Если цифры смотреть, «Нас не догонят» – это главный хит?

Зависит от территории. На Западе – «Я сошла с ума», в России – «Нас не догонят». Вот и вся разница! Здесь это соединилось с волной патриотизма. А там все эти волны давно прошли, и ценится больше искренность и оголенность человеческих отношений.

 

А вам неприятна такая трансформация? Перенос подросткового протеста против общества, взрослых, в патриотическую плоскость, на открытие Олимпиады в Сочи?

В любом случае, когда твоя песня звучит, ничего плохого в этом нет. То есть скажу так: вот был проект, который в другой ситуации не был поднят на знамя, а когда понадобилось для Олимпиады, как у нас это часто бывает, – да, мы можем повесить и радужный флаг, если надо (смеется). Можем и под белым пройти. Это, кстати, очень сильно. Вот когда в Корее прошли под белым флагом – почти никто не заметил, а в этом будущее. Будущее вообще цивилизации – общий флаг: белый, там, или синий. Тогда нам выпало решать – отказаться от своего и пройти под белым. Многие на это смотрели, как на национальное унижение; было много споров – пускать спортсменов или не пускать. Решение принималось мучительно, и в этом была еще и провокация. Не знаю, кто там на что повлиял в результате (я почему‑то думаю, что Кабаева, ха‑ха), но ценность отдельного человека – спортсмена – впервые оказалась выше государственной символики. В этом и была главная победа.

 

Вокруг «Тату» же в какой‑то момент стали крутиться политики…

Я им понадобился. Музыка – хороший повод зайти в любую страну с парадного хода. Тебя красиво принимают, если ты с музыкой. С нефтью – ну это другой вход, там грязно бывает. А музыка открывает двери и стелет ковровые дорожки, и эти ребята это прекрасно понимали и чувствовали. Но это уже другая история – «История одного поцелуя».

 

Интервью: Павел Гриншпун (2020)

 

2002

 

Вячеслав Петкун, Александр Голубев, Антон Макарский

Belle

 

Золотой век российского мюзикла длился совсем недолго – до конца 1990‑х на такие постановки не хватало денег ни у продюсеров, ни у публики, а после «Норд‑Оста» у жанра появились трагические коннотации. «Belle» – ария на троих об инфернальной страсти из мюзикла «Собор Парижской богоматери» – стала, кажется, единственной песней, перекочевавшей со сцены прямиком в золотой эстрадный фонд. Справедливости ради, дело тут не только в удачной локализации: франкофонный оригинал – один из самых коммерчески успешных синглов всех времен во Франции и Бельгии, а в исполнении дуэта Smash!! где пел юный Сергей Лазарев, «Belle» на французском была популярна и в России.

 

Антон Макарский

певец, актер, исполнитель роли капитана Феба де Шатопера

Когда продюсеры нашего мюзикла «Метро» сообщили, что они решили купить «Notre Dame de Paris», многие радовались – но я воспринял эту новость настороженно. Я к тому времени уже очень хорошо знал мюзикл и ту самую песню «Belle». Песня мне очень нравилась, крутилась у нас дома постоянно. Напрягся я по одному поводу: это очень красивая и качественная – но вместе с тем сложная в исполнении музыка. Там нужно обладать как актерскими, так и вокальными данными.

Когда проходил первый кастинг, я зашел в аудиторию и спел им несколько нот и кусочек песни. Режиссер сказал: «Не знаю, как там с остальными героями, но Феба мы нашли». В таком приподнятом настроении я находился до следующего прослушивания – оно происходило уже на сцене. Я вышел, абсолютно уверенно спел какую‑то из песен своего персонажа, и мне сказали следующее: «Этот юноша абсолютно не годится». Меня даже не брали в третий состав. Главный режиссер хотел сделать из Феба солдафона; им не был нужен мягкий, лиричный тенор. Я просил только того, чтобы меня допустили до репетиций – там я собирался доказать, что и с таким тембром голоса можно быть большим мерзавцем. Меня спасло, что в меня поверила продюсер, Катерина фон Гечмен‑Вальдек.

Эту песню долго не брали вообще никуда – но Катя фанатично верила в то, что раз нравится ей, обязано понравиться и другим. Сколько раз она слышала на радио слово «неформат» – я даже предположить боюсь. В итоге «Европа Плюс» решила поставить «Belle» в порядке эксперимента – и на следующий день Голубев и Макарский стали известны на всю Россию ([лидер группы «Танцы минус»] Петкун все же был звездой и до того). Точнее, не так – голоса Голубева и Макарского. Это случилось как раз перед летними отпусками и каникулами – и осенью, вернувшись, коллеги нам говорили: «Слушайте, как же вы нам надоели! Это невозможно – слышать вас раз в пять минут».

Надо сказать, что эти страшные слова, которые поют на протяжении всей песни три совершенно разных персонажа – про возможность отдать душу за ночь с объектом страсти, – они очень впечатляют. И тем сильнее, наверное, воздействие и мораль. Поэтому ни в коем случае, зная, что герои совершают наивеличайший грех, не должны разучивать эту песню в детских садах. Нельзя все это петь людям, которые не понимают, о чем речь. Конечно, это больная тема для меня – слишком много раз я сталкивался с тем, что люди вообще не задумываются о том, что это песня трех грешников, достигших апогея своего греха и готовых совершить самый страшный грех. Такова сила губительной страсти.

 

Интервью: Иван Сорокин (2011)

 

Катерина фон Гечмен‑Вальдек

продюсерка мюзикла

Я из семьи, которая традиционно объединяла в себе музыку и театр. Несколько поколений моих предков были музыкантами и солистами Большого театра. Мой дедушка был народным артистом, известнейшим виолончелистом, а его дед был педагогом великих княжон. И я выросла на стыке музыки и театра. Поэтому в свое время решила, что мюзикл – самый очевидный жанр для России. Сегодня зрители перестают воспринимать не только оперу и балет, но даже и более понятный театр. Парадокс в том, что независимо от социального происхождения, уровня образования и культуры те же зрители способны легко воспринимать синтез этих жанров – в эстетике мюзикла.

Первым мюзиклом у нас стало «Метро», потому что в послекризисный 1999‑й я поняла, что в стране начинается своего рода регресс, и в такой момент надо продемонстрировать людям, особенно молодым, что они могут не только высказаться, но и быть услышанными. «Метро» выбрали именно потому, что это не откровенный франчайзинг – иностранный проект, который взяли и перенесли, как McDonald’s; в каждой стране его можно было сделать по‑своему и о себе, не меняя при этом сюжет. У нас в него была закачана реальная энергия поколения, которое вырвалось на сцену и заявило, что у него есть позиция. То есть это была не только культурная задача, но и социально‑политическая.

С «Нотр‑Дамом» была немного другая история. Я решила, что поставить «Чикаго» и «Волосы» можно всегда. А нам было важно, чтобы Россия, будучи новым и, как всем казалось, неподготовленным рынком получила не классический, нафталинный в хорошем смысле спектакль, не экспонат из музея американского мюзикла – а самое современное и самое актуальное, что сегодня есть в мире. Мы хотели сделать качественное шоу без купюр – чтобы было не хуже, чем на Западе. И у нас все получилось – и даже вышло лучше. Например, во Франции это был больше концерт, а у нас – спектакль. Мы сделали его более театральным, и все, кто находился на сцене, были участниками этого спектакля.

По условию авторов мюзикла все тексты и музыка должны были быть одинаковыми во всех странах. Они требовали дословного перевода песен. В Италии, в Англии, в Корее – везде в композиции «Belle» звучал текст «Я хотел бы открыть калитку в прекрасный сад по имени Эсмеральда» и так далее. Юлий Ким никак не мог сочинить верный текст и позволил нам организовать конкурс на перевод этой песни по всей стране. И нам прислали сотни вариантов, из которых я выбрала три. Я, как маньяк, месяц носила их с собой в сумке и пела их всем своим подружкам, всем знакомым, а порой и незнакомым людям – чтобы они выбрали один. Мне самой больше всех нравился текст Сусанны Цирюк, приглашенного режиссера Ростовского музыкального театра и Мариинки, – он был такой смелый, провокационный, но от изначального текста Люка Пламондона в нем не осталось ни слова. Я хотела убедиться, что я не ошибаюсь, – и все в один голос говорили, что этот текст их цепляет больше, чем другие. И я полетела во Францию, чтобы осуществить mission impossible – заставить Пламондона отказаться от своей поэзии.

Два с половиной месяца я убеждала продюсеров и авторов, что поэзия не может переводиться напрямую. И слава богу, Пламондон меня в этом целиком поддержал. А композитор Риккардо Коччанте, наоборот, противился. У нас была большая встреча, на которой они в итоге поссорились. Пламондон выбежал, хлопнув дверью, со словами: «Это мой текст, и я буду решать, как ему звучать по‑русски». Я побежала за ним. Мы пошли с ним в кафе, и я ему построчно переводила текст Сусанны. Он поверил, что это будет хит. И, как видите, я не подвела.

Сначала ни одна радиостанция не брала у нас «Belle» – говорили, что это неформат. Радиостанции вообще ничего не понимают: они живут надуманными форматами, в результате чего вся страна сейчас слушает Стаса Михайлова. «Европа Плюс» никогда в этом не признается, потому что теперь они любят говорить, что они авторы этого успеха, – но они три месяца не хотели ставить «Belle» в эфир. И мы придумали такой ход – ставили песню вместо рекламного ролика. Каждую минуту нам засчитывали как бартерное время. А когда через три недели «Belle» стала гимном всей страны, они опомнились и стали крутить ее просто так, как и все остальные. В итоге была статистика, из которой следовало, что за все послевоенное время по количеству эфиров «Belle» уступала только какому‑то хиту Юрия Антонова.

А Пламондон и Коччанте помирились на нашей премьере. И оба были счастливы.

 

Интервью: Мария Тарнавская (2011)

 

 

Любовные истории

Школа

 

Время продюсерских проектов, в которых худрук был важнее, чем исполнители, дало несколько групп для вечности – и куда больше названий, мелькнувших ненадолго и пропавших. «Школа» – меланхолическая баллада о том, куда уходит детство, – кажется, единственное, что осталось от группы «Любовные истории», зато осталось всерьез: на профильных мероприятиях вроде последних звонков ее будут исполнять еще долго. Собрал «Любовные истории» первый продюсер Алсу Валерий Белоцерковский, он же придумал клип о любовном треугольнике между учителем и двумя ученицами, по сюжетной конструкции и образу главной героини‑лолиты изрядно похожий на «Зимний сон» его предыдущей подопечной.

 

Валерий Белоцерковский

продюсер, режиссер клипа