабильно существуют уже полтора десятка лет, спокойно пережив и несколько смен эстрадных вех, и ротации состава.

 

Ирина Тонева

вокалистка

Все, кто попал на «Фабрику звезд», конечно, так или иначе уже были артистами. Я училась в музыкальной школе и в музучилище, занималась вокалом, ходила в хореографические кружки, солировала в хорах, работала в оркестре – а параллельно получала химическое образование и закончила Академию технологий и дизайна. При этом я понимала, что внутри меня что‑то творческое пышет, и надо обязательно ходить на кастинги. Тогда же невозможно было как‑то заявить о себе в инстаграме или TikTok, знакомых в музыкальной среде у меня тоже не было – приходилось просто ходить на кастинги и показывать, что я умею. Пока ходила, я успела четыре года поработать на нескольких химических производствах. Это приносило мне хороший доход – я полностью стояла на ногах, помогала семье. Но незадолго до кастинга на «Фабрику звезд» мы с родителями решили – на фиг эту химическую работу. Там постоянно стояла пыль, которая попадала мне в горло, – и когда я приходила на уроки по вокалу, приходилось долго распеваться, чтобы вышел хрип. Я ушла в никуда, шагнула в пропасть – и хоп! – меня взяли в «Фабрику звезд».

Как только мне сказали «Ирина, приезжайте, пожалуйста, с чемоданом в Останкино», моя жизнь как будто немного перестала быть реальной. Я, наверное, и сейчас до конца не осознаю, что это за финт ушами такой произошел. Мы зашли в дом, где жили, и начался какой‑то сюр, сон. Мы готовили себе еду, был перерыв на обед – а так мы с утра до вечера занимались с педагогами. Занятость была просто колоссальная, в лучшем случае несколько минут в день можно было на диване посидеть. Я о таком даже не мечтала, это было невероятно. Единственное что – мне было сложно на пятничных концертах, потому что я безумно волновалась.

«Фабрику» продюсеры сначала хотели делать как парный дуэт. Но что‑то смутило нашего музыкального бога [Игоря Матвиенко], и концепцию он перепридумал – после чего уже появились «Корни» и «Фабрика». Игорь сказал: «Девочки, будем делать как у Spice Girls – у каждой девушки свое лицо». То есть Саша Савельева красотка, Сати [Казанова] – секси, [Мария] Алалыкина – бэйби, а я – спорти. Для меня все это было органично, более того – когда у нас были какие‑то эротические фотосессии, мне это тяжело давалось эмоционально. Я кайфовала и от того, что я – спорти, и от того, что я попала в группу. Я ведь всю жизнь была в коллективах. Когда мне надо было петь сольно, я всегда очень волновалась, хотя очень гордилась собой. Мне более спокойно, когда я пою нижний, средний или верхний голос – и получается какая‑то прекрасная полифония.

Мы были и остаемся такими ручками, которыми Игорь пишет свою музыкальную версию. Он гениальный музыкальный продюсер и удивительный человек – деликатный, таинственный, интеллигентный. С ним иногда не поймешь, какие у вас отношения: то ли он тебе родитель, то ли друг, то ли малыш. Конечно, он советовался с нами по каким‑то пустячкам – но вообще он всегда изначально видит какую‑то картину и примерно слышит, как песня должна звучать. И он нам всегда очень помогал найти манеру, тембр, выстроить характер. При этом бывало, что мы заранее просили что‑то нам показать или рассказать, чтобы подготовиться к записи, а Игорь отвечал: «Нет, девочки, самое классное исполнение песни – это когда вы приходите и первый раз пробуете петь, в этом есть эмоция».

Сделать «Фабрику» девушками из народа – это тоже была задумка Игоря. Может быть, это ему группой «Любэ» навеяло; наш ведь коллектив – это такие младшие сестренки «Любэ». Простые фабричные девушки. Мы сейчас живем в этих рамках, и как ни крути, в каждом из нас есть эта нотка. Конечно, были у нас и эксперименты, но чем больше мы экспериментируем, тем больше Игорь убеждается, что делать этого не надо (смеется). Например, мы очень любили медленные песни: хотели петь баллады, высокую лирику. А Игорь говорил: «Ну девочки, вы же выступаете на праздниках. Люди приходят, чтобы веселиться, не думать о своих проблемах, а вы будете эту кручину разводить?» И я согласна: наши песни – они все‑таки прежде всего про то, чтобы оказаться в такой душевной, детской радости.

Про «Рыбку» Игорь говорил, что это такое ретро. Я думаю, он так прощупывал почву: можем ли мы и ретропесни петь? Они ведь тоже народные. Когда мы ее записывали, я волновалась и слишком напрягалась. Игорь ставил задачу так: «Тут надо петь, как говоришь: то есть не петь даже, а рассказывать историю». И как вокалистку это меня ставило в тупик, потому что тебе говорят – не надо быть вокалисткой, надо быть кем‑то другим. Но в итоге у меня получилось. Мне очень нравится мой куплет, хотя я до сих пор в нем неуверенно себя чувствую каждый раз – сколько лет уже прошло, а все равно. Я даже на репетициях со звукорежиссером обычно «Рыбку» прогоняю, чтобы выработать манеру, дыхание – и обычно на первом концерте после репетиции все нормально проходит, а потом опять начинается. То есть вот эти песни Игоря, казалось бы, простые, на самом деле петь совсем непросто – по крайней мере петь так, как их видит он.

 

Интервью: Евгения Офицерова (2020)

 

Александра Савельева

вокалистка (2002–2019)

Я – человек‑движение. Про «звездный дом» на «Фабрике» многие говорят, что для них это было испытание, но мне не было тяжело. Да, были сложные психологические моменты: все‑таки ты сидишь в доме, где тебя с утра до ночи все время снимают, не можешь сказать или сделать ничего лишнего. У тебя нет права на ошибку, нет возможности расслабиться. Но все, что там происходило, перекрывало все эти сложности. Мне было очень интересно и хорошо – и я как‑то верила в то, что я не просто так оказалась здесь и это к чему‑то приведет.

На «Фабрике звезд» Игорь пытался понять, что будет более интересно людям, поэтому он изначально сделал два дуэта: Маша Алалыкина – Леша Кабанов и Ира Тонева – Паша Артемьев, которые спели суперхит «Понимаешь». Плюс была группа из четырех человек: я, Сати Казанова, Саша Асташенок и Саша Бердников. Продюсеры все это попробовали и, видимо, решили, что получается не очень. И тогда сделали отдельно женский коллектив, отдельно – мужской.

Если честно, я изначально хотела петь именно в группе. Наверное, потому что я с детства пела в фольклорных ансамблях, и мне это нравилось. В них можно раскладывать песни на несколько голосов. Кроме того, на тот момент групп‑то было мало – «Блестящие», «Иванушки» и «ВИА Гра». Это потом их начали все делать.

Мы очень долго придумывали название группы, было много вариантов. И буквально за несколько часов до выпускного концерта в «Олимпийском» Игорь вместе одним из продюсеров с Первого канала решили назвать группу просто «Фабрика». С одной стороны, уже раскрученное название; с другой – родное, народное. Мы это решение очень хорошо восприняли.

«Фабрика» начинала как такой фольклорный славянский герлз‑бенд. Потом, когда ушла Сати, был небольшой период поисков, но в итоге мы вернулись к нашему естеству. Мы не «ВИА Гра» – то есть мы, конечно, тоже несли сексуальную энергию, но в другом формате. Мы больше про девичье, нежное, лирическое. Я до «Фабрики» училась на фольклорном факультете, мне эта тема была очень близка. У нас бывали даже такие моменты, когда Игорь просил меня пропеть всю песню в своей, более фольклорной манере – чтобы другие девочки послушали, как я пою. Игорь все‑таки чувствует вот эту русскую душу – это и по «Любэ» видно. Ему очень хорошо удаются песни для народа, которые берут за душу людей всех возрастов; чтобы бабушки с внуками на концерты ходили. Да, сейчас эпоха TikTok – но было бы смешно, на мой взгляд, если бы мы сейчас пытались завоевывать аудиторию какими‑то такими съемками. TikTok не вечен, а песни Матвиенко – вечны.

«Рыбка» – это почти как русская народная сказка. Искренняя девичья песня; без стеба, без провокаций. Обычно Игорь приносил демо песни, которые он сам своим голосом спел, и это всегда было очень интересно: он своей манерой исполнения нам показывал, как мы должны петь. Автору виднее! C «Рыбкой» тоже так было. Мы пришли в студию, он показал нам песню, и мы сразу ее спели: первое ощущение от новой песни – обычно самое правильное.

Что касается строчки «А тому ли я дала?» [в песне «Не виноватая я»] – по‑моему, она шикарная. Мне почему‑то всегда именно такие строчки в песнях доставались – видимо, Игорь видел во мне человека, который может такое донести. А я и рада была, потому что это очень смешно, по‑моему. У меня еще в «Лелике» был такой провокационный момент – хотя, знаете, он провокационный только для того времени. Если сравнить с тем, что сейчас пишут и поют, то, что мы делали, – это так, цветочки.

Моя любимая песня «Фабрики» – «Не родись красивой». Это наш самый большой хит. С ней как‑то все совпало – она одновременно была и очень современной, и фольклорной. И сейчас каждый концерт группы заканчивается этой песней: когда люди слышат ее начало, сразу бегут к сцене, чтобы танцевать. Даже когда это какой‑то тяжелый на подъем зал в какой‑нибудь госструктуре или на заводе.

Почему именно «Фабрика» дожила до нынешних времен из всех тогдашних проектов? Потому что продюсерский центр Игоря Матвиенко и все участницы группы проделали огромную внутреннюю работу. Мы работали как один большой слаженный механизм, прошли вместе через сложные времена, никто не расслаблял булки. И сейчас, насколько я могу судить, девочки продолжают так же работать.

 

Интервью: Евгения Офицерова (2020)

 

 

Уматурман

Ночной дозор

 

После прорыва «Зверей» гитарные группы, которые шли мимо канона русского рока сразу в популярный режим, стали появляться пачками. Нижегородцы из «Умытурман» были одними из первых и отыгрывали совсем другое амплуа, чем Рома Зверь: вместо хулиганистости из подворотен – добродушные комические куплеты и почти бардовская по духу лирика. Песня про Прасковью из Подмосковья покорила Земфиру, которая даже позвала «Умутурман» выступить на одной сцене; закрепил же успех не менее веселый шлягер, сочиненный специально для самопровозглашенного первого российского блокбастера. На титрах «Ночного дозора» Владимир Кристовский афористическим полурэпом пересказывал все события фильма – кажется, уникальный подход к альянсу музыки и кино и сейчас, и тем более в середине 2000‑х. После «Ночного дозора» российские блокбастеры стали обычным явлением – как и песни, которым они давали путевку в жизнь: через пару лет то же самое случилось с группой «Город 312».

 

Владимир Кристовский

певец, автор песни

Мы жили в Нижнем Новгороде и занимались совершенно разными вещами. Я много где работал – от дворника до санитара в морге. Был водителем, торговым представителем, крыл крыши рубероидом, работал на АЗС – просто продавал бензин в будке. Мне это очень помогало впоследствии писать песни, потому что у меня большой и самый разный жизненный опыт. Один морг чего стоит! Я стал философом за два месяца работы там. Просто сознание меняется, когда твоя работа – растаскивать трупы ночью. Знаете, что такое морг судмедэкспертизы? Туда свозят со всего города людей – непонятно как погибших, убитых, найденных по подвалам. А ты их принимаешь и растаскиваешь на свободные места. Так как у нас холодильник был очень маленький и не работал, а трупов были сотни, мы их складывали друг на друга. Берешь телегу, туда кладешь двоих валетом, везешь, кладешь их друг на друга вдоль стен – такая вот у тебя работа. В конце подметаешь – там все в опарышах. В транспорт садиться потом было невозможно. Я после этой работы стал вегетарианцем на какое‑то время, не мог мясо есть чисто физически.

Мой старший брат [Сергей, сооснователь «Умытурман»] особо жизнь не испытывал – он сразу стал музыкантом, прям с юных лет. У него была группа в Нижнем Новгороде, и они там с успехом выступали. Мне очень нравилась эта их жизнь бомонда: девчонки, все время вино, танцы – очень хорошо и весело. И я подумал: «А что бы мне тоже не начать писать песни? Разве я хуже?» А так как я человек психически не очень нормальный, я поставил себе задачу: писать в день по песне. Если я в день песню не напишу, то не выйду из‑за этого стола, не положу гитару. А я вообще не умел писать – совершенно не понимал, как это происходит. Начал писать сущую ересь, но не сдавался – писал, писал, писал. И вот, видимо, потихоньку расписался.

Еще одна поворотная точка в жизни была, когда я перепробовал все возможные работы и понял, что не хочу больше заниматься ничем, кроме музыки. Я уволился с последней работы – уже не помню какой, – взял гитару и пошел по городу искать какое‑то место, где мне согласились бы платить за то, что я буду у них петь. Так и началась моя музыкальная карьера. Я нашел небольшие места – стал там выступать, пел песни Розенбаума, Митяева, Чижа, «Чайф», «ДДТ», «Ивасей», еще песни из кинофильмов каких‑то – все, на чем мы росли. Я до сих пор их все знаю наизусть – с удовольствием пою Антонова, например.

У меня к тому моменту накопилось уже достаточно песен, и Серега говорит: «Надо сделать запись, я тебе помогу». Так мы с ним за ночь записали первый альбом. Весь целиком вдвоем, используя только самоиграйку – синтезатор, на котором Серега умел отбивать ритм. Кстати, этот альбом до сих пор существует практически в том же виде. Мы пробовали его переписать на качественных студиях, приглашали дорогих музыкантов – получалось все равно хуже. Что‑то там в нем было необычное.

Записав альбом, мы стали его продавать на концертах у нас в Нижнем Новгороде – там в нескольких местах можно было выступить молодым музыкантам. Мы включали синтезатор, он нам барабанил, а мы в две гитары играли. Группа у нас тогда называлась «Не нашего мира», и альбом так же назывался. Кто‑то ехал в Москву и говорит: «Я везу свои диски – хотите, ваш возьму с собой?» Тогда были продюсерские центры, куда можно было привезти свою пластинку, и они ее слушали или не слушали – как повезет. Так началась наша счастливая история в Москве: наш альбом попался Наташе Качанюк из Real Records. Он ей очень понравился – и она стала убеждать всех остальных, что надо с этим что‑то делать. Сначала они взяли одну песню в сборник, где были всякие хиты, а потом уже предложили нам контракт и переезд в Москву.

Мы никак себя никогда не позиционировали, нам было не очень до этого. У нас очень разные песни. Есть потяжелее, полегче; есть и бардовская музыка. А еще был модный стиль регги. Группа 5’Nizza выбрала этот стиль, а мы были ее большие фанаты – того первого альбома знаменитого. Мы все на нем выросли, и на наших первых записях я немножко как растаман пою.

Когда случился «Ночной дозор», уже были и «Прасковья», и «Ума Турман», и «Проститься». Все было уже, ажиотаж начался. Мне позвонил Тимур Бекмамбетов – мы были знакомы, наши продюсеры хорошо общались. Он сказал, что срочно нужно написать песню – что у меня есть два дня. Я поехал к ним в офис, они мне показали черновики фильма. Тимур конкретно поставил задачу: должен быть рэп, который рассказывает о действии в фильме, и какой‑то забойный припев. Дал мне даже переработку текста [писателя Сергея] Лукьяненко, чтобы я что‑то из него взял. И все – я сел работать и написал. Рэп для меня был незнакомым жанром, и я достаточно прохладно к нему относился. Поэтому мне стало очень интересно попробовать написать такую песню, и я получил большое удовольствие от этого. Мне всегда нравилось писать именно на заказ, потому что это всегда ставило передо мной интересные задачи. Я писал для «Папиных дочек», для мультиков, для фильмов, для чего‑то еще. До сих пор обожаю это.

Я себя со своим лирическим героем вообще не ассоциирую – это просто фантазии автора. Про песню «Ума Турман» у меня спрашивали, серьезно ли я мечтаю поехать к Уме Турман. «Конечно», – говорил я. Но, как вы понимаете, это просто шуточная песня. Есть другие смешные песни вроде «Эй, толстый!» – они все про разных персонажей. А какие‑то песни про меня, про то, что я чувствую, – к примеру «Куда приводят мечты». Что изменилось с тех пор, как я ее написал? Да ничего не изменилось, только взгляд на жизнь немножко. Хочется просто наслаждаться жизнью, кайфовать. Делать то, что нравится, и то, что хочется. Хочется писать песни без привязки: понравится ли это, конъюнктурно, современно ли, на радио или не на радио. Нам сейчас это уже не очень интересно. Молодые люди в основном живут замотанными в колесо – достаточно долгое время и я прожил в таком полубессознательном состоянии. Когда у тебя просто меняются город, аэропорт, вокзал – и ты не успеваешь даже почувствовать, что происходит вокруг тебя. В определенный момент ты понимаешь, что нужно остановиться, посмотреть вокруг и понять, что вообще здесь происходит.

 

Интервью: Марина Перфилова (2020)

 

2005

 

Юлия Савичева

Если в сердце живет любовь

 

К середине 2000‑х местные фильмы и телесериалы регулярно поставляли хиты – и если «Бумер» и «Бригада» обеспечили страну рингтонами, то выходившая на СТС мелодрама «Не родись красивой», адаптация колумбийского сериала о том, что внешность – это не главное, дала пронзительный мотивационный гимн, который мог бы украсить репертуар Пугачевой или Аллегровой лучших времен. Спела его выпускница второй «Фабрики звезд» 18‑летняя Юлия Савичева – давняя подопечная продюсера Максима Фадеева: с ее детского голоса начинается первый альбом Линды. «Не родись красивой», с его сюжетом, закрученным вокруг корпоративных и любовных интриг в индустрии моды, – почти энциклопедия новой стабильности, замкнутой в границах частной и профессиональной жизни. «Если в сердце живет любовь» – почти идеологический манифест этой реальности, предлагающий не смотреть по сторонам и работать над собой: посты подобного содержания и сейчас часто появляются в популярных инстаграм‑аккаунтах.

 

Юлия Савичева

певица

С самого детства я росла в музыке. Мой отец был барабанщиком в группе «Конвой», фронтменом которой был Максим Фадеев. Музыка была у них интересная: абстрактная, атмосферная, завораживающая; рок, этнические веяния. Помню, когда Макс впервые вывел меня на сцену, мне было три или четыре года. Они играли песню, которая называлась «Парк диких животных» или что‑то в этом роде. И мне действительно казалось, что вокруг бродят звери, что мы в лесу. Я просто провалилась в музыку и стала танцевать – и движения у меня были такие, что курганские газеты написали на следующий день, что в городе появилась юная шаманка.

Макс часто бывал у нас в доме и однажды увидел, как я танцую на столе. А оказалась я там, потому что пряталась от нашего щенка – он любил кусать меня за пятки. На столе заняться было особенно нечем, так что я сделала из маминой юбки платье и танцевала. Максим увидел это и сказал родителям: «Знаете, а у вас все‑таки интересная дочь». И когда он решил завоевывать Москву – перевез туда всех музыкантов, включая отца, и стал сотрудничать с Линдой, взял меня на запись клипов «Марихуана» и «Сделай так». В «Сделай так» я говорю первые слова: «Он закроет глаза, и мы закроем. / Он заплачет, и мы заплачем. / Он нас любит…» У меня там такой голосочек, что кажется, будто мне пять лет – хотя мне восемь.

Когда Макс стал продюсером «Фабрики звезд», мы с мамой пошли на кастинг. Людей было очень много, нас запускали маленькими группами. Сначала были танцы на сцене – мы выполняли какие‑то общие движения. А потом нам сказали: «А теперь танцуйте, как хотите, импровизируйте». И поставили «In Your Eyes» Кайли Миноуг. Я с первых нот начала рвать и метать! Все разбежались, потому что боялись попасть под мои сумасшедшие движения, а я настолько сильно увлеклась, что [хореографу] Егору Дружинину пришлось выключить музыку. И он долго бил по сцене рукой, чтобы привлечь мое внимание, и кричал: «Девушка, хватит! Хватит! Спасибо! Хватит!»

Конечно, без Макса было бы сложней поступить на «Фабрику». Но я вам точно говорю – без таланта туда не попадешь. Был жесточайший кастинг. Я вообще думаю, что Макс никому не сказал, что я его, так сказать, ребенок. А он мне и правда как второй отец. Он всегда помогает, он дает хорошие советы, он принимает участие в записи всех моих песен. Слушает, переделывает, экспериментирует со звуком – лишь бы было лучше.

Песня «Если в сердце живет любовь» была написана специально для сериала «Не родись красивой» – и это счастье и огромное везение, что ее предложили именно мне. Я моментально в нее влюбилась. Это очень сильная песня, и я сразу почувствовала, какая она важная. Потому что это призыв к девушкам, которые сомневаются, – чтобы верили в себя, чтобы прислушивались к себе. И вообще она написана для людей, которые считают себя белыми воронами, – чтобы они не сломались и шли по своему пути; чтобы не стеснялись, а наоборот – гордились, что они такие, какие есть.

В интернете был запущен слух, что сама Пугачева спела «Если в сердце живет любовь». На самом деле это был двойник Аллы Борисовны. Есть такой человек, который изображает ее лучше всех – и это мужчина.[118] Так что это не она поет, а он. Но мне польстило, что он выбрал мою песню. Не знаю, как к этому относится сама Алла Борисовна, но думаю, что все, что происходит в ее адрес, происходит с ее позволения. Потому что это такая величина, что без ее одобрения вообще мало что возможно.

 

Интервью: Мария Тарнавская (2011)

 

Максим Фадеев

продюсер

Когда мне поступило предложение взять «Фабрику звезд», я жил в другой стране и вообще не знал, что это такое. Откровенно говоря, мне очень помог Костя Эрнст, который и пригласил меня на проект. Ведь на тот момент времени я уже, можно сказать, ушел из шоу‑бизнеса и занимался исключительно написанием музыки для кино на киностудии Bavaria Film. Эрнст и повлиял на мой переезд из Германии в Россию. Он убедил меня в том, что необходимо вернуться. Я ему поверил – и ни на миг об этом не жалею.

«Фабрика» дала мне возможность узнать много новых людей, многие из них стали моими близкими друзьями. Пусть многие и хают «Фабрику» – но я могу сказать, что это колоссальная площадка для проверки собственных сил. И я абсолютно уверен, что многие из нынешних продюсеров и музыкантов не справились бы с тем, что мы сумели сделать тогда втроем. Повторюсь, я очень благодарен за это Косте Эрнсту и Ларисе Синельщиковой: они очень изменили мою жизнь и, наверное, судьбу.

Когда Юле было три недели от роду, она лежала в колыбели, а я рядом с ней играл песню «Танцуй на битом стекле», сочинял дома у ее родителей. Отец Юли, Стас Савичев, был барабанщиком в моей группе «Конвой», позднее – барабанщиком Линды. Я сам лично неоднократно менял Юльке пеленки. В пять лет она уже снималась в клипах Линды. Юля всегда была талантом: когда я играл музыку, она всегда замолкала – даже если очень сильно плакала. А сегодня она уже готова стать матерью[119] – представляете, как летит время?!

Песню написала Настя Максимова, которую я также заметил на «Фабрике» и взял к себе на работу. Очень долгое время я не мог получить от Насти песню, которая могла бы меня «зацепить» в правильном направлении. Но после того как Настя написала этот трек, все пошло… И она написала еще ряд прекрасных песен для репертуара Юли Савичевой. Теперь мы с Настей не работаем: она, как любой выросший композитор, пошла в собственное плаванье. Ну а я в таких случаях всегда желаю счастливого пути.

 

Интервью: Александр Горбачев (2011)

Фадеев отвечал на вопросы письменно

 

 

Айдамир Мугу

Черные глаза

 

Так уж вышло, что у южных российских республик и областей своя культурная экосистема: уже во времена интернета музыка нередко распространялась здесь через ларьки, магнитолы, кассеты и рестораны. Поначалу за пределы региона местные песни выходили редко и скорее в качестве казуса, и одним из самых ярких стали «Черные глаза» – исполненный 14‑летним черкесским подростком Айдамиром Мугу любовно‑застольный номер с выраженным кавказским колоритом. Примерно тем же путем через несколько лет прошла «Кайфуем» Арсена Петросова, а дальше кавказская музыка постепенно начала институционализироваться на федеральном уровне – тем более что и встречные движения возникали регулярно (см. отдельные шлягеры «Дискотеки Аварии», Филиппа Киркорова или Тимати). От «Черных глаз» через «Восток FM» к кальян‑рэпу – дорога, конечно, долгая, но не слишком: эта песня отчасти генетический предок музыки, которая теперь оккупирует чарты стриминговых сервисов.

 

Айдамир Мугу

певец

Мне было 14 лет, и я ничего раньше не сочинял. Но бывают такие ситуации, когда в голову что‑то приходит – так и появилась эта песня. И многим понравилась. Изначально она как бы была, как говорят, армянская. У нас ее пели на свадьбах: она была медленная, тягучая. И мы ее с моим знакомым аранжировщиком переделали. А слова вообще я сам написал – от старых ничего не осталось. То есть это такая кавер‑версия, получается, вышла. Тогда у меня никакой любви и даже мыслей о ней не было – я сочинил песню для мамы. Так что это песня о любви к маме, а не девушке. Такой я ее сочинял, во всяком случае. Черные глаза – они же не только у любимых девушек бывают; вот у моей мамы – темные.

Когда людям нравится – и мне тоже нравится. Эта песня сделала меня знаменитым, поэтому я ее люблю – хоть иногда и устаю все время исполнять одно и то же. Я знаю, что многие перепевают «Черные глаза», и не обижаюсь. Я же знаю все равно, что это моя песня.

Сейчас мне 21. Я закончил ГИТИС по классу актерского мастерства: сначала учился в филиале в Краснодаре, а потом перевелся в Москву. Но пока нигде не снимался. Вернулся в Майкоп – здесь хорошо.

 

Интервью: Мария Тарнавская (2011)

 

Олег Челышев

продюсер

До знакомства с Айдамиром я уже работал в шоу‑бизнесе с певицей Славой, был директором Жасмин. А с ним свела судьба совершенно случайно. Тогда песню «Черные глаза» уже все знали – она была почти народная. Мне позвонили одни кавказцы, живущие где‑то на севере, и говорят: «Слушай, помоги нам найти парня, который поет “Черные глаза”! Очень надо! Сами найти его никак не можем – и вот нам сказали, что ты любого найдешь». Я удивился: не в космосе мы живем все‑таки, как так – не найти человека? Но согласился. Три дня искал парня – по слухам, по обрывкам интервью, через какие‑то малотиражки краснодарские… Нашел в Майкопе. Связался, мы поговорили. Я рассказал ему, что вот есть такой заказ, и мы вместе полетели к этим кавказцам в Тюмень. Там был, как оказалось, день рождения шестилетней девочки. И она просто очень хотела, чтобы мальчик, который про черные глаза поет, приехал и ей лично спел.

Девочка была очень довольна, хлопала в ладоши. Родители – тоже. Отблагодарили нас щедро. А главное, в этой поездке я увидел, как Айдамир работает, какой он парень приятный – спокойный, настоящий такой. Есть ведь много песен хороших – но исполнители абсолютно деревянные: их ни видеть, ни слышать не хочется. И я подумал: ну раз люди его ищут, раз он им нужен, раз он дарит радость, надо же дать всем возможность получить удовольствие – вот мы и стали работать вместе.

Вообще, Айдамир написал эту песню для семейного круга – у мамы был день рождения, и он решил подарить ей что‑то особенное. А на Кавказе же очень много народных песен с какой‑то довольно общей мелодикой. И вот Айдамир взял за основу такую армянскую народную песню и придумал к ней слова. На дне рождения она всем очень понравилась. А на Кавказе представляете, какие праздники? Сколько там народа? Человек по двести. Ну а Майкоп маленький городок – она быстро разошлась. К тому же Айдамир с другом своим сделали запись, отдали в Краснодаре ее в контору, которая печатает сборники кавказской музыки, – это там очень популярная тема. Ну и представьте: весна наступила, все цветет, «Черные глаза» – как‑то сразу на душу людям легла эта песня. Ее стали крутить на всем побережье: Сочи, Анапа, все главные курорты. А на юге‑то отдыхает вся страна. На радио, в кафе, таксисты, дальнобойщики – все ее полюбили. Так она по всей России и рассосалась.

Когда нашу песню поют хорошо, я всегда только радуюсь. В передаче на НТВ [ «Суперстар»], где старые исполнители перепевают новые хиты, Ренат Ибрагимов очень красиво исполнил «Черные глаза». И Наташа Королева на своем бенефисе очень хорошо спела. На YouTube вообще навалом всевозможных народных версий во всех стилях: диско, R’n’B, болливудские какие‑то варианты. Я даже слышал, как ее перепели эстонцы: они нам прислали запрос, спросили разрешения, версию свою показали – то есть все культурно. Но бывает и по‑другому: этот наш король гламура, Сергей Зверев, стал вдруг везде исполнять «Черные глаза» – и чуть ли не присваивать ее себе. Вот вы найдите в Сети и послушайте этот ужас. Просто отвратительно поет, и вообще это не в нашем имидже – чтобы такой вот Зверев пел песни Айдамира Мугу. В общем, был даже небольшой конфликт – но мы со Зверевым все‑таки полюбовно его разрешили, и он пообещал, что эту песню больше никогда не будет петь.

 

Интервью: Мария Тарнавская (2011)

 

 

Фактор‑2

Красавица

 

К 2005 году казалось, что российская культурная экономика уже достаточно стабилизировалась, чтобы не допустить вторжения песен из подворотни, но Сергей Жуков думал иначе. Вокалист «Руки вверх!» взялся продюсировать дуэт немецких эмигрантов, которые подражали ему самому, только вместо дискотечного угара делали ставку на подъездную лирику (характерно, что в снятом Жуковым клипе музыканты «Фактор‑2» исполняют «Красавицу» именно что в подъезде), и, как обычно, преуспел. Сюжет «Красавицы» по современным меркам выглядит совсем уж диковато – школьник влюбляется в учительницу, только чтобы узнать от директора, что та уже спит с ним, – впрочем, честно говоря, и в момент своего успеха песня звучала как внезапный привет из 1990‑х. Закономерным образом примерно на этом все и кончилось – хотя сейчас существуют сразу две группы «Фактор‑2», по одной на каждого основателя: одна гастролирует по России, другая – по Германии.

 

Владимир Панченко

вокалист, сооснователь группы, соавтор песни

Мама у нас[120] немка – из переселенцев, которые приехали из Германии в Россию. Ее родители жили на Волге,[121] сама мама родилась вообще в Украине – а потом они обосновались в Казахстане, и там уже родились мы.

Мы никогда не рассчитывали, что будем выступать. Просто музицировали дома в режиме хобби – пропускали школу и работу, потому что нас перло. Мы с моим напарником [Ильей Подстреловым] познакомились в профучилище, где учились на системных администраторов. То есть на самом деле, конечно, не учились – мой друг, насколько я знаю, вообще на второй год остался, я как‑то вытянул на «троечки». Зато у нас все очень хорошо пошло с музыкой. Мы записали дома альбом для своих друзей – а в итоге он по рукам так разошелся, что через полгода нашу музыку уже слушали все вокруг и продавали на рынках, хотя мы даже группу никак не назвали. Тогда мы загнали наши песни на популярный немецкий портал mp3.de. Буквально через месяц они уже были в топ‑10. Вскоре нам написал DJ Vital, популярный в Германии русскоязычный диджей: «Ребята, предлагаю вам контракт», – и номер телефона, больше ничего. Мы с напарником – в шоке. Контракт – дело серьезное, а мы совсем зеленые еще.

Мы позвали Витала на опен‑эйр в Гамбурге: тогда частенько делали такие мероприятия для русскоязычных. Выступали мы под фанеру, потому что нам запретили вживую петь. Витал с напарником сидели, смотрели, после концерта позвали нас в гости к своему другу. И говорят: «Ребята, что вы паритесь? У вас все хорошо получается, вас слушает вся Германия, на всех парковках перед клубами слушают вашу музыку. Так давайте же зарабатывать деньги. Поедем по клубам, покажем вас, у нас есть связи». Мы спросили: «А сколько мы будем зарабатывать?» Мы на тот момент машины мыли и перегоняли: зарплата была от 200 до 300 евро в месяц. А Витал нам предложил по 500 евро за каждое выступление. Мы, конечно, обрадовались.

17 ноября, как сейчас помню, у Витала был день рождения. Он пригласил в клуб Prime в Кельне. Мы приехали, а он говорит: «Ребятки, сделайте мне подарок на день рождения. Я сейчас включаю музыку вашу, вы выходите на сцену – и просто поете». Мы говорим: «Как? Мы не готовы на такую публику». – «Ребята, все, нет назад пути, давайте на сцену». В общем, мы выходим, начинаем петь – и народ просто взрывается. Там мы ощутили, насколько наши песни популярны.

Чем мы зацепили людей? На тот момент преобладала танцевальная музыка: «Руки вверх!», «140 ударов в минуту» и все в таком стиле. И она уже начала поднадоедать. А тут мы со своей дворовой музыкой. Моему напарнику больше нравился рэп и рок – а у меня, наоборот, был интерес к попсе. Но кое в чем мы сходились – например, оба любили «Кино» и «Сектор Газа». В наших песнях меланхолия и любовь‑морковь – это от меня шло; а рэп, какая‑то грязь и жесть – больше от моего напарника.

У нас было много песен на основе каких‑то реальных событий из личной жизни. «Красавица» – ровно такая. Мне было лет одиннадцать, я учился в школе в Казахстане. И в класс пришла училка химии – действительно такая сексапильная. И вся школа, пацаны в основном, понятное дело, о ней говорила. Кто‑то пытался ухаживать за ней, и цветы были – что угодно. И я заглядывался уже тогда: понимал, что она очень красивая девушка. Считал, что влюблен. Это, конечно, сейчас смешно звучит, но тогда это было нечто! Как‑то я пришел к Илье и говорю: «Давай что‑нибудь сделаем в стиле “Руки вверх!”». Он отвечает: «Почему бы и нет. Ну надо тогда какую‑то историю». Я ему рассказал про училку – и мы стали сочинять. Во втором куплете там был мат. Песню мы долго не выпускали, потому что Илья считал, что она неформатная для группы. У нас все обычно серьезно и жизненно – а тут такая слащавая песенка.

Все изменилось, когда мы познакомились с Сергеем Жуковым. В декабре 2003 года он приехал в Германию и позвал нас на переговоры. Там еще Шура был – мы всей компанией всю ночь играли на гитарах и пели, было очень весело. В итоге, когда уже все были в кондиции определенной, Серега говорит: «Пойдем ко мне в номер и поговорим о делах». Мы полночи слушали с Сергеем все наши песни, и он выделил «Красавицу». И сказал: «Ребята, эту песню надо делать – только второй куплет переписа