Кажется, по тем временам вы скучаете.

Могу честно сказать: тогда было лучше. Это уникальное время было. Это как после Олимпиады‑80 мы узнали, что на свете бывают черные люди, джинсы и жвачка, так и в 1990‑е весь этот ширпотреб хлынул к нам, и мы с восторгом поняли, что бывают кроссовки – пусть «Абибас», но кроссовки, – китайские пуховики, спирт «Рояль» и [миндальный ликер] «Амаретто». Людей тогда могло завести совсем ничтожное, казалось, бы событие. Например, появление беззубого парня с песней про холодную луну. Сейчас бы [Шура] потонул в море еще больших фриков – а тогда он был один; и мы были одни, и «Иванушки» были одни. И на этой волне мы появились и изобрели свой собственный стиль – мегапопсовая танцевалка с ужаснейшими текстами. И когда включалось вот это вот «тум‑тум‑тум, двигай‑двигай телом, ля‑ля‑ля» – это было как ураган! Люди поняли, что можно ходить на дискотеки, танцевать под это, отрываться. И были счастливы.

В 1990‑е мы собирали по 40 000 на стадионе в Пензе, в Самаре – да где угодно. Ни один [участник «Фабрики звезд»], ни одна самая популярная группа последней пятилетки и 10 000 одна сейчас не соберет. Не потому что они плохие. Другие времена. Раньше на концерт шли целым классом, целым училищем. Такого никогда больше не будет.

Мы живем в избалованное время. Сегодня у нас Мадонна, завтра Леди Гага, а вот в том клубе выступает [диджей Пол] Окенфолд. А раньше приезд группы «Отпетые мошенники» или «Блестящие» в любой город приравнивался к межгалактическому событию – и все, от детей до стариков, на него шли. Тогда чтобы раскрутить песню на всю страну, достаточно было включить кассету в ларьке на ВДНХ. Мы именно так раскручивали первые песни. Прохожие слышали, спрашивали: «А кто это?» Песня начинала играть во втором ларьке, в третьем; за день можно было продать несколько тысяч копий. Конечно, это были пираты – но дистрибуция была куда как проще. То же самое с клипами. Канал сам платил музыкантам бешеные тыщи за возможность премьеры клипа на своем канале. Это сейчас мы унижаемся и ходим, а нам говорят – неформат, принесите денег. Это безумное унижение для артистов старой гвардии. Именно поэтому многие давно ничего не выпускают – это ниже их достоинства: ходить по радиостанциям и каналам и просить.

 

И люди тоже поменялись?

Таких фанатов, как тогда, больше нет и никогда уже не будет. Нет группиз, путешествующих за тобой по всей стране; нет клочков бумаги с признаниями и каплями слез; нет, простите, резаных вен, нет поступков. Мы огрубели, мы стали заложниками псевдокапитализма, мы перестали искренне что‑то любить. Модно – это да, это критерий. Группа модная – мы ее слушаем, клуб модный – мы туда идем. Прогресс убил душу. И я невероятно счастлив, что моя душа как раз в том времени поварилась. Конечно, были грустные моменты – 200 раненых на концерте. Как так?! Конечно, ты этого не хочешь! Но люди не могут совладать с эмоциями: выдавливают стекла во дворце спорта, переворачивают автобус, выламывают ворота.

Сейчас эмоций, вызывающих такую безумную эйфорию, нет. А так, конечно, сейчас все стало лучше. Можно наговорить алфавит на компьютер – он сам тебе запишет пару песен. А мы тогда все на пленку писали. Сейчас – открыл программу «Супердиджей», она сама тебе все свела, и вот готово, я диджей! Да не диджей ты. Ты и есть колхозник.

 

Интервью: Ольга Уткина (2011)

 

 

Краски

Старший брат

 

Белорусская группа «Краски» фактически занималась тем, что переворачивала риторику «Руки вверх!» на другой гендер: такие песни могла бы петь девушка, к которой обращался лирический герой Сергея Жукова. Их главный хит запомнился прежде всего припевом‑обращением к заявленному в заголовке старшему брату – «Ты уже взрослый, / У нас в квартире другие пластинки, / ‹…› Ты больше не любишь группу “Краски”». Так невзначай получилось практически прощание с первым постсоветским десятилетием – и посвящение поколению 1990‑х, которое выросло из поп‑музыки по телевизору и переключилось на интернет.

 

Оксана Ковалевская

вокалистка

Группа «Краски» появилась в 2001 году. Меня называли «“Руки вверх!” в юбке», потому что песни и аранжировки у нас были очень похожи. Тогда была мода на [темп] 140 ударов в минуту, и мы попали в эту волну. Кстати, такой стиль периодически возвращается в тренды – насколько я знаю, сейчас он тоже к месту.

Песни писали мы вместе [с продюсером группы Алексеем Вороновым]: у нас был тандем. Сейчас кричать на каждом углу можно что угодно, но правда в любом случае всегда будет правдой! Алексей Воронов был соавтором этих красочных песен и по моей глупости, наивности и доверию юности – я же тогда не знала ни о каких авторских правах – регистрировал все песни на себя за моей спиной. Сейчас, конечно, обидно, что такое происходило, но это прошлое, и возвращаться к этому нет смысла. Был момент, когда я вернула авторство себе, и мы делили песни 50 на 50. Но однажды появились товарищи фейки – мошенники, которые выдавали и выдают себя за якобы солисток группы «Краски». Мне пришлось пойти Алексею навстречу: отдать права, чтоб он с мошенниками боролся. Но в итоге он присвоил все в очередной раз, дальше слов дело не пошло, и я окончательно перестала верить этому человеку! А мошенники продолжают открывать рот под мою фонограмму, петь наши песни – и никто с ними не борется.

Песня «Старший брат», естественно, [взялась] из жизни. Она правда о моем старшем брате; она правда о том, что он не любил то, чем я занималась, и то, что я пела. Не думаю, что такое может сочинить мужчина, который не проживал эти чувства. Сейчас отношение моего старшего брата [к моей музыке], конечно, изменилось. Теперь он мой защитник, моя стена, моя крепость, да и вообще, семья – это всегда крепость, для любого человека. Берегите своих родных, даже если вы поругались, обиделись. Это все проходит, любовь остается!

Я и есть «Краски». Я душа, голос, лицо этого проекта. Посмотрите – я сейчас выступаю сольно как Оксана Ковалевская Краски, а в самой группе «Краски» так ни одной песни и не появилось. Почему? Потому что нет тандема и уже не будет. А тогда у нас только концертов было! Вы представить себе не можете. Порой до пяти концертов в день. Даже поесть было некогда! И стулья ломали, и скамейки, и двери – фанатизм доходил до безумия. Сейчас это, конечно, не так – и это радует.

 

Интервью: Александр Горбачев (2020)

Ковалевская давала интервью письменно

 

Алексей Воронов

продюсер, автор песен

Мы на самом деле социальная группа – вы тексты посмотрите! О чем там говорится? Про то, что происходит в семье; про отношения между родителями и детьми. «Ты уже взрослый» – это песня про старшего брата, про семейные разборки, про семейные дела. Когда она была написана, мне все сказали – ну, Алексей, ты, конечно, создал группу‑однодневку. Попса такая! Ну максимум сегодня будет жить, а завтра ее забудут. И что? Прошло вот уже десять лет.

Я все думал, оставить строчку «Ты больше не любишь группу “Краски”» или не оставить? Немного кривоватая – да и при чем тут «Краски»? Самих себя упоминать не очень хорошо. Потом все‑таки я решил, что чем строчка кривее, тем она важнее, – и оставил. Позднее рок‑фестиваль «Нашествие» взял ее в качестве девиза: «Ты больше не любишь группу “Краски”!» Серьезно, прямо был у них слоган такой.[101] Я абсолютно не в претензии, наоборот, это хорошо: фраза стала крылатым выражением, означавшим, что ты стал нормальным человеком. Собственно, «Краски» о том и пели, что как только человеку исполняется 18–19 лет, он уже не должен любить группу «Краски». Когда маленький был – любил, а теперь – все, вырос.

Подростковый, переходный возраст – лучшие годы в жизни. Подростки очень искренние: они еще не врут по‑серьезному, не делают подлостей, не рассчитывают и вообще все очень серьезно воспринимают. И чем ты более искренний, тем для них более понятный. Целое поколение выросло на группе «Краски». Я говорю «поколение», но имею в виду, понятно, 1 % от общего населения страны – ну пускай миллион человек. Они знают все наши песни наизусть – и я очень рад. У нас же в песнях нет ничего плохого – только хорошее. В них говорится, что нужно любить это; что вот это – хорошо, а вот это – плохо. Я везде есть в интернете – и во «ВКонтакте», в фейсбуке, даже на «Одноклассниках». Дети, которые уже подросли, находят меня там и пишут: «О, Алексей! У меня под вашу песню первая любовь была».

У нас в Беларуси одна проблема – президент. А вы не знаете разве нашу историю с Лукашенко? Он в 2003‑м выступил по телевидению и сказал: «Что такое – еду на работу, включаю радио, а там одни “Тату” да группа “Краски”? Никакой нормальной музыки нет». И через три дня наш офис опечатали, а нас выгнали. Мол, тикайте, куда хотите – хоть в Москву, хоть в Америку, – но чтобы здесь не было таких. Ну мы не особо сопротивлялись.

 

Интервью: Наталья Кострова (2011)

 

 

Акула

Кислотный DJ

 

Еще одно свидетельство тотального коммерческого триумфа группы «Руки вверх!»: вокалист дуэта Сергей Жуков в качестве продюсера зарядил в Россию пубертатным рейвом, исполненным ростовской девушкой‑подростком, и сделал кислотного диджея фольклорным персонажем, когда эйсид‑хаус давно уже вышел из моды. Вместе с треком диджея Грува «Ответ» и «Disco Superstar» «Дискотеки Аварии» эта песня окончательно сформировала поп‑представление о диск‑жокее – сакральной фигуре, повелевающей непонятливой толпой с помощью жесткого ритма. Еще одно свидетельство исключительного чутья Жукова – долгая и непредсказуемая судьба «Кислотного диджея»: сначала песню превратила в ска‑хардкор группировка «Ленинград», а в 2019‑м важный сайт про электронную музыку Resident Advisor признал лучшим треком года «Kisloty People» – суровый техно‑ремикс на Акулу, сделанный датским диджеем Мартином Шакке.

 

Оксана Почепа (Акула)

певица, авторка песни

Когда я написала эту песню, мне шел четырнадцатый год. Я жила в Ростове‑на‑Дону и выступала с группой «Малолетка» – уже тогда «Кислотный DJ» был у нас в активе. Мы часто на [сборных концертах‑] «солянках» разогревали приезжих поп‑музыкантов – в частности «Руки вверх!». Москвичи нас сразу выделили и посоветовали переезжать в столицу – к тому же я была не просто симпатичной девчонкой, но и уверенно держалась на сцене. Мой компаньон, который контрактами занимался, был постарше меня, но ему было все равно 19 лет. Короче, он так подписал контракт, что все права на песни и название остались у продюсеров, а на диске меня в авторах «Кислотного DJ» вообще не указали. Но я не жалею. Согласитесь – это не такая уж страшная плата за пропуск в шоу‑бизнес. Представьте себе маленькую девочку, которая приезжает в Москву, – с ней могли случиться вещи и похуже.

Песню, конечно, сложно назвать целомудренной. Я тогда, естественно, и о принце мечтала, и думала, как построить свою семью, но и секс меня интересовал. Тем более что мальчики вокруг часто бывали скромные‑прескромные – может, боялись проблем с законом? Многие смотрели на меня как на ребенка, когда я уже была сформировавшейся цветущей девушкой. Ну во многом эта песня и для них была: «Ты лучше поверь, / Что я могу не стесняться, / Что я могу быть твоей».

С родителями были проблемы – папа у меня правил строгих. Долго пришлось объяснять им, что таков формат рынка. Но они посмотрели, как я живу, с кем общаюсь… Увидели, что я не пью, не курю, глупостями не занимаюсь, и стали относиться поспокойнее. Папа, правда, волновался, что я не смогу после музыкальной карьеры в таком возрасте завести нормальную семью, но я отвечала: «Посмотри, сколько у меня поклонников, неужели среди такого количества парней не найдется того самого, единственного?»

За некоторые треки Акулы мне сейчас стыдно, хотя, если публика просит, я всегда спою. Вообще, после того как я пожила в Америке, сделала новый взрослый проект уже под своим именем, после ремейка на «Кислотного DJ», который Сережа Шнуров сделал, после моего ему ответа я гляжу на это время спокойнее. Были минусы, были потери – но это был ранний старт, жаловаться не на что.

 

Интервью: Егор Галенко (2011)

 

Сергей Жуков

продюсер

Оксану я увидел впервые в Ростове – она тогда еще называлась Малолетка. Решил попробовать ею заняться. Почему в Акулу переименовал? Ну это был такой намек на устоявшиеся выражение «акула шоу‑бизнеса». Как лодку назовешь, так она, сами знаете, и поплывет.

У меня вообще тогда был принцип: если что‑то кажется неочевидным, а лучше – шокирует, то это однозначно зацепит. Так было и с группой «Фактор‑2», которая сначала вообще делала что‑то вроде матерного шансона. И когда я из всего великолепия их песен выбрал и в каждый утюг запихнул песню «Красавица», все плевались и говорили – мол, Серый, только ты мог такое говно найти и сделать так, чтоб все от него с ума сходили. С Оксаной все изначально было лучше – в итоге она и раскрутилась быстро и два года спокойно отъездила с гастролями по всей стране. Мне, честно сказать, и делать особо ничего не пришлось.

Из Ростова она приехала в Москву, привезла кучу песен, я выбрал одну – «Кислотный DJ». У нее была ужаснейшая аранжировка – а мы решили сделать модняк‑модняк. Вышла веселая крутая песня. Гимн поколения! Не просто так она стала мегахитом. Она отражает реальность того поколения – кислотная музыка, первые модные диджеи в России, пластинки, веселые вечеринки, дискотека в «Титанике». Никакой электронной, танцевальной музыки у нас тогда особо не было – поэтому наш «Диджей» стал не просто трендом: его растащили на цитаты, на крылатые выражения. Мы попали в нужный момент: молодежь тогда не успела пресытиться клубной жизнью и хорошо воспринимала все, что с нею ассоциировалось. В итоге песня «Кислотный DJ» лидировала в хит‑парадах, прокатилась по всему миру. В Японии в честь этого трека даже назвали радиостанцию.

 

Интервью: Ольга Уткина (2011)

 

 

Тату

Нас не догонят

 

Последняя вспышка российского либерального культурного проекта 1990‑х, предполагавшего дерзкое исследование общественных табу, оказалась такой яркой, что ее заметил весь мир. Дуэт «Тату» состоял из двух девушек‑подростков, до того певших в детской группе «Непоседы», – а песни им сочиняли молодые московские тусовщики‑интеллектуалы: журналистка Елена Кипер, студент ВГИКа Валерий Полиенко, 18‑летний композитор Сергей Галоян. Руководил всеми ими продюсер Иван Шаповалов, который тоже взялся примерно ниоткуда; единственный опытный человек – рекламщик и будущий создатель «Зверей» Александр Войтинский – покинул проект еще до того, как его заметили массы. «Тату» били по всем мишеням одновременно: тут и несовершеннолетние, и однополая любовь, понятая как скандал, и даже политика – еще до создания «Тату» будущая вокалистка группы Лена Катина записала с будущими продюсерами группы песню «Югославия», трагическую реакцию на бомбардировки Белграда силами НАТО весной 1999‑го.

Дальше были «Я сошла с ума» и «Нас не догонят», потом – англоязычные версии песен, первые места хит‑парадов по всему миру и футболка с надписью «Хуй войне!» в эфире американского федерального канала NBC. «Тату» были, кажется, последним случаем, когда Россия манифестировала себя миру как территорию свободы, которая больше мало где возможна. Есть даже версия, что и внутренний консервативный поворот был отчасти обусловлен тем, насколько мощный эффект группа произвела на сторонников традиционных ценностей.[102] Слишком долго все это, конечно, продолжаться не могло – в какой‑то момент Шаповалов ушел в пике прямо на глазах зрителей канала СТС («Тату» пытались записать альбом в режиме реалити‑шоу), и все последующие попытки вывести группу на прежние обороты успеха не имели. Песни, однако, остались – и тоже получили интересную судьбу. Истерический брейкбит «Нас не догонят» примеряли на себя и Пугачева с Ротару, и Киркоров с Басковым, но пожалуй, апофеозом ее приключений стала церемония открытия Олимпийских игр в Сочи, где под фонограмму «Тату» выходила на стадион сборная России: круг замкнулся, и эскапистский крик отчаяния превратился в гимн государственным победам.

 

Александр Войтинский

продюсер, сооснователь группы

Где‑то в 1990‑е Ваня Шаповалов приехал из Саратова в Москву искать людей, которые снимали рекламные ролики банка «Империал».[103] Он прочитал в какой‑то книжке, что надо общаться с успешными людьми – и тогда сам станешь успешным. Так мы с ним познакомились: он много рассказывал про психологию, про НЛП [нейролингвистическое программирование], предлагал творческую помощь во всем, называл себя «пипл‑хелпером». Вскоре Ваня перебрался в Москву насовсем и устроился в крупное рекламное агентство. Мы стали часто общаться. Обсуждали массовую коммуникацию, теорию и практику рекламы, нащупывали всякие закономерности, принципы. Философствовали – то есть ходили по ресторанам. Планов никаких не было – но внимание было приковано к музыке, к музыкальным проектам. Мы разбирали их по косточкам, открывали для себя удивительные законы; восхищались тем, что звезды являются продуктом целенаправленной, разумной, точной, взвешенной и при этом творческой работы. Как и реклама, которой мы оба занимались.

Однажды Ваня предложил сделать музыкальный проект. Я разговаривал с ним недавно – он уверен, что это я предложил; но это не так важно, потому что впоследствии я попросил Ваню никогда не упоминать меня в связи с «Тату», и Ваня мою просьбу честно выполнил: он нигде про меня не распространялся. Итак, мы решили это сделать. Как? Что? С кем? Мы не только не знали ни одного ответа – но и не знали правильных вопросов. Само по себе это уже вдохновляло.

Исходно задача стояла так: сделать массовый продукт – музыкальный проект с артистом, который поет. Что поет и с каким артистом – тоже предстояло придумать. Началась системная, рациональная работа: определение целевых аудиторий, маркетинг, выведение нового продукта на рынок – но без сегодняшнего арсенала, на коленках. Дальше было еще много поворотов, после одного из которых я вырулил из проекта. Мне показалось, что строить проект на скандале неспортивно. Сегодня я бы такой проект поддержал из принципа, потому что теперь у нас лесбиянки запрещены. Но сначала появилась другая идея: вообще не про контент, а про участника. Кто? И однажды Ваня появился в студии с криком «Эврика!». Он посмотрел запросы порносайтов, и больше всего было у лолит – то есть нам нужна девушка 13–14 лет. Хоть какая‑то ясность.

Познакомились с Борисом Пехтелевым, он блестяще провел кастинг. (Боря – альтист с тяжелой судьбой, который ненадолго пришел в шоу‑бизнес, чтобы найти двух солисток для «Тату», автора текстов Валеру Полиенко – и снова исчезнуть с радаров.) Номером один в нашем шорт‑листе стала некая Лена Катина. Мы ее отобрали, и на этом проект остановился. Грянул кризис 1998 года; мы потеряли работу, было не до того. Дальше – больше: в Югославии началась война. Я в ту пору был патриотом – и когда слышал байки про югославов, которые писали на майках «Русские, не бойтесь, мы с вами», я чуть ли не рвался на фронт (в военкомат, правда, не ходил). Как‑то даже подрался в баре с американцем. В общем, решил выплеснуть свои чувства в песне про Югославию. Причиной моего стыда был отказ России вступать в войну: я вспомнил, как в советские времена все клялись и божились в вечной дружбе, а у Эдиты Пьехи была песня про Дунай, который объединяет друзей. И что, предали друзей? Эх ты, трусливая Россия. Там у нас в песне как раз про Дунай, про предательство.

Я позвал Ваню помочь, он взялся с энергией – просто молодец, благодарен ему. Мы действовали так же четко: разбирали аудиторию, послание; приглашали поэтов, долго работали с ними, сами кое‑что дописали. Музыку написал я, разумеется. Я блестящий мелодист, тут вопросов не было. Кто споет? Я с самого начала представлял, что будет солист мальчик и детский хор, раз уж это обратка советской песне. Классика жанра. Но кастинг мальчиков закончился ничем – и тут я вспомнил, что был у нас проект с лолитами. Нет мальчиков – значит, будет девочка. Позвонил Лене Катиной: она с первого дубля спела так, что мы с Ваней расплакались. И вот эта единственная фонограмма – техническая, эскизная – впоследствии ушла в народ.

Прошло 20 лет, и кто‑то из друзей сказал мне, что в Сербии все знают и поют «Югославию». Я не поверил. Но потом спросил таксиста, который оказался разговорчивым сербом, включил ему. Он обрадовался и чуть не заплакал – говорит, да, это народная югославская песня, ее все знают. А тогда я отдал файл Ване, и он поехал по радиостанциям и друзьям‑патриотам – откуда‑то у него были уже связи. Я запомнил только [Ивана] Охлобыстина, очень он на него надеялся. Не взялся помочь никто. Зато один из знакомых предложил Ване [Шаповалову] бюджет, чтобы сделать проект с этой девочкой, которая спела.

Мы возобновили работу. Боря [Пехтелев] привел Валеру Полиенко, гениального поэта из Таганрога; я с ним сильно подружился. Потом вдруг Ваня забеспокоился, что артисты, ставшие звездами, норовят уйти от продюсеров, и поэтому продюсеры делают группы артистов – один уйдет, бренд останется у продюсера. И предложил взять для балласта еще одну девушку из того шорт‑листа. Следующей была Юля Волкова. Они с Леной встретились у меня в студии и оказались знакомы – вместе пели в «Непоседах». Я успел написать три песни, когда знакомая Вани, Лена Кипер, придумала припев: «Я сошла с ума, / Мне нужна она». И Ваня предложил, чтобы Лена и Юля спели от себя, изобразив лесбиянок.

Образ целующихся девочек в школьных юбочках был придуман авторами скандинавского фильма 1998 года «Fucking Åmål», который у нас был переведен как «Покажи мне любовь». Ваня – большой молодец: он соединил много линий напряжения в своем проекте, это блестящая работа. Автора должно быть очень мало, только тогда проект приближается к великому. В «Тату» автора не было, его придумала жизнь – и Ваня был дирижером этого чуда. Дальше у меня информация только общедоступная.

Я бы настоятельно рекомендовал начинающим музыкантам никогда не обращаться к профессиональным авторам. Аудитория покупает не музыку, не стихи – она покупает героев. Я люблю приводить в пример известные кадры девушек, которые в истерике бросаются на решетку на концертах The Beatles. Если взять одну из них за плечи, потрясти, попросить успокоиться и утереть сопли – а потом спросить, что ей нравится в этой песне, почему она прыгает на решетку, скорее всего, она ответит: «Мне понравилась вот такая‑то строчка или вот такой‑то мелодический ход». Да?.. Или все‑таки вряд ли? Музыки никакой не существует, сама по себе она никому не нужна.

Точно так же не существует поэзии и профессиональных авторов. Существуют только герои. Тебя не сделает героем профессиональный автор – только ты сам. «Тату» выстрелили потому, что попали в точку: оказалось, что мир ждал такого проекта с двумя девочками‑подростками, поющими о любви. «Тату» выстрелили потому, что у них не было профессиональных авторов: автором была сама жизнь. Но тут, конечно, нужен дирижер. Все оказались на своих местах – Лена и Юля, Ваня, Валера, Лена Кипер, Серега Галоян. Не уверен в подобном успехе каждого по отдельности – но все они большие молодцы, это факт.

 

Интервью: Евгения Офицерова (2020)

Войтинский отвечал на вопросы письменно

 

Лена Катина

вокалистка

Песню «Нас не догонят» написал Сережа Галоян – примерно тогда же, когда и «Я сошла с ума». Она была как продолжение истории, вторая серия: сначала мы сошли с ума, а потом мы решили убежать, и нас никто не догонит.

Очень хорошо помню, как она записывалась, потому что Юльке надо было орать эти безумные ноты страшно сильным голосом, на которых она тогда сорвала себе глотку. И еще я приводила туда половину своего класса, потому что для ремикса нам нужно было записать хор «мальчиков‑зайчиков» – чтобы люди просто прокричали «Нас не догонят». И съемки клипа я тоже помню отлично, потому что это был какой‑то кошмар. Ужасно холодно, февраль, минус двадцать. У нас был человек, который нас перед съемками закалял: мы с ним бегали в парке зимой – сначала в куртках, потом только в свитере, потом уже до футболок раздевались. И эта огромная фура‑бензовоз, и снег в лицо – какое‑то безумие. Я помню, у нас лица были обмороженные, щеки – красные, горят. Мы потом ходили в сауну, прыгали в снег… и я даже не заметила, что снег был покрыт коркой. Я потом зашла в баню, и Юлька мне говорит: «Лен, а почему у тебя все тело исцарапано?» Оно реально все в кровоточащих царапинах было.

Я вообще считаю, что это совершенно гениальное творение, и не зря песня была очень долгое время гимном даже этих… Ну, как они называются, которые гоняются на машинах? Cтритрейсеров! И до сих пор я даже иногда, когда по Москве езжу, вижу машины с табличкой «Нас не догонят». А главное – она оправдала себя, потому что действительно нас еще никто не догнал.

Учитывая то, что мы позиционировали себя как люди, выносящие проблему однополой любви на всеобщее обозрение, «Только без них, / Только не с ними» – это только не с теми людьми, которые все еще отказываются это воспринимать; угнетают, гнобят представителей гей‑сообщества. Мне кажется, что никто никогда не делал настолько откровенный и честный проект. И если уж даже после этого «они» не хотят развиваться и менять свои взгляды на вещи, на которые уже давно пора их поменять, то… Ну, что здесь поделаешь?! Поэтому люди и уезжают из этой страны, к сожалению.

У нас очень многое было провалено, к сожалению, потому что… Видимо, Иван не смог пройти через медные трубы, и слава вскружила ему голову. Я думаю, он переоценил значимость и свою, и нашу; почувствовал себя богом. Это было очень неправильно – а мы, к сожалению, были слишком юны, чтобы как‑то влиять на ситуацию. Потому что для нас Ваня – это было все. Человек, который нас сделал, создал, и мы никак не могли его ослушаться. В «Поднебесной»[104] начался совсем кошмар, потому что все эти наркотики, все эти люди, которые приходят и хотят получить кусок славы, кусок человека… Падают ему в ноги и говорят: «А‑а‑а‑а! Ты – бог! Ты – гений!» Конечно, если нет внутреннего стержня, крыша начинает ехать.

 

Интервью: Павел Гриншпун (2011)

 

Валерий Полиенко

соавтор текста