Музыка на перестановку, музыка стоп.

АКТ I

                          Мироздание.

            Модель

                                     

                             

Композиция  ИСКАНА № 17 (50x65 ty orm)

 

 

                                   Сцена 1. МИРОЗДАНИЕ. МОДЕЛЬ

       

Он. (подходит к книге на мольберте) В.Кандинский   «Точка и линия на плоскости»  (перелистывает, идёт к конструкции, изучает её, читает по книге)

Всякое явление можно пережить внешне и внутренне. «Мёртвые» учения разных времён и разных народов глубоко коренятся в живых произведениях. Бытующее до сего дня утверждение, что «разлагать» искусство опасно, поскольку это «разложение» неизбежно приведет к смерти искусства, происходит из незнания, занижающего ценность освобожденных элементов и их первородной силы.

Такой путь может привести науку об искусстве далеко за пределы искусства в сферы «всеобщего», «человеческого» и «божественного»…

Музыка «Собаки»

(Он прислушивается к музыке вселенной)

…Итак, необходимо начать с первоэлемента живописи – с точки.

(подходит к модели, накрытой лёгким покрывалом)

Геометрическая точка – это невидимый объект. В материальном отношении точка равна нулю.

Она. (шепчет) Покой.

Он. (читает по книге) В этом нуле скрыты, однако, различные «человеческие» свойства. Точка говорит нам о сдержанности, самоограничении, её знак обозначает молчание.

Она. (шепчет) Покой.

Она. В живой речи точка является символом разрыва, небытия… смертью…

Он. (читает по книге) И в то же время она становится мостом между одним бытием и другим. Это определяет ее внутренний смысл.

Она. (продолжает сопротивляться чужой воле) Звук молчания столь громок, что он полностью заглушает все прочие ее свойства. Мы не слышим их голосов, мы окружены молчанием... молчанием….

Он. (читает по книге) Открытый глаз и открытое ухо превращают ничтожные волнения в огромные события. Со всех сторон несутся голоса, и мир звучит. Мертвые знаки превращаются в живые символы и безжизненное оживает. Мёртвая точка становится живым существом. Это мир живописи.

(он сдёргивает с неё покрывало)

Она. (оглядывается, пробуждаясь) Её молчавшие внутренние свойства – их энергия – всплывают одно за другим из ее глубин и излучают свои силы вовне. Их действие и влияние на человека все легче преодолевает скованность.

Царство точки беспредельно. Все «мироздание» складывается из точек. Они в разнообразных формах парят в геометрической бесконечности. Так выглядят холодные серо-голубые точки семян, несущие дремлющие силы плодородия; так, в песчаной пустыне приводит в ужас неукротимо-буйная подвижность её «мертвых» точек. Солнечная система представляет собой лишь точку в космическом целом.

Размеры и формы абстрактной точки изменяются. Она разрастается из себя самой, из собственного центра, а на месте ее возникает новая сущность – линия. Она – след перемещающейся точки. Она возникла из движения, из «напряжения». Линеарный мир многообразен: ломаные, кривые прямые, спиралеобразные. Они включают в себя все оттенки выразительности – от холодного лиризма до жаркого драматизма и глубинное желание создать плоскость: претвориться в более компактную, замкнутую в себе сущность: треугольник, квадрат, круг.

Он. (читает по книге) Точка – это результат первого столкновения [художественного] орудия с материальной плоскостью, с грунтом.

Музыка стоп

Точка, линия, плоскость. Примерно так распределяется интерес художников к элементам. Их скрещения, соединения образуют собственный «язык», невыразимый словами.

(Произносит машинально) …Замесы на палитре стоят “сами пришли и просятся” сбалансированные по тону, насыщенности, температуре, очень мне нравятся...

Она. Звучание этого языка, сообщает живописному выражению высочайшую краткость и высочайшую отчетливость. И чистая форма отдает себя в распоряжение живому содержанию.

Он. Полвторого ночи. Сон как пришёл, так и ушёл. Состояние начала горячки. Если сейчас же не избыть его на холст, попаду в Соловьёвку. В голове крутится карусель форм, не могу её остановить, чтобы выхватить одну. Спустился, надел прозодежду, хлебнул из горлА французского коньячка, успокаиваю себя, концентрируюсь. Поймал в голове и вроде бы даже зафиксировал в памяти композицию. Холстов много, выбираю под идею, ставлю на мольберт. Беру основной цвет, начинаю класть на холст. Не ложится. Беру второй. Всё не то! Начинаю беситься. Почему не встаёт? Значит, кисти дрянь! Не пишут, суки! А образ из памяти уходит, в песок уходит, каждая минута на счету.  

(он очень сосредоточен на работе)

Она. Как её зовут?

Он. Композиция № 17.

Она. Она горячая брюнетка?

Он. Фригидная блондинка.

Она. О! Я на неё похожа?

Он. Нет.

Она. (усмехаясь) Конечно, нет! Я всего лишь точка. Основа мироздания (бросает ему кисть).

Он. Беру самую длинную кисть, до сих пор в тяжёлых случаях выручала, она особо пружинит и даёт отход от холста: чтобы выйти из тупика, надо подняться над ситуацией. Делаю заход на мольберт сбоку, как тореадор на быка - палитра мулетой, кисть шпагой. Без толку. Меняю угол атаки так и сяк, переставляю мольберт по кабинету, три раза переворачиваю холст. Результат ноль. В голове лихорадка, от идеи ничего не осталось, испарилась. В отчаянии ломаю поперёк колена RAPHAEL Kjaerell с удлинённым черенком, таких длинных кистей в отечестве в продаже не бывало.

Она. Бедный Странник (смеётся).

Он. Беру основной мастихин, делаю мазки – нет, не то! Стираю, беру другим мастихином – ещё хуже, третьим – тоже мимо. Коллапс. Брожулунатиком по первому этажу.

Она. Смотри! (делает знак ножом)

Он. На кухне выхватываю из стойки нож самурайского дамаска, наношу замес – ВСТАЛО! Оказывается, должен был лечь в руку тяжёлый отбалансированный инструмент. Помалевал ножом, пошло. Времени четыре двадцать утра. Мыкаюсь, ничем не могу заняться, тороплю ночь. (Подходит к ней, объясняет) При лампах нет шанса попасть в колер при жонглировании более чем тремя цветами, а всего лишь начинают синеть глубокие сумерки (отходит от неё). Жду. Слоняюсь без дела. (Берёт коньяк, вновь подходит к ней, предлагает выпить).

Она. Я не пью.

Он. Я тоже (отхлёбывает глоток из бутылки, садится рядом).

Он. За одну неделю похудел на два килограмма. Фишка пошла! Пишу! Счастлив! Хожу, как под лёгким кайфом (смотрит в окно). Как ты догадалась, что я Странник?

Она. Все художники – странники в высших сферах.

Он. I have a dream. Мои картины будут так заряжены из астрала, что будут держаться не на гвозде, а на левитации (оба смеются).

Маслом на холсте могут выразить лишь избранные, и моя мечта стать глубоко интеллектуальным абстракционистом. Внук обещал меня научить рисовать, а мне не надо рисовать, мне надо анти-рисовать: маслом, на больших холстах, беспредметно, нефигуративно, символично, неконвенционально и обобщённо.

Раскислый московский рассвет тянется бесконечно, (хвастливо) то ли дело в Каннах солнце встаёт из-за горы за десять минут и сразу вовсю светло.

Она. Ты желаешь преодолеть время и поймать солнечный свет?! А, может, ты просто ловишь миг, когда вдохновение преодолеет инерцию…

Он. (отворачивается и вновь смотрит в окно) Наконец брезжит, вот вроде и рассвело (вскакивает с места). В голубоватом воздухе даю поправку глазу на смещённый спектр, замешиваю, через двадцать минут нахожу колерА, делаю несколько мазков каждым…

(оба замирают и смотрят) – оказывается, что к кухне у меня теперь не гастрономический, а «абстракцистский» и не абстрактный интерес! Интерес украсть нож и пустить в дело. Иншаалла.

Она. Иншаалла? Что это значит?

Он. Воля Всевышнего (вытирает нож). Сентябрь 2015-го. Вот уже три месяца, как я пишу картины.

Она. Можно мне посмотреть на женщину № 17?

Он. Композицию № 17. Это образ собирательный (кладёт нож).

Она. Это "Женщина в стиле осень". Фиолетовый задаёт её стиль, её притягательную женскую силу, плавные округлые линии делают её загадочной, как Джоконда. Жёлтый и оранжевый цвет зрительно приближают её к тебе, а синий и фиолетовый неизменно отдаляют. Она, то идёт к тебе навстречу, то бежит от тебя. Она ускользает. Она, как неуловимый образ вечной женственности, который ищут художники (напевает): «В напрасных поисках за ней я исследил земные тропы…» Это она.

Он. Это она…

Она. Искушение второе – «Странник и Первоэлемент»: искушение Яблоком.

Музыка «Собаки» – лай

 

 

 

.

                                             

                                                  КОНЕЦ I АКТА

АКТ II

                         Мастерская.

            Муляж

                                                                        

Композиции Искана № 172 (30x40 golden apple); № 180 (cellulite 70x60)

 

 

                                       Сцена 2. МАСТЕСКАЯ. МУЛЯЖ

Он.   (хмуро стоит у мольберта, замечает её) Пошёл спать в одиннадцать вечера, не начав писать, потому что формы не явились перед глазами “весомо, грубо, зримо”, то есть потому что писать было просто нечего. Художника ВСЁ бесит, а когда его ничего не бесит, то его бесит то, что его ничего не бесит.

Она. (теперь ткань на ней перекинута на манер античной драпировки) Странник, угадай, что я тебе принесла?

Он. Неужели неприятности?

Она. Ты почти угадал. Я принесла тебе яблоко!

Он. То самое?

Она. Как посмотреть! (гладит и нюхает яблоко) Как оно прекрасно, какая живописная форма! Какие цвета! Не желаешь ли?

Он. Съесть?

Она. (позирует с яблоком) Не желаешь ли превратить геометрическую точку в реалистическое, академическое яблочко?

Он. Это не моя цель. При всём уважении к академизму, я не сужу арт с его точки зрения.

Музыка «Собаки»

(она протягивает ему яблоко, он тянется к нему; композиция их рук, как на фреске Микеланджело «Сотворение Адама»)

Она. Разве ты не можешь попробовать хоть раз? Поменять свою точку зрения?

(он убирает руку)

Музыка стоп

Он. Могу... что, если сделать натюрморт с разноцветными червями, выглядывающими из яблока, со смайликами- аппликациями на их мордочках!

Она. Издеваешься над классикой? Здесь нет червей. Это вообще муляж.

Он. Я как абстрактник самого отчаянного, геометрического, толка с принципиальной несбалансированностью и несимметричностью моих композиций, опираюсь в вёрстке своей картины на первобытное искусство – вот истинная классика.

Она. Это интересно!

Он. Моя антикварная техника даёт не право такую позицию. Я строго масляный по льну цеховик, вырождающийся класс. Моя живописная девственность даже акрилом не испорчена! Гуашью! Акварелью! Карандашом не испорчена, где ещё такого уникума поискать? С моим живописанием – по анекдоту:

– Изя, вы умеете играть на скрипке?

– Не знаю, не пробовал.

Музыка «Собаки»

(она протягивает ему яблоко, он тянется к нему; композиция их рук, как на фреске Микеланджело «Сотворение Адама»)

Она. Прекрасно, считай, что это первобытное яблоко… Пещерное, девственное, с древа познания!

(он убирает руку)

Музыка стоп

Он. С древа – тем более не хочу.

Мои картины – продукт дремучей художественной некомпетентности, принципиально возведённой в абсолют, усугубленной категорическим отказом от обучения в любых формах, отказом от бесплатных мастер-классов, даже от дружеской технической помощи профессиональных художников. Я не сподобился до начала живописания хоть один учебник посмотреть. Да и зачем? У меня и так всё получается. Мне интересно самому изобретать «технику живописи». К тому же у меня поэтический способ мышления: я мыслю образами и метафорами. У меня некошерный, нестандартный, неконформный стиль, не комильфо в сопровождении татарского упрямства. Я самоучка чистейшей воды. Я учусь. У Винни-Пуха и все-всех-всех. Как НЕ надо писать.

БАЙКА на тему. Поспорили хохол и татарин, кто дольше просидит под водой. Чем дело закончилось? – Утонули оба.

Она. Странник, я не спорю, что лучше: абстракция или реализм.

Музыка «Собаки»

Да – образ, символ, знак! Конечно, в форме абстрактной сливается множество звучаний и смыслов. Она изолирована от окружения реального, материального.

Но ведь и в «предметном» искусстве внешняя оболочка подчинена внутреннему назначению, хотя и невозможно полностью воплотить внутреннюю сущность одного мира во внешности другого. Внутреннее замуровано во внешнем. Только отвердевшая как пустая ореховая скорлупа душа, утратила способность к погружению и не может проникнуть в глубину вещей, где под внешней оболочкой слышно биение пульса.

Речь идёт не о том, что художник должен внешне подражать природе – он должен сопоставлять законы искусства и законы природы и находить их взаимосвязь.

Палец растет на руке так же точно, как сучок на ветке. Пробивающийся (вверх) стебель проходят путь от точки до линии.

Простейший природный материал – клетка – находится в постоянном, реальном движении, и, напротив, простейший элемент живописи – точка – не знает движения, и являет собой полный покой.

(она протягивает ему яблоко, он тянется к нему; композиция их рук, как на фреске Микеланджело «Сотворение Адама»)

Я не пари тебе предлагаю, а предлагаю испытать себя. Вдруг тебе понравится конкретика? В конце концов, чем тебе это грозит?

(он убирает руку)

Музыка стоп

Он.  Я никогда ничего не хочу сказать конкретно, иначе писал бы фигуратив и даже реализм. Я обобщаю, стремясь к знаку-символу, но не уничтожаю всё привходящее, а, убирая его из визуального поля, делаю подразумеваемым и читаемым. Так устроено человеческое восприятие, так работает сигнальная система, так передаётся информация самым эффективным образом. Через образ. Не только визуальный, а словесный, мысленный, математический и какой угодно. Я так для себя открыл устройство жизни и пишу картины, исходя из собственного понимания этого устройства.

Она. В том, что говоришь ты и я, нет противоречий.

Все искусства, все духовные сферы имеют единый глубинный корень. Архитектура, музыка, поэзия, живопись. В основе мироздания лежит система исчисления, математическая гармония и ритм. Нотное письмо – являются не чем иным, как суммой комбинаций точек и линий. Усилие, прилагаемое рукой к смычку, аналогично нажиму руки на карандаш. Ритмический образ стиха выражен в стихотворном размере.

Появление листьев на побеге происходит столь точным образом, что находит себе выражение в математической формуле и сведено к спиралеобразной схеме.

Естественное различие любых явлений исходит из самых глубин, то есть из сердцевины вещей в «духовном» мире, в «материальном» (ель, лев, звезда…)

Он. Вошь…

Она. Что?

Он. А скажи, простая штука

Есть у вас?

Какая?

Вошь.

И, макая в сало коркой,

Продолжая ровно есть,

Улыбнулся вроде Теркин

И сказал:

Частично есть.

 

Высочайшего класса стихи, поэзия высшей пробы. Про вошь.
В изящной словесности, как и в изоискусстве, не имеет значения, о чём пишешь, что пишешь, ради чего, чем или на чём, даже мало фортинбрасит, КАК пишешь, а имеет значение лишь то, какой масштаб у личности, которая пишет, и водит ли её пером или кистью Аллах.

Хорошо. Мне 62 и я не хочу умереть, не попробовав академизма.

Музыка «Собаки» – лай

(они проходят ритуальный круг, она передаёт ему яблоко)

Музыка стоп

(далее сцена напоминает обряд инициации, включающий «защиту творческой диссертации» и приносимые творческие обеты)

Он. (стоит за мольбертом, как за кафедрой, читает доклад) Дамы и господа! Почтенные академики! (повторяет обращение на иностранном языке)

Что получается, когда чистейший геометрический абстракционист по прихоти берётся за кисть на чужой территории – не просто в фигуративе, а в реализме? – правильно, получается опять же абстракция, хоть и в реалистическом виде.

Захотелось мне реалистически написать типичное идеальное яблоко, которое зритель видит в своём воображении при слове «золотое яблоко». Написал за два дня холст-масло 30 х 40 см, и времени мне не жалко, хотя за два дня обычно делаю метровые холсты. Мне было интересно строить из себя «нормального художника».

Она.   (от лица оппонента) Это некорректная формулировка! Это издевательство!

Лай собак

Он. (повышая голос) Натюрморт – академическая постановка – экзерсис – увраж из программы младшего курса худВУЗа или секции рисования кружка юных пионеров пишется с натуры, а мне «из хулиганских побуждений» (в мольберт летит яблоко-муляж) …вздумалось сделать картину «из головы» без натуры, из серии «назло кондуктору куплю билет и пойду пешком» (летит яблоко), …и профессионал, присмотревшись, в этом убедится.

Лай стихает

Он. При письме с натуры другие принципы построения изображения, а главное – вИдения изображаемого. Я хотел сделать обманку, эмуляцию реалистической картины (летит яблоко) …инструментарием абстрактника, относящемся не к технике живописи, а к способности обобщения при мышлении, к дару строить абстрагированные картины в уме и переносить их на холст.

Моей целью было освободить картину от несущественного, предельно обобщить образ, визуально воплотить платоновскую идею вещи на примере золотого яблока, а академическое живописание само по себе в мою задумку не входило; (летит яблоко) …мне был интересен ход мыслей и действий от умозрительного образа в мозгах до реалистического изображения на холсте. Прошу заметить, я нигде никогда ни у кого ни минуты не учился и по идее (не платоновской) не умею даже кисточку держать.

Она. (от лица оппонента) Вопрос оппонента. Смею спросить, каким же инструментарием пользуется уважаемый кандидат в?.. Это же издевательство! Заблуждения и легкомыслие чреваты уродливыми произведениями.

Он. Я не выношу запаха растворителей, поэтому ни на курсы, ни в мастерские, ни в кружки не могу ходить. В интернет-уроках – дешёвые приёмы.

Я пишу красками "для беременных" абсолютно без добавок. Палитрой я пользовался за всю жизнь 20 минут, но палитру не смог терпеть. Мастихином я не работаю, только изредка накладываю им первый слой фона. Этюдник мне не нужен, потому что я не был ни на одном пленэре, я его держу рядом с мольбертом, на этюдник ставлю холстик-палитру и колдую краски.

Кисти я мою Fairy для мытья рук/посуды. Мне нравится мыть и сушить кисти, я даже растягиваю удовольствие. Интересно, есть ли такие извращенцы среди получивших художественное образование?

Она.   (от лица оппонента) Это некорректная формулировка! Это издевательство!

Лай собак

Он. (повышая голос) А ведь у меня с первого наипервейшего раза академическая живопись вполне на "троечку" под «законченное высшее художественное образование на отделении живописи" получилась. Люди годами учатся... А я нагло "с нуля" и "от винта", на комсомольском задоре.

Она.   (от лица оппонента читает в телефоне) Комментарии в Фейсбуке:

– Аристократ от искусства!

– Картина ещё мокрая, как пресловутая честная… де... (ко всем) Извините, связь прервалась.

Он. Иной скажет, что в свои 62 я мечтаю о молодильных яблочках и занимаюсь сублимацией на холсте...

Пусть за меня говорят мои произведения (разворачивает мольберт).

«Целлюлит» Академический!

Лай стихает

Он. Я пишу в основном щетинными кистями, люблю оставляемые ими высохшие борозды масла - в них спрятана энергетика. По высохшему маслу промежуточного варианта я стал писать сам целлюлит кистями – не пошло, взял тряпку – не пошло, стал пальцем писать – пошло. Заметьте, абстракции писать пальцем мне в голову не приходило. Это к вопросу об инструментарии.

Я писал «Целлюлит» и «Яблоко» в четыре раза дольше, чем обычно пишу абстракцию того же размера, но ведь по ходу я учился сам у себя академической живописи. Невероятно интересно это, захватывает. Я парил по холсту с мозгом, работающим на пределе вычислительных возможностей, хотя он за три года натренирован моей геометрией. Несчастные студенты, которых муштруют академизмом, лишены этого неописуемого драйва, идущего не от предшественников, не от преподавателей, а изнутри своей сущности художника.

Она.  Браво!

Он. Viva academismus! Я буду до 10 процентов моих картин делать не абстрактными.

In negotiam vitam cum Ars Vivendi sum = I am in the art and the business of life

(аплодисменты)

Она. (собрав брошенные яблоки) Странник, ты защитился за пять яблок!

Музыка «Собаки»

Она. Готов ли ты присягнуть на священной книге основоположника и теоретика абстракционизма Василия Кандинского, что признаёшь Природу как Великого учителя?

Он. Готов. (положа руку на книгу) Я беру солнечный свет и преобразую его в цвета моих картин. Энергия Солнца переходит в мои полотна. Моё творчество идёт от природы. Я вдохновляюсь небом и морем, закатами и рассветами, линиями гор и женского тела. Я обобщаю изображения, часто сводя их к геометрическим фигурам. Зритель подсознательно узнаёт их, считывает значения и воссоздаёт исходную картину в своём воображении. Мои картины идут от природы, и она мой единственный учитель.

(она приносит настоящее яблоко, вонзает в него нож; он откусывает)

Она. Искушение третье – «Странник и Первоэлемент»: искушение Быть собой.

Лай собак

 

                        КОНЕЦ II АКТА

 

 

АКТ III

                         Мастерская.  

            Мур

                                                                         Руж

Композиции Искана № 1 (inFR flag Pat 65x81); № 106 (Vivi Pier 60x40)

 

 

                                   Сцена 3. МАСТЕРСКАЯ. МУР РУЖ

 

Она. Крик петуха, скрип двери, лай собаки, которые может поразительно искусно воспроизвести скрипка, никогда не будут признаны произведениями искусства. Произведение искусства лежит «по ту сторону» сознания и с утратой влечения к нему бесследно исчезает.

Лай стихает

Он. Опять Кандинский?

Она. Да. А тебе что, надоело?

Он. (молчит, сосредоточенно рассматривает этикетку на емкость с Fairy) Fairy просрочен. Но кисти мыть можно (взбалтывает Fairy).

Она. Может быть, и я тебе надоела? И живопись, и картины?

Он. Никогда (вновь взбалтывает).

Она. Я понимаю, точка принадлежит к узкому кругу привычных явлений, голос её тусклый и робкий. (Мечтательно и задорно) Тем не менее, точка, вырванная из своего привычного состояния, набирает разбег для рывка из одного мира в другой, где она свободна от субординации, от практически-целесообразного.

А уж, если рядом с ней появляется очень тонкая линия, к примеру, золотая или серебряная… (примеряет воображаемое украшение), точка становится плоскостью (выразительно смотрит на него).

Он.   (перестаёт взбалтывать) Что ты хочешь?

Она. Не хочу оставаться точкой на пустом фоне.

Он. Озвучь мне свой интерес!

Она. Конечно же, Франция! Париж! Ох, я бы там покрасовалась на какой-нибудь Эйфелевой башне. На этой линеарно-точечной конструкции. Стыки и болты там являются точками! А чем я хуже! Но мне подойдёт и пейзаж. Я займу там подобающее место.

Он. Хорошо. Как тебе Лазурный берег?

Она. Это мой любимый цвет… У нас будет лазурный пейзаж! Что будем рисовать?

Он. Пирс в Каннах рядом с кафешкой MOURE ROUGE.

Она. Прекрасно. (подходят к конструкции) Ах, как бьётся сердце, как я люблю этот творческий момент! Вот она плоскость холста… По сути, это живое существо. Художник «оплодотворяет» эту сущность…

(он хихикает)

Она.   Что смешного?

Он. Клянусь Аллахом, никакой эротики у меня в голове за мольбертом не бывает: живопись слишком сама по себе меня захватывает, чтобы отвлекаться, и сам процесс мне заменяет всё.

Она. (строго) Вернёмся к пирсу. Где, ты говоришь, это находится?

Он. Рядом с кафешкой MOURE ROUGE, и никто из моих знакомых не знает, что этот МУР означает (шутит) moure – mon amour – Moulin moure – «Красная мельница»!

Она. Ты же клялся Аллахом, что никакой эротики!

Он. А если получается немного эротично, то тем лучше, тем оно жизненнее, если об абстракции можно так выразиться.

Она. Понятно. (требовательно и строго) Ощущаешь «дыхание» холста? (он вслушивается) Это надо чувствовать неосознанно…

Вот напряжение к небу (показывает на верхнюю грань), напряжение к земле (показывает на нижнюю грань). (Смягчаясь) «Право» – вход внутрь – это движение домой (заходит внутрь конструкции).

 «Лево» – выход вовне – это движение вдаль.

(берёт ткань и вытягивает её в глубину сцены; ткань выходит за пределы конструкции в форме пирса)

С ним человек удаляется от обычной среды, освобождается от тяготящих привычных форм, которые сковывают его движение в почти окаменевшей атмосфере, и все глубже и глубже вдыхает воздух. Он идет к «приключениям» (в конце фразы она оказывается на краю «пирса») … Странник! (кричит и машет ему рукой) Так что там пирс?

Он. (кричит в ответ) Он рядом с кафешкой MOURE ROUGE – «Красная мельница»!

Она. Не отвлекайся на красный цвет. Продолжай в лазоревых тонах.

Он. На Лазурке деревянные пирсы нынче редкость, в Каннах их всего два. Пирс Виви на Мур Руж один из немногих оставшихся старых причалов из брёвен. Потом на нём фонарь в конце поставили, но я фонарь не признаю и написал пирс без него.

Она. (осторожно ступает по пирсу, ощущая его призрачность, говорит восхищённо) Дорожка водяной глади, словно из сновидения, где метафора или образ может воплощаться буквально! На твоей картине дорожка приобрела конкретные очертания дощатого пирса, на котором отразилась игра света и воды!

Музыка

(она снимает туфли и длинное лёгкое верхнее платье, чтобы не замочить их в этом воздушно-водном пространстве; сходит с пирса, словно на воду, и кружится вместе с летящим по воздуху платьем)

Она. Жаль, что ты не нарисовал фонарь. Я люблю фонари! Это свет!

Он. (берёт фонарь, идёт к ней) Я буду фонарём, одиноким странствующим фонарём. (становится на краю пирса, как фонарь, смотрит вверх)

На высоте, на снеговой вершине,

Я вырезал стальным клинком сонет.

Проходят дни. Быть может, и доныне

Снега хранят мой одинокий след.

 

Она. (смотрит на отражение в воде, присаживается у подножия «фонаря»)

На высоте, где небеса так сини,

Где радостно сияет зимний свет,

Глядело только солнце, как стилет

Чертил мой стих на изумрудной льдине.

И весело мне думать, что поэт

Меня поймет. Пусть никогда в долине

Его толпы не радует привет!

Он. (читает дальше)

На высоте, где небеса так сини,

Я вырезал в полдневный час сонет

Лишь для того, кто на вершине.

Он. Этот сонет Бунина –аналог идеальной геометрической абстракции.

(они садятся на пирсе спиной друг к другу, рядом стоит фонарь)
Мои картины – абстракция, мои тексты – тоже своего рода абстракции, и каждый понимает или не понимает их в меру своей испорченности и искУшенности искусом искусства. Сам я искусан бешеной собакой искусства.

Я всё делаю не как люди, не как все, по-своему. Мои картины создаются сами из необъяснимой веры в свою звезду.
В них нет буквальности. Они - как скэт в блюзе. Они, как вообще музыка: чистые эмоции. Взлёт творческого духа до гусарского градуса, с отмашкой. I was high.

Искусство прежде всего о смысле жизни, о жизни и смерти и о том, что между ними – любви, однако всё проявляется через мириады ситуаций, отношений, событий и через рождаемые жизнью переживания отражается в искусстве, которое в свою очередь будит эмоции.

(встают, медленно идут к берегу по разные стороны пирса, между ними фонарь; они держат его за ручку)

Нигде ни у кого я не учился живописи или вообще на художника, а ошибок в технике живописи делаю мало. Сколько краски экономлю этим! Это между прочим значит, что я ничему не учусь, потому что учатся только на своих ошибках. With every mistake we will surely be learning.

Пригодилось упорство и нежелание сдаваться. Я боялся учиться, боялся чужого влияния, боялся потерять самость, а ещё больше боялся, что учёба отобьёт у меня желание писать, ведь я стал писать, как летать, как песню петь, выплёскивал накопленное. Из ниоткуда всё шло, я боялся, что чуть столкнёшь со счастливого золотого пути, и я в ужасе буду "как все художники в муках рождать картины". Теперь я может бы и согласился поучиться, хотя самому до всего доходить интереснее.

(остановились)

Музыка стоп

С тех пор, как я стал художником, я поступаю по зову души, по своей совести, я стал соответствовать сам себе. Мудрый и добрый папа Сабит мне чаще всего говорил два ёмких слова: Be yourself! Мне значение его наказа открылось до конца только сейчас. Жить безупречно, по собственным внутренним часам – для меня путь к совершенству. Оказалось, что я умел быть художником всегда, это моё естественное состояние, но я не осознавал этого до 59-летнего возраста. У меня был очень долгий путь…

«Не ЦЕЛЬ, но ПУТЬ».

Я пишу только тогда, когда не могу не писать, а не тогда, когда надо подхалтурить-заработать или просто самовыразиться.

 (вернулись в пространство конструкции)
Она. (с пониманием) Если верна точка отсчета, если выбранное направление верно, цель не может не быть достигнута. 

Он. Один Аллах знает, что верно. Моя бешеная активность всю жизнь вела меня от комсомола в КПСС, во Внешторг, в загранку, в прорабы перестройки, в высокое кресло зама гендиректора Ассоциации экспортёров СССР, в грантососы Маргарет Тэтчер, в юристы-международники, в коллекционеры, в друзья Ренэ Герра, и, наконец, в художники. Я просто ловлю кайф от всего, что делаю, а если бы я, как все, делал карьеру, не кайфуя, то был бы где все.

Кафе MOURE ROUGE. А не выпить ли нам кофе? Кофе – волшебный напиток: сколько людей родились на свет благодаря приглашению «На чашечку кофе…»

Она. Нет, лучше шампанское.
Он. Пожалуйста (рисует два бокала).

(они сворачивают листы и пьют воображаемое шампанское)

Она. О чём ты задумался, Странник?

Он. Вспомнил нонконформистские шестидесятые моего детства. Как играли с одноклассником в шахматы или морской бой.

Я по вечерам в 9 классе бегал трусцой из Тирасполя в Бендеры на пару с моим корефаном Сашей Круцем. К полуночи на обратном пути отдыхали на нагретых солнцем старых могильных камнях придорожного еврейского кладбища и смотрели на мохнатые звёзды, романтика!

Я ездил искупаться в море и "прошвырнуться" по Дерибасовской – ну как из любого подмосковного города "за 100 км" ездили школьники в Москву.

Я продукт еврейской местечковой тираспольской культуры, генов татарских баев, крови графьёв Ганских, СССР, КПСС и комсомола.

Она.   А ещё Ренэ Герра твой крёстный отец.

(смеются)

Он. (произносит тост) Ренэ Герра, пожалуй, самый для меня уважаемый человек.Считаю его своим крёстным отцом как живописца, и он не возражает. Мне никогда не хотелось стать художником, мне захотелось после того, как меня стали подзуживать. Ренэ Герра взялся с жаром и напором воина-горца (Guerra) поучаствовать в соблазнении меня на художество – и быстро меня победил.

Но без этих открытых и широки пространств, без Каннского залива, неба, холмов, прогулок по Круазетт, я может и не стал бы художником, или стал бы, но не геометристом.

Ни одной картинки за свою жизнь я не нарисовал, в школе имел тройку по рисованию.

И вдруг… Юный живописец пятидесяти девяти лет от роду садится в Мерседес и едет во французский аналог советского магазина ШКОЛЬНИК на отоварку. Там он набирает масло, холсты, кисти и дозаполняет корзину ШОБ С ПОГОНОМ всякой живописной мелочёвкой.

Однако  «юному живописцу» такой отоварки показалось мало и ломанул он за триста пятьдесят километров в Милан за мольбертом – бешеной собаке семь вёрст не крюк.

Он. И однажды таки подошёл в ужасе к холсту и за два часа сделал картину маслом "Рассветозакат с моего балкона в Каннах". И понеслась!

Она. (произносит тост) За твою первую картину, Странник, которая родилась на каннском рассвете!

Музыка

Она. Искушение четвёртое – «Странник и Первоэлемент»: искушение Бытием.

Лай и вой собак

 

 

 

                       КОНЕЦ III АКТА

 

             АНТРАКТ

 

 

Коллаж «ТОЧКА – основа МИРОЗДАНИЯ»  

АКТ IV

                         Метафизика.  

            Музыка.

                                                                         Монако

Композиции Искана № 27 (50x70 grading blue olive violet + tiangle yellow)

 

                       Сцена 4. МЕТАФИЗИКА. МУЗЫКА. МОНАКО

 (Они вытягивает ткань из конструкции, раскладывают её ровным прямоугольником)

Он. Опять… бешеная собака.

Она. Похоже на вой брейгелевских собак. Это охота.

(она уходит на этот звук, словно под влиянием какой-то силы; он смотрит вслед, потом надевает шапочку из газеты, берёт валик и водит по ткани)

 

Он. С чем бы ни спал, сниться будет стрёмное подхалтуривание маляром на Производственном комбинате Торгово-промышленной палаты СССР в Ку