Приведу несколько стихов, написанные Г.С.Пермяковым.                 

Заключение МВД УР от 26. 05. 1998 года.                         

В 1930 году решением Президиума Алнашского РИК Удмуртии отец Агафонцев Кирилл Кузьмич, 1876 года рождения, был раскулачен и выслан в Кировскую область. В состав его семьи на момент раскулачивания входили: вторая жена-Соловьева Мария Алексеевна (жена от первого брака и мать детей Анастасия Макаровна умерла в 1928 году, дочь Федора, 1911 года рождения, дочь Мария 1913 года рождения, дочь Фаина, 1919 года рождения) Семья на спец. поселение не высылалась. Агафонцев К. К. – реабилитирован в 1994 году. Дочь Фаина - признана пострадавшей. На спец. поселении Агафонцев К. К. вновь женился на Козловой А. Д.. Дети от 3-его брака Тамара и Николай, как родившиеся на спец. поселении – реабилитированы.   

       Агафонцев Кирилл Кузьмич после ссылки вернулся в деревню Медведка со своей 3-ей женой и двумя детьми Николаем и Тамарой. Колхоз вернул ему дом. Работал в колхозе охранником. Дочь Тамара уезжает сначала в Тюмень, а потом в Ижевск. После смерти отца, она увозит свою мать в Ижевск (примерно в 1953- 1954г. г.)                                      Раскулачили и Гребенкина Василия Сергеевича. А Пермяков Василий Федорович пострадал из-за своей мечты. Не поверите, хотелось ему сшить кожаные сапоги. Купил тарантас, обшитый кожей. Хотел из этой кожи сшить себе обувь. Не успел. Увезли все надворные постройки, хотели увезти и ворота. Обложили твердым налогом, но в колхоз Василий Федорович не вступил. Ему дали самую плохую землю, на ней и сеяли. Пришлось плотничать в Варзибашах и помогать резать скот.                                         Нелегко становился колхоз, но постепенно жизнь стала налаживаться.

       6 августа 1916 года в семье Пермякова Спиридона родился сын Григорий. Рос Григорий одаренным мальчиком. В 1938 году с отличием окончил Асановский зоотехнический сельскохозяйственный техникум. После службы в армии на Дальнем Востоке в 1941 году вернулся домой. Дома, взяв в руки карандаш и тетрадку, каллиграфическим подчерком написал два рассказа «Анюткина любовь» и «Последнее свидание», а также несколько стихов. Я уже приводила, и буду приводить выписки из его произведений. В рассказе «Анюткина любовь» Г.С.Пермяков писал: «…деревенька, где жила Анютка, была живописным уголком. Недаром, всякий проезжающий мужик говорил: «Ну и деревня! Не деревня, а сад!» и действительно, прямая улица засажена деревьями, больше всего черемухами. Небольшие домики сплошь и рядом кутались в обильной зелени берез и вязов.

       В середину деревушки врезался небольшой овражек, по дну которого звенел ручеек. По вечерам в этом овражке, у ключа, собиралось много баб и заводились веселые беседы. Все новости передавались не где-нибудь, а здесь. На задворках, на небольшой речонке, деревенские сделали пруд, в который посажено ведро живой рыбы для расплода, судьба которой заранее предопределена: в одно прекрасное время, если только не унесет пруд, ее выловят и употребят на колхозный праздник, вероятнее всего в качестве закуски к выпивке. С обеих сторон обступал деревню лес. Поближе к деревне, каждый вечер собиралась молодежь на веселье. По воскресеньям здесь было обилие народу. В этот весенний день деревушка особенно вливала очарование в душу, как раз цвела черемуха. В воздухе стоял бесподобный аромат, белизна яблонь походила на обильную кружевину в морозную зиму. По случаю праздника в каждой избе пеклись пироги и шаньги и щекотали аппетит проезжих. По улице то и дело сновали нарядные бабы с ведрами. У ключа их собралась куча: «Што ты», говорила пожилая, но красивая баба,- втрескался ведь, без памяти влопался в Анютку-то…

       -Брось-ко! Думаешь и правда,- недоверчиво говорил голос другой бабы,-этакой парень поглядит ли…

       -Вот те святая икона,- божилась баба,- бает, сам письмо накатал…азь накоть! Азь паршивая сатана! Ах ты!

       Переполошенные бабы с коромыслами в руках гнались за свиньей.

Емелиха с руганью отшаркивала грязь от опрокинутого свиньей ведра:

       -Вот где чертова скотина, ах ты!- ворчала она.

       Успокоенные бабы снова собрались в кучу:

       -Святая икона, Сидоровна, если я вру, то и Тонькин язык без греха не остался, право…. В круг протиснулась горбатая Харитонья, старушка семидясяти лет:

       -Ой, Парфеновна,- начала она,- да где же видано, да разве поглядит этакая девка…прости господи, этакой молодой, а на корню высох, ведь она вот эдак, как рыбу сушеную…

       И она потерла ладонями старческих изморщенных рук. Бабы засмеялись. Довольная своей остротой, Харитонья самодовольно хихикала. Провалившиеся бесцветные глазки заблестели от выжатых слезинок:

       -Этакой парень в руки попадет, дак сто раз надо перекреститься, бабушка, - доказывала ей Сидоровна, наклоняясь к самому уху Харитоньи.

       -Слов нет!- ответствовала Харитонья, - парень он послухмяный, да только уж больно вычурный. Сижу я этта, а он как раз идет, говорит: «Привет бабушка!», а сам и башкой не тряхнул! Это ли раньше было? Раньше стариков боялись, как не знай кого, не поклонись-ка раньше или картуз не сними…Да говорят еще: без рубахи ходит и штаны, бают, выше колен, я хоть сама-то не видела, не довелось, а бают ведь…

       -Што же это за оказия? Это ведь озорство!- неистовствовала Харитонья, я бы плюнула на этакого!…»

       Так описывал Григорий Спиридонович свою деревеньку по рассказам своих отцов и дедов. А о появлении первых тракторов он сочинил стихотворение:

                                          Прошла зима студеная

                                          И будто после сна

                                          Нагрянула зеленая-

                                          Колхозная весна.

                                                      Стоят леса, красуются,

                                                      Одетые листвой,

                                                      Покрылась и черемуха

                                                      Цветочной пеленой.

                                          Пахнула ароматами

                                          В широкие поля…

                                          Стальными агрегатами

                                          Вздымается земля.

                                                      И девушка колхозная

                                                      Уверенно вперед

                                                      Стремит машину грозную

                                                      И о весне поет.

                                          Веселая девчонка

                                          За рядом пашет ряд

                                          Ей в небе жаворонки

                                          Без умолку звенят.

                                                      Ей солнце улыбается

                                                      И будущность ясна.

                                                      Шумит, переливается

                                                      Зеленая весна!

       Пермяков Алексей Александрович пишет:

«Первые годы после образования колхоза народ в деревне работал дружно, весело, с каким-то энтузиазмом. Все ждали, что совершится чудо, и все будут жить хорошо, зажиточно или, во всяком случае, бедствовать не будут. Так оно и было первые 2-3 года. Выращенное зерно, овощи добросовестно распределяли по трудодням, давали солому, мякину для содержания личного скота, завели пасеку и делили даже мед на каждого жителя. У нас в деревне мужики, видимо, были с большой фантазией и посадили колхозный фруктовый сад. Этот сад располагался за логом, когда выезжаешь с нижнего конца деревни в сторону Ключевки, на южном склоне. Сад занимал солидную площадь, примерно гектаров 10-15, а может и больше. Нам он в детстве казался очень большим. Я хорошо помню: фруктовые деревья располагались рядами, в основном это были яблони местных сортов, много было посажено просто диких яблонь, мы их называли китайками, плоды на них были мелкие и страшно кислые. Много было посажено смородины, крыжовника, малины, росла даже калина и почему-то рябина, хотя этой ягоды по логам росло в дикой природе более чем достаточно. Но что было, то было, мы с ребятами с удовольствием бегали в этот сад, собирали с ранней поры разные яблоки, которые можно было хоть как - то есть, конечно, собирали малину и смородину, как только она начинала поспевать, все это сразу съедали на месте. В ту голодную послевоенную пору, начиная с ранней весны и кончая глубокой осенью, мы питались на «подножном» корму, ели все, что было съедобно и, естественно, что росло в колхозном саду, не оставалось без нашего внимания, все шло в употребление. Колхозный сад охранял сторож, это был дед Илья, он жил как раз напротив этого сада, через лог и ему хорошо было видно, кто появлялся в его угодьях. А может, и не видно было, в последнее время он уже плохо видел. Но иногда он появлялся в саду и начинал кричать, что сейчас нас поймает и надерет нам уши, и наложит крапивы в штаны. Услышав его, мы, как стая воробьев, срывались с места, бежали со всех ног из сада в лог, прыгали через речку и по огородам убегали в деревню, а потом домой, и затаивались на 2-3 дня, т.е. не ходили пока в сад. А потом опять собирались и тайком пробирались на заветные ряды в колхозном саду. Мы его называли «наш сад».                                                                                                                              Работа в колхозе объединяла людей, подстегивала нерадивых. В деревне все было на виду и каждый друг про друга все знал, поэтому большинство деревенских старались выполнить колхозную работу как можно лучше, сделать как можно больше. В 1934 году в колхозе был построен новый конный двор. Это было солидное животноводческое помещение, где содержалось более 50 лошадей и часть рабочих быков. Можно сказать, это был основной производственный объект, вокруг которого крутилась вся колхозная жизнь. Тракторов и машин не было и в помине. Все работы выполнялись на лошадях, их содержанию уделялось самое пристальное внимание со стороны всего населения деревни. Ранней весной проводили специальное собрание колхозников, где объявляли, что каждая рабочая лошадь закрепляется конкретно за человеком, он работал на ней, а так же отвечал за сохранность, содержание, кормление наряду с конюхом и старшим конюхом. Такой порядок сохранился до 50-х годов, когда я уже работал, будучи еще совсем пацаном, на лошадях и тоже отвечал за ту лошадку, на которой работал летом, выполняя различные распоряжения бригадира. Были построены и другие животноводческие помещения: коровник, телятник, но все они были какие-то примитивные и нам, пацанам, уже в ту пору они не нравились. Мы туда и не ходили почти, только иногда заглядывали в загон, где ходил колхозный бык, и дразнили его. Когда он начинал рыть землю копытом и утробно мычал, нас как ветром сдувало с изгороди, и мы бежали на конный двор, там прятались на чердаке и чувствовали себя в безопасности. По рассказам отца и моей мамы, а также других очевидцев той довоенной поры 30-х годов, жизнь в деревне все равно была очень тяжелой. Все работы выполнялись вручную, выходных не было. Даже беременные женщины не освобождались от работы, многие из них (летом) рожали прямо в поле. Но молодое поколение той поры, особенно девушки и парни, более оптимистично и уверенно смотрели на жизнь и заглядывали в будущее. Многие из них хотели учиться, уезжали работать в города. Ярким примером той довоенной поры была жизнь одного из моих родственников, а точнее моего двоюродного дяди, Пермякова Григория Спиридоновича. Родился он в 1916 году в нашей деревне Медведка, закончил с отличием Асановский зоотехнический техникум примерно в 1935-1936г.г. Я не знаю, успел ли он поработать по специальности, но знаю, что он служил на Дальнем Востоке. Вернулся со службы, скорее всего, весной 1941 года, большая часть стихов и две повести он написал именно в мае-июне 1941 года. В своих сочинениях он очень тепло отзывался о своей деревне, о ее жителях, был просто влюблен в свой край. Это был одаренный человек, по отзывам многих жителей нашей деревни, все его любили и уважали. Считали его самым грамотным в деревне, а это было и на самом деле так, ведь он был первым специалистом сельского хозяйства»

В 40-х годах был пик населения милой деревни. Работали не покладая рук и в полеводстве, и в животноводстве.

Умели работать, умели и отдыхать.

       В святки наряжались, выворачивая шубы, спрашивали у прохожих судьбу, ворожили. Летом водили хороводы. «…Сегодня все песни в хороводе запевала Анюта. Ее приятный голос выделялся из всех голосов. Хоровод был большой. Старинная хороводная песня эхом отдавалась в лесу и мощной волной уплывала в соседние деревни. Веселый ветерок гнал волны густой, зеленой ржи. Солнышко спешило к закату. Вдруг где-то невдалеке раздалась «Коробочка», хоровод распался, все поспешили к гармонисту, окружили. В нескольких шагах закружили пары…», так описывал один из праздников Г.С.Пермяков в рассказе «Анюткина любовь»

       «…во многом и сама деревня изменилась. Выстроенные когда-то дедами избенки с каждым годом ближе и ближе приседали к земле. Много стариков уже умерли…», но и дети, и внуки вырастали, женились, отходили от родителей. Кто строил дома, кто уезжал в города и другие районы, и к 1941 году деревня насчитывала 39 домов

Палач

                                Над страной нависли тучи,

                           Громом страсти обдают.

                                Град бедовый - неминучий

                                Тучи черные несут.

                                           А из туч, оскаля зубы

                                           Черный высится палач.

                                           Окровавленный и грубый

                                           Он занес топор…

                                Опьянен убийства славой-

                                Кровью налиты глаза.

                                Подал знак рукой кровавой:

                                Разразилася гроза!

                                           Перебешенный и злобный-

                                           Задушить страну хотит,

Гражданин страны свободной!

                                           По рукам его хвати!!!

                                И колхозник, и рабочий,

                                Дайте Гитлеру отпор!

                                Чтобы знал фашист едучий

                                Свой смертельный приговор.

                                                       23 июня 1941 года.

                                Завтра уезжаю на войну.

 

На фронте с первого дня.

       Вот уже прошло шесть десятилетий со времен окончания Великой Отечественной войны, а мы снова и снова возвращаемся к тем событиям, вспоминаем эти страшные годы. Война пришла во все семьи нашей страны, никто не остался в стороне, все встали на защиту Родины – кто на фронте, кто в тылу, независимо, сколько тебе лет-70 или 10-каждый ковал победу, как мог. И мы обязаны свято беречь память и рассказывать о их героической жизни новым поколениям людей. Я расскажу о моем прадедушке Григории Михайловиче Киселеве.

       Он родился в деревне Медведка в 1915 году. В семье Григорий был третьим ребенком, а всего в ней было четыре сына и две дочери. Все четверо ушли на фронт, а вернулись только двое: старший Степан и младший Александр. Григорий погиб, Иван пропал без вести.

       После окончания школы Григорий поступает в военное училище.

Закончив учебу, получает направление в пограничные войска на Западную Украину. В 3-х километрах от заставы находился военный городок, сюда к нему вскоре приехала его семья – жена Ирина Васильевна и сын Петр. Прадедушка был политработником Красной Армии.

       Учения, стрельбы, разборы, совещания, инструктажи, политзанятия – все это составляло военную службу мирного времени. Размеренно шли дни за днями, но уже в начале 1941 года стало на границе неспокойно. Рядом с заставой протекала пограничная река Сана, она разделяла два государства. На правом берегу стояли советские войска, а на левом находились германские. Они каждый день видели друг друга. В июне 1941 года недалеко от границы, в сарае, была схвачена банда бендеровцев. Они уже знали, что скоро Германия нападет на Советский Союз. Также было много перебежчиков, и все они рассказывали, что немцы подтягивают войска к границе.

       21 июня весь командный состав заставы был приглашен на сбор в город Перемышль. Здесь состоялось собрание, а потом концерт. Прадедушка и его семья на концерт не остались – было уже поздно, а с ними были дети, младшему Александру (это был мой дедушка) – всего три месяца, поэтому они решили вернуться в военный городок. Пока весь командный состав отсутствовал, в городе побывали диверсанты и обрезали связь. А ночью прискакал всадник и вызвал прадедушку в штаб. Это привычное дело вставать по ночам по тревоге, но в этот раз прадед попросил жену приготовить «тревожный чемодан» - это два комплекта белья, бритвенный прибор и небольшой запас продуктов, сказал жене, чтобы не беспокоилась, он скоро вернется. А под утро уже начали бомбить военный городок. Многие погибли в своих домах, не успев выбежать на улицу. Началась эвакуация семей. Старались брать с собой только ценное. Людей погрузили в грузовики, получилась колонна из 12 машин. Колонну сопровождали несколько военных, мой прадедушка тоже был в их числе. Только отъехали от села, как в небе появились немецкие самолеты, попали в одну из машин. Дальше старались ехать в основном в темное время. Так ехали несколько дней. Еда кончилась. Когда проезжали деревни, местные жители подавали, кто что мог.

       Отъехав километров 300 от заставы, военные покинули колонну и возвратились обратно в расположение части. Мужья успокаивали жен, говорили, что быстро отгонят немцев. Так, отправив в тыл свою семью, прадедушка ее больше никогда не видел. Во Львове, пересев на поезд, Киселевы приехали в Удмуртию, год жили в селе Алнаши, а потом переехали в деревню Медведка.

       Что происходило на заставе прадеда, мы позднее прочитали в книге И.К.Попела: «В тяжкую пору». Здесь рассказывается, как сражались бойцы механизированного корпуса, в котором служил мой прадед. Семья получила от отца всего 3 письма, а потом была похоронка. Он был тяжело ранен в бою и скончался в госпитале 18 мая 1942 года. Похоронен Григорий Михайлович под Курском в братской могиле. Ему было всего 27 лет.

       Моя бабушка осталась одна с двумя маленькими сыновьями. Старшему Петру было 7 лет. Он и сейчас помнит эти страшные дни начала войны. А еще вспоминает, как на почте ему дали письма с фронта разнести по домам в своей деревне, он все доставил по адресам и с радостью бежал домой, неся в руках конверт и интересную коробочку. Вместе с мамой они открыли посылку, в которой лежали ремешок от часов, деньги, медали и похоронка на отца. Эту бумажку прабабушка хранила до конца своих дней, воспитывала сыновей и ждала мужа с фронта, надеясь на чудо.

       Но ожиданиям ее сбыться было не суждено. И все же фронтовики, отдавшие свои жизни ради будущего своей Отчизны, вечно живы в памяти потомков, своих земляков, родных и близких.

Киселев Петр Никандрович женился и уехал на войну с финнами. Воевал в составе 2-го Рыбинского погранотряда, а когда началась война с немцами, его часть перебросили на передовую, где воевал в составе 9-й стрелковой дивизии стрелком. В первый же год войны, в одном из боев, его тяжело ранило в руку, после госпиталя, оставшись без руки, комиссовали. За мужество и отвагу, проявленную в боях, он был награжден медалями «За Отвагу» и «За Победу над Германией». Вернулся домой в конце 1941 года. Поставили председателем колхоза.

С первых дней войны воевал и Агафонцев Иван Елизарович. Он был пулеметчиком, а его напарником был земляк Олюнин Дмитрий Федорович. Трудно пришлось землякам: бои, отступления, снова бои. В одной из передышек перед боем Иван Елизарович написал домой письмо, в котором он благославил жену, детей. Сообщил, что завтра идет в бой. Письмо это получили в январе 1942 года, это было последнее письмо. С того боя оба солдата не вернулись.

С первых дней войны ушли воевать два брата: Дровосеков Александр Николаевич и Василий Николаевич. Василий погиб в Ленинграде, успев написать только два письма, а Александр под Курском.

Трепалин Иван Иванович – танкист. Первое крещение получил под Халхин-Голом на Дальнем Востоке, затем война с финнами. В 1940 году вернулся в родную деревню, женился на Капитолине Романовне. Жить бы да жить, но снова война, снова бои. Дошел до Курской дуги, трижды горел в танке, но выжил танкист, и после войны еще до июня 1946 года обучал молодых солдат танковому делу.

       Пермяков Алексей Александрович вспоминает об отце: Пермяков Александр Алексеевич родился в октябре 1904 года в деревне Медведка. Была у него сестра Анна, братья Дмитрий и Иван. Учился он в Ключевской церковно-приходской школе. Можно сказать, что не учился, а начинал учиться, не закончив 2 классов, все пришлось оставить и помогать родителям в домашних и хозяйственных делах. Потом он нам, своим детям, всегда говорил, что ему не хватало образования. Много раз его в жизни хотели продвинуть по служебной лестнице, когда он служил в армии срочную службу, или был уже на войне. На войну он был призван в июле 1941 года, был ранен, вылечили в госпитале, снова воевал до конца войны связистом, обслуживая штаб дивизии связью с подразделениями своей дивизии. Он много раз говорил, что хотели его направить учиться на командира взвода, но каждый раз дело упиралось в образование и заканчивалось тем, что он оставался рядовым солдатом Красной Армии

       Зыкин Иван Ильич до войны работал в городе Ижевске, на оружейном заводе, много раз просился на фронт, но у него была бронь, то есть он был очень нужен на заводе. Но потеряв однажды все месячные продовольственные карточки, настоял на своем и ушел воевать. Хорошо воевал танкист, но под Сталинградом был ранен. Из госпиталя написал письмо, в котором писал, что скоро поправится и снова на фронт. Это было его последнее письмо. Вскоре пришло родителям сообщение, что «Зыкин Иван Ильич пропал без вести»

Его брат, Зыкин Егор Ильич в начале войны учился в ФЗО в городе Воткинске.

 Зыкин Егор Ильич к юбилею победы над фашистской Германией вспоминает:

Началась война, нас, пацанов 1924 года рождения, забрали в город Воткинск. Туда был эвакуирован киевский завод «Арсенал». Я обучался в Ф.З.О. на арматурщика. В Воткинск приехало много эвакуированных и в 18 цехе начали выпускать новую броню на пушку 45 калибра (передний щит). Учился я хорошо, вскоре стал помощником мастера. Мастер был очень хороший, честный человек, немец по национальности. Мы даже с ним боролись, и я победил. Мастера звали Видергольд Иванович, жену Саша и сына Рудольф. В 1941 году Видергольда Ивановича забрали по чьему-то доносу или просто как немца (сказали, что отправляют строить в Сибири завод). Им с Сашей в то время было примерно по 40-50 лет. Жить стало голоднее, питались на пайки. Я выточил финку и с тетей Сашей пошли за капустой, хотя было очень опасно, стреляли. Капусты насолили, и тетя Саша говорит: «Еще бы пудик муки был бы, мы бы прожили», (я в то время жил у них на квартире). Я предложил своему другу Сане Киселеву, мы с ним из одной деревни, съездить со мной в Медведку к родителям: Илье Федоровичу и Дарье Николаевне. До города Агрыз доехали на поезде, а потом шли пешком. Было это в праздник Октябрьской революции (7 ноября 1942 года).

Дали мне пуд муки, Сане сухарей, и мы пошли обратно. С нами пошел Вася Гребенкин (он жил в Ижевске). Дошли до города Агрыз и на вокзале решили отдохнуть, а ночью вокзал окружила милиция, и всех молодых парней забрали в военкомат. У нас на руках были приписные свидетельства. Муку и сухари продали, нас посадили в поезд и повезли в город Казань на медкомиссию. О том, что мы на фронте, родители узнали от дяди Васи Гребенкина.

Меня определили в танковую, а Саню в кавалерийскую части, но мы попросились в одну часть, а после перекомиссии, нас направили в кавалерийскую школу. Около месяца учились в городе Подольск, а немец подходил к Москве, и нас отправили в город Ковров в запасной полк. Саню в лагеря, а меня оставили в Коврове учиться на сапера. Потом меня взял к себе коноводом офицер комвзвода. В Коврове стоял запасной полк, и вот для отправки на фронт отбирают ребят на передовую, в запасном полку питание было плохое, и все пошли на фронт. Саню (Александра Михайловича) Киселева 1923 года рождения и других ребят, приводят на плац. Ком взвода мне говорит: «Седлай коней, поедем в Ковров» на обратном пути офицер разрешил повидаться с Киселевым. Перед отправкой на фронт он пришел к казарме и пригласил меня, на конюшне мы попрощались.

Я остался в полку учиться на минера, а немец опять стал подходить близко, нас быстро погрузили в поезд вместе с лошадьми. Повезли на Украину, выгрузили и сразу пошли в наступление в пешем строю. Первый бой был под городом Таганрог у реки Миус.

Ранило первый раз в Кременчуках. Перед наступлением коней поставили в посадке и наступали в пешем строю. Я был связным у командира. Немец бил сильно, мы с командиром подходим к селу, и возле хаты разорвался снаряд, командира ранило. С новым командиром идем дальше, видим, разбитый дом, он посылает на задание, под огнем перебежал дорогу и побежал к самоходкам, которые стояли под разбитым домом. Подбегаю к командиру самоходки и докладываю: «Приказано везти самоходки на передовую», бегу обратно. Командир опять отдает приказ: «Самоходкам бить в упор, в домах только немцы», только успел доложить: «Ваш приказ выполнен!», ранило в руку, ползу, …подобрала меня гречанка, говорит: «Хлопец, айда, умойся, наши солдаты прорвались и ушли дальше». Она обмыла, накормила, санитарка перевязала руку, снова пришел в хату, лег и уснул. Ночью приезжают командиры самоходок, спрашивают хозяйку: «Кто лежит?», она ответила, что это раненый. «Машина придет и увезет в город Сталино (сейчас Днепропетровск)». Действительно сначала увезли в Сталино, а потом в Таганрог. Рана была хоть и не большая, но задело сухожилие. Раненых положили в школу, на солому. Хлеба не было, рыба была и на первое, на второе и на третье. Под наркозом руку выпрямляют, а она обратно, пришлось врачам наложить шинку, и под руки увезти в школу.

В то время, когда я был в госпитале, в городе Таганроге, на площади, казнили Бабина. Он до войны был инженером на заводе, когда город захватили немцы, он пошел к ним на службу, работал младшим и старшим следователем. После освобождения города от захватчиков, его поймали и казнили на Банковской площади через повешение. Народу было много, когда зачитывали приговор, он не вымолвил ни одного слова. Мы, ходячие раненые тоже ходили на площадь и все видели.

После излечения в госпитале (госпиталь №511) сентябрь 1943 года, снова на фронт, направили в запасной полк, в пехоту, который стоял под Перекопом, под Рогачиком. Раненых выстроили, и командир говорит: «Кто желает в разведку?». Я и еще два или три человека вышли вперед. Дальше служил в 103 С.П. в полковой разведке, часто ходили на передовую за «языками»

Часть сняли и перевезли через реку под село Рогачики, которое тянется 20 км. Шло наступление на Украину, много раз ходили в тыл врага. Группа разведчиков пошла в разведку, засекли боевые точки, взяли в плен «языка», меня отправили в штаб доставить туда немца, когда привел его в штаб дивизии, связисты штаба говорят: «Ложись там», я показал немцу, чтобы брал солому и ложился, немец лег, я тоже. Утром встали, солому убрали, и я повел его на допрос. Он сидит, я стою. Потом офицер приказал мне идти в часть.

Однажды, при подходе к Молдавии, станция Раздельная, идем в разведку я с напарником и сзади метрах в 200-300- офицер. Идем, кругом все горит, немцы перед отступлением подожгли дома, кричим: «Кто там есть, выходите!»- «Сыночки, это вы?» и женщина с детьми вылезла из горящего дома. Идем дальше, слышим, кто-то говорит: «Двое, двое», подползли к деревне, обошли хату, зашли, женщина говорит: «только сейчас были немцы». Мы подали сигнал, что немцев нет. Станцию взяли, а дальше уже была Бессарабия (Молдавия).

3-им и 4-ым фронтом командовал Малиновский. Наступаем дальше, форсировали Буг, несколько дней наблюдали за противником, обшарили весь берег в поисках места переправы, и в темную ночь подвезли понтоны, первыми перебрались солдаты дивизионной разведки, а потом и наша, полковая разведка. Обнаружили группировку противника, потом переправилась часть, под утро бой. Много раз пытались немцы сбросить нас в воду, но мы стояли насмерть. Село Андреево или Арделево, только подошли, немец открыл огонь, под непрерывным огнем захватили село, начало светать.

Один молодой офицер испугался, наложил на руку доску и прострелил себе руку пистолетом, чтобы переправиться в тыл, а в тыл, на другую сторону реки отправляли только раненых. Врачи поняли причину ранения и сообщили в особый отдел, а там он признался, что сам прострелил руку. Привели его в фуфайке, без погон, заставили подкопать в воронке себе могилу, поставили перед строем, зачитали приказ: «изменник Родины, самострел. Расстрелять»

 За храбрость в боях за Украину мне вручили медаль «За отвагу». Дивизия подходила к границе, на реке Турунчук переправились на противоположный берег, сдерживая натиск врага. Снова идем в разведку втроем: я с напарником и офицер, метров в двухстах позади нас. Подходим к реке, видим шалаш, слышим крики: «Хальт!», мы упали и поползли к реке Днестр, офицер поднял тревогу, пехота открыла огонь, и нас спасли.

Весна 1944 года, при окружении Яссо-Кишиневской группировки, на реке Буг и реке Днестр, в нескольких километрах от села Глинное. Нас, разведчиков, ночью переправили на другой берег реки, мы взяли с боем плацдарм, кинулись в траншею, вижу, рядом лежит убитый, только раскинул носовой платок, чтобы положить снаряды, слышу крики: «Немец наступает! В контратаку!» и тут снайперская пуля попала мне в лопатку, пуля прошла навылет. Медсестра перевязала и отправила меня на переправу, только вышел к Днестру, начали бомбить самолеты, спасла меня лощина, в которую я спрятался. После бомбежки, нашел переправу, нас, раненых, переправил на тот берег молдаванин на своей лодке, потом на катере переправили через реку Днестр. Нужно было дойти до села Глинное, где находилась медсанчасть.

В селе стояла большая пекарня, а около нее играли дети четырех-пяти лет. Проходя мимо них, услышал крики: «самолеты!», схватил обоих ребят и в подвал, упал на них, прикрыв их своим телом, они плачут. Взорвались бомбы, а когда все стихло, вышли из подвала и увидели, что в том месте, где играли дети, зияла воронка, и снесло крышу подвала-шалаша, где мы спрятались. Так и расстались, забыв спросить их имена. До сих пор сожалею об этом, хотелось бы узнать их дальнейшую судьбу.

Лечился в медсанбате у врачей, хотели отправить в госпиталь, а офицеры говорят: «Не езди, нашу часть разбомбили, и с передовой переведут в тыл на формирование». Там и долечился, но плацдарм мы все-таки удержали!

47 Гвардейский кавалерийский полк, июнь 1944 года.

Нашу часть перебросили в плавни, которые находились в Молдавии, (Бессарабии). Был август месяц, парни лежат под кустами на берегу реки Днестр, а на другой стороне реки расположен сад, а на яблонях заманчиво висят спелые яблоки, и никто их не собирает. Я подхожу к офицеру и спрашиваю: «Можно мне сплавать через реку?», он ответил: «Если умеешь, плыви». Мы вдвоем поплыли, по реке схватил яблоко, переплыли, посидели на том берегу, отдохнули, пошли в сад. Только собрали несколько яблок, немец начал бомбить, мы бегом к реке, поплыли обратно.

Вечером всех вызывают, дали чистую одежду, автоматы, финки. 18 августа 44 года мы пошли делать разведку боем, но попали под сильный огонь противника, видя это, командование отменило приказ и нам приказали вернуться на исходные позиции. Около меня разорвался снаряд: нога насквозь, рука насквозь, одного убило. Хочу пить, не дают, а снаряды рвутся кругом. Когда все стихло, раненых погрузили на машину и увезли в госпиталь. Привезли в Одессу на поезде, а потом на машинах кого куда, меня привезли в санаторий В.Ц.С.П.С., поместили на террасе. Был я в очень тяжелом состоянии, посадили около меня девушку, которая ухаживала, пыталась разговорить меня, спрашивая, где и кто мои родители есть ли девушка и т.д., чтобы солдату легче было перенести адские боли. Моим лечащим врачом была Вера Михайловна. Два раза вливали кровь, сначала все было хорошо, но когда начали вливать третью бутылку, меня начало трясти, видимо не сошлась группа крови, бросили на меня матрац, сами легли наверх, чтобы успокоить.

Ноги начали поправляться, и я с Верой Михайловной и другими ранеными уехал в госпиталь в Тимишоры (Румыния). Шел на поправку, и тут мы с парнем выпили и пошли к ребятам. Комендатура нас забрала, отправила на перекомиссию, а оттуда на передовую. В то время вышел приказ, после ранения возвращаться в свою часть. Из 200 З.С.П. 2-й пулеметной роты 5 апреля 1945 года, вернулся в 47 Г.К.К.Д.О.Б. полк 2-й эск. казак ПТР прибыл 19 апреля 1945 года.

Войну закончил в Альпах. Был на посту в конюшнях, вечером сменил другой, и говорит мне: «Не ходи, ложись вон в сено и спи», а в эту ночь был подписан договор о полной капитуляции. Все кричали, бросали шапки, обнимались, а один схватил вилы и с силой воткнул вилы в сено и задел меня, я, как пуля вскочил, и мы оба были потрясены.

Домой добирались на конях. Перед каждым городом спешились, приводили себя и коней в порядок, надевали парадную форму и шли через город, как на параде. Народ в основном, был доброжелательным, русских солдат встречали хлебом-солью. Домой вернулся в 1946 году.

Награды:

В 1942 году в боях за Мелитополь был награжден медалью «За Отвагу». Путь лежал через Молдавию, Бессарабию, форсировал реку Буг, за что был награжден орденом «Славы 111 степени». Перешли Государственную границу СССР в 1944 году, в боях за окружение Яссо - Кишиневской группировки, при проведении разведки боем, был тяжело ранен в руку и в ногу, рядом разорвался снаряд. Привезли в госпиталь в Одессу. После излечения 4-й Украинский фронт под город Будапешт. За освобождения этого города получил медаль «За взятие Будапешта». Прошел с боями Бессарабию, Румынию, Венгрию, Югославию. Войну закончил в Австрии в 60-ти километрах от города Вены, в горах Альпы. После победы совершили марш на конях в 47 гвардейском казачьем кавалерийском полку 2,5 тысячи километров. Проехали Австрию, Венгрию, Югославию, Румынию. С Румынии ехали поездом до Новочеркасска, оттуда приехали в станцию Константиновскую Ростовской области.                                            

В 2004 году 15 июля в возрасте 80 лет Зыкина Е.И. не стало, а в августе этого же года пришло письмо из Алнашского военкомата, что награда ищет героя. И в 2005 году принесли «Удостоверение к государственной награде», в котором написано, что Зыкин Егор Ильич награжден медалью «За отвагу», подписал президент РФ В.В. Путин, по ходатайству: Пр. ком. 34 гвард. стрелк. дивизии №39-Н, дата вручения 20 августа 1944 года.

После войны был награжден медалью «За победу над Германией», орденом «Отечественной войны», медалью Жукова, юбилейными медалями: 20, 30, 40,50 лет Победы в Великой отечественной войне; 50, 60 лет вооруженных сил СССР, ветеран труда Удмуртской АССР.

Воспоминание Вычужаниной Алевтины Григорьевны (со слов мужа Виталия Семеновича):                                                                                                                                Вычужанин Семен Тимофеевич родился 15 февраля 1913 года, который женился на Бугреевой Анастасии Григ