Как вы это придумывали в случае с Валерией? Когда вы начинали работать, она ведь как раз возвращалась на сцену. И это была песня «Часики».

Возвращение Валерии было не с песней «Часики», а с песней «Была любовь». Но это был творческий взрыв, невероятный импульс. Дробыш был голоден как автор и заряжен на написание хитов. Валерия тоже была голодна до творческих свершений после вынужденного перерыва – и тут появляется такая творческая команда. Все просто горело, полыхало! Эмоционально была потрясающая атмосфера!

«Часики» не первая песня, которая была написана для пластинки, но если говорить с точки зрения бизнеса, то это один из самых выдающихся синглов в истории российского шоу‑бизнеса. Песня стала поистине народной, ее полюбили несколько поколений. 17 лет прошло, а она по‑прежнему остается актуальной. При этом мы ничего не выверяли, не руководствовались желанием заработать. Мы даже не были уверены, станет ли песня хитом. Мы все время находились в саморазвитии, хотели добиться творческого успеха – вот что самое главное. Это был ребенок, рожденный в любви.

Есть такое ощущение, что в 1990‑е в поп‑музыке артисты позволяли себе больше экспериментов, а публика к этому относилась благодушнее. Вам так не кажется?

Объясняю: страна переживала переходный период, стоимость денег была другая. Сегодня жизнь подорожала, ценности и обстоятельства поменялись. Сегодня о коммерции стали думать больше, чем о музыке. Приведу пример: наша дочка, которая выступает под именем Shena? уже долгое время пытается пробиться с приличным материалом – она выбрала такую стратегию. А у нее, по идее, должен быть некий Пригожин, который возьмет и понесет это все на себе. Лично мне нравится ее музыка, слова, образ и стиль – но для того чтобы эти песни «зашли» на широкую аудиторию, их нужно торпедировать. Нужен человек, который будет всем вокруг говорить, что это круто, и донесет это как минимум до 200 людей из индустрии. Вот смотрите, сколько Егор Крид бился, пока не появились «Самая самая» и «Невеста»? Сейчас зачастую «заходит» только то, что условно можно называть «частушками». Вот надо зайти сначала с «частушки», а потом уже делать в творческом плане то, что считаешь нужным.

Интервью: Сергей Мудрик (2020)

Виктор Дробыш

автор песни

В конце 1990‑х я жил в Германии, а работал в Финляндии. Про Россию я ничего не знал, но мне нравилась одна певица – Валерия. Когда я приехал в Россию в начале 2000‑х, начал работать с Кристиной Орбакайте, с Авраамом Руссо. У меня всегда была мечта – поработать с Валерией. При этом я даже не знал, что у нее какие‑то проблемы и она пропала на несколько лет. И потом вдруг прибегает ошарашенный Пригожин и говорит: «Она возвращается! Ее готовы все забрать себе – но, кажется, она придет только туда, где есть музыка». Пригожин меня попросил достать что‑нибудь этакое из заначки – и я достал. Это были еще не «Часики», а песня «Была любовь». С этого момента организовалось наше трио: Валерия, Пригожин и я. Над альбомом «Страна любви» мы работали с огромной любовью; это было прекрасное время.

Я был полностью пропитан этой историей – до смешного доходило. Помню, стою в аэропорту в очереди на посадку, и мне приходит в голову какая‑то классная идея. Я начинаю ее напевать на диктофон, и тут до меня доходит очередь – и сотрудница авиакомпании спрашивает: «Window or aisle?» – место вам у окна или в проходе? Я отвечаю: «Секунду!» – и продолжаю петь: «Не идет тебе черно‑белый цвет». Она повторяет вопрос и, наверное, думает: «Вот ебанутый!» А я на самом деле не ебанутый, я песню написал, что мне делать теперь (смеется)?

Для «Часиков» я написал куплет, а у припева слов не было. Я сделал очень дешевую демку на дешевом синтезаторе и позвонил Лере. Говорю: «Приезжайте, пожалуйста, мне кажется, это, сука, хит». Я ей наигрываю, она сразу напевает. Говорит: «Здорово, ну а припев?» А припева пока нет. Я звоню Ленке [Стюф], она говорит: «Есть припев! Пиши! “Девочкой своею ты меня назови…”» И минут через пятнадцать Лера уже поет песню целиком, и мы все сидим в мурашках и слушаем эту песню. И звукорежиссеры мне говорят: «Так, берем ее в работу, будем сейчас делать круто». Мы такие: «А что, сейчас не круто?» Они отвечают: «Ну как это, играет одна балалайка и барабанчики, слишком просто». Но вот этот звук в начале – та‑та‑та‑та‑та – я до сих пор не понимаю, как я это сыграл. Криво сыграл, неправильно – но так, как нужно было. И я звукорежиссерам сказал: «Не надо ничего делать, она уже сделана». И Лера говорит: «А мне все нравится». И все! А с другими песнями бывает – сидишь, думаешь: «Блин, может, оркестр записать? Гитаристов позвать живых? В Америку ее отправить?» Но обычно когда начинаешь загоняться, это значит, что уже какая‑то хуйня, что круто уже не будет. Обычно все хиты идут вот так, как «Часики», – легко.

Я считаю, что «Часики» – это как «In the Army Now» [Status Quo] или как песня «Поворот» у «Машины времени». Это настолько крутая песня, что всю мою жизнь теперь меня преследуют ее переделки: то и дело звонят и просят разрешение дать. Даже сейчас молодежь обращается к песне, которой 17 лет. На мой взгляд, самая ценная песня для композитора – это та, которая помогла тебе певца вывести с одного уровня на другой. Не просто сделать ему продолжение на весну, на осень или на лето – а взять и, если говорить языком бизнеса, повысить его капитализацию. Вот «Часики» – именно такая песня. Еще у меня такие песни – это «Свет твоей любви» Орбакайте, два ее дуэта с Авраамом Руссо, «Одиночество» Славы и «Я тебе не верю» Лепса и Аллегровой.

Музыкой я занимался с начала 1970‑х. Сначала записывал на слух ноты песен Deep Purple, Led Zeppelin, Whitesnake и прочих рок‑групп – для взрослых дядек, которые этого делать не умели. Потом играл в ансамблях разного уровня – в частности на танцах. Мы играли тех же Deep Purple, «Машину времени», Uriah Heep – я считаю, что это был неоценимый опыт. Кстати, потом, в начале 1990‑х, была забавная история. Я играл на клавишных в группе «Санкт‑Петербург» – но на Новый год попросил своего коллегу, который с отличием закончил консерваторию, себя подменить в нескольких городах; поиграть эти песенки. И когда я к ним вернулся, меня ждали, как ясно солнышко: выяснилось, что человек, который переиграл всего Листа, мог только нажать на кнопку и ждать, когда ему скажут, какую кнопку нажимать следующей. То есть это разные профессии.

Продюсером я стал в 2000‑е, и это был осознанный шаг. Я и сейчас считаю: если ты хочешь быть продюсером и делать эту работу по‑честному, а не просто так себя называть, чтобы девочек хватать за жопу, ты должен пройти долгий путь как музыкант и как бизнесмен. Ведь если ты продюсер, человек фактически отдает свою жизнь в твои руки. А у музыкантов зачастую карьера, как у спортсменов, не очень долгая; если мы говорим о женщинах в поп‑музыке – совсем короткая. То есть ответственность у продюсера огромная. Поэтому, пусть я занимался музыкой с шести лет, только в начале 2000‑х я решил, что имею право называть себя продюсером. У меня было уже много маленьких побед – удачных песен, золотых пластинок, платиновых, – и я взялся за [четвертую] «Фабрику звезд». Только когда ты понимаешь, как происходит подъем, как происходит падение; когда ты все испытал на своей шкуре, когда ты увидел, как певец на твоих глазах стал совсем другим человеком или как твоя песня дала артисту следующий шаг в карьере, – вот тогда только тонко, интеллигентно, как сделал это я, ты можешь сказать: «Еб твою мать, кажись, и я – продюсер».

Интервью: Григорий Пророков (2019), Евгения Офицерова (2020)

Reflex

Non‑Stop

Одним из важных инструментов обновления эстрады был перезапуск уже существующих, но не очень успешных карьер. Кто‑то, как Катя Лель, менял продюсера и амплуа – но не имя. Кто‑то, как Ирина Нельсон, менялся полностью. В 1990‑е она называлась певица Диана и исполняла наивно кокетливые песни в типовом эстрадном звуке. Reflex, который Нельсон придумала вместе с новым мужем‑продюсером Вячеславом Тюриным, стал ответом на вызов эпохи, в которой уже была «ВИА Гра» и мужской глянец: две блондинки, как будто сошедшие со страниц календаря, с придыханием исполняли песни про ночи, губы, руки и страсти, меняя костюмы разной степени открытости и удачно приспосабливая под свои нужды звук британской продюсерской группы Xenomania (они писали песни для, например, Girls Aloud и Sugababes). В эту же эстетику идеально укладывается клип на «Non‑Stop», в котором на фоне телесных танцев почему‑то играют в футбол игроки тогдашней сборной России. Откровенно говоря, таких групп тогда было немало, и не факт, что Reflex остались бы в истории, если бы в конце 2010‑х лидер группы «Пошлая Молли» Кирилл Бледный не превратил «Non‑Stop» в оголтелый боевик для молодежных дискотек.