Владислав Твердохлебов (Влад Сташевский)

певец

Никаких душещипательных романтических историй, как может показаться слушателю, с этой песней связано не было. Она была написана для закрепления предыдущего успеха. У меня выходил третий альбом, уже был ряд выстреливших хитов – «Любовь здесь больше не живет», «Я не буду тебя больше ждать», другие. И нашим творческим союзом, в который входили Юрий Шмильевич [Айзеншпис], бессменный композитор Владимир Матецкий и ваш покорный слуга, было решено, что нужна очередная бомба. В этом направлении мы и стали работать. Я считаю, что мы все с поставленной задачей справились, поскольку по сей день без нее не проходит ни одного моего выступления и считается, что это моя главная визитная карточка.

Это был целенаправленно сделанный хит. Юрий Шмильевич – не тот человек, который станет впустую, на авось делать какие‑то необдуманные вещи; пройдет – не пройдет. Нет. Он был практически на 100 % уверен, что пройдет, поскольку делали это стопроцентные мэтры – [Владимир] Матецкий и Илья Резник. Работать с Юрием Шмильевичем вообще было замечательно и комфортно. Я ценил каждую минуту и был рад, что жизнь дала мне шанс пообщаться с таким человеком. Просто впитывал все, как губка. То, чем я занимаюсь в жизни на сегодняшний день, Юрий Шмильевич предопределил. Я же сначала в это ввязался как в какую‑то авантюру, будучи 19‑летним пацаном, а потом понял, что всё. На вторую же неделю осознал, что начался труд, профессиональная деятельность. И это бесценно. Сегодня таких людей нет. Люди, которые сейчас называют себя продюсерами, ими в полной мере не являются. Их игра чисто психологическая, на тщеславии заказчика. Это как бабки‑гадалки и цыганки на привокзальной площади.

Я попал в шоу‑бизнес в 19 лет и, как оказалось, был к этому психологически готов. У меня не было проблем с головой или с адекватной оценкой происходящего, не было звездной болезни, не было наркотиков или алкоголизма. Как только мы начали работать с Юрием Шмильевичем, я сразу стал профессионалом. Сейчас я стал мэтром. Каждому свое.

Я был артистом, которого в 1990‑е пиратили больше всех. Это официальное заключение просто‑напросто. И это дело органов внутренних дел, поскольку это бьет по экономике страны. Я заканчивал университет коммерции и писал дипломную работу о несовершенстве нашего законодательства в области авторских прав, именно шоу‑бизнеса. Прошло практически 20 лет, а проблемы остались те же. В шоу‑бизнесе и по сей день существует монополия в определенных отраслях – куда смотрит антимонопольный комитет? Сегодняшняя деятельность РАО – вообще отдельный вопрос. И от меня, да и от других артистов, тут ничего не зависит. Это должно на государственном уровне решаться.[40] Кто‑то говорит, что благодаря пиратству музыка лучше распространялась. Мне что, надо сказать спасибо пиратам за то, что они сделали меня популярным? Ни за что. Люди фактически залезали мне в карман. Это белые воротнички от преступного мира. В подвальных помещениях штампуют тысячами в сутки диски и кассеты. Это преступники – как к ним еще можно относиться?!

 

Интервью: Григорий Пророков (2011)

 

Владимир Матецкий

композитор

С Юрой Айзеншписом я был знаком еще с конца 1960‑х, до его посадки в тюрьму.[41] Он занимался группой «Сокол» и был серьезным меломаном – собирал фирменные диски. И кстати говоря, любил пройтись по улице Горького – так раньше называлась Тверская – с пачкой самых модных пластинок под мышкой. Стоили они тогда целое состояние!

Я пришел в композиторы из рок‑музыки: с 1970 года играл на бас‑гитаре в очень популярной московской рок‑группе «Удачное приобретение». Мы исполняли много фирменного репертуара, но и свои песни делали. Начинал я, как и многие, с песен на английском языке. А потом уже появились и песни на русском. Некоторые из них до сих пор лежат нереализованными – наверное, ждут своего часа. О выгоде в начале никто не думал. Но в конце 1970‑х – начале 1980‑х, когда у меня стали выходить песни, я уже знал про Всесоюзное агентство по авторским правам и авторские гонорары. Да и друзья старшие – например, тот же Юрий Антонов – делились информацией. Интересно, что в те годы был момент, когда успешные авторы получали гораздо больше денег, чем успешные исполнители: у авторов был гонорар, он ничем не ограничивался, а у исполнителей были ставки, выше которых нельзя было прыгнуть. Но потом все резко изменилось – не в пользу авторов.

Моим первым хитом стала «Лаванда», написанная с моим постоянным на тот момент соавтором – поэтом Михаилом Шабровым. Песня эта в исполнении Софии Ротару и Яака Йоалы появилась в новогодней телевизионной программе, в «Голубом огоньке», и буквально сразу понравилась слушателям: ее подхватило радио, заиграли в ресторанах. С нее началось мое долгое сотрудничество с Соней Ротару: появились такие песни, как «Луна‑луна», «Было, но прошло», «Хуторянка», «Только этого мало»…

В 1983 году мы сидели с Юрой Чернавским у него на квартире на «Бауманской» и «рубили фишку»: придумывали всякие прикольные идеи для песен и музыкальные эскизы. В итоге появился на свет альбом «Банановые острова», но основная заслуга тут Юрина: он все пел, все записывал на студии, все монтировал. Идею песни «Мальчик Бананан» подсказал бас‑гитарист Сергей Рыжов – его уже нет в живых, к сожалению, как и [Павла] Слободкина, на студии которого альбом живьем писался. Мы эту идею с Чернавским развили, и получилась песня. Она и правда стала заметной: наверное, заслуга дискотек в этом была. Ну и студии звукозаписи, которые были разбросаны по всему СССР, тоже явно приложили руку к раскрутке. В фильме «Асса» песня тоже прозвучала – но никакого разрешения [режиссеру фильма Сергею] Соловьеву ни я, ни Чернавский не давали.

Когда Айзеншпис вышел из тюрьмы, мы снова встретились, стали общаться. Юра тогда работал с Цоем и группой «Кино», много для них сделал. Однажды он позвонил мне и попросил посмотреть нового парня, с которым случайно познакомился на улице. Это был Влад Сташевский, совсем молодой. Мы попели с ним под гитару, посмотрели диапазон его голоса. Потом собрались в студии, начали делать пробные записи, подбирали удобные тональности. Стали шаг за шагом искать вокальную «фишку» – и она появилась: у Влада был интересный баритональный тембр, довольно глубокий. Да, он не пел высоких нот, не был вокалистом‑виртуозом, но ему это и не было нужно – у него был свой тембр. Плюс очень эффектная внешность, просто модельная – а это очень важно для эстрадного артиста, тут все понятно.

Я был не единственным автором, кто писал песни для Влада. Юра Айзеншпис, как продюсер проекта, руководствовался только одним принципом – ему были нужны хиты. В песне «Позови меня в ночи», как мне кажется, был интересный текстовой посыл – слова написал Илья Резник, и этот текст удачно лег на Влада. А что касается хитовости… Известный советский поэт‑песенник Игорь Шаферан, с которым у меня в свое время сложились теплые отношения, говорил так: «Талант является необходимым, но не достаточным фактором в написании популярных песен. Должно еще быть везение». Поверьте, не бывает таких авторов, которые бы не хотели, чтобы их песня стала популярной. При этом тот же Шаферан говорил: «Одну шлягерную песню может написать любой человек: так, чисто случайно, что называется, “от фонаря”. А вот две таких песни – это уже совсем другое дело, это настоящий автор».

 

Интервью: Евгения Офицерова (2020)

Матецкий отвечал на вопросы письменно

 

 

Аркадий Укупник

Свадебный марш

 

После распада СССР привычное разделение творческого труда перестало иметь смысл: при желании композиторы и продюсеры могли не только сочинять, но и петь, и у некоторых такое желание было. Аркадий Укупник с середины 1980‑х писал для Долиной, Пугачевой, Ветлицкой, Преснякова, Шуфутинского и прочих больших звезд, одно время продюсировал группу «Кар‑Мэн», а сам выходил на сцену обычно в комическом амплуа. Строчка «Я лучше съем перед ЗАГСом свой паспорт» быстро превратилась в то, что сейчас называют мемом: по‑английски бы такой жанр назвали «новелти». Отдельного внимания заслуживает клип на «Свадебный марш» с полуголыми мужчинами в кожаных трусах и переодеваниями в женское платье: в 1996 году это не то что не было скандалом, но даже не опознавалось как провокация.

 

Аркадий Укупник

певец, композитор

Когда читаешь такие находки, как «Я лучше съем перед ЗАГСом свой паспорт», понимаешь, что надо этим заниматься. Появилась мелодия, я сделал клип. А там уже она пошла. Веселые песни всегда востребованы. Другое дело, что их гораздо меньше, чем песен про любовь. Их делать сложно, в каждой должна быть придумка. А если пишешь про любовь, много вариантов, как заставить людей сопереживать.

Я никогда себя певцом не считал. Просто сделал демо песни «Маргаритка», показал ее продюсеру – и он сказал, что я ее должен сам спеть. Ну почему бы и нет. Диверсификация – не класть все яйца в одну корзину. Есть композитор Укупник; есть человек, который исполняет свои песни.

У «Марша» съемки были смешные. Я там изображаю женщину, и сначала я неделю репетировал перед зеркалом женскую походку. Когда мы приехали сниматься в Питер, стилист сказал: «Давай тебе побреем ноги. Иначе волосы будут видны сквозь колготки». Это была неправда, но я, как доверчивый артист, согласился. Даже выше колена побрили.

Никакого образа я себе не придумывал. В начале 1990‑х, во время съемок «Рождественских встреч», Пугачева отправила меня к парикмахеру, чтобы сделать химическую завивку. В принципе, у меня и так вьющиеся волосы, и завивку я делал всего лишь один раз – как раз тогда. Ну так и пошло. Потом на съемках одного клипа я был в темных очках – а там были всякие взрывы, в очки попала марганцовка, и фильтры испортились. Я их оторвал – получились обычные прозрачные круглые бутафорские очки. И я прямо в них поехал сниматься в клипе «Петруха». Так и сложилось: кудрявый парень в очках. А потом и зрение испортилось.

 

Интервью: Григорий Пророков (2011)

 

Сергей Мудров

автор текста

Мы с Укупником вместе работали в Театре песни Аллы Борисовны Пугачевой. Однажды я показал ему текст песни «Я на тебе никогда не женюсь». Это была самая короткая сделка в моей жизни: я вечером накануне написал текст, вечером приехал на студию, встретился с Укупником и показал ему текст. Он спросил: «Кто‑то еще видел?». Я говорю: «Нет». И мы просто обменялись. Он мне – деньги в карман, я ему отдал текст.

Текст мне просто пришел в голову. У меня есть один приятель, и у него был мальчишник перед свадьбой. Он прилично набрался и вдруг решил, что он не хочет жениться. Мы начали шутить – а давай тебе ноги сломаем, а давай – руки. Но поняли, что даже если сломаем ногу, то завтра его привезут на инвалидной коляске. Тогда начали шутить про документы, что можно страничку из паспорта вырвать. Потом вспомнили, что паспорт еще был из СССР, не все успели поменять на российский. В общем, так шутили и шутили. Он, кстати, в итоге не женился. Он в ту же ночь попался работникам милиции пьяный в автомобиле и уехал после этого надолго. А я пришел домой в таком состоянии после мальчишника, что написал этот текст, как он есть, целиком. Мне понравилась идея, что можно что‑нибудь сделать с паспортом; сожрать его.

У меня был приятель, который работал в большой звукозаписывающей компании, и однажды он очень серьезно заболел. Мы в один из последних дней его жизни сидели и разговаривали. И он мне так сказал: «Я чувствую, что я в том числе виноват, что у нас в стране такая идиотская музыка». На радио, на сборники ставили не то, что нужно людям, а то, что нравилось лично. Это все было очень сильно коррумпировано. Конкретные люди не давали молодым людям вылезти. Много хороших талантливых ребят провалились в никуда. Время идет – и мы имеем сейчас то, что имеем. Но мне кажется, что эстрада и музыка поменялись к лучшему.

 

Интервью: Григорий Пророков (2020)

 

 

Ирина Салтыкова

Голубые глазки

 

Жена Виктора Салтыкова, солиста побеждавшей на фестивалях Ленин‑градского рок‑клуба группы «Форум», Ирина Салтыкова сделала музыкальную карьеру почти нечаянно – работала заведующей торговой базой и секретаршей, пока через мужа не познакомилась с руководителем всей той же группы «Мираж», который как раз искал замену только покинувшей ансамбль Наталье Ветлицкой. В итоге и в сольной карьере Салтыкова, сохранившая фамилию и после развода, повторяла и в некотором смысле усугубляла Ветлицкую. Она тоже была красавицей‑блондинкой, тоже пела о глазах, ей даже писали те же авторы (сочинитель ее хитов Олег Молчанов сделал для Ветлицкой песню «Плейбой») – но там, где у Ветлицкой был изящно‑отстраненный эротизм, Салтыкова ставила акцент на оголтелую сексуальность, лишний раз работая на новый расхожий стереотип о том, что в поп‑музыке теперь важнее уметь выглядеть, чем уметь петь.

В снятом одним из самых заметных постсоветских телевизионных режиссеров Сергеем Кальварским клипе на «Голубые глазки» Салтыкова поет, лежа в ванной, и демонстрирует трусы тигровой окраски – за этими картинами легко забыть о том, что видео певицы еще и показывали новые трансгрессивные мужские образы: в «Серых глазах» – парней в коже с БДСМ‑аксессуарами; в «Голубых глазках» – женственных юношей с накрашенными губами. Окончательно статус Салтыковой как главной блондинки 1990‑х зафиксировал через пару лет Алексей Балабанов в фильме «Брат‑2».

 

Ирина Салтыкова

певица

Как к вам попала эта песня?

У меня был автор, Олег Молчанов, который написал «Серые глаза» и несколько других песен. А потом уже появились «Голубые глазки». «Серые глаза» так ворвались во все хит‑парады, что мы посчитали, что глаза – это мой бренд. Потому и «Голубые глазки». Я согласилась, взяла эту песню, сняли клип. А вообще, мне всегда говорили, что у меня красивые глаза. По крайней мере, как я раньше говорила, глаза – хорошая часть тела, глаза – зеркало души.

 

Клип же был запрещен к показу на ОРТ – говорят, из‑за гипер‑сексуальности?

Во‑первых, так всегда говорили о любых моих клипах. Хотя если сейчас посмотреть, непонятно, где там это все. Сейчас клипы стали настолько пошлые – все открытые, раздетые… Вообще нет в платьях девушек, только в трусах. А у меня все там прилично, достойно. Просто на тот момент это выглядело откровенно. Для народа. Они хотели это видеть, но не видели. Мечта всех девушек – надеть короткую юбку, но это не разрешалось. Поэтому я думаю, что когда кто‑то делает это первым, он остается в памяти у людей. А запретили его по другой причине. Сначала сказали, что в клипе снят мотоцикл Harley‑Davidson – значит, реклама. А потом сказали, что «Чупа‑чупс» – это пошло.

 

Эта большущая конфета, которую облизывали вы и какие‑то модели?

Я не облизывала. Вот видите, вам уже показалось, что облизывала. И всем кажется, что я раздетая, а я одетая.

 

Да еще режиссер Сергей Кальварский все время норовит показать, как вы наклоняетесь вперед…

Почему норовит? Он просто снимал и монтировал. Скорее, это я все норовила наклониться, а он это снял. Может быть, потому что он мужчина и посчитал, что это красиво или нужно для клипа.

 

А еще там есть какой‑то странный восточный мотив между куплетами.

Есть, да. Это идея Молчанова. Когда он выяснил, что меня очень хорошо принимают на Кавказе, он решил это вставить. Еще голубые меня сразу все полюбили. Потом я на эту песню сделала ремикс и там уже пела не «эти глазки», а «эти голубые».

 

Там есть такой момент: «Да, так сильно ошибалась я, / Да, так сильно обижалась я». Это как‑то имеет отношение к вашей личной жизни?

«Да, так больно обжигалась я, / Только больше не попалась я / На уловки твои». Я тоже участвовала в создании текста, поэтому это имеет непосредственное ко мне отношение. А вообще, смешная история – как‑то мы сидели в компании, я сказала: «Сейчас я вам расскажу стихотворение». И стала читать текст этой песни. И все обалдели: думали, что это какой‑то поэт. А когда я дошла до припева «Эти глазки, эти голубые глазки», все стали улыбаться. На самом деле текст никто не слушает, а ведь это практически настоящая поэзия. (Читает с выражением.) «Трудно быть одинокой, но легко быть свободной, / Быть ничьей, быть далекой, как звезда. Да. / Трудно быть одинокой, умной и сумасбродной, / Нежной быть и жестокой иногда. Да. / Да, так сильно ошибалась я, / Да, так больно обжигалась я, / Только больше не попалась / На уловки твои. / Эти глазки, эти голубые глазки». Вот и все. Так что это серьезное стихотворение – вот в чем прикол моих песен.

 

Интервью: Павел Гриншпун (2011)

 

Олег Молчанов

композитор

Я написал рыбу – это набор слов под мелодию, чтобы поэту, у которого музыкального образования нет, было понятно. Чтобы он понимал размеры, акценты, ударения – «пара‑пам‑пам‑пам». Сделал мелодию, на шару спел «Эти глазки, эти голубые глазки, эти ласки…» и дал Аркадию Славоросову – это великий поэт, с которым я постоянно работал. Он мне приносит текст – куплеты сделал, а припев этот же, говорит: «А мне понравилось». И так мы и оставили, песня действительно стала хитом. Клип такой сексуальный получился: «Чупа‑чупс», фотомодели, Ира лежит в ванной с молоком.

До Салтыковой я работал с Ветлицкой; Наталья меня вдохновляла. Я понял, что она любит босанову: она жила с Павлом Смеяном, и он ее познакомил с джазовой музыкой. Она любила Антонио Карлоса Жобима, моего любимого композитора бразильского. Так мы с ней записали «Танцуй на пляже», потом – «Плейбой». И после этого пришла Салтыкова – услышала мои песни и поняла, что это хиты, а она тоже хотела в шоу‑бизнес.

Ветлицкая и Салтыкова отличались, как лед и пламень. У Наташи такая холодная красота, такая аристократическая – а Ирина более душевная, теплая. Зажигалка, простая девчонка, которая исподволь сама себя сделала. Хотя по вкусу Ира не уступала никаким аристократам, она себе выбирала костюмы сама. Я ее увидел в первый раз у себя дома – а там у меня в бильярдной висит плакат Памелы Андерсон, тогда были как раз «Спасатели Малибу».[42] Я и говорю: «Ира, надо эту тему нам пробивать: секси‑красотка, но такая чуть‑чуть скромная, наивная». Я понял, что ей нужны хиты: танцевалки – но такие модные, не сильно вокальные, потому что она не певица.

Первой мы записали песню «Серые глаза». Я все продумал заранее – чувствовал, что будет бомба. Я взял стилистику аранжировки у Ардис – была такая певица с песней «Ain’t Nobody’s Business», она зубами шепелявила. Я сам люблю регги, Боба Марли… И для Ирины взял эту стилистику. И «Серые глаза» так стрельнули! Ира сняла клип, прошло два дня, ей звонит Филипп Киркоров, говорит: «Ира, это бомба». Мне позвонили тоже известные люди и удивились, потому что меня многие отговаривали с Ирой работать. Ее бывший муж говорил, мол, она петь не умеет, ничего не получится, ты известный музыкант, зачем ты с ней связался… А я сам не знал, что так стрельнет. Все же хотят хит сделать, все вроде знают штампы: диско, бочка ровная, текст хитовый, шлягер‑фразы – но не у всех получается. Я понимал, что песня шлягерная, но не знал, получится ли у Иры образ и клип. И через несколько дней она стала звездой. По продажам альбом «Серые глаза» был на втором месте после Пугачевой – ну, считай, на первом, потому что Пугачева отдельно, вне контекста всегда. Мне до сих пор авторских приходит от «Серых глаз» много – на нее ремиксы делают.

 

Интервью: Марина Перфилова (2020)

 

 

Татьяна Буланова

Ясный мой свет

 

У бывшего библиотекаря Татьяны Булановой, вообще‑то, с самого начала карьеры были быстрые песни. Однако с дистанции в 30 лет ее ранний репертуар во главе с «Не плачь», гениально использованной в фильме Кантемира Балагова «Теснота» о бесприютной юности в Нальчике конца 1990‑х, однозначно вспоминается как большое пронзительное рыдание, оплакивающее осиротевшую и обнищавшую страну. Этот стон у нас и правда звался песней – и закономерно звучал на вещевых рынках и в плацкартных вагонах. Смена амплуа в 1996‑м формально была обусловлена неудачным опытом сотрудничества Булановой с Ильей Резником, но и этот сюжет неизбежно хочется запараллелить с эпохой докризисного экономического роста и каких‑никаких надежд, которые начали оправдываться. Теперь впору было и потанцевать – что и делала Буланова в песне «Ясный мой свет». Музыку для альбома «Мое русское сердце», на котором певица не последний раз изобретала себя заново (дальше был еще гитарный альбом «Стая», выпущенный под именем ТаБу), написал Олег Молчанов – тот же человек, что делал главные хиты Ирины Салтыковой.

 

Татьяна Буланова

певица

Вы как‑то сказали, что стараетесь не петь «Ясный мой свет» на концертах. Почему?

То же самое еще про «Не плачь» можно сказать. Она же была записана, как сейчас помню, 2 декабря 1990 года, а сейчас вот уже будет декабрь 2020 года. То есть песне 30 лет – ну сколько можно ее петь? «Ясный мой свет» – такая же история. Но на самом деле, если я что‑то говорю, делите это на 87. Я прекрасно понимаю: в основном на концерты люди приходят послушать то, благодаря чему меня узнали. Поэтому в знак уважения к публике я все равно буду петь эти песни.

 

«Ясный мой свет» появилась после выхода альбома «Обратный билет», который вы называли неудачным.

Сейчас я понимаю, что не таким уж неудачным он был. Многие песни с удовольствием слушали – пусть, может быть, не было такого громкого коммерческого успеха. А тогда я просто услышала творчество Олега Молчанова, мне очень понравилось – и мы с продюсером решили, что надо с ним поработать. Когда меняется автор, меняются аранжировки, звук и вообще восприятие. Мне надо было только спеть и не испортить песни. Думаю, у меня это получилось достаточно удачно.