Глава 8. Эмоциональные реакции

 

Любовь

 

 

В своем поиске знания человек дифференцирует и выделяет различные аспекты того или иного явления. В результате каждый аспект постепенно теряет свою связь с целым и начинает рассматриваться в качестве независимой переменной. Когда такая аналитическая методика применяется к эмоциям, они определяются или как физиологические реакции тела, или как паттерны поведения, которые могут быть усвоены или отброшены усилием воли. Страх, например, является телесной реакцией, физиологически генерируемой выбросом адреналина в ситуации опасности. И хотя ни секреция, ни наша физическая реакция на нее не подчиняются сознательному контролю, мы постоянно убеждаем детей не бояться, подразумевая тем самым, что они могут контролировать свои эмоциональные ответы.

Подобная непоследовательность относительно природы эмоций лучше всего проявляется в нашем отношении к любви. Наши проповеди и наша литература изобилуют призывами к любви. Несмотря на предостережения, подобные книге Смайли Блантона «Люби или умри», все эти апелляции к сознательному разуму довольно бесполезны для порождения глубокого чувства любви. С другой стороны, мы допускаем, что любовь – это естественное для определенных отношений чувство, мать совершенно естественно любит своего ребенка, а каждый ребенок любит свою мать Мы оказываемся часто шокированы и поражены, обнаружив, что так бывает далеко не всегда. С точки зрения сознательного разума и те, и другие отношения вполне обоснованны. Мы согласны с тем, что любовь важна, и об этом полезно напомнить. Ценность любви в том, что она снижает сосредоточенность человека на себе и переводит фокус, хоть на некоторое время, с его эго на взаимоотношения с другими людьми и с окружением. В то же время мы признаем, что любовь должна присутствовать во всех близких отношениях. Однако нам недостает понимания того, что наши эмоциональные ответы не являются изолированными феноменами. Их нельзя считать произвольными реакциями или чисто условными рефлексами. Любовь, например, неотделима от удовольствия. Она возникает из переживания удовольствия и зависит в своем существовании от его предвкушения.

Слово «эмоция» означает движение «наружу», «вовне» или «от». Эмоция, таким образом, может быть определена как движение, проистекающее из возбужденного состояния удовольствия или боли. Шандор Радо разделяет эмоции на две группы: эмоции благополучия (welfare emotions) и эмоции чрезвычайных ситуаций (emergency emotions). По мнению Радо, эмоции благополучия, к которым относятся любовь, симпатия и привязанность, являются «дифференцированными уточнениями переживания и предвкушения удовольствия»[29]. Проще говоря, мы любим то, что сулит нам удовольствие. Подобным образом, наша симпатия распространяется на тех людей, с которыми у нас существует доставляющее удовольствие взаимопонимание. Никто в здравом уме не будет испытывать симпатию к человеку, от которого исходит угроза боли. Чрезвычайные эмоции, такие как страх, гнев и ненависть, происходят из переживания и предвосхищения боли.

Память и предвосхищение играют важные роли в дифференцировании эмоционального ответа из базовых реакций удовольствия – боли. Если мы в определенной ситуации испытали боль, то при повторении ситуации мы будем ожидать аналогичной боли. Предвосхищая боль, мы будем реагировать страхом или гневом, в зависимости от направления нашего движения. Если мы убегаем от ситуации, то будем испытывать страх; если противостоим ей, пытаясь устранить угрозу боли, то будем испытывать гнев. При отсутствии воспоминаний и ожиданий, которые управляют нашим поведением, наш отклик будет определяться влиянием непосредственного контакта с объектом. Приятный эффект будет побуждать нас тянуться к объекту, болезненный заставит нас отдалиться.

Новорожденный младенец не чувствует и не проявляет любви к своей матери. Его реакции основаны на ощущениях удовольствия и боли. Можно допустить однако, что способность любить присутствует от рождения, но любовь расцветет при условии созревания сознания и переживания удовольствия от контакта с матерью. Такой опыт скоро придет, поскольку, чтобы выжить, ребенок должен удовлетворять свои важнейшие потребности с помощью матери или человека, ее заменяющего. Когда благодаря растущему сознанию ребенок отождествляет эти приятные переживания с обликом матери, возникает чувство привязанности к ней. Его лицо проясняется при ее приближении, и видно, как по его телу проходят волны приятного возбуждения.

Очень жаль, что в нашей культуре контакт младенца с матерью приносит не только удовольствие. Хотя мать и должна удовлетворять базовые потребности младенца, она при этом может легко нанести ущерб его благополучию. Мы слишком часто слышим младенческий плач и видим слишком много несчастных детей, чтобы питать иллюзию, что в младенчестве все запросы ребенка осуществляются. Маленьким детям необходим почти беспрерывный контакт с материнским телом, и очень немногие женщины готовы отдать младенцу все свое время и внимание. Их личные потребности часто входят в конфликт с нуждами ребенка. Усыпая требованиям ребенка, они испытывают раздражение и негодование. Если они не уступают, то в той или иной мере заставляют ребенка страдать. В любом случае, часто складывается болезненная для ребенка ситуация, которая ограничивает его любовь к матери.

Очень часто отношение матери к ребенку оказывается амбивалентным. Ребенок не стал для нее источником абсолютного счастья. Он желанный и нежеланный одновременно. В результате младенец становится объектом некоторой враждебности, главным образом неосознанной, но выражаемой в жестах раздражения, сердитом взгляде, грубом обращении и так далее. Известны и случаи насилия над детьми. Синдром избиваемого ребенка, как оказалось, более распространен, чем предполагалось ранее. В своей книге «Страх быть женщиной» Джозеф Рейнгольд говорит о том, что материнская враждебность широко распространена среди женщин, и документально подтверждает это. Он связывает это с опытом отношений женщины с собственной матерью и конфликтом между ними. Мой собственный клинический опыт подтверждает эти наблюдения. За все годы практики у меня не было ни одного пациента, который не испытывал бы в той или иной степени негативных чувств к своей матери, совершенно оправданных исходя из его детского опыта.

Болезненные переживания не позволяют развиваться чувствам привязанности и любви. Насколько привычным оказывается для ребенка ожидание боли, настолько сдержанными или негативными становятся его реакций. Человек не может любить то, что причиняет ему боль, если у Него не развился мазохистский характер. Если любовь возникает из предвкушения удовольствия, то ее противоположность, ненависть, должна возникать из предвосхищения боли. Более подробно эти два чувства, любовь и ненависть, я буду рассматривать в следующем разделе. Сейчас важно понять, как они связаны с удовольствием и болью.

Связь между любовью и удовольствием, которая только что казалась ясной и однозначной, усложняется, если учесть что материнская любовь является также инстинктивной реакцией на свое потомство. Она является врожденной у тех видов, для выживания молодого поколения которых требуется материнская забота. И укоренена она столь глубоко, что с момента рождения мать будет защищать свое дитя даже ценой собственной жизни, если это потребуется. Но, несмотря на это, даже среди животных этот инстинкт недостаточно силен, чтобы в определенных условиях не допустить уничтожения матерью своих детей. Известно, что самки животных в условиях неволи бросают свое потомство и то же самое время от времени случается с домашними животными. Можно предположить, что отказ от детеныша происходит под воздействием условий, подавляющих у матери предвосхищение удовольствия от выполнения своих функций. У высших животных инстинкт материнской любви, его полноценное функционирование, по-видимому, зависит от удовольствия, которым обычно сопровождается реализация инстинкта. В отсутствие удовольствия инстинкт ослабевает. Наличие удовольствие, напротив, укрепляет инстинктивные действия и преобразует их в осознанное поведение.

Поскольку инстинкт полностью никогда не исчезает, материнская любовь не может отсутствовать совершенно, даже в самой черствой женщине. Каждая женщина знает на уровне тела, что только через реализацию своей женской сущности она сможет испытать радость жизни. Если это глубинное знание противоречит ее жизненному опыту, память о котором определяет ее нынешнее поведение, то развивается конфликт, при котором желание любить своего ребенка так же сильно, как и враждебность. Однако в случае отсутствия удовольствия деструктивная установка берет верх над творческим отношением к ребенку.

В основе любви лежит биологическая потребность в контакте и близости с другим человеком. Через этот контакт происходит стимуляция и возбуждение наших тел, без него они становятся холодными и жесткими. Сама потребность выражается в чувстве влечения, которое биоэнергетически схоже с чувством голода, когда мы нуждаемся в пище. Это ощущение, как и голод, становится интенсивнее, если остается неудовлетворенным. Оно очень сильно у маленьких детей, чья потребность в контакте является максимальной. Интенсивность влечения снижается во время латентного периода и возрастает в пубертатный период, когда набирает силу сексуальная функция.

Осознание различия между влечением и любовью важно для понимания последней. Влечение также связано с любовью, как голод с аппетитом. И голод, и влечение являются нейтральными биологическими потребностями, далекими от предпочтений и предвзятости. Голодный человек готов съесть что угодно; одинокий человек может любого принять в качестве друга. В противоположность этому, аппетит и любовь ориентированы на конкретные источники удовольствия. Аппетит появляется при виде определенного блюда; любовь возникает к конкретному человеку. Влюбленный человек видит в объекте своей любви источник удовольствия. Если предвкушение удовольствия накладывается на биологическое влечение, то потребность в контакте и близости трансформируется в истинную эмоцию. Разница между любовью и влечением проявляется в манерах и поведении человека. Влюбленный человек предвкушает удовольствие, его тело, находящееся в приятном возбуждении, становится горячим и отзывчивым. Человек с нереализованной потребностью в близости печален и замкнут.

Потребность в близости и контакте реализуется в том, что называют зависимой любовью, которую часто ошибочно принимают за настоящую любовь. Если один человек зависит от другого, он будет описывать свое чувство как любовь. Он будет говорить «Я люблю тебя», в действительности подразумевая «Ты нужна мне». Нуждаться и любить – не одно и то же. Нужда может быть болезненна; любовь – приятна. Зависимая любовь привязывает одного человека к другому; Настоящей любви свойственны свобода и непосредственность, важнейшие составляющие удовольствия. Зависимые отношения снижают возможность получения удовольствия и таким образом отдаляют человека от переживания истинной любви. Зависимая любовь характеризуется требованием любви или удовольствия; подлинная любовь дарит удовольствие. Требование любви рационально объясняется следующим образом: «Я в тебе нуждаюсь. Я тебя хочу. Я тебя люблю. Следовательно ты должен любить меня».

Человек, чье чувство обусловлено зависимостью, убежден в справедливости своих требований любви. Он бессознательно переносит на другого человека свою нереализованную инфантильную потребность в контакте. Его зависимость отражает его младенческий опыт, когда он по-настоящему зависел от своей матери. Удовлетворение его потребностей тогда зависело от ее любви, и его чувство, что он имеет право на эту любовь, потому что она ему необходима, было оправдано. Его бессознательное отказывается принять реалии сегодняшнего дня, заключающиеся в том, что:

- он давно уже не ребенок,

- во взрослом мире любить – означает делить удовольствие.

Если учесть, что любовь связана с удовольствием, как может человек требовать любви? Тем не менее, это происходит повсеместно. Родители требуют любви от своих детей и даже считают, что это долг ребенка – отплатить им любовью за их труды и заботу о его воспитании. Они могут добиться видимости любви, если смогут заставить ребенка чувствовать вину, но искреннее чувство не подчиняется приказу. Любовь также нельзя заслужить, как ошибочно полагают некоторые, актами самоотречения. Жена, жертвующая всем ради мужа, однажды может узнать, что тот полюбил другую женщину. Мать, посвятившая себя детям, часто оказывается шокирована, обнаружив, что дети не оценивают по достоинству ее старания. Вообще, установка самоотречения нас отталкивает, и мы тянемся к людям, наслаждающимся жизнью. Мне часто доводилось слышать от пациентов слова: «Я бы хотел, чтобы моя мать позволяла себе получать больше удовольствия от жизни».

И если удовольствие является важнейшим условием любви, любовь также необходима для удовольствия. Ибо любовь представляет собой самоотдачу, которая делает удовольствие возможным. Мы знаем, что работа без полной самоотдачи не приносит удовольствия. В равной степени важно, чтобы человек отдавал себя отношениям, если хочет наслаждаться ими. Самоотдача, как и любовь, возникает из предвкушения удовольствия. Поэтому можно с полным основанием сказать, что степень удовольствия напрямую зависит от уровня самоотдачи или глубины чувства, вкладываемых в работу или в отношения с другим человеком.

Любовь имеет еще одну важную функцию в тех близких человеческих отношениях, от которых зависит продолжение жизни. Она создает атмосферу защищенности, которая позволяет человеку достичь максимальной самоотдачи в отношениях. Эта потребность в защищенности особенно очевидна во взаимоотношениях матери и ребенка. Человеческому младенцу ввиду его абсолютной беззащитности необходимо такое чувство безопасности, которое может быть обеспечено лишь полной самоотдачей матери. Малейшая брешь в чувстве безопасности тотчас же повергает ребенка в состояние страдания и тревоги, воздействие которых преодолеть не так просто. Когда ребенок проходит тот этап, на котором все его потребности удовлетворялись автоматически и начинает независимое существование, тогда мы можем видеть, насколько важна для его благополучия атмосфера материнской любви и заботы, которая окутывает его при появлении на свет.

Взрослые не так беспомощны как дети, но в близких отношениях им тоже необходимо чувство безопасности. Им нужна уверенность в том, что сегодняшнее удовольствие не обернется завтра страданием, вызванным потерей человека, рядом с которым они испытали это удовольствие. Человек ясно понимает: чем больше он наслаждается сегодня, тем сильнее будет страдать завтра, когда потребность в близости и человеческом контакте вновь заявит о себе и не сможет быть удовлетворена. Ибо в природе человека заложено стремление вновь пережить ту ситуацию, в которой он испытал удовольствие.

Человек в большей степени, чем любое другое существо живет в настоящем, которое включает его прошлое и охватывает его будущее. На основе своего раннего опыта он убеждается в том, что открываясь удовольствию, он в то же время открывается и возможной боли. Если ему довелось пережить множество разочарований, то он будет крайне осторожен в своем предвосхищении удовольствия. Его способность любить и испытывать удовольствие будет снижена. Но даже на фоне самого безоблачного прошлого опыта человек неохотно предается интимным отношениям, которые не имеют перспективы продолжения.

Любовь – это обещание того, что сегодняшнее удовольствие будет доступно и завтра. Она не является ни гарантией, ни обязательством. Слова «я тебя люблю» это не просто выражение в настоящем своих чувств, в них заключено будущее. Они – не обещание любить завтра, ибо это чувство, подобно любому другому, возникает спонтанно из глубин человеческого существа и неподвластно его воле. Тем не менее, большего, чем заключено в этих словах, не требуется, а меньшего будет недостаточно. Только с тем чувством безопасности, которое несет в себе любовь, человек может полностью отдаться удовольствию любви.

Разговоры о любви вне ее взаимосвязи с удовольствием – это не более чем морализаторство. Мораль никогда не решала эмоциональных проблем человека. С другой стороны, делать акцент на удовольствии, пренебрегая базовой потребностью человека в безопасности, стабильности и упорядоченности его существования – безответственно. Это может привести лишь к хаосу и страданию. Положение человека, характеризуемое этими противоположными направленностями, требует творческого подхода. Мы должны понимать, что чем больше удовольствия испытывает человек, тем больше его способность любить. Следует знать, что наша способность давать свою любовь способствует росту нашего удовольствия.

В этом разделе я использовал слово «любовь», как если бы она обладала некой однородностью. В действительности любовь, как и удовольствие, охватывает целый спектр чувств, каждое из которых связано непосредственно с переживанием удовольствия или его предвкушением. Более широким понятием для такого рода чувств является принятие. Диапазон чувств, входящих в понятие принятие, простирается от дружелюбия до любви. Они будут рассмотрены в следующем разделе.

 

Приятие и враждебность

 

 

Эмоции можно разделить на простые и сложные. Простая эмоция имеет только один чувственный оттенок: либо удовольствие, либо боль. Сложные эмоции сочетают в себе элементы и удовольствия, и боли. Печаль и сострадание, например, относятся к сложным эмоциям. Две эмоции или больше могут объединяться и образовывать более сложную реакцию. В частности, чувство обиды сочетает в себе гнев и страх. На то или иное чувство часто накладываются оценочные суждения, порождая то, что я называю концептуальной эмоцией. К этой категории относятся вина, стыд и тщеславие.

Тонкие эмоциональные реакции человека порой вообще не поддаются определению. Невозможно описать словами все оттенки чувств, которые способен испытать человек. У меня нет намерения анализировать все возможные эмоциональные реакции. Однако некоторые из них важны для понимания человеческой личности. Именно на этих чувствах мы сосредоточим свое внимание.

Существуют две пары простых, противоположных друг другу эмоций. Первую пару составляют страх и гнев; вторую – любовь и ненависть. Между полюсами второй пары располагаются все чувства, которые можно сгруппировать Под заголовками «приятие» и «враждебность». В основном эти чувства характеризуют наше отношение к другим людям, хотя мы можем говорить о любви и ненависти по отношению к предметам и ситуациям.

Приятие – это обращенность к миру и другим людям, сопровождающаяся позитивным настроем и приятными ожиданиями. Она выражается в теле в виде экспансивной реакции: в результате расширения периферических кровеносных сосудов происходит приток крови к поверхности тела. Это приносит физическое ощущение тепла. Для чувства приятия характерна такая теплота. Говоря о приятном нам человеке, мы используем выражение «теплые отношения». Имеют место и другие физические проявления удовольствия. Мускулатура становится мягкой и расслабленной, замедляется сердцебиение, сужаются зрачки и так далее.

Тепло сосредотачивается главным образом в коже, – которая обильно насыщается кровью. В результате возникает желание физического контакта с человеком, являющимся объектом этих чувств. Таким контактом может быть рукопожатие, объятие или поцелуй. Все нежные чувства обладают эротическим качеством и служат выражением эротического импульса, или Эроса. Эротическая составляющая приятия может быть рецессивной (recessive)[30] или доминирующей. Она рецессивна в случае дружеских отношений и носит доминирующий характер в отношениях сексуальных. Ярко выраженная эротическая составляющая является результатом высокой степени возбуждения, сфокусированного на эротических зонах. Также происходит обильный приток крови к этим областям.

Противоположные чувства – а именно те, которые можно обозначить как враждебные, – также обусловлены током крови, но движущимся уже в противоположном направлении. Происходит отток крови от поверхности тела, что вызывает ощущение холода. Все враждебные чувства характеризуются холодностью. Враждебно настроенный человек вытесняет любые теплые чувства и становится абсолютно холоден по отношению к другому человеку. Он теряет всякое эротическое желание, и ему становится отвратительна идея физического контакта. Все враждебные чувства, следовательно, равнозначны отказу от чувств.

Ни приятие, ни враждебность не несут в себе агрессивного отношения. Агрессия – это функция мышечной системы, которая в ситуации возникновения вышеупомянутых чувств почти не проявляет себя. Хотя агрессивный компонент часто примешивается к этим чувствам, переводя их в конкретные действия. Например, в случае сексуального взаимодействия такое добавление необходимо для того, чтобы мог произойти половой акт. Когда элемент агрессии соединяется с враждебным чувством, это приводит к атаке или нападению, а это отличается от чисто враждебной реакции – характеризующейся холодностью и равнодушием.

Слово «агрессивный» в психологическом смысле противопоставляется пассивности. Агрессия означает движение по направлению к человеку или объекту, тогда как словом «пассивный» обозначают торможение такого движения. Человек может проявлять агрессивную враждебность или агрессивное принятие, точно так же как может быть пассивен в выражении враждебности или принятия. Очевидно, что слово «активный» нельзя использовать в этом контексте как противоположность пассивному, поскольку ему недостает оттенка направления или цели. Агрессивный игрок в теннис преисполнен решимости выиграть, тогда как активный игрок может не иметь такой цели.

Продемонстрировать полярность чувств приятия и враждебности, поможет обсуждение и сопоставление таких понятий, как дружелюбие и недружелюбие, а также любовь и ненависть.

Дружелюбие отличает наши чувства к человеку, предпочтения, мнения и установки которого близки нашим собственным, от чувств, которые мы испытываем к незнакомцу. С другом можно разделять удовольствия. С незнакомыми людьми человек на это не решается. Однако с каждым актом разделенного удовольствия незнакомец превращается в друга.

Сдержанность, демонстрируемая в отношении к незнакомцу, ярко проявляется в поведении детей старшего возраста. Маленький ребенок, у которого еще не развито чувство «Я», не проводит различий среди своих ровесников. С другой стороны, к новичку в уже сформировавшейся группе детей отнесутся настороженно, и он сам не решится сразу же подойти к детям. Некоторое время он будет наблюдать за их занятиями с некоторого расстояния, постепенно подходя поближе. Когда они немного привыкнут к его присутствию, кто-нибудь из детей может пригласить его присоединиться к общей игре. Когда это произойдет, можно считать, что он принят.

Посторонний человек становится нарушителем спокойствия и гармонии, царящих в уже сплотившейся группе. Его присутствие может мешать привычному выражению чувств и обмену впечатлениями среди участников группы, и следовательно, может вызвать некоторую враждебность или холодность. С другой стороны, незнакомец привносит некоторую новизну и вызывает возбуждение. Поэтому к нему возникает определенный интерес, который приведет к установлению контакта. Какой из двух факторов будет в наибольшей степени определять реакцию на незнакомца, зависит от характеров членов группы. Уверенному в себе человеку намного легче принять незнакомца, чем неуверенному.

Дружелюбие по отношению к незнакомым людям больше свойственно тем, кто ориентирован на удовольствие, чем тем, кто одержим властью. В целом можно сказать, что когда людям хорошо, они склонны быть более восприимчивыми к незнакомым. Удовольствие делает их доброжелательными и открытыми для нового опыта. Незнакомого человека могут пригласить на вечеринку, при этом в обществе людей, стремящихся к власти, он, скорее всего, будет persona поп grata. Люди, посвятившие себя борьбе за власть, не доверяют незнакомцам и боятся их. Когда удовольствие отсутствует, незнакомца часто встречают с неприязнью и даже враждебностью. Много лет назад я видел карикатуру, ярко иллюстрирующую подобную ситуацию. Два богача-уэльсца стояли в поле, с угрюмыми лицами глядя на приближающегося к ним незнакомца.

 

Ты его знаешь, Билл? – спросил первый.

Нет, – ответил второй уэльсец.

Швырни-ка в него камнем, – сказал первый.

 

Гостеприимное отношение к незнакомым людям является частью обучения иудейско-христианской традиции, а также некоторых других. Современная цивилизация, с ее безграничными возможностями для путешествий и общения, казалось бы, должна разрушать существующие барьеры между людьми. Но создается лишь видимость этого процесса. Под маской радушия и сердечности, с которой встречают туриста, всегда можно заметить скрытую сдержанность и холодность по отношению к незнакомцу, со стороны людей, жизнь которых лишена радости.

Преследование незнакомца является уже скорее выражением ненависти, чем просто недружелюбия. Являясь подходящим объектом для враждебных чувств, он легко становится мишенью подавленной ненависти, истоки которой восходят к болезненным переживаниям детства. Люди проецируют на незнакомца те глубокие враждебные чувства, которые изначально были направлены на родительские фигуры, но подавлялись под воздействием вины. Незнакомец становится козлом отпущения, на которого могут быть излиты все враждебные чувства. Такой перенос обычно получает социальное одобрение и легко рационализируется со стороны эго. Недружелюбие, которым встречают незнакомца, может исчезнуть при более близком знакомстве, но было бы ошибкой полагать, что ненависть к чужаку можно преодолеть с помощью воспитания и наставлений.

Подавленная ненависть требует терапевтической работы, которая могла бы помочь ее высвободить. Во-первых, необходима та или иная форма аналитической техники, способная вывести в сознание подавленный материал. Во-вторых, следует проработать и высвободить чувство вины, которое способствует поддержанию враждебных чувств в подавленном состоянии. И в-третьих, должны быть предоставлены некоторые средства для физического выражения враждебности в контролируемых условиях, чтобы позволить разрядиться скрытым за чувствами физическим напряжениям. Когда это происходит, способность человека к переживанию удовольствия восстанавливается, и «хорошие чувства» становятся естественным состоянием его тела.

Любовь и ненависть – известная пара противоположностей. Можно хорошо себе представить себе, насколько они противоположны, если вспомнить, что ненависть – это остывшая (frozen) любовь, то есть любовь, обратившаяся в лед. Когда любовь превращается в ненависть – это происходит не из-за простого разочарования. Поскольку любовь основывается на ожидании удовольствия, то в отсутствие оного она просто медленно увядает. Отвергнутый влюбленный чувствует обиду, но не ненависть. Ненависть возникает как следствие предательства. Если человек сделал признание в любви, которое было принято другим, то его сердце полностью раскрывается, он всецело доверяет себя другому. Предать его доверие – все равно, что вонзить нож в сердце. Предательство вызывает у человека шок, который парализует все его действия и блокирует все чувства. Это похоже на то, как продукты подвергаются моментальной заморозке, останавливающей все внутренние биохимические процессы.

Только предательству под силу превратить чувство принятия во враждебность. Предательство дружбы обращает позитивное чувство в неприязнь. В результате предательства доверия принятие оборачивается враждебностью. Степень враждебности, соответственно, оказывается пропорциональна интенсивности позитивных чувств, вложенных в отношения.

Чувства симпатии и доброжелательности объединяют людей и создают истинный дух сообщества, так что каждый человек заботится о благополучии другого. Для любви особенно характерны взаимная забота и обоюдная зависимость. Влюбленный человек принимает любимого в свое сердце и в то же время отдает свое сердце ему. Вполне понятно, почему предательство имеет такие последствия. Оно наносит глубокую рану, которая заживает очень медленно и оставляет рубец на всю жизнь.

Самым тяжким является предательство ребенка родителем, особенно матерью. Маленький ребенок не только целиком зависит от своей матери, но и полностью открыт ей. Мать предает его, когда выражает по отношению к нему враждебность или ведет себя деструктивно. В результате у ребенка возникает чувство, что его не любят. Проявление гнева не имеет таких последствий. Гнев – это прямое, открытое чувство, которое в действительности свидетельствует о заинтересованности. Враждебность по отношению к ребенку – это совершенно другой вопрос. Враждебность никогда не бывает биологически оправдана, поскольку ребенок является продолжением матери. Это выражение ненависти матери к самой себе и перенос той враждебности, источником которой стало предательство женщины ее собственной матерью.

Враждебность по отношению к ребенку обычно возникает, когда он перестает соответствовать образу того, каким в родительском представлении должен быть ребенок. Этот образ является также их бессознательным, идеализированным образом собственного «Я». Если ребенку не удается соответствовать этому образу, родитель чувствует себя преданным. Чувство, что его предатели, превращает родительскую привязанность во враждебность, вызывающую впоследствии негативную реакцию у ребенка. Так создается порочный круг, из которого ни родитель, ни ребенок не находят выхода. Подобной прискорбной ситуации можно избежать, если родители будут ясно понимать, что их ребенок, как любое живое существо, в своем поведении руководствуется единственно принципом удовольствия. Воспитание из ребенка будущего члена цивилизованного общества требует творческого подхода, основанного на признании этого принципа, – если мы хотим избежать разрушительных последствий родительской враждебности.

Ненависть содержит в себе возможность любви. Если, например, предательство прощено, то человек оттаивает и поток его чувств возобновляется. Такое часто происходит на поздних стадиях терапии. В самом начале терапии каждый пациент постепенно сознает подавляемую враждебность или ненависть по отношению к родителям, вызванную их предательством. Потом эти негативные чувства высвобождаются, как описано выше. После разрядки всех напряжений и появления позитивных чувств, пациент может принять тот факт, что поведение матери определялось ее собственным воспитанием, и может простить ее. Теперь он испытывает подлинную привязанность к матери вместо принудительной любви, которой был обременен. Ненависть постепенно сменяется любовью также и вне терапевтических сессий, когда происходит честный обмен чувствами и подлинное примирение.

Известны и такие случаи, когда первоначальная реакция ненависти спонтанным образом сменялась любовью. Подобное развитие событий можно объяснить тем, что сильное влечение существовало всегда, однако течению его препятствовала боязнь предательства. Этот страх можно выразить следующим образом: «Если я позволю себе тебя любить, ты отвернешься от меня и причинишь мне боль, поэтому я ненавижу тебя». По мере снижения чувства страха при дальнейших контактах любовь расцветает. Страх предательства может также скрываться за чрезмерной ревностью, заставляющей человека с подозрением следить за каждым шагом любимого человека.

 

Гнев и страх

 

 

Другая пара эмоций – гнев и страх – связана с переживанием или предвосхищением боли. Их возникновение совпадает с развитием мышечной системы. Уже на первом году жизни ребенок начинает реагировать на боль и недомогание произвольными движениями. Этому предшествуют исключительно непроизвольные реакции в виде плача, изгибаний и извиваний тела и беспорядочных ударов ногами. Эти действия выражают чувство раздражения, которое позднее сменяется гневом. Эмоция гнева постепенно вытесняет плач как средство разрядки напряжения. Однако гнев маленького ребенка, как правило, не способен повлиять на ситуацию и обычно переходит в плач, который является базовым механизмом высвобождения напряжения.

Вообще, гнев является более эффективной реакцией, чем плач, поскольку он направлен на устранение причины боли. Для этого соответственно необходимо обладать способностью распознавать причину и понимать, на какой именно объект следует направить гнев. В то время как плач сопровождается ощущением собственной беспомощности в сложившейся ситуации, гнев преодолевает это чувство.

В состоянии гнева мышцы вдоль спины заряжаются возбуждением, мобилизуя тело для атаки. Гнев ощущается как волна, движущаяся вверх по спине, к голове и рукам. Такой прилив эмоции сопровождается мощным притоком крови к этим частям тела. При наличии торможений и напряжений, блокирующих этот поток чувства, может возникнуть головная боль. С другой стороны, плач переживается как отток. Во время плача заряд покидает мышечную систему и напряжение выходит наружу через конвульсивное рыдание. Гнев во многих отношениях подобен грозе: после разрядки чувства через интенсивные движения сознание проясняется и возвращается хорошее самочувствие, тогда как плач можно сравнить с тихим дождем.

Гнев и страх относятся к эмоциям, возникающим в чрезвычайных ситуациях, они активируют симпатико-адреналовую[31] систему, чтобы обеспечить дополнительную выработку энергии для борьбы или бегства. В том и другом эмоциональном состоянии мышечная система заряжается и мобилизуется к действию. В случае гнева организм готовится к нападению на источник боли. При возникновении страха организм настраивается на отступление и бегство от опасности. Эти два противоположных направления движения отражают то, что происходит в теле. Движение, направленное вверх вдоль спины, которое у собаки поднимает шерсть дыбом вместе с подачей головы вперед и опусканием плеч, представляет собой подготовку к нападению. Результатом движения вниз вдоль спины становится втягивание нижнего отдела позвоночника и заряжение ног к бегству. В состоянии страха человек разворачивается и бежит. Если бегство невозможно, то возбуждение застревает в области спины и шеи, плечи поднимаются, глаза широко раскрываются, голова отводится назад, таз поджимается. Являясь типичным выражением страха, такая поза тела указывает на то, что человек находится в постоянном состоянии страха, не зависимо от того, сознает он это или нет.

Движение потока возбуждения вдоль спины к голове в момент гнева, вероятно, объясняется тем фактом, что у человека, как и у большинства млекопитающих, основными средствами выражения агрессии служат рот и зубы. Импульс укусить – это архаичная форма выражения гнева. Почти все дети в определенном возрасте кусаются, а иногда это делают и взрослые, в основном женщины. Это весьма эффективная форма атаки, поскольку вызывает сильную боль, но ее недостатком является необходимость близкого контакта. Поэтому удар, который не столь требователен к дистанции и допускает большую маневренность, вытеснил кусание, став основным физическим способом выражения гнева. Тем не менее, когда человек сильно злится, его лицо часто принимает выражение оскала, которое ассоциируется с укусом.

Я убежден в том, что сдерживание импульса укусить во многом ответственно за многие нарушения в в сфере эмоционального выражения. Эти нарушения принимают форму неспособности рассердиться, истерических вспышек и постоянного чувства раздражения. Гнев, подобно другим базовым эмоциям, является выражением эго.