Посвящается одному доброму и умному медведю Фоффе.

Мания.

 

 

Этот сборник я начал продумывать, когда почти была готова “Пропасть”. Изначально в моей голове он был раза в 2-3 меньше, совсем про другое и, как мне кажется сейчас, совсем непродуманным и несвязным.

Сейчас же, когда прошло больше полутора лет, сборник несколько раз поменял свою концепцию и множество раз дополнился кучей смысловых перипетий, я могу точно сказать, что это самое сложное и трудоёмкое, что мне довелось писать.

Так подробно я ещё концепции не раскрывал, потому что в других сборниках это не было настолько важно для моего видения жизни, как в этом сборнике.

В общем, я обещал, что больше не буду растекаться во вступлениях, так что просто пожелаю приятного чтения. И спасибо, если прочитаете.

 

“Штурмом взять небо? Штурмом взять небо… ШТУРМОМ ВЗЯТЬ НЕБО!” – Лёд 9

 

Посвящается одному доброму и умному медведю Фоффе.

Надеюсь, что тебе спится спокойно в твоей берлоге.

Часть 1. Грусть-Печаль-Апатия

“ Год пройдёт, а потом другой. С лёз моря станут рекою, слёз река станет ручьем, а потом – ничего ” - Аффинаж

Воск

 

Несколько утверждений, что близки каждому, если подумать.

Век самых разных мнений, слышно разное, время задумок.

Сколько ещё тут корчиться и притворяться успевшим?

Это совсем не кончится, будь ты хоть древний леший.

 

Воск обжигает, плавится. Нужен ли всем финал,
Где в темноте затвердеет всё, бесстыже уйдя в аврал?

Кровь с молоком мешается, иного выхода нет.

Реет над небом стяг боевой, саге сто лет в обед.

 

Плакать тебе или хмуриться, выбери лучше сам.

На людях не сутулиться, вне глаз вникать к небесам.

Ворон кричит зло ветру вслед, что тебе весть несёт.

Если не слушать, то кажется бред, но он тебя спасёт.

 

Вечно бродить в петле Кляйна, восьмёрки писать до дыр,
Пока не отравит окалина, пока не соврёт сатир.

Нежно смотреть со сторон высот, действий не предпринимать.

Сесть и забыться в свой собственный грот, пока не уйдёт зима.

 

Глава 1. Непросвещённая грусть.

 

Из под ног

 

Мы и правда выбираем свою судьбу,

Или просто чувствуем, что грядёт и подстраиваемся?

Ответа на это нет ни в каком веку,
Потому что за каждый минувший век мы каемся.

 

В молчаливом согласии глотать пыль и дальше слепнуть

Человечество так и не перестало кровить через нос.

И хоть связки криком порви, не уйти от бедных,

Но очень цепких попыток укрыться от гроз.

 

А меня разбирает смех от злобных цитаток,
Чьи авторы, безостановочно что-то жуя,
Наперебой спорят с тем, кто был краток,

Не ведая, что вот-вот, да уйдёт из под ног земля.

Потому что

 

Пасмурно на улице - пасмурные лица.

По делам посудите - можно и топиться.

Веет долго холодом - впереди зима…

Нервы, травмы, почести - свята целина.

 

Иго несгибаемо - оно не моё.

Зло непотопляемо - ну а как ещё?

Тени вереницею - причина проблем.

До мира побиться тут - ветер перемен.

 

Буриме не сложится - кончился союз.

Аташе помолится - подвяжет мутуз.

Несколько столетий - боль и страх в сердцах.

Заруби отметин - прах то в головах.

 

 

 

 

 

Твой танец

 

Пусть небо самолично красит моё бытиё,

Палитрой будет радуга, а кистью - взор и всё,

Что попадётся в плен к нему и под него же ляжет,

Тогда не стану точно никого винить в пропаже

Всех слов и смысла. Их же не было и так,
А значит можно лишь слегка нахмурясь,

Немного сгорбившись с годами и сутулясь,

Забыть, как улыбаться, как весь брак.

Но сломанным и сломленным давно нет места

Среди других таких же роботов, что ждут протеста,

Отчаявшись, одни, в кислотной пелене,
Отринуты друг другом и утонувши в зле.

И что же, не наступит час меняться?

Ответов много в неразумных танцах,

Которые любой зовёт своей судьбой.

Мой танец плохо кончится. А твой?

 

Угол

 

В углу уродливых, кривых,

Всё слышащих, но так, как это нужно,

Буду немым, чтобы не сметь злить их

И мелом белым начерчу окружность.

 

Эта ошибка станет роковой,

Невидимой. Но в чём же дело?

Так, отдаляясь от других,

Сам окривею окосело.

 

Смотреть - не значит узнавать,

А узнавать не значит делать.

А делать что? Нужно узнать

И посмотреть что же созрело.

 

С меня? С других? С событий, смыслов?

Вновь вытворит свои причуды день.

Перемешает всех между собой игристо,
Оставит разгребать самим свою же тень.

Трансгуманизм

 

От матушки правды не спрячешься,
Коль хочется её резать.
Тюрьма цензуры не прачечная:
Испачкался - пойдешь лесом.

 

Забей отмазкой промашки все,

Так проще, друг мой и лучше.

Не верь в завывания банши и

Не привлекай удушье.

 

Может тогда спасение

Тебя обязательно выберет

И утвердит прошение -

Защиту твоего имени.

 

Кто знает, может сознание

Сможет решить интеграл,
Что защитит от знамени

Противника, что познал

 

Смысл рекурсии времени,
Упорно кривящего сущность

Смыслов, бьющих по темени

Слабых, выбравших будни.

Глава 3. Удушливая апатия.

 

Баллада обмана

 

Мир нам мил и щедрот не жалеет на нас.

Не пройти вброд болот: заржавеет каркас.

Почему тогда путника манит мечта,

Ведь на смерть же идти, а идея проста?

 

Злата блеск, ласка жён и признание масс

Окружён, ослеплён! Проиграет сейчас:

Коли власти желаний поддаться готов,

То скорее всего будет сломлен твой кров.

 

Ты постой, помолчи и подумай вот что:

Выгодны-то кому твои действия? Ложь

Отсеки и тогда станет небо черней

Всякий войн, злых врагов и безумных идей.

 

“Это сон! Всё мираж!”- Да, коварен обман.

Но он нужен тебе, как повязка от ран,

Ибо будешь себе же их сам наносить,

А без них же нельзя, нет желания быть.

Trainspotting

 

Каждый сам может выбрать, от чего будет страдать.

Какие шмотки будет носить и с кем будет марать кровать.

Какое хрючево поставить на стол и кого же им угостить.

Какой способ захоронения по душе и как именно хочется сгнить.

 

Каждый сам выбирает, от чего ему будет смешно.

Тишина нравится или шум, темно в квартире или светло.

Душевный покой выбирают люди или нервную тряску.

Быть честным перед собой и другими или носить маску.

 

Каждому от рождения дан выбор потратить всё зря.

Выбери модного, престижного поэта или выцветающего меня.

Выбери с кем дружить и с кем нарушать закон.

Выбери, сука, жизнь… И стань мимолётным и лёгким сном.

Виселицца?

 

Петля виселицы на ветру качается

Ей легко, пока она не занята.

Обычно в ней висит, кто кается

За грех, что совершён был неспроста.

 

Быть пустой петле досадно и обидно,
Ведь когда пуста, то людям не нужна.

Не выгодно, когда вершат всё скрытно,
Ей лучше по закону, её кормит нужда.

 

Она прочна, нет шанса оборваться,

Ухожена, чиста и крепко сплетена.

Других не ей судить, другим не ей сдаваться.

Её дело душить. Банальность зла?

 

Череда

 

Ненависть, разочарование, злоба.

Безумное, злобное, вечное.

Невыносимая робость уродов.

Хлипкая горесть сердечная.

 

Факты, ответы, хор многоголосья.

Мерзость, вопросы, дорога на дно.

Акты, приветы, в шкафах чьи-то кости.

Ветошь, клозеты, вечный игнор.

 

Несколько денег, любовь, отношения.

Связи, порука, дары и подарки.

Беспонт, чужбина, родина, пенни.

Славы минуты, падение, спарки.

 

Скот, индивид, миллионы, один.

Годы, минута, осколки, единство.

Моль, инвалид, счета и богатство.

Мир и война. Предательство. Братство.

 

Много причин быть банальным и громким.

Хватит причин полагаться на мнение?

Столько причин разрывать перепонки!

Сколько причин убивать без сомнений?

 

 

Потеряны и злы

 

Те, кто считает, что на собственных ошибках учатся лишь дураки,

Просто не понимают ценность практики в системе,

Которая делает так, что в итоге все вокруг потеряны и злы.

И из-за этого пускают себе яд по вене.

 

Горький опыт своих ошибок учит других,

Если он не фатален для своего совершителя,

А он, проживая его, может вполне стать пуглив

И страх, победив, пожирая, будет крошить его.

 

От чего тогда всё это действо считать опасным?

Разве не весело за потугами наблюдать?

Не ясно, почему у прохожих глаза наливаются красным,

Ведь всё, что им надо здесь делать - ждать.

 

Ждать, когда позовёт их на битву собственный опыт.

Ошибок наделать своих и чужих всем вдоволь дано.

И тут ни храмы Востока, ни церкви умытой Европы

И не подумают вам сказать, мол, “Хватит уже. Ну всё!”

Аренда

 

Я дешевле аренды магазина, в котором сижу.

Мне не выйти на сцену, не возглавить все тренды.

Я дешевле аренды, не видать богам ренты,

Ведь я дешевле аренды и не знаю, куда я живу.

Я хочу заниматься искусством,

Но в итоге работаю продавцом или разношу для кого-то еду.

Я расстроен и мои чувства

Вынуждают меня всё послать в пизду.

В пизду.

Я всего лишь продавец в табачном ларьке на окраине.

Ты - творец, что в холодном огне ищет мира проталину.

Я могу в дождь притащить тебе пару бутылочек сладкой воды.
Ты поскупишься на чаевые, а я не обеднею с одного удара в кадык.

Слышали эти истории, где взрослые дяди делают большие дела?

Я вот много их слышал и вот что скажу: все они, блять, хуйня.

Но если спокойно подумать, что вообще нам осталось-досталось,

То в башке сразу громом гремит желание ввергнуть мир в хаос.

В неразборчивый хаос, прямо как в размерности и ритмике этого классного стиха.

Быть опасным, как острые и опытные когти слепого крота

И бить-бить, наносить всем врагам рваные раны-изъяны,
Без забот о их душевном состоянии пьяном.

Наносить

И калечить всех, кто под руку попадётся.

А потом сесть

И ждать,

Когда сожрёт солнце.

Помехи

 

Генерирующее белый шум множество

Как всегда ставит всё на авось.

Абсолютно же любо убожество

Самого, думающего врозь.

 

Абсолютно серы из-за партий,
Злонамеренно живых калеча,

Слова ранят, как когти гарпий,

Ведь они полны противоречий.

 

Их не видят пустые головы,

Одурманенные чьими-то смыслами

И мечтами такими же полыми,

Как и их владелец единственный.

 

Обладатели красной кровушки,

Позабыли, что есть голубая.

И внезапно услышав эхо войны

Вдруг поймут, что уже проиграли.

 

Отрекаясь от власти сущностей,

Нужно знать, что грядут удары.

Отразить нельзя, это глупости,

Это искренне меня пугает.

Самострел

 

Я так сильно старался никого не ранить,
Что по итогу кровоточу от самострела.
Тут пылью покрывается сукровица знаний
И от этого высока вероятность выйти из тела.

Бесполезно ведь кому-либо задавать вопросы.
Их нет смысла по сути задавать даже себе.
Без сомнений и смысла сжигать памяти мост и
Самому гореть из-за самоподжога в кромешной тьме.

Вереница событий заставит раскинуть мозгами, так или иначе,
Ведь когда ты снова теряешь ещё одну часть себя,
Становится очень сложно дышать, хоть кричи в ночи
И после нас хоть потоп, да не расти трава.

Под плиткой

 

Кто вообще посчитает победы,

Всяких битв, стояний, конфликтов?

Может те, кто жить хотел бы,

Но остался внизу под плиткой.

 

Или те, кто пошел на уступки,

Став пустым, заполнив кого-то…

И боятся сейчас, став робкими,

Все иссохли, не выждав квоту.

 

Кто-то мстит, полностью справедливо

Заберёт у врагов, что им дорого

И запустит очередной цикл,

Принципы разменяв на олово.

 

В век, где всюду царит кенопсия,

Что в замужестве с Талионом,
Под запретом твоя рефлексия,

И все связаны жестким законом.

 

Изнутри не порвутся цепи,

Ведь изнанку они охраняют.

Мы попались в свободы сети,

Те, что разумом все называют.

Перекос

 

Энергия жизни - бабло, конечно.

Тут разве другой ответ?

Подкинь монет времени, друг мой сердечный,
Без них мой хрустит скелет.

 

Довольно банально при кО-пЕ-тО-лИз-мЕ

Манит одна песня всех.

Как обмануть таймер родины извне,

Чтоб не платить процент.

 

Здесь провести того, кто поближе,

Не значит показать путь,
Но наебать не подумав о “лишнем’

Это успеха суть.

 

Что уж поделать - бедный вопрос,
Ведь крови полон ответ.

В себе искать где же злой перекос?

Но так здесь глаголов нет.

 

Однажды ответит немой, злой мороз

И гневом обветрит губы.

И леденеть начнут на стенах домов

Алые капли валюты.

 

Глава 6. Неприкрытая злоба.

 

Ода твоей пизде

 

Любой корабль неприкрыто тонет

В слезах, что предвкушенье родило.

Твоя пизда заставит быть на взводе

Тебя, меня, охотников, богов.

 

Как дар и легендарный клад она всех манит,

Как будто просит подобрать к себе пароль.

Удушья не желает, но в себя затянет,
Того, кто зазевавшись, проебёт контроль.

 

Адепты, неофиты разных прений,
Все пред тобой равны и слишком уж видны.

А монстры, что рождаются из целей,
В защите будут все до одного умервщлены.

 

И ей, по сути-то все песни спеты.

Она - манипулятор всех идей и слов.

Не важно, именно во что она одета.

Её ебать - освобожденье от мирских оков.

Реквием Моему хую

 

День гнева и вечный покой

Пока не достигнуть, не вставить

Ремарку, ведь вечен тот крой,

Что возвышать нас заставит.

 

Почём летургия, монах?

Кому заплатить, чтоб полегче

Мне стало? Какой-то уж крах

Все годы, что были давече.

 

И хор колыбельную спел,
Стигматами крася ошибки.

А хер нагрешить не успел,

Ответственность скинув в салфетки.

 

Он вроде бы и не причём.

Все знают, кто здесь извращенец

И фетишей стоимость крон

И тех, кто на всё это беден.

 

Даруй же мне вечный покой,

Избавь от пучины желаний

И дай их исполнить порой,
Где с космоса нежатся длани.

Ноктюрн праведной ебли

 

Кровь от укуса и ногтей в спине.

Ночь, полумесяц светит нам в окно.

Беспонт искать радости извне,

Они внутри, а мы вместе - боль.

 

Может быть одному здесь темно,

Зато не холодно, это уж точно.

Всё это кажется сладеньким сном -

Действовать будем с тобой осторожно.

 

Движется тень, а мы повторяем,

Всё вслед за ней, или наоборот.

Ты поначалу была очень злая,

Но я смирился и дал отпор.

 

Вечности память - уж слишком пошло,

Даже для этого вот процесса.

Двигаем души свои, растираем,

Чтоб не погаснуть в мраке прогресса.

 

Может сейчас нас, прекрасных, и видно.

Чёрт или Бог-извращенец глядят сквозь тьму ночи.

Нахуй! В пизду! Поебать, очевидно!

Нет никого кроме нас сейчас круче!

 

Сон прекратиться и снова накатят

Дрёма и нега чарующих чресел.

Нет, никогда нам друг друга не хватит.

Сдохнем с тобой от энергий Завесы.

 

 

Коррозия

 

Я пишу, потому что надо

Некой сущности меня скушать.

Должен я кормить этого гада,

Что растёт внутри и всё рушит.

И печатая моими пальцами,
Издевается надо мною ими же.

Западло сейчас быть скитальцами

Образов, что с глубин выныривают.

Я пишу, а внутри то ли судорога,

То ли нервы шалят, непонятно, бля.

Это всё побочки от холода,

Закалённого в пасти Тартара.

И неведомо, где исток-вопрос,
Чтоб ответ на авось на него давать.

Я истлел уже? Это всё всерьёз?

От чего шум и гной из себя скрывать?

Без подсказок и без движения,
Вновь коррозия кишки поразит.

От кого все мои прегрешения?

Кто души моей злой паразит?

 

Оса

 

Неуместный и пугающий,

Я - оса в вагоне метро.
Ранним утром ты взглядом меня ищи,

Посмотри, как я бьюсь в стекло.

Я зашуганный и потерянный.

Я пытаюсь лететь на свет.

Но не ведаю, сколько времени,

Мне осталось и сколько монет

Я потрачу, стараясь до сути

Долететь, дорыть, дошагать.

Сколько ужаса в глазах, жути

Я увижу и что в сердцах

Тех людей, кому помешаю

Этим утром в вагоне метро?

Неустанно ползти до края

Ожидая награды, но

То чего я не знаю - Пропасть,

А моя дорога - стена

С отпечатками других, полых

Таких же ос, как и я.

Враздрай

 

Цейтнот? Цугцванг?

А как иначе?

Полёт врага внутри…

Ну да.

Не кончить бой, дать сдачи.

А там темно и скрип стекла,

Кроваво рвана рана.

Там мяса пульс и холода

Желают мира рьяно.

Их жестко бьёт противовес

Сознания и жизни.

И ещё в них клокочет бес:

Он веятель харизмы.

Враздрай разбой по всем фронтам,

Где дезертиры тонут

В пучине снов, иллюзий, слов;

И грезят о драконах.

Которых надо победить,

Которые там будут выть

От боли, горя, слёз и зла,

Что рыцарь принесёт.

Но меч остёр и сложен

В красивейшие ножны.

Пылится он на полке

В самой тёмной кладовке.

А чтоб дракона победить,

И стать тогда драконом,
Ведь нужно стать драконом.

И слышать других стоны.

И ни за что и никогда

И никого, прям навсегда

Не смочь и уж не захотеть

Вдруг полюбить…

Напрасно.

Ведь зло не носит маски.

Оно везде, на мне, тебе,
Внутри, рядом, снаружи.

И кто же тебе нужен

Кроме сна?

Укус

 

Мы вечно смеёмся над чужими проблемами

Даже представить не можем же их всерьёз.

А люди от собственной хрупкости лезут на стены

А после и в петли, чтоб не показывать слёз.

 

Воля холодом кусает твои нагие щиколотки

Совсем не спросив твоего разрешения.

Нехотя, словно ничего другого и не было,
Ты однажды попросишь у себя же прощения.

 

Только тот, кто тобой владеет внутри души,

Лишь оскалится, сразу попомнит всё,

Что ты сделал, все твои злые грешения,
Не оставит забытым совсем ничто.

 

И тогда-то начнёшь свою исповедь,

Перед всеми, кто слушать согласие даст.

И начнёт свою речь мерзкий самоед,
Что один наследил лучше всяких каст.

 

Слово что? Ранит зло, будто бы стекло,
Но себя испещри́шь только после всех,

Дорогим кому был, кого унесло

От стихов твоих, чьё призвание - грех.

 

Помогать, исцелить. Кто доверится?

Сам не знаешь, пытаться стоит ли.

В ожидании только гнев вспенится

И испортит опять всё, как ни юли.

Глава 8. Голодная скорбь.

 

Новая искра

 

Тебе мама пела ко-лы-бель-ну-ю,

Чтобы ты запомнил её доб-ро-ту,
А папа фальшивил, качал ко-лы-бель,

Чтобы не казалось, что в углу ждёт зверь.

 

Утекают годы: “За помин души”.

Всё, что помнишь про отца ты - всё гроши.

Мать седеет, нет опоры, нужно самому

Подпереть тут чьё-то горе. Одному.

 

Сквозь все боли и всё время чувствуешь тепло,

Что из детства искрой светит - тебе хорошо.

До поры какой-то скорой будет всё сиять,

Пока не придёт черёд в миг и её забрать.

 

Почему? За что? Откуда? Твой немой вопрос

Не услышит сеятель судеб, слёз, гроз.

Но когда уже свою искру зажжешь

Для другого человека, так утихнет дождь.

 

И храня долгие годы новую искру,

Обнаружишь: будет счастьем сесть к твоему костру

А сам поймёшь всю ценность всех случившихся событий,
Ведь они были у тебя и есть за что ценить их.

Обычный день

 

В день, когда резко помер Сталин

Люди плакали, не зная, что делать.

А потом почти каждая краля

Приходила взглянуть на тело.

 

В день, когда суициднулся Гитлер

Люди плакали слезы счастья.

Чтоб не знал войны больше Питер

Бюрократы ругались у власти.

 

В день, когда захуярили Кеннеди,

Люди плакали, юзая марки

И не знали, что ждёт их впереди,

Сколько войн ещё будет и нарков.

 

В день, когда умер некий Нитше

Бог смешно пошутил, иронично:

Показал, кто внатуре тут нищий,

Ну и сам прогыгыкал зычно.

 

В день, когда умер даритель жизни,

Я узнал про это не сразу.

Я не знал его, не был пришлым,

В его дом не носил заразу.

 

В день, когда умер мишка токсичный,

Было пасмурно, серо и влажно.

Он не слышал мой шепот вторичный,

До чего же он был мне важен.

 

В день, когда умерла лисица,

Точно слышен был громкий хлопок.

Может скоро взрастёт пшеница,

На холме, где зарыт её гроб.

 

В день, когда умрут важные люди,

Я не знаю, смогу ли заплакать.

Но что я потеряю в уюте,

Я уверен, таков уж фатум.

 

В день, когда умирает надежда,

Наступает на горло Ничто.

А за ним стоит голая Вечность,

Точно ведая, кто есть кто.

 

В день, когда я закончу страдания,

Неизвестно, кто будет плакать.

Защитается ли попадание

В сердца тех, что любил когда-то?

Паракосм

 

Мой паракосм на асфальте истекает гноем.

Его судороги отзываются дрожью в коленях.

Моя мечта, как у всех, оказалась ложной.

Я её застрелил, захлёбываясь соплями, жалея.

 

Мои хотелки оказались слишком материальны,

То бишь мелки, ведь мудацкое слово “Хочу”,
Слишком сладкое, чтобы показаться гадким

И это ловушка, поставленная, чтобы убить мечту.

 

Великие люди-колоссы оказались хрупкими,
С нутром из глины и полные мыслей-червей.

Призмы, через которые я смотрел были узкими

И не показывали мне мертвецов своих же идей.

 

Витиеватость контекстов, что слишком уж преобладает,

Лишь крайне плохая попытка представить себе себя

Не слишком убого, не слишком уж с краю… Знаешь -

Я очень хочу видеть весь этот мир любя.

 

Но мой паракосм был убит жутким словом “Надо”

А напарником “Должен” тому слову сучьему был.

И он истекает гноем, стараясь запачкать гада,

Что его породил, а потом, насмехаясь, забыл…

Глава 9. Вечная тоска.

 

Мельком

 

Я когда-то считал, что важно фиксировать события -
Чертов идеалист, надеялся сохранить своё бытиё.
Действительно, почему бы не запомнить что-то для зрителя,
Которого нет и не будет потом? Всё враньё.

Развиваться, кого-то учить, у кого-то учиться,
Чтоб достичь идеала и мекку внутри обрести.
А как всё это развидеть в вечном режиме аврала
Никто не расскажет и не поможет тебя спасти.

Страшно думать, что выбор без выбора верен,
Но ведь точно, кроме этого нет ничего.
И от этого очень хочется стать диким зверем
Убивая в себе человека, хорошее всё.

"Почему мир такой?" - вопрос вызывает улыбку
И строго желание спросившего засмеять.
А ему от этого очень липко и мерзко хлипко.
А ему от этого хочется в Пропасть упасть.

Хотя он уже летит, ведь его потери
Без всяких слов отправили в немой полёт.
Странно с рождения кричать в глухие двери
И думать, что сможешь закрыть главный жизни счёт.

Цикотиновый шторм

 

Полуденный ужас, остатки после осадков,
На них приятно смотреть или в них наступать.

Театр безопасности в обществе спектакля

При должном к нему внимании показывает грань.

 

Главное не перепутать абстракт с абсурдом,
Которым притворяется каждая размытая тень,
Ведь и так на жизнь смотреть слишком мутно,

Сквозь призму собственных и чужих идей.

 

Наверное, всё-таки, главное не сдаваться:

Внутри итак панихида, вокруг - время холодной войны.

Цикотиновый шторм эмоций и чувств - страшное дело, братцы…

Сам себя ем в оковах своей же личной тюрьмы.

 

Уроборос сомнений и главный корень проблемы:

Без этого жить совсем невозможно. Нельзя

Собственный свет пускать против собственной тени,

Но ведь да, я и сам понимаю, что это просто слова...

Карцер

 

Весна вечна, когда момент - делирий,
А карцер создан для юродивых, кривых,

Для тех, кто помнит тяжесть бывших крыльев,

Фантомной болью отбивающей в кадык.

 

Песок и грязь, в крови чернеют зубы.

Неровен час и всё нутро вот-вот сблюёт

Твоей мечтой, наивной и угрюмой.

Она запачкает и без-того уродский лёд.

 

Неволи век, что нацепил ошейник,
Что показал как надо и как может быть.

И в руки ключ, ну а тебя в репейник,
Чтоб тоже не колючим не мог жить.

 

Что делать, если ты смешной и сумашедший?

Себя обманывать, сказать, что поиск свят?

Не знаю, действия с собой приводят беды,

Не действуя ты - зло похуже во сто крат.

 

Запомнит сердце, кто к кому был добр,
В какое время, обстоятельствах в каких.

Но память такова, что в миг лишится крова,

В миру таких же плакс, как я, юродивых, кривых…

Послесловие:

     Я пишу это, а внутри меня огромное напряжение, которое с каждой секундой растворяется в великую Пустоту.

     Я так долго всё это писал, что у меня сейчас не осталось никаких разумных слов, поэтому я просто рад, что наконец-то всё готово и я выложу сборник в открытый доступ сразу после того, как допишу этот текст.

     Это было тяжело. Если кто-то захочет разораться в моей писанине, то попробуйте покопаться поподробнее и найти соответствия. Но это я так, мечтаю.

     Будет ещё один сборник. Концепция у меня уже есть. А пока что я должен отдохнуть от всего этого.

 

     Ещё раз спасибо за прочтение.

 

Лимб.

30.01.2022.

 

Мания.

 

 

Этот сборник я начал продумывать, когда почти была готова “Пропасть”. Изначально в моей голове он был раза в 2-3 меньше, совсем про другое и, как мне кажется сейчас, совсем непродуманным и несвязным.

Сейчас же, когда прошло больше полутора лет, сборник несколько раз поменял свою концепцию и множество раз дополнился кучей смысловых перипетий, я могу точно сказать, что это самое сложное и трудоёмкое, что мне довелось писать.

Так подробно я ещё концепции не раскрывал, потому что в других сборниках это не было настолько важно для моего видения жизни, как в этом сборнике.

В общем, я обещал, что больше не буду растекаться во вступлениях, так что просто пожелаю приятного чтения. И спасибо, если прочитаете.

 

“Штурмом взять небо? Штурмом взять небо… ШТУРМОМ ВЗЯТЬ НЕБО!” – Лёд 9

 

Посвящается одному доброму и умному медведю Фоффе.