Гузаревич Мария Фёдоровна, 1922 года рождения

Родилась Мария Фёдоровна (приложение 5) в Беларуси: в деревне Новый Двор Пинского района Брестской области в крестьянской многодетной (5 детей) семье. Закончила с отличием 4 класса польской школы. «Решить могла любую задачу», - вспоминает дочь София Ивановна. Хорошо говорила по-польски. И детям и внукам демонстрировала исполнение песен на польском языке. В 1942 году вышла замуж и ушла в семью мужа Гузаревича Ивана Яковлевича.

Из воспоминаний Марии Фёдоровны:

«До войны люди спокойно жили, работали, воспитывали детей. 22 июня 1941 года не успело хорошо рассвести, как в деревню пришла страшная весть: война. В небе появились самолёты с чёрно-белыми крестами на крыльях. А через дней 7-10 мы увидели немцев… и потянулись чёрные дни оккупации. Ровно три года наш край – наша Пинщина, была оккупирована фашистской Германией.

Немцы сразу стали устанавливать свои порядки, грабить, убивать (28 августа в религиозный праздник Успение Пресвятой Богородицы расстреляли двух комсомольцев). Временами приходилось убегать из дома. Ночевали в стогу сена. Тех, кто соглашался сотрудничать с немцами, назначали старостами. В нашей деревне их называли солтыс (прислужник-полицай). Немцы приходили часто. В голове уже звучали их слова: «Матка, яйки!» Многие немцы говорили по-польски. Наверное, потому что границы рядом.

Потом стали угонять скот. Первый раз нам повезло: наша корова убежала, и немцы не стали за ней гоняться. Мы корову нашли и привели в хлев. Прошло некоторое время, она отелилась. Теперь в нашем хлеву было 2 коровы: одна большая, а одна маленькая. Но радость была недолгой. Снова пришли немцы и забрали нашу кормилицу. Теленка пришлось зарезать, но и его на следующий день отобрали.

Чтобы как-то выживать, начали все прятать: в огороде закопали деревянный сундук с вещами, в сарае под сеном в земле – куски сала. Все нашли. Все забрали! Наступило время голодное. Рады были сварить суп из молодой крапивы…

В 1942 году фашисты угоняли в Германию людей на принудительный труд. Забирали молодых девушек и юношей. В этой группе оказалась и я. Когда стали всех грузить в вагоны, я обхватила руками местного солтыса и мертвой хваткой вцепилась в его ремень. Как ни пытался он меня оторвать от себя, у него ничего не получилось. Поезд тронулся. Я осталась…

 В деревню то и дело приходили страшные вести: убили, сожгли, замучили. Так в 1943 году фашисты сожгли почти всю деревню Вульку Городищенскую, находящуюся примерно в 8 километрах от Нового Двора. Уцелевшие жители сожженной деревни стали искать убежища в соседних селах. К нам пришла жить сестра мужа Пронько Елизавета Яковлевна с двухлетней дочкой Олькой…»

«Вулька-Городищенская - деревня в Городищенском сельсовете Пинского района Брестской области. До Великой Отечественной войны в Вульке Городищенской насчитывалось 202 двора и 731 житель. В июне 1943 года фашисты уничтожили 174 двора, расстреляли 275 человек» [10].

  «… Во время войны в наших местах активно действовали партизаны. Фашисты выслеживали их. За связь с партизанами жестоко наказывали. Нельзя было им помогать ни питанием, ни одеждой, ничем. Но мы помогали, хоть и сами не доедали: днем нас грабили фашисты, а ночью мы делились скудной едой с партизанами. Зять мужа Ивана Ефим держал связь с партизанами. Дом Ефима стоял на окраине деревни, а дальше лес, что позволяло, в случае необходимости, незаметно в нем скрываться. Немцы ходить в лес боялись.

Однажды местный солтыс донес фашистам, что Ефим в деревне. Его стали искать. Пришли и к нам. Муж Иван держал на руках племянницу Ольку. Увидев немецкие фигуры, бросился бежать через огород в лес. Чтобы не подвергать смертельной опасности маленькую девочку, посадил ее в ботву между картофельными бороздами, а сам только успел пересечь огород, как появился фашист с автоматом. Я бежала за ним. В картофельной борозде стояла Олька, плакала и, простирая руки в сторону убегающего дяди, кричала: «Иванко! Иванко!». Немец присел на одно колено и дал автоматную очередь… Из-за поднявшегося песка и пыли ничего не было видно. Я набросилась на немца, пытаясь предупредить последующие выстрелы. В тот момент я совсем не думала о том, что он также легко может выстрелить в меня… Подошел ещё один фриц, что-то сказал по-своему и они удалились. Все были целы. Повезло…

Партизаны то и дело нарушали фашистские планы, вступали с ними в бой. Фашисты же мстили партизанам, учиняя расправу над мирными жителями. Так, однажды немцы стали сгонять всех жителей нашей деревни в церковь. Церковь у нас была необыкновенной красоты: деревянная, построенная без единого гвоздя. Настоящий памятник архитектуры. Помню, как немцы ворвались в дом и стали кричать: «Шнель! Шнель!». Я схватила свою грудную дочку Женю на руки. Фриц отобрал её у меня и швырнул в стоящую рядом люльку. Я плакала, пыталась ее достать, но фриц ударил меня прикладом ружья и скомандовал выходить из дома. По дороге в церковь гнали меня два немца и всякий раз, когда я оборачивалась и просила вернуться за дочкой, получала удар прикладом по спине. И тут навстречу нам идут ещё два немца. Мы остановились. Один из них, обращаясь ко мне, спросил: «Чего, матка, плачешь?» Я объяснила, что у меня дома остался ребёнок. Немец достал фотографию, стал тыкать в неё пальцем и объяснять, что у него тоже есть дети. Потом взял меня за шиворот, развернул, подвел к дому, толкнул и показал жестом руки, чтобы я уходила. Я не знаю, почему он это сделал, но мне снова «повезло».

Всех жителей деревни, всех моих родных и близких заперли в церкви. Люди ждали смерти… Я осталась одна…Я металась по дому от окна к окну с маленьким ребёнком на руках, понимая, что ничего не могу сделать. Оставалось только молиться…. И я молилась… До вечера не было никаких вестей. Вечером к церкви прискакал немец (или молдаванин в немецкой форме) на коне, о чем-то переговорил со своими и дал команду: «Отбой!»…

Наша деревня стоит на берегу водохранилища Погост. Раньше это было Погостское озеро. В 1944 году над озером советские летчики сбили немецкий бомбардировщик. Во время боя советский самолет тоже был поврежден и загорелся. Перед падением горящий самолёт сбросил ещё 3 бомбы. Два летчика успели катапультироваться и приземлились в соседних деревнях, расположенных по берегам Погостского озера. Местные жители прятали их, а потом помогли перебраться к партизанам: одному помогал наш лесник Ерш Демьян. Как потом выяснилось, в самолёте остался штурман Николай Николаевич Максименко. Его могила находится на кладбище в д.Новый Двор. Его именем названа улица в нашей деревне. Сбитый самолёт упал в районе д.Грушка (это участок суши, вдававшийся в озеро Погостское. В послевоенное время уровень воды в озере стали поднимать для создания водохранилища, строили дамбу. Деревня Грушка была перенесена на территорию д.Новый Двор). В послевоенное время деревенские мальчишки часто лазили возле останков сбитого самолета: Скрипник Иван (12-летний мальчик) со своим другом нашли даже пулемёт и целую обойму патронов. Отмыли их в озере, начистили и понесли в деревню. По дороге вспугнули местную бабку: «Стой, стрелять буду!» Её крик привлек внимание председателя колхоза Скутова и участкового, которые находились возле фермы, расположенной у дороги. Они подозвали пацанов к себе и забрали оружие. А сбитый самолет до сих пор находится на дне Погостского водохранилища. При падении он так глубоко вошёл в землю (местность там болотистая), что вытянуть его в то время так и не удалось…

Тяжелым испытанием во время войны была вспышка эпидемии тифа. Нашу семью эта болезнь тоже не обошла стороной: сначала заболел муж Иван. Болезнь протекала тяжело: очень высокая температура и какое-то невероятное нашествие вшей… Лекарств не было: заваривали травы да прикладывали мокрую тряпку ко лбу. Потом заболели сестра Ивана Елизавета, я и маленькая (3 месяца) дочка Женя. Елизавета, умирая, сказала: «Не бросай, Манька, мою Ольку, а я буду «там» твою Женьку нянчить». Слова её оказались пророческими: не успели мы похоронить Елизавету, как умерла и наша дочь... Племянница Олька жила с нами до конца войны. Потом её забрал вернувшийся с войны отец (воевал в партизанском отряде).

Немцы очень боялись тифа. Увидев больных в доме, они выбегали из него со словами «Тифус! Тифус!».

Мария Фёдоровна, рассказывая о войне, часто повторяла слова: «Не дай бог испытать такое никому!»

 После войны Мария Фёдоровна работала дояркой в колхозе «Коммунар» Новодворского сельского совета. Была очень шустрой и работящей. Никогда не делила работу на мужскую и женскую. Про таких говорят: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет!». Прожила долгую, наполненную радостями и горестями жизнь: всего похоронила 6 (из 8) детей. Но всякий раз находила в себе силы жить.  Умерла в возрасте 92 лет в 2014 году.