Восиял еси Христе от Девы, разумное Солнце правды.

Звезда волхвов

                                                                                             

 

                                                                              Царство Твое, Христе Боже,

Царство всем веком,

И владычество Твое во всяком роде и роде.                                                          

                                               (стихера на «Господи возвах» вечерни Рожества Христова).                                                                                                                                

 

                                

                                                          Вси языци  приидите поклонимся

                                                                       Рождьшемуся, спасти душа наша.

                                                       (Стихера стиховенная на литии вечерни Рожества Христова).                                                                                                                                       

 

 

Предисловие

 

В Христорождественских Богослужебных зачалах Евангелия от Матфея есть рассказ о поклонении Младенцу Исусу восточных мудрецов – волхвов, которых к Богомладенческим яслям привела путеводная звезда. Именно она – Звезда волхвов – и будет центром нашего внимания. Что это за звезда? Зачем она в Евангелии? Что хотел сказать евангелист сюжетом о путешествии-паломничестве волхвов, завершающемся проскинезисом – падением их ниц в благоговейном трепете перед Младенцем Еммануилом?

 

Наиболее распространены два ответа на эти вопросы. Первый – от астрономии: примерно в то время, когда родился Спаситель, на небосводе должно было наблюдаться видимое невооруженным глазом астрономическое явление, которое в древнем мире могло быть истолковано как знамение, имеющее религиозное значение. Мы кратко остановимся на этой интерпретации немного ниже. Второй ответ указывает на Милость Божию: восточные мудрецы-халдеи, еще вчера поклонявшиеся звездам и практиковавшие магию (за славянским словом «волхвы» в греческом подлиннике стоит слово μαγοι), не отвергнуты Божественным Промыслом, но сделаны свидетелями и исповедниками веры во Христа, по Милости Божией «попавшись на крючок» небесного знамения, проигнорировать которое они как астрологи просто не могли.

Учтя эти ответы и не имея, в общем-то, никаких серьезных возражений против них, заметим, однако, что оба они представляются неполными, не выявляющими истинного значения евангельского сюжета о волхвах. Действительно, астрономическое событие, если оно и имело место в истории, не может быть объяснением евангельского образа Вифлеемской звезды, ибо последняя, как следует из текста Евангелия, шла перед волхвами, а затем была остановлена над Рождественским вертепом, - вещь немыслимая, если бы речь шла о чем-то «чувственном». Следовательно, астрономическая сторона дела есть в лучшем для нее случае лишь часть целого, и притом далеко не самая важная. Однако мы не станем вовсе сбрасывать ее со счетов и уделим ей долю нашего внимания, - по причинам, которые станут ясны ниже; отметим сразу, что причины эти – совсем не астрономического характера (несравненно более интересные). Второй ответ представляет собой значительно большую, нежели первый, часть целого. Но все равно – лишь часть. Милость Божия – это воистину Ответ ответов, Ответ на всё; тем не менее, в нашем конкретном случае можно – и, как увидим, нужно – сказать нечто еще, а именно - о некоем совершенно определенном проявлении Милости Божией. Кроме того, под евангельскими волхвами неправильно было бы подразумевать «язычников» в негативном смысле, т.е. идолопоклонников, не ведавших Бога Истинного и в одночасье отвергающих свои вчерашние заблуждения у Колыбели Божественного Младенца. Мы увидим, что это были воистину мудрецы, пришедшие, а точнее, приведенные ко Христу «не с пустыми руками».

Итак, нам представляется, что неполнота указанных ответов нуждается в восполнении – и лучшим восполнением, а, значит, и наиболее точным ответом была бы та мысль, которую мы попытаемся изложить на этих страницах. И опять заметим: эта мысль уже дана – и в Евангелии, и в последующем церковном Предании. Мы лишь попытаемся сказать во всеуслышание то, что в древнем церковном Предании подразумевается и проступает как бы «между строк».

Начнем же мы излагать нашу мысль с того, что напомним одну интересную черту Христорождественских Богослужебных гимнов: из их текстов следует, что звезда, которая вела волхвов ко Христу, была не только «проводником» к Нему, но и вестником Самого Христа, т. е. – «ангелом» Христовым[1]. Наши стихеры именуют Христа Солнцем. А на языке древних звезда по отношению к Солнцу – то же, что производное по отношению к первообразу. С другой стороны, можно было бы показать, что, в свою очередь, «Ангел» в ветхозаветных и новозаветных текстах чаще всего является эпифаническим знаком, или знамением, Присутствия Бога[2]. Таким образом, если Вифлеемская звезда есть «Ангел» Христа, то она есть и эпифания Его Самого, она есть форма проявления Его Энергии. Можно сказать, что «звезда» - это частичка «Солнца» - Христа, так же как капля воды есть частичка всего водного массива – мирового океана. Итак, отсюда следует, что «звезда» Евангелия от Матфея неотделима от Христа, она ровным счетом ничего не значит вне Теофании Еммануила. И происхождение, и поведение звезды источником  и смыслом своим имеют Таинство Боговоплощения. Но - и это очень важно – известно, что задолго до Рожества Христова существовала очень развитая «астральная» мифология и символика, квинтессенцией своей, средоточием своим имевшая символ «Полюса». Звезда всех звезд - «Полярная»; она есть точка «вершины мира», его (мира) Источник; это центр Неба, точка, через которую проходит пронизывающая и держащая мир Ось. Но если и происхождение, и поведение Вифлеемской звезды имеет источником своим Домостроительство Вочеловечения, и если в образе её представлена символика Полюса, то не приходим ли мы к мысли о том, что и древняя символика «Полюса» тоже имеет Причину и Смысл – Христа?

Итак, мы в этом исследовании провозглашаем следующее: в «Вифлеемской звезде», в звезде – путеводительнице волхвов завершается всемирное ожидание Спасителя, начавшееся с грехопадения праотца Адама; и вся мировая история оказывается, на самой предельной метафизической глубине, ожиданием Спасителя, т.е. чаянием «откровения сынов Божиих», по слову апостола Павла. Бог «сотворил из Единого [3] весь язык человеческий жить по всему лицу земли, уставив предучиненные сроки и пределы обитания их, да ищут Бога, – не обрящут ли Его и не откроют ли…» (Деян.17,26-27). И вот, во Христе Бог стал Обретенным – все универсальные символы нашли свое исполнение. Они, тем самым, были, что называется, «детоводителями человечества ко Христу». И если принять исторически сложившуюся с архаических времен схему оппозиции тьмы и света, дня и ночи, и соответствующую терминологию, то оказывается, что «ночь язычества», или «тьма века сего», в «экономическом» (домостроительном) и сотериологическом смысле, имеет бытие, вернее, получила бытие только во имя Дня, во имя Света,который онтологически предсуществует этой «тьме века сего» и ею управляет, ее контролирует. А потому – в самом сердце ночи, на самом ее полюсе сияет чудная звезда – «ангел» Абсолютного Солнца, подающего всему жизнь.

 

Жизнодавче, слава Тебе.

(Тропарь на паримьях вечерни Рожества Христова).

 

Астрономический феномен?

 

 

Кратко (чтобы затем перейти к более интересным вещам) выскажемся по поводу попыток «астрономической» интерпретации Звезды. На наш взгляд, наиболее правдоподобной из «физических» современных интерпретаций является гипотеза (вполне могущая быть принятой в качестве научной теории) профессора Конрадина Феррари д`Оккьеппо, действительного члена Австрийской Академии наук. Эта гипотеза является развитием представлений и расчетов немецкого математика и астронома Иоганна Кеплера (1571-1630). Согласно Оккьеппо [9], или Кеплеру-Оккьеппо, феномен представлял собою наблюдавшуюся в первом десятилетии до н.э. конъюнкцию (сближение, соединение на небосводе) в созвездии Рыб[4] планет Юпитера и Сатурна в сопровождении Марса. Если так, то указанное явление – если оно имело место – привело в действие находящуюся на тот момент уже в полной готовности сложную систему метафизических, религиозных, астрологических, политических, эсхатологических представлений определенной мыслящей элиты Среднего Востока, т.е. стран Персидского региона (в том числе Междуречья), в котором господствующей религией был на тот момент зороастризм; эта элита не замедлила выдвинуть из своих рядов делегатов для встречи со знаковой для их представлений религиозно-политической фигурой – «царем страны Кайману» («Кайману» – вавилонское название Сатурна; т.е. искомой фигурой был предполагаемый царь страны, управляемой звездой Кайману); географическая локализация этой «страны», по этим представлениям, на данный период должна была приходиться на Ближний Восток, точнее, на территорию Ханаана – Палестины. Когда, после месяцев странствий, эти делегаты достигли региона предполагаемой локализации искомой гипотетической фигуры, цепь «случайных совпадений» и не менее «случайных» наложений одно на другое разных астрономических явлений привела их к одному из Вифлеемских дворов…

Но, повторю, природа феномена, – при несомненной любопытности и научном достоинстве гипотезы, даже теории, Оккьеппо, – никогда не была центральным вопросом для Церкви, для которой важным был сам факт исполнения пророчеств во Христе, о чем она не переставая свидетельствует с самого начала своего пути. Теория Оккьеппо лишь подтверждает (на своем, научном языке) свидетельство Церкви, ничего не прибавляя и не отнимая от этого свидетельства. Впрочем, заметим относительно этой теории следующее: она в качестве одного из своих базовых элементов предполагает наличие на небосводе в ту пору особого конического пылевого свечения, которое могло путнику, в данный момент находящемуся в данном месте, показаться нисходящим от астрологически значимых конъюнктирующих объектов и, при этом, опирающимся на определенный участок территории Вифлеема. Этот конус должен был иметь осевую симметрию, и ось этой симметрии должна была проходить (для «наблюдателя», которым на тот момент, по теории Оккьеппо, оказались волхвы) через место, где родился Христос... Если для путника это было существенно, то он должен был быть носителем таких представлений, в которых большую роль играет символика, связанная с осевой или центральной симметрией. Как увидим из дальнейшего, это – немаловажное замечание.

 

Исусу (же) рождьшуся в Вифлееме июдейстем, во дни Ирода царя. се волсви от восток приидоша во Иеросалим, глаголюще: где есть рождеися Царь июдейскии; видехом бо звезду Его на востоце, и приидохом поклонитися Ему. Слышав же Ирод царь, смутися, и вся Иеросалима с ним. И собрав вся первосвященники, и книжники людския, вопрошаше от них, где Христос раждается; они же рекоша ему, в Вифлееме июдейстем. Тако бо писано есть пророком.

И ты Вифлееме земле Июдова, ничим же меньши еси во владыках Июдовах,

Восияет звезда   от Иакова,

    и востанет Человек от Израиля

 и ссечет князи моавитския,

И пленит вся сыны Сифовы.

 

Пророчество Валаама также «валентно» символике Полярной звезды: воссияет звезда от Иякова – значит, станет доминантой на Небе, паче всех звезд, - станет, следовательно, Полюсом Неба.

Всенаправляющая и Всесодержащая Премудрость Всевышнего соделала когда-то халдейского прорицателя и жреца Валаама орудием Божественного Домостроительства, – и тот, даже будучи «язычником», оказался пророком Вседержителя. И теперь, в ознаменование исполнения Домостроительства, Божия Премудрость приводит к сбытию пророчество Валаама и запечатлевает его поклонением «языческих» мудрецов Младенцу Исусу – Явившейся Абсолютной Истине. И именно потому, что волхвы увидели – духовно увидели – бесконечное превосхождение открывшейся им Действительности над их ожиданиями, они радуются «радостью зело великой».

За волхвами Матфей видит всё «языческое», «внебиблейское» человечество, то есть человечество, последовательно, «род за родом», оставленное за рамками рассмотрения первой книгой Писания - КнигойБытия («Генезис» по-гречески, в Септуагинте). Ведь эта книга – с точки зрения «человеческих авторов» ее – представляла собою предысторию, или генезис, избранного, выделенного из всего «человеческого моря», народа, народа Божия – Израиля.

В Божественном же, духовном плане, в «Генезисе», или в «Бытии», человечество предстает древом, имеющим единый корень и множество ветвей; это «древо» есть образ Первообраза – Древа. Божественный Замысел о человеке непреложен: загадочными словами о преслушании прародителей в райском саду указав на укорененную в этом Замысле тайну жизни и смерти человека, Писание затем на всем своем протяжении ведет нашу мысль к Исполнению и Свершению Замысла о человеке. Это Свершение – Сын человеческий, Первообраз рода человеческого, Древо, которое есть Древо Жизни, или Лоза, ветви которой есть спасенное человечество.

Писание, после рассказа о преслушании прародителей, сосредоточивает взгляд читателя последовательно на всё более узкой и ограниченной области мира, сужая этот взгляд от созерцания всей полноты творения в первых главах «Бытия» («Вот книга родства (генезиса) Неба и Земли», ср.Быт.2,4, или «Генезис»2,4) до рассмотрения истории одного только Богоизбранного народа Израиля («Вот родословие Иакова», Быт.37,2).[6] В процессе этой «фокусировки» всё остальное человечество как бы «сворачивается в точку», или «остается за рамками» внимания Книги. И вот, через века, Матфей, как благовестник Христов оказывающийся, по линии «Генезиса», «последним» из авторов текстов Писания, доводит дело ветхозаветной «селекции» до конца, до одного человека. Этот человек, по логике Ветхого Завета (от которой отправляется Матфей в своем изложении Благой вести), избран из народа Израиля: «вот книга родства Исуса - Христа» (Мф1,1). По неисследимым путям Промысла, вся история мира была историей отпаденияот Бога. Весь мир окажется, через Пилата и начальников Иудеи, убивших Сына человеческого, отрекшимся от Единого Истинного Бога. Но в этой последней трагедии, непостижимо, – во Христе, Силою Духа Святого, – явится Церковь Христова, которую составят те, кто примет Еммануила как явившееся Царство Бога. Завершившаяся в явлении Церкви история мира предстанет как история спасения. И заодно обретет свой подлинный смысл селективность «Генезиса», «Книги Бытия». Постепенное исчезновение из поля зрения Писания всего вне-авраамического мира выявляет парадокс, в котором, однако, присутствует своя, парадоксальная, логика: сосредоточение всего внимания «Бытия» на отдельном и маленьком еврейском народе имело смысл только ввиду будущего спасения всего человечества. Согласно Мф., волхвы как раз и являются представителями подавляющего большинства, того самого остального человечества, что Провиденциально не входит в рамки Ветхого Завета. «Провиденциально…» Это значит, что находясь вне поля зрения Писания ветхозаветного, вне-авраамическое человечество управлялось Промыслом Божиим внешне иначе, нежели Израиль. Внутреннеже, принцип управления один и для Израиля, и для остальных народов, и этот принцип – Любовь, Агапэ.

Спасение во Христе – вот о чем пророчествовал, сам того не осознавая, халдейский жрец Валаам. Мы убедимся, что своего рода пророчеством, глашатаи которого всегда недопонимали истинный его смысл и не подозревали об истинном его величии, - таким пророчеством была вся древняя культура.

 

 

       

Смотрящий в Небо

Итак, подавляющая часть человечества, которая, согласно парадоксальной, но от этого не менее строгой, логике Книги Бытия, постепенно была оставлена за рамками рассмотрения ветхозаветного Писания, никогда не была оставлена Богом. И в свете Христовом селективная историософия «Генезиса» предстает как указание на Промысл обо всех народах, обо всем человечестве. «Слово крестное», «логос Креста» (1 Кор.1,18) определял, следовательно, и смысл и структуру Книги Бытия.

В христианской Традиции принято говорить о так называемом «образе и подобии Божием» в человеке, о чем впервые мы читаем в Книге Бытия. Полноту своего смысла это понятие может явить только в христологическом контексте: Первообраз, Начало и Завершение человека – Совершенный Человек, Христос, Личность, Ипостась Которого – Божественна, со-Ипостасна и единосущна Превечному Богу и Отцу. Во Христе всё Им воспринятое стало проявлением Силы Божией. В Нём всё стало знамением и символом Божия Промысла, Божией Премудрости. Он – и Путь ко Спасению, и Само Спасение. И этот факт заставляет нас задуматься об изначально данном человеку Божественном предназначении. Иными словами – о метафизике человека.  

 

Наскальная живопись древних пещер дает нам возможность представить себе вид древнего жилища. Как правило, это палатка, круглая (эллиптическая) или квадратная (прямоугольная) в плане, кровлю имеющая в форме купола (иногда – конуса). Жилище сооружалось из дерева или из костей крупных животных (пещерный медведь, мамонт, гигантский олень, дикий бык-зубр; в северных широтах – морские млекопитающие: кит, морж и др.); последние были жертвенными животными и символизировали Божественную Силу Единого Первоначала, но и Бога как универсальную Первожертву, из которой составляется мир как целое (как не увидеть здесь провиденциальной связи с Подлинной универсальной Жертвой – Распятым Христом!) Но и в случае деревянной постройки, получающаяся палатка, или «шалаш», были символом Божественного Покрова, символом Древа Жизни. В качестве главного несущего элемента жилище часто имело центральный вертикальный шест, или столп (собственно «древо»). Если очаг располагался внутри жилища, то столпа не было, т.к. в центре размещался очаг. Прямо над очагом, в вершине купола, было круглое отверстие для выхода дыма – дымоход. Дым от жертвенника восходил к небу и был, так же как и столп, символом Стержня, держащего всю тварь, образом Оси, или нисходящего с Неба луча Духовного Солнца. Часто в качестве центральной опоры берется ствол дерева корнями вверх. Ствол дерева корнями вверх, поддерживающий крышу хижины, не мог не стать изображением идеи Небесного Истока бытия. Примеров выражения этой идеи можно привести сколь угодно много. Ограничимся небольшим отрывком из текста, через много тысячелетий после палеолита зафиксировавшего в письменности доисторическое знание о Боге. Итак, Катха-Упанишада: “Вечный Ашваттха («конский столп», коновязь, «лошадиная стоянка», но так же и «смоковница», или, лучше – «сикомора» – Г.Н.), чьи корни вверху и чьи ветви растут вниз, он – чистый, он Брахман, он то, что мы называем Не-смерть. Все миры покоятся в нем” (Катха-Упанишада, 6, 1). Полезно сделать некоторые сопоставления имен Божества. Имя «коновязь» здесь указывает на древнюю связь с жертвоприношением коня, который, к тому же, фигурировал в роли «агни», огненного аспекта Божества, или «солнца», или «эфира» (ниже мы еще упомянем символику эфира). Приносимый в жертву конь-солнце или конь – огонь очага находил, таким образом, свою «вечную стоянку» у «Оси миров», т.е. становился «связью» человека с Божеством. А имя «Брахман» восходит тоже к древним корням и может переводиться как «опора», «связка травы как подстилка для жертвоприношения», но также и как «раздутый», «вспученный»; скорее, это «Гора» в качестве жертвенника или погребального кургана (который, будучи древне-арийским наследием – так называемой «культуры курганов», - тоже мог быть большим жертвенником, хотя и являлся погребальным сооружением: на его вершине возжигались жертвенные костры). Иначе говоря, это имя абсолютной Реальности говорит о ней, как о некой абсолютной Полноте, к которой необходимо восходить в жертвоприношении, являющемся связью, воссоединением с Безусловным. Полезно сопоставить этот ритуал с первобытной символикой жилища (см. выше), и, в конце концов, увидеть исполнение его во Христе. Заметим, что в древних развитых цивилизациях, таких, как минойская, древнеегипетская, древнегреческая и др., идея Божественного Присутствия, а вместе с тем, и Неизобразимости, получала выражение в символике колонны (обелиска, стелы). Т.е. образ столпа, образ Древа Жизни – поистине Богоданный.

Продолжим рассмотрение наших символов. Куполообразная полусферическая крыша древнего жилища – образ Неба. Но также – и образ «Горы». На горе Голгофе (Голгофа - «Лоб», «Череп») был распят Господь. На горе Хорив Моисей из Купины услышал Имя Божие, на ней же вошел в Божественный Мрак и принял скрижали. На горе Масличной, т.е. на Горе Елеонской, на Горе Милости, Господь вознесся на Небо. «Кто взыдет на Гору Господню, или кто станет на месте святем Его?» (Пс. 23, 3). «И отнес меня в Духе на Гору великую и высокую и показал мне град святой Иеросалим, сходящий с Неба, от Бога» (см. Откр. 21,10). Всевышнему угодно было знаменовать откровения Своей Воли, Своего Домостроительства – и Откровение откровений, Крест и пустую пещеру Гроба – символом Горы. Горы, несомненно, Божественной, Небесной, Духовной (ср. Брахман, чуть выше). Человек стоит на Божественной Горе и воздевает руки к Божественному Небу. Древние греки  толковали слово «антропос», человек, как «смотрящий горЕ», в Небо, к Богу. Возводя видимые им «тьмы вещей» к единому Первоначалу, он мыслит о невидимом Сердце всего, Первооснове, Душе мира и Принципе жизни мира. И от Неба он ждал откровения Победы над смертью. Из глубин тысячелетий до нас сохранились свидетельства древней веры в Победу над смертью – тогда ожидаемую, чаемую. Известна так называемая «поза эмбриона», которую придавали своим мертвецам, при погребении их, многие, если не все, древние народы. «Поза эмбриона», которую на протяжении тысячелетий не только придавали мертвецам, но и предписывали принимать посвящаемым в таинства (чем смерть осмыслялась как своего рода «инициация», а инициация – как своего рода «смерть»), говорила здесь уже о некоем фундаментальном рубеже, об онтологическомпереходе, о предстоящем прыжке к иномусостоянию, в котором возможно причастие Бесконечности. «Земля еси и в землю пойдеши» (Быт.3,19) – жило всегда в сердце человека, несмотря на все искажения форм представления об этом Повелении в человеческой памяти. Жило и побуждало к непрестанному осмыслению факта человеческой «теллуричности», как знамения Небесной Тайны Замысла о мироздании, – Замысла, в котором смерть человека – со всею фатальностью последней – является лишь преддверием Великого Откровения Жизни.

Узник «пещеры теней» (Платон вовсе не автор этого образа, а лишь «списатель»!), человек знает о Свете Солнца, о Подлинном Божественном Мире только по «теням на стене». В условиях «теллуричности» человека истина трансцендентности Святого Источника бытия выразится в символизме вертикали. Символом Первоначала становится всё, что у человека «над головой», т.е. Небо. Человек простирает руки к Небу, к метафизическому Зениту, он начинает осуществлять свою метафизичность. Он как бы находится на Оси, пронизывающей миры и проходящей через точку Полюса. «Ось» понимается как «Небесный луч». Человек воздевает руки к Небу, – и над ним сияет «Полярная звезда» – свет во тьме, окно в Океан Света, Света, в котором нет никакой тьмы.

 

Метафизика конъюнкции

Итак, Вифлеемская звезда, Звезда волхвов открывает свою природу как природу глубочайшего метафизического, духовного символа. Она – высшая точка мироздания, его вершина, место «выхода» за его пределы – в подлинный, Небесный, Божественный Мир, в Мир Бесконечности. Выше мы отмечали, что в отношении Вифлеемской звезды разработана научная гипотеза, согласно которой духовная «звезда» имеет и свою астрономическую интерпретацию – как сближение планет Марса, Сатурна и Юпитера. Но и Марс, и Сатурн, и Юпитер (как будет сейчас показано) имеют Божественные имена, а следовательно, за предполагаемой «конъюнкцией» планет над Вифлеемом в середине первого десятилетия до начала «нашей эры» стоит – независимо от того, было ли на самом деле, или нет, предполагаемое наукой астрономическое событие - духовная истина о том, что все Божественные имена в действительности принадлежат Тому, на Кого указала волхвам таинственная звезда.

Рассмотрим свидетельства древних мифов. Обратим внимание читателей на то, что существуют параллели между Вишну (его имя можно перевести как «всеобъемлющий», «всепроникающий»), Варуной (санскритский корень вар имеет смысл «покрывать», «защищать», но и «связывать»), древнегреческим Ураном («Небом»), мифическим «светлым вепрем» Варахой (жертвенное животное, мотив Первожертвы) и «землей Варахи» – по индийским преданиям, северной полярной прародиной. Древнегреческие мифы говорят о северном ветре борее (созвучно с «Варахой»), рождающемся в полярной стране «за бореем», – т.е. в «Гиперборее», – в мифической стране, где люди жили под покровительством Аполлона. Вспомним толкование Вифлеемской звезды у Иоанна Златоустого: он говорит о северном ее происхождении. Имя Аполлон, по Клименту Александрийскому, толковалось как Не-множественность, т.е. указывало на Единого. Как пишет русский философ А.Ф. Лосев, в Аполлоне древние греки «соединили воедино небо, землю и преисподнюю» [7,92][7]. Аполлон был также и «Солнечным богом», а заодно и сыном Зевса – еще одной мифической персонификации идеи Высоты, Света, Неба. В Дельфах было древнее святилище Аполлона. На его стенах было написано: «Человек! Познай самого себя», - очевидно, познай свою связь с Первоначалом, свое предназначение к воссоединению с Первоначалом. Тот же Климент Александрийский (Строматы 1,24) приводит древнее свидетельство о том, что статуя Аполлона в Дельфах представляла собою колонну- столп. Со времен «каменного века» одиноко стоящий большой камень (прототип колонны) был символом неизобразимости и незыблемости Бога. Кроме того, колонна – это еще и символ держащей всё на себе Оси, а также – Древа Жизни. Таким образом, и Аполлон, и Уран, и Варуна, и Вишну, и Зевс – суть, через мифологические персонификации, варианты имен Божественных Энергий. О Зевсе Еврипид (Vв до Р.Х.) пишет [6,212]:

 

О саморожденный,

Оплетший эфирным кольцом всю природу,

Ты окружен светом и ночным мраком,

И бесчисленным хороводом звезд.

 

 

Вспомним описание «хоровода звезд вокруг Вифлеемской звезды» у св. Игнатия Антиохийского.

Эсхил же (VI-Vвв до Р.Х.) называет Зевса такими именами:

 

Зевс – эфир, Зевс – земля, Зевс – небо,

Зевс – всё сущее и всё, что над ним.

 

В этом отрывке мы видим прозрение поэта о Всеобъемлющем и Бесконечном, Вездеприсутствующем Едином Боге.

Рассмотрим еще два имени. С Сатурном (в позднеримской мифологии отождествленного с греческим Кроном) закрепилась связь с представлением о «золотом веке» - первоначальными счастливыми временами человечества; в свою очередь   Юпитер – это римский верховный, небесный бог и громовержец, аналог Зевса.

«Очевидно, что индийский Дьяус, римский Юпитер, греческий Зевс и германский бог Тюр – это различные формы, образовавшиеся с течением истории из (…) первичного небесного божества, и что из самих их имен следует исходное двойное значение “света (дня)” и “сакрального” (ср. санскрит. div, “светить”, “день”, dyaus, “небо”, “день”; dios, dies; deivos, divus)» [11,74]. «В Италии Юпитеру, как в Греции Зевсу, поклонялись на вершинах гор (…). Как и Зевсу, Юпитеру был посвящен дуб, поскольку это дерево чаще всего поражает молния» [11,86] (вспомним символику Древа Жизни). «Юпитер был высшим божеством, абсолютным монархом – Jupiter Omnipotens, Jupiter Optimus Maximus (Юпитер Всемогущий, Юпитер Наилучший, Наибольший)» [11,86]. Идея верховного владычества соприкасается с образом «хозяина дома», «отца», патриархального главы семейства; отсюда происходят имена Зевс -Патер, Дьяус-Питар, Юпитер [11,85].

Что же до Сатурна, то в нужном нам смысле упомянуть о нем вряд ли кто-либо смог бы лучше Вергилия:

(…)Возраст последний уже настал по кумейским

                                                               вещаньям.

Новых великих веков чреда зарождается ныне.

Вот уж и дева грядет, грядет и Сатурново царство.

Новое племя уже с небес посылается горних.

Ты же к младенцу тому, с кем железный век прекратится,

С кем для мира всего взойдут времена золотые,

                             Чистая, ласкова будь, Люцина: твой Феб уже        

                                                                 Правит.

(Перевод Вл. Соловьева)[2,129-130].

Сделаем краткие пояснения. «Кумейские вещания» – это предсказания сивиллы Кумской – античной пророчицы, жившей в Кумах (на территории Италии). Название сивилла, по толкованию римского историка Марка Теренция Варрона (II-Iвв до РХ), означает «Божья воля». «Сивиллины книги» почитались как эзотерические сакральные тексты; списками заведовала особая коллегия жрецов при храме Юпитера Капитолийского. Вот интересный пример изречения сивиллы:

 

Кто телесными очами узрит бессмертного Бога,

Небесного и Истинного, обитающего в зените?

Ведь даже лучам солнца не в силах противостоять

Слабое человеческое зрение [6,209-210].

 

Как прорицательницы-сивиллы, так и сам «институт» прорицаний связывались в эллинистическом мире с Аполлоном; Феб – эпитет Аполлона, указывающий на магическую силу, проявляющуюся в прорицании, - то есть силу слова, логоса. Мы знаем, что Аполлон – «царь Гипербореи», значит, его имя указывает на связь с Осью миров, а значит, с Истиной. «Уже правящий Феб», таким образом, – это «возвращение Гипербореи», актуализация вертикальной («полярной») ориентации универсума – стало быть, ориентации к Божественному, в чем и заключается «золото» одноименного «века».

Итак, мы выяснили, что стоит за именами Юпитер и Сатурн. Остался Марс.

Что «Марс – бог войны», знают, конечно, все. Но воинственность его есть результат позднейшего (в слиянии с греческим Аресом) акцента на одной из функций первоначально более «многогранного» явления. Марс – один из древнейших италийских богов; он входил в триаду верховных божеств, возглавляющую римский пантеон (Юпитер, Марс и Квирин[8]). Начало древнего календаря совпадало с началом весны, являвшей и символизировавшей начало новой жизни. Март – месяц, носящий имя Марса. «Марсу приносилась в лесу жертва – бык (…). Символом Марса было копье, хранившееся в жилище царя – регии (…), где помещалось также двенадцать щитов, один из которых, по преданию, упал с Неба (…). Полководец, отправляясь на войну, приводил в движение копье и щиты, взывая к Марсу (…). Когда кончались военные действия, Марсу приносился в жертву конь из победившей на бегах квадриги» [8,119]. Голова коня, украшенная хлебами, водружалась на копье в жилище царя…

Перед нами – завершенный цикл. Бык в начале – конь в конце. Квадрига коней, победившая на бегах – это пришедшая к завершению четверочастность темпорального цикла, т.е. вся «полнота времен». Но конь – это также образ Солнца и Огня (см. текст Катха-Упанишады, выше). В жертвоприношении конь находит свою «стоянку у коновязи», в роли которой здесь выступает священное копье. Это копье – символ Оси универсума, символ связи с Небом. Двенадцать щитов легко сопоставляются с зодиаком (календарь, или год как завершенный цикл бытия). Один из щитов «упал с Неба»; правильнее будет сказать, что двенадцать щитов символически развертываются из одного, который и имеет «Небесное» происхождение. Следует обратить внимание и на то, что «полководец» («царь» или его «десница») приводит в движение копье и щиты. Напрашивается предположение, что «царь» олицетворяет собою как бы образ центра; он находится у неподвижной Оси миров, под Полярной звездой, и через него Первоначало и Перводвигатель «вращает колесо мироздания» (согласно буддийской доктрине, он – чакравартин, «тот, кто вращает колесо», идеальный царь). Значит, он – образ все-человека (и, конечно, предызображение Христа).

Итак, теперь мы знаем, что все три сблизившиеся планеты, нося имена мифических верховных богов, на самом деле названы именами, таинственно указывающими на Энергии Единого Истинного Бога. Но и названия созвездий предполагаемой конъюнкции – Бык, Рыба – тоже Божественны.

Бык (Телец). Жертвоприношения диких быков известны уже в палеолите наряду с жертвоприношениями мамонтов и пещерных медведей. Бык, или вообще крупное рогатое травоядное животное – символ Неба, встречающийся уже в наскальных рисунках палеолитических пещер. Из глубин тысячелетий до нас дошла богатейшая символика рогов, являющая собою эпифанию Божественного Присутствия, Божественной Творческой Силы. Можно вспомнить о роге изобилия, привести библейские указания на «рога жертвенника» (см. Исх. 27,2; Пс. 117, 27, – перечень неполный). Во многих традициях бык (корова) – священное животное, как, например, в Индии – корова Камадхену, тело которой мистически тождественно всему универсуму (еще одно упоминание о Первожертве). На Крите практиковались ритуальные танцы с быком, завершавшиеся жертвоприношением быка, - этот ритуал также понимался как соединение с Божеством. В древнем Риме быка приносили в жертву Юпитеру и Марсу, а греческие мифы рассказывают о том, что Зевсу не было чуждо в это животное превращаться и самому…

В имени греческого Крона («аналога» Сатурна) содержится корень, общий со словом, обозначающим рог (греч. κερατος); и этот корень делает данное имя сопоставимым с идеей метафизической Высоты. С позиций этой идеи, как идеи «действия Свыше», или связи с Небом, получает наилучшее объяснение, например, символизм короны [5,205-211].

 

Рыба. Морское животное, особенно крупное – тоже глубочайший символ. Вода – среда обитания морских животных – символизировала одновременно и Жизнь как проявление Бога, и Иной, Нездешний, мир, в котором человеку эмпирическому, т.е. падшему, жить невозможно, - поэтому вода амбивалентна; она может нести как жизнь, так и смерть. Мир, появляющийся из первоначальных вод, может и исчезнуть в водах Потопа. Стены дворцов крито-микенской культуры были расписаны картинами подводной жизни: на них были изображены дельфины, рыбы, осьминоги на фоне голубой пучины, – так древний художник передавал мысль о Всеобъемлющем Ином, Божественном Мире, обнимающем и поглощающем мир здешний и ограниченный. Мифологический и инициатический образ поглощения человека морским чудовищем – «китом» отражен в знамении пророка Ионы. Кит – образ одновременно и Божественного Первоначала и «первоматерии». Поглощаемый Китом – и как бы умерщвляемый для прежней жизни –  становился, таким образом, одним целым с Божеством, становился «первоматерией» нового творения, с тем чтобы выйти из чрева Кита новым, бессмертным человеком, причастным Божественной Жизни. В мифах северных народов сохраняются древнейшие пласты, несущие информацию о почитании Единого Первоначала через культ гиганта морских глубин – кита; это животное олицетворяло Милость Бога как Подателя жизни; охота на кита была священнодействием и завершалась жертвоприно