Этапы взросления и развития мужчины

 

 

Феминистки и другие приверженцы полового символизма утверждают, будто никаких биологических, психофизиологических отличий мужчины от женщины не существует. Человек рождается бесполым, а все различия формируются исключительно воспитанием, так называемыми половыми стереотипами. Если мальчика воспитывать как девочку и наоборот, то из девочки выйдет эталонный мужчина со всеми психофизиологическими преимуществами, а из мальчика – эталонная женщина. Просто однажды люди стали воспитывать мальчиков как мальчиков, а девочек – как девочек. Отсюда и возникли половые поведенческие стереотипы. Самые радикальные феминистки даже утверждают, что в первобытном обществе возник общемужской заговор, согласно которому было решено угнетать женщин. Это не шутка, такое объяснение часто всплывает в трудах половых символистов.

Это неверно по нескольким причинам. Кроме тех объективных доказательств, которые даны в первой главе («Чем мужчина отличается от женщины?»), приведу ещё несколько. Во–первых, а почему люди вообще стали воспитывать мальчиков как мальчиков, а девочек – как девочек? Почему не наоборот? Почему они не решили воспитывать всех одинаково? Так ведь гораздо проще! Ан нет! Причём происходило это не в каком–то одном обществе (а в другом – по–другому), а во всех социумах, племенах, народах одинаково! Оставим общемужской первобытный съезд психиатрам. Дело в другом. Я больше чем уверен, что были социумы, где пробовали воспитывать девочек как мальчиков и наоборот. Мид указывает, что такие социумы сохранились и теперь (в первобытном и изолированном состоянии). Однако эти социумы исчезли или перестали развиваться. Почему? Потому что природа и все природные процессы предельно рациональны. А рационально воспитывать мальчиков и девочек сообразно тому, к чему они в большей степени приспособлены самой природой. Если мальчики сильнее – у них развивать силу. Если у них больше развито стратегическое мышление, то им рациональнее прививать управленческие навыки. Если у девочек выше эмпатия, эмоциональный интеллект, то им рациональнее прививать навыки ухода и формирования психологического климата в коллективе. Иначе говоря, копать лучше лопатой, рубить – топором. Даже самая тренированная женщина не будет сильнее мужчины – об этом чётко говорят спортивные достижения. Прививать мужчине повышенный эмоциональный интеллект всё равно, что учить слона лазать по деревьям. Это, может, очень либерально и равноправно, но абсолютно нерационально. Те коллективы, которые воспитывали разнополых детей сообразно их биологическим различиям, оказались в более выигрышном положении в сравнении с теми социумами, которые делали иначе. Групповой отбор сделал своё дело: общества, исповедовавшие половой символизм, исчезли (или на тысячелетия затормозились на первобытном уровне, не имея возможности развиваться). Это правило подтверждается и сейчас. Народы, которые начали в XX веке воспитывать мальчиков как девочек, вымирают, а территории этих стран заселяются выходцами из сбалансированных социумов. То есть тех, где детей воспитывают традиционным образом (и в которых сохранена патриархальная семья). Человек может фантазировать сколько угодно, даже себе во вред, но природа всё расставляет на свои места. Половой символизм оказывается несостоятельным не в трудах учёных, а в реальной жизни. Практика опровергает все теоретические рассуждения кабинетных мудрецов.

Впрочем то, что угрожает Европе (и нам в перспективе) – не всё, чего следует опасаться. У нас уже сложилось феминоцентрическое, матриархальное общество, которое с самого рождения начинает уродовать детей, причём обоих полов. Но поскольку книга касается мужчин, то в первую очередь мы будем говорить о них. Хотя, косвенно коснёмся и женщин.

 

11.1. Этап семейного авторитета  

Начинается с рождения и заканчивается в 7–9 лет. В это время у ребёнка формируется характер, закладываются основы его поведения. Мальчик во всём копирует родителей, они для него – главные авторитеты. Он загружает в сознание модель семьи и модели взаимоотношений между людьми. Очень важно, чтобы в это время мальчик воспитывался в полной и крепкой семье с нормальным поведением и отца, и матери. Он видит, как отец несёт ответственность за семью, снабжает её, руководит ею, требует соблюдения правил. Мальчик учится понимать справедливость, порядок, строгость, великодушие, наказание, прощение. Он старается копировать отца. В то же время мальчик видит, что мать обустраивает быт и делает климат в семье благоприятным. Ребёнок учится уважать труд матери. На этом этапе мальчик запечатлевает в своём сознании паттерн поведения ВРНП мужчины (отца) в семье.

В современной матриархальной семье отец забит женой и тёщей и играет роль прикроватного коврика. Он не только лишён прав и функций лидера семьи – он даже не воспринимается как полноценный её член. Его место сразу за кошкой Муркой. Решения принимаются за него доминирующей женой или тёщей. У него есть только обязанности: строго выполнять приказы, обеспечивать семью и хотелки доминирующих тёток. Он не человек, а функция, питательный придаток к матриархальной семье. Либо (чаще всего) он вообще изгнан из семьи, дети у него отобраны судом, а мать и бабушка делают всё возможное, чтобы дети не контактировали с отцом. Разве что за дополнительную плату полчаса в парке под неусыпным контролем тёщи.

Нормальной мужской роли в семье ребёнок не видит. Наоборот, он ассоциирует себя со слабохарактерным, безвольным мужчиной, который чаще всего не занимается сыном. Отцу это либо запрещено женой, либо он забит работой и домашними стервобабами до состояния полного отупления, ступора. Из–за дискомфорта внутри семьи отец скрывается на работе или вообще пьёт. Женское агрессивное доминирование и пассивность отца, а также пьянство, воспринимается мальчиком как норма. Мать–истеричка, с одной стороны, окружает сына удушающей заботой, с другой стороны, постоянно дёргает его, потому что тревога и скандал – её повседневное поведение.

Доктор психологических наук А. И. Захаров в монографии «Неврозы у детей и подростков» подчёркивает неблагоприятное воспитательное влияние тех матерей, которые стремятся освободиться от своих семейных обязанностей, считая их обременительными и не отвечающими, в их представлении, современному «эмансипированному» положению женщины. Эти чрезмерно категоричные, принципиальные и деловые женщины не придают значения нежным и теплым чувствам в отношениях с детьми, считают семью помехой для достижения честолюбивых замыслов и легко решаются на разрыв семейных отношений.

Такая мать подавляет в сыне всё мужское. Он выращивается удобным, послушным овощем. Независимость мышления и поступков блокируется: мать уже давно всё продумала за сына. Ему осталось только всё правильно и старательно выполнить. За любое инакомыслие и своеволие со стороны сына следует скандал. Мальчик боится женщин и предпочитает подчиниться им. От постоянных материнских истерик и скандалов он невротизируется, становится тревожным, мнительным. Ещё он учится врать, изворачиваться и приспосабливаться (то есть копирует женское поведение – единственно возможную форму сосуществования с доминирующей матерью). Гиперопека приводит к тому, что мальчик растёт капризным, эгоистичным и несамостоятельным.

Современная однодетная семья ещё больше ухудшает состояние ребёнка. Целый ряд научных исследований выявили, что дети с неврозами – часто единственные дети в семье, и в их воспитании наблюдается больше отклонений, чем при наличии нескольких детей (Гарбузов В. И., 1978; Антонов А. И., 1980; Манова–Томова В. С., 1981). Из этого следует, что многодетность сама по себе является отличным средством профилактики неврозов у детей.

Наиболее неблагоприятной для психического здоровья мальчика, по мнению В. И. Захарова, оказывается ситуация, когда доминирующая в семье мать, полностью удовлетворённая похожей на неё дочерью, не стремится больше иметь детей. Случайная беременность не заканчивается абортом только потому, что на рождении ребёнка настаивает отец. Появляющийся мальчик походит на отца и встречает ещё большее эмоциональное неприятие матери в виде недостатка чуткости, внимания и любви. Обладая неблагоприятными чертами характера, она излишне формально и строго, если не деспотично, относится к сыну, являющемуся для неё чем–то вроде изгоя или «козла отпущения» для вытеснения неприязненных чувств к мужу. Обычно этим мальчикам, производящим впечатление «заморыша», свойственны страхи, энурез и психосоматические расстройства, например, бронхиальная астма.

Рассказ знакомого.

«У сестры двое детей: разнополые двойняшки четырёх лет. Жил за три тысячи километров и не видел детишек года три. Прихожу проведать племяшей и вижу следующую картину. Играют в «семью». Дочка за жену, мальчик за мужа. И эта дочка поминутно накачивает своего «мужа»: то за одно, то за другое, придираясь к каждому пустяку. Кричит на него, делает строгую рожицу, машет кулачками перед его лицом, швыряет в него кукольные вещи. Причём обороты речи абсолютно взрослые – видно, что она их не сама придумала, а запомнила сказанное старшими. Явно копирует поведение матери. А мальчик что бычок: стоит, понурив голову, даже не пытается защищать себя. Только от кухонной посуды уворачивается. Обращаю внимание сестры, она смущается, уходит от темы. Дети, мол, развлекаются, пусть. Тогда я подзываю парнишку к себе и говорю: в следующий раз если она бросит в тебя что–нибудь, возьми это и швырни в неё!». Через три минуты слышу девчачий вой на всю квартиру. Мамаша тут же бежит к детям и тут же начинает орать, ругая сына. Оказывается, сестра запулила в него пластмассовым медведем, а он послушался моего совета. Я вмешался и объяснил, что девочка сама нарывалась, причём долго и упорно. А он стойко терпел и только под конец не выдержал. И знаешь, что я услышал? «Ну она же девочка! Девочке нужно всё прощать!!! Какой из мальчика вырастет мужчина, если он с девочкой дерётся?!». Я усмехнулся и сказал, что вырастет «настоящий мужчина» – забитый подкаблучник. Потом у меня был разговор с сестрой – я сказал, что дочь ведёт себя в игре как последняя стерва и склочная баба, явно копируя мать. Если мать так ведёт себя с отцом детей, то чему дети научатся? Дочь будет скандалисткой, с которой не уживётся ни один мужчина. Она будет обречена либо жить с овощем, либо – одной. А сын станет подсознательно бояться и ненавидеть женщин, избегать их и тоже будет обречён либо на несчастный брак, либо на одиночество. Сестра оборвала, сказав, что это не моё дело. Может, и не моё. Только детей жалко».

 

(Литературная обработка А. Б.).  

В детстве, до начала полового созревания, сила мальчиков и девочек одинаковая, и девочка может поколотить мальчика с тем же успехом, что и мальчик девочку. Однако мальчикам с младенчества вдалбливают, что нельзя бить девочку даже в порядке самозащиты. Так получаются мужчины, которые не способны постоять за себя и которые становятся жертвами женского бытового насилия. Следуют тем табу, которые были вдолблены в них ещё в детстве. В матриархальных семьях мальчиков вообще не учат противостоять женской агрессии и женским манипуляциям. Причины две. Матерям это невыгодно на инстинктивном уровне: её инстинкты говорят ей, что гораздо удобнее воспитать послушного и легко управляемого мужчину, низкорангового снабженца, а не лидера. Отцы либо сами воспитаны в таких же матриархальных семьях и совершенно не ориентируются в основах женского поведения, женских инстинктах, мотивациях, либо все попытки научить мальчика противостоять женской агрессии пресекаются матерью, как в случае, приведённом выше. Авторитет отца нулевой, программу воспитания формирует мать. А ей воспитание мужчины–лидера невыгодно на подсознательном уровне. Перед мальчиком пример отца, но не главы семьи, ответственного лидера, а забитого, бессловесного половичка без права голоса, с кучей обязанностей и отсутствием прав. Ребёнок копирует эту рабскую модель поведения.

В. И. Захаров доказывает, что в старшем дошкольном возрасте заметна возрастная потребность в отождествлении (идентификации) мальчиков с отцом. В этой связи отец приобретает значение эталона – модели для формирования мужских навыков поведения при достаточно выраженном чувстве любви к матери. Отождествление с мужской ролью, воплощенной в лице отца, дает возможность более уверенно чувствовать себя среди сверстников–мальчиков, быть принятым ими. Идентификация с отцом напрямую зависит от его авторитета в семье. Если семья матриархальная и авторитет отца низок, то мальчик находится в затруднительном положении. Идентифицировать себя с матерью не позволяет мужской пол и мужской строй психики, а с забитым отцом – низкий авторитет последнего.

Мальчики более боязливы, если считают главной в семье мать, а не отца. Работающая и доминирующая в семье мать часто испытывает нервно–психическую перегрузку, что создаёт дополнительное напряжение в её отношениях с детьми, вызывая у них ответные реакции беспокойства. Доминирование матери также указывает на недостаточно активную позицию и авторитет отца в семье, что затрудняет ролевую идентификацию с ним мальчиков и увеличивает возможность передачи беспокойства со стороны матери, если оно имеет место.

В монографии В. И. Захарова «Неврозы у детей и подростков» приводятся две истории мальчиков, воспитанных, а вернее искалеченных в матриархальных семьях.

Мальчик 8 лет с истерическим неврозом, у которого, со слов матери, полностью отсутствуют положительные черты характера. Мать постоянно обвиняет отца, что он не умеет зарабатывать, «как другие», хотя и занят всё время на работе. Считает, что он во всём виноват, «слишком мягкотелый», и при любых семейных затруднениях прибегает к угрозе развода и отделении сына. Сама мать вообще не хотела иметь детей, с отвращением относилась к родам и всему тому, что связано с функциями женского организма. В семье верховодит авторитарная бабушка, мать же поступает по отношению к сыну подчёркнуто правильно, жёстко и наказующе. При беседе с нами мать призналась, что не любит мужа и не хочет от него второго ребенка. В детстве была свидетелем приниженного положения своего отца в семье, что, по–видимому, сформировало у неё аналогичный стереотип взаимоотношений с мужем. Последнее очень показательно. Матриархальные бабушки выращивают матриархальных мам – и так далее, по нисходящей, воспроизводя ненормальные семьи из поколения в поколение.

В другом случае мать мальчика 9 лет с неврастенией и энурезом уже была в разводе с мужем. Она постоянно «воевала» с сыном, поскольку видела в нём только отрицательные, с её точки зрения, черты характера мужа. Будучи неудовлетворенной во многих отношениях, нетерпимой и нервной, периодически вымещала раздражение на сыне, подвергая физическим наказаниям, поскольку он «не понимал человеческого языка». Использовались и постоянные угрозы отдать в интернат, что могло иметь под собой реальные основания, если бы представилась такая возможность. Вскоре выход был найден. Мать заставила его одновременно посещать английскую и музыкальную школы. Перегрузка от учёбы в двух школах, повышенная требовательность матери и конфликты в семье явились причиной развития неврастении у мальчика.

Изученный В. И Захаровым эффект женского доминирования позволяет понять и такой характерный феномен, как инверсия семейных ролей, когда доминирующая в семье и ориентированная на работу мать заменяет ряд мужских функций. Эти же матери склонны к жёсткому предопределению круга общения детей и более частым физическим наказаниям, особенно мальчиков. Нередко мать не хочет, но вынуждена доминировать, поскольку выбрали себе в мужья мягкотелого, послушного, угодливого мужчину, не способного принимать решения и нести за них ответственность.

Если в семье живёт бабушка по материнской линии (так называемая «бабья яма»), то обстановка в плане доминирования становится ещё более сложной. Тогда доминирующим лицом чаще оказывается бабушка, которая часто испытывает неприязненные чувства к мужу дочери (особенно при его попытках играть независимую и доминирующую позицию в семье). Бабушка заменяет многие функции матери, которая, в свою очередь, замещает некоторые функции отца. Либо наоборот – в зависимости от того, чей характер авторитарнее, агрессивнее. В то же время забитый, слабохарактерный муж обеспечивает недостающие тепло и любовь к детям или вступает в пассивный конфликт с матерью и бабушкой за своё право активно участвовать в жизни семьи. Он мягкотелый, податливый, чувствительный, имеет женское воспитание. В ряде случаев он как «третий лишний» уходит из семьи, поскольку образующаяся психологическая структура «псевдосемьи» лишает его чувства компетентности в семейных отношениях и воспитании детей и, соответственно, уменьшает чувство принадлежности к семье.

Говоря проще, если в семье «муж» – это бабушка, а «жена» – её дочь, то слабохарактерный мужчина просто лишается каких–либо ролей в семье и сам себя осознаёт ненужным.

Если же мужчина изгнан из семьи и изолирован от детей, то всё ещё плачевнее. Во–первых, для матери «все мужики – козлы», и эта установка неосознанно переносится и на сына. Особенно если он похож на отца внешне или характером. Ненависть к бывшему мужу будет подспудно распространяться и на сына. Доказано, что в семьях одиноких матерей мальчики испытывают большую строгость, получают больше ограничений и запретов чем в полных семьях или по сравнению с девочками. Это связано с неприятием в мальчиках нежелательных черт характера бывшего мужа. Со стороны матерей угрозы, порицания и физические наказания чаще применяются к мальчикам из неполных семей по сравнению с полными. Сыновья здесь становятся нередко своеобразными «козлами отпущения» для уменьшения у матери нервного напряжения и чувства эмоциональной неудовлетворённости (В. И. Захаров). Иначе говоря, матери ненавидят сына за то, что он от нелюбимого мужчины и похож на него характером.

Приведу три случая дефектного воспитания мальчиков одинокими матерями. Все случаи описаны В. И. Захаровым в монографии «Неврозы у детей и подростков»:

Мальчик 8 лет с неврозом страха, заиканием и тиками. Его мать родилась в своё время от незарегистрированного брака и никогда не видела отца (второе поколение матриархальной семьи, где женщина рожает «для себя» – А. Б.). Таким же образом появился и у неё сын, ни разу не видевший отца. Испытывая трудности в общении с противоположным полом, мать переносила их и на отношения с сыном, не признавая его мальчишеского «я». Строго наказывала за любые оплошности и промахи. Скорее, она была не матерью, а наказующим отцом – символом традиционного авторитета, принуждения и власти. Функции же матери в семье выполняла бабушка, чрезмерно опекающая и беспокоящаяся по поводу всех возможных несчастий на земле. В результате подобного отношения мальчик с природным холерическим темпераментом становился, с одной стороны, всё более возбудимым, а с другой – боязливым и неуверенным в себе. Пропорционально этому нарастало вначале заикание, а потом и тики. Мальчик становился всё более напряжённым, беспокойным. Состояние его ухудшилось в 1 ‑м классе, когда возросли психологическое давление матери, требования и наказания при отсутствии похвалы, душевной теплоты и поддержки. В то же время мать считала сына безнадёжно ленивым и упрямым. Он не стал медлительным и обстоятельным, как того хотела мать с флегматическим темпераментом, зато стал «вредным» в ее представлении. Фактически его «вредность» – это неспособность соответствовать требованиям в семье из–за появления у него болезненных невротических расстройств. Мальчик получил невроз вследствие диктата матери, всепоглощающей опеки бабушки и отсутствия адекватной ролевой модели идентификации с отцом.

Ещё один случай с мальчиком 11 лет, у которого выявлен невроз страха. Он переминался с ноги на ногу, тихо говорил и производил впечатление робкого и неуверенного в себе, боящегося сказать своё слово, поступить по–своему, тем более смело и решительно. Полгода назад произошёл развод по инициативе матери, считающей характер мужа слишком мягким и уступчивым, хотя он положительно характеризовался на работе и успешно справлялся с заданиями повышенной сложности. После развода мать с удвоенной энергией принялась за воспитание сына, постоянно внушая: «Ты ничего не умеешь, ты всё делаешь не так». Она контролировала, физически наказывала и не доверяла возможностям сына в такой степени, что однажды он заявил в порыве отчаяния о своем желании выброситься с 9 ‑го этажа, если мать не оставит его в покое.

В школе он крайне неуверен при ответах, боится сказать что–либо невпопад: «Я начну говорить, и будут смеяться, что я не так говорю». Поэтому он слывёт молчуном. Его нервное состояние ухудшилось в 1 год с небольшим, когда он плакал и грустил при помещении в ясли и не мог привыкнуть к ним в дальнейшем. Мать, инженер по профессии, занимает административную должность, постоянно находится на работе, тревожная и властная по характеру, сдержанная и скупая в выражении чувств, повышенно принципиальная и строгая. В последние годы «стали сдавать нервы», часто раздражается, «срывает напряжение» на сыне, который всегда под рукой. Вместе с нарастанием нервного напряжения у матери сын становился все более заторможенным, неуверенным в себе и боязливым, будучи не способным выразить свои чувства внешне и возразить матери, которой он боялся. Когда мы попросили его сочинить историю, где бы нашли отражение беспокоящие его страхи по поводу смерти родителей, она была следующей: «Жили–были король и королева. И был у них сын. Вот умер король. А царство большое: слуг, воинов в нём очень много. Королева не любила своего сына. И однажды велела слугам утопить его. А слуги пожалели его и отпустили. А королева про это узнала и начала на них кричать, орать. Так накричалась, что сошла с ума. А королевич узнал про это и пошёл в замок. Стал он править царством. А королеву выгнали». В истории в аллегорической форме отражена травмирующая семейная ситуация. После некоторых раздумий мальчик назначил королевой мать, врача королём, а себя – королевичем. Остальные, участвующие в игре, сверстники стали слугами. Так он отреагировал на непосильный для него гнёт дома, свергнув мать с её трона амбиций и требований. Но отца своего он не мог вернуть, что и отразилось в следующей его грустной истории: «Жил–был царь и были у него три сына. Вот умер отец. И остались жить три брата. А когда царь умирал, он сказал своим сыновьям, что за тридевять земель растёт бамбук, да непростой – волшебный. Как несчастье случится, оторвите лепесток, и всё исполнится по–вашему. Поехали они искать его. Искали, да так и не нашли. И остались они жить по–старому.

Ещё один мальчик 10 лет, которому мы поставили диагноз истерического невроза, после ухода отца в первые годы жизни воспитывался матерью, математиком по профессии, женщиной повышенно требовательной и принципиальной, а также бабушкой и прабабушкой, тревожными и опекающими. Летом к бабушкам добавлялись две тёти, и вместо отдыха мальчик находился в состоянии постоянного нервного напряжения. Каждый его шаг выверялся, он ничего не мог сделать сам и всегда был в сопровождении, по крайней мере, двух взрослых. Не в силах изменить отношение окружающих, он периодически в состоянии аффекта устраивал сцены самоубийства. Но то шнурок был слишком длинным, то коротким, то он не мог оттолкнуть ногами табуретку, то кто–то ему мешал «сосредоточиться», и каждый раз его «спасали» в «последний момент». На бабушек это производило необходимое воздействие, и на время ему переставали читать мораль и планировать каждый шаг. Затем бабушки снова входили в «свою колею», и спектакль под названием «Уйду я от вас» повторялся снова. Несмотря на явный демонстративный характер суицидальных попыток, нервное состояние мальчика все ухудшалось, появились тики, и мы посоветовали матери лишить его «летнего отдыха» и взять к себе. Однако с матерью ему не стало легче, он стал часто плакать и грустить. Мать не могла дать ему любви и нежности, словно забывая о существовании этих чувств, продолжая принципиально воспитывать его волю, «трезвую голову», как она сама говорила. Мальчик явно скучал по бабушкам, которыми он, хотя и тяготился, но мог как–то на них влиять в отличие от матери, не терпевшей никаких фривольностей и послаблений. Будучи не способным оказать влияния на мать, он впал в отчаяние, заявляя нам, что его никто не понимает, он одинок на этом свете. Да и с мальчиками было ему нелегко, поскольку из–за своего мягкого и обидчиво–ранимого характера он не мог постоять за себя и наладить взаимоприемлемые отношения. С одной стороны, он хотел повышенного внимания к себе, признания, а с другой стороны, ничего не мог сделать реального, чтобы упрочить свое положение. И его скорее принимали в свою сферу общения девочки, считавшие «своим», чем мальчики, одним из которых он так и не смог стать».

Но даже если женщина не перенесёт на сына свою ненависть к его отцу, то всё равно никогда не сможет создать у мальчика мужское мировоззрение, мужской паттерн поведения по одной простой причине: она ими не обладает. Нельзя передать то, чего у тебя нет. Нельзя научить тому, чего сам не умеешь. Поэтому когда разведённые или одинокие дамочки презрительно говорят, что мужчина ей и сыну не нужен, что она сама вырастит «настоящего» мужчину, то можно только пожалеть мальчишку. Действительно мужского поведения у него не будет. Получится ещё один подкаблучник с подсознательным страхом перед женщинами. Бабораб.

Вот небольшая сводка статистики, которая говорит за себя красноречивее любых объяснений.

63% подросткового суицида совершается детьми, растущими без отцов (Source: US Bureu of the census);

90% всех бездомных детей и детей, регулярно совершающих побеги из дома, – из семей без отца (Source: US Bureu of the census);

85% детей с асоциальным поведением растут в семьях без отца (Source: Centre for Disease Control);

80% изнасилований мотивированы гневом, источник которого проистекает из семей, в которых не было или нет отца (Source: US Criminal Justice and Behaviour, 1978);

71% детей, бросающих школу, растут в семьях без отца (Source: National Principles Association Report on the State of High Schools);

70% детей, попадающих в государственные специализированные учреждения, выросли в семьях без отцов (Source: US Dept of Justice Special Report, 1988);

85% всех подростков, находящихся в тюрьмах, росли в семьях без отцов (Source: Texas Dept of Corrections, 1992).

Мальчики и мужчины–выходцы из семей без отца (по сравнению с мальчиками из полных семей):

в 35 раз чаще сбегают из дома; в 5 раз чаще кончают жизнь самоубийством; в 20 раз чаще имеют проблемы с поведением; в 14 раз чаще совершают изнасилование; в 5 раз чаще покидают школу, не доучившись; в 10 раз чаще становятся наркоманами;

в 9 раз чаще заканчивают жизнь в нищете; в 15 раз чаще заканчивают свои дни в тюрьме. Феминистки утверждают, что мужское воспитание прививает агрессию. Однако мы видим, что всё как раз наоборот. Именно женское воспитание прививает мальчикам агрессию. Мужчины, воспитанные отцом (или хотя бы в полной семье) в 14–20 раз (!!!) реже совершают изнасилования или другие преступления. Феминистка, знай: насильник – это плод твоего, женского воспитания. Ты сделала мужчину насильником, лишив его в детстве отца.

Особенно страшно, если мать нарочно формирует у ребёнка негативное представление об отце, чтобы мальчик даже не пытался наладить с ним контакт. А в случае определения места жительства и психологической экспертизы выказывал неприязнь к отцу, страх перед ним. Тогда судья никогда не отдаст ребёнка мужчине, даже если у него объективно лучше условия для мальчика. А может, даже лишит родительских прав. Так женщины очень часто мстят своим бывшим мужьям через ребёнка. С учётом того, что около 60% матерей после развода препятствуют общению отца и сына, можно предположить, что и количество «мстительниц» близко к этому значению. А это около сотни–двух сотен тысяч новых жертв каждый год.

«Я родился в 1996, а в 2000 родители развелись. Когда я спрашивал, где папа, мать говорила, что они – то есть я и она – у бежали от него, поскольку он хочет нас убить. Много раз я видел его под нашим окном с игрушкой и улыбкой на лице и не понимал, зачем ему нас убивать, ведь он меня даже не бил никогда. Даже по заднице ладонью или ремнём. Но мать, заметив его, бросалась к окну и оттаскивала меня в глубину комнаты. Я плакал, а она говорила, что он пришёл, чтобы забрать меня и убить. Что он игрушкой хочет меня привлечь к себе, а под пальто у него топор. Я плакал ещё сильнее и прятался. А она задёргивала шторы. Чтобы не забрался в окно, говорила она. Однажды, когда я ходил в первый класс, он встретил нас с матерью: мы были на одной стороне дороги, а он на другой. Я увидел, что он сквозь вереницы машин бросился к нам. Я был настолько напуган, я так явно представлял топор у него под одеждой, что вырвался из руки матери и побежал. Тут она его тоже заметила и стала на него кричать, прогонять: «Ты посмотри, как тебя ребёнок боится! Уходи и не подходи к нам!». Он тоже начал что–то громко говорить, но я не расслышал – я со всех ног бежал прочь. Лет пять он постоянно был рядом с нами, я много раз видел его, но ни разу мать не позволила ему подойти ко мне. Тогда я верил, что она защищает меня.

Теперь я ненавижу мать и не знаю, что стало с отцом. Я не могу его найти, хотя искал через связи в милиции. Может быть, он умер, так ни разу не увидев меня больше. А может просто отчаялся искать встречи с нами».

 

(Литературная обработка А. Б.)  

Приходящий дядя, сосед или «папа по выходным» в воспитании мальчика тоже не помогут. Во–первых, пример мужского поведения должен быть не эпизодическим, не раз в месяц на прогулке, а постоянно, круглые сутки. Во–вторых, внешний мужчина не имеет власти в семье. Поэтому он также неспособен вырастить из мальчика вожака, главу семьи. Всё, что скажет приходящий дядя, будет лишь теорией, а на практике мальчик будет круглосуточно лицезреть доминирующую бабу с неуживчивым характером. Самое большое, что сможет сделать внешний мужчина, это научить походной жизни или защищаться от хулиганов. И то если мать позволит: драться и ночевать в лесу «плохо». Такие навыки, конечно, полезны, но это лишь микроскопическая часть мужского воспитания – и далеко не самая главная. Уметь драться и быть высокоранговым – далеко не одно и то же.

В конце 80‑х гг. Е. В. Каган опрашивал подростков разного пола (возраст 14–17 лет) относительно того, какие качества они вкладывают в понятия «мужественность». И получились любопытные результаты. Юноши под мужественным человеком подразумевали сильного, деятельного и независимого. В общем–то, всё в пределах биологических задатков. Для ребят мужественный человек есть деятельный и самостоятельный. И то, и другое – качества вожака. Ответы девушек были сходны по сути, за исключением одной характеристики. Для девушек «мужественный» означало решительный, энергичный и… уступчивый. Обратите внимание на последние определения в мужском и женском вариантах понимания мужественности. Независимый у мальчиков и уступчивый у девочек. В понимании девушек – физиологически уже половозрелых женщин – мужественный мужчина уступчив, то есть подчиняется внешнему авторитету, легко приносит свои интересы в жертву чужим. Не имеет своей твёрдой позиции, склоняется к чужой. Лёгок в управлении и использовании. И при этом энергичный. То есть старательный, никогда не устаёт.

Поэтому когда мужчина говорит « Я воспитываю мужественных сыновей», это означает, что он воспитывает независимых и деятельных людей, лидеров, пассионариев. Та же фраза в устах женщины означает, что она воспитывает обслугу для женщины, работящего и послушного мужчину, не знающего усталости.

Если мальчика отдают в детски сад, то там его принимаются калечить чужие тётки. Наша система детских садов, наверно, была разработана специалистами по пыткам. Вообще говоря, педагогическая работа с дошколятами – а именно этим занимаются воспитательницы – крайне сложное и предельно ответственное дело. Гораздо, гораздо сложнее, чем даже лечить людей или работать на телефоне доверия, хотя эти виды работы тоже связаны с тесным межличностным контактом. Причём контактом нередко конфликтным. Есть куча нюансов, начиная от малой социализации детей, преимущественно инстинктивного их поведения и заканчивая крайне нежной психикой. Чтобы найти подход к ребёнку, иногда приходится стать настоящим изобретателем, сказочником и добрым волшебником в одном лице. А в детсадовской группе таких детишек полтора–два десятка! И у каждого свой характер! Кто–то замкнутый, кто–то активный, кто–то хорошо воспитан, даже слишком хорошо, кто–то плохо воспитан, проблемный ребёнок из неблагополучной семьи. Полный спектр черт и чёрточек характера. И со всеми надо найти общий язык! Я бы, например, никогда не смог работать педагогом у дошколят или младших школьников.

И что же при всём этом происходит в детском саду? Работа воспитательницы непрестижная, оплачивается низко. Настоящие профессионалы, воспитатели от Бога, туда идут очень нечасто, разве что на начальном этапе карьеры, когда нужно получить опыт – особенно формального, в трудовой книжке. А потом уходят на более престижные места, например, в частные учреждения. Либо получают повышение. Такой отбор приводит к тому, что в государственных учреждениях среди воспитательниц остаётся чаще всего осадок, отстой. Он состоит из тех, кто не смог найти более доходную работу по причине лени, тупости, склочного характера, разгильдяйства, нарушения трудовой дисциплины. Более выгодных мест этим дамам не светит, а администрация понимает, что уволь её – и не найдёшь замены за такие гроши. Конечно, есть среди воспитательниц и увлечённые педагоги, профессионалы, для которых зарплата не играет большой роли. Знаю одну такую женщину – её муж получает достаточно, чтобы обеспечить всю семью. Ещё одна пожилая воспитательница была у меня, звали её Софья Арсентьевна. Она умела найти подход к детям. Но таких мало и они не могут изменить общей картины. Львиная доля воспитательниц состоит как раз из тех, кто не сгодился никуда более. Чаще всего, у них из–за дурного характера проблемы не только в карьере, но и в личной жизни. Всё в комплексе. Ядерная смесь.

«В нашей группе была воспитательница, которая выливала на голову ребёнку еду, если тот её не доел или не стал есть. В советские годы (конец 80‑х) от воспиталок требовали, чтобы дети прибавляли в весе, а если не прибавляли, то тёток наказывали как–то, уж не знаю. Вот одна решила заставлять есть таким вот образом. Когда дети заканчивали есть, тем, у кого в тарелке было много несъеденного, выливала на голову. Один раз мальчику вывалила на голову кашу. В следующий раз – к артофельное пюре. Мальчик до того боялся обеда, что плакал и даже писался от страха, когда на столах появлялись тарелки. Но каша ши щи каждый раз оказывались у него на голове. Другого мальчика однажды вырвало прямо на стол, когда он пытался доесть. Когда он приходш утром, то рыдал, вцешялся в мать и не отпускал её. Та тоже уходила в слезах, но сделать ничего не могла – с овок требовал, чтобы каждая женщина работала. И перевести ребёнка в другое место не получалось: то ли мест не было, то ли можно было водить в сад только где прописан, типа как в поликлинике. Когда вырос, я думал, почему папа не разобрался с этой фашисткой, раз уж не получается обойтись формальностями. Может, папы и не было»

(автор Raven, литературная обработка А. Б.).

А вот ещё одна история, будто взятая из архивов гестапо:

«Мальчика Антона воспиталка положила на подоконник, открыв предварительно окно (второй этаж) и орала на него – П адай, падай вниз!!! Падай, раз ты такой плохой, пусть родители придут и твой труп заберут!!! (уж не знаю, за какие такие грехи Антон заслужил эту моральную пытку). При этом мы все смотрели на эту картину с сжавшимся сердцем – в 4 года каждый искренне верил, что Антона могут выкинуть с окна, как и любого из нас, есл<