Капитализм и социализм: конвергенция или несовместимость?

Автор: Ю. Князев

Начавшееся после 1989 г. продвижение бывших социалистических стран Средней Европы, а затем России и других государств на постсоветском пространстве к демократии и рыночной экономике вполне укладывается в общее русло развития мировой цивилизации. Однако те, кто придерживается устоявшегося у нас мнения о переживаемом ими переходном периоде, часто сознательно избегают каких- либо уточнений относительно того, откуда и куда совершается этот переход. Простая констатация, что происходит переход от нерыночной экономики к рыночной, мало что разъясняет. Хотелось бы знать, происходит ли это в рамках одного и того же строя или речь идет о смене общественно-экономической формации, или же налицо давно предсказанная конвергенция социализма и капитализма.

Прежде чем оперировать терминами "капитализм" и "социализм", необходимо условиться об их основном значении, без чего невозможно ориентироваться в современной понятийной разноголосице. Как известно, в марксистской общественной теории эти термины используются для обозначения двух следующих друг за другом общественно-экономических формаций в историческом ряду "первобытнообщинный строй, рабовладение, феодализм, капитализм и коммунизм", причем социализмом называется первая фаза коммунизма, несущая на себе родимые пятна капитализма. Приверженцы эволюционной теории общественного развития, предполагающей поэтапное продвижение человеческого общества от низших к высшим фазам его исторической эволюции, употребляют указанные термины именно в этом их первоначальном смысле. При этом они отвергают недиалектичную концепцию равнозначности и изолированности разных типов общественного строя, существующих в настоящее время на разных континентах, в различных странах и даже внутри них. Теория независимого сосуществования в пространстве и во времени разных общественно-экономических формаций, не связанных этимологически друг с другом, нам представляется ненаучной точно в такой же мере, как и отрицание основ теории Дарвина об эволюции живых организмов, справедливость которой, кстати, подтверждается и расшифрованным недавно геномом человека.

Некоторые исследователи видят различие между социализмом и коммунизмом не только в смысле разграничения между начальной и зрелой фазами коммунистической формации, но и в том, что социализмом считается учение, то есть теоретическая концепция этой формации, а коммунизмом - практика воплощения этой теории. При этом они исходят в основном из подразделения этих терминов в написанном совместно К. Марксом и Ф. Энгельсом "Манифесте коммунистической партии", где критикуются разные социалистические теории (утопический, французский, немецкий и прочие социализмы), а коммунизмом называется новый строй, который должен прийти на смену капитализму. Но известно, что от такого подразделения впоследствии отказались сами сторонники марксизма, которые под социализмом чаще понимали именно первую фазу коммунизма, а не коммунистическую теорию - научный коммунизм.

Хотелось бы отметить в этой связи научную некорректность именования России, бывших советских республик и среднеевропейских социалистических стран посткоммунистическими государствами. Это название некритически перенесено из западной советологии, которая СССР и другие социалистические страны почему-то именовала коммунистическими, хотя они не были таковыми ни по своим официальным названиям (применялись, как известно, термины "социалистические" или "народные"), ни тем более по существу, ибо до коммунизма в научном понимании им было слишком далеко. Строго говоря, они не имели права именоваться и социалистическими, ибо фактически существовавший там тоталитарный строй ничего общего не имел с подлинным социализмом; как его понимала марксистская теория. Но поскольку сами эти страны официально назывались (или подразумевались) социалистическими, а никакого иного социализма (подлинного, истинного, аутентичного, демократического или рыночного) к тому времени в мире не существовало, то сегодня их с полным основанием можно называть постсоциалистическими, беря это слово в кавычки лишь в тех случаях, когда хочется подчеркнуть их действительную псевдосоциалистическую природу. Следовательно, можно называть социализмом реально существовавший в XX веке общественно-экономический строй в странах с одноименным названием независимо от того, считают ли его одни ученые лжесоциализмом (поскольку они не исключают возможность возникновения в будущем подлинного социализма), а другие - единственно возможным на социалистической основе строем, не подлежащим принципиальному усовершенствованию.

Во времена, когда социализм в СССР и некоторых других странах казался непоколебимым не только большинству населения этих государств, но и серьезным аналитикам на Западе, идеологи капитализма, ушедшие тогда в глухую оборону, вынуждены были признавать казавшиеся в то время очевидными преимущества молодого строя, относя к ним, например, бескризисное поступательное развитие, государственное планирование и отсутствие рыночной стихии, способность быстро решать крупные общественные проблемы (индустриализация страны, укрепление ее обороноспособности, освоение космоса), социальная справедливость по отношению ко всем гражданам вне зависимости от их имущественного статуса. Все более ощущалось также бесспорное воздействие социализма на ход развития многих капиталистических стран. Использование государственных средств регулирования в периоды экономических кризисов и депрессий, вошедшая в моду после Второй мировой войны национализация частных предприятий и целых отраслей в развитых странах, все более осознанное проведение капиталистическим государством социально ориентированной экономической политики путем соответствующего изменения налоговой системы и механизма распределения бюджетных средств, то есть применение социалистических по своей сути методов хозяйствования, побудило теоретиков капитализма отойти от прежней установки на непримиримость двух антагонистических общественных систем и признать возможность их взаимодействия на мировой арене и даже взаимопроникновения отдельных элементов их внутренних структур. Наиболее последовательным выразителем такого подхода стал, как известно, американский ученый Дж. Гэлбрейт - автор теории конвергенции двух противоположных систем.

После случившегося на рубеже 80-х - 90-х годов исторического краха социализма в СССР и других странах и развала мировой социалистической системы вследствие поражения этого строя в мирном соревновании со своим антиподом вопрос о возможной конвергенции капитализма и социализма был, естественно, снят с повестки дня в западном обществоведении. Но он по-прежнему остается актуальным для некоторых теоретиков в России и бывших социалистических странах, которые склонны не только видеть в современных передовых экономически развитых и социально ориентированных государствах элементы социализма, но и провозглашать некоторые из них (такие как, например, Швеция) своего рода социалистическими странами. Не желая расставаться со своими коммунистическими иллюзиями, эти люди встали на путь идеализации порядков, существующих в передовых капиталистических странах, приписывая им социалистические черты только на том основании, что в них проводится ярко выраженная социальная политика.

Очевидно, что в конечном счете все зависит от того, как понимать социализм и в чем видеть его коренные отличия от капитализма. Если социализмом считать строй, развившийся не только на материальном, но и общественном фундаменте капиталистического способа производства и сохранивший в основном этот фундамент, приобретя лишь сильную социальную ориентацию, то придется признать, что эти теоретики правы. Они, впрочем, являются последовательными продолжателями в современных условиях социал- демократического течения в социалистической теории и практике, которое ортодоксальными марксистами-ленинцами было названо в свое время ревизионизмом. Более того, если представлять себе социализм как всего лишь результат естественного развития капитализма в сторону социально ориентированного общества, без изменения фундаментальных принципов организации социально- экономической жизни, то действительно можно было бы признать, что современный капитализм в развитых странах вплотную приблизился к социализму или уже стал таковым. Если же твердо оставаться на позициях формационного развития общества и социализмом (коммунизмом) считать строй, принципиально отличающийся от преходящего (не вечного, а имеющего свое начало и конец) капитализма своими особыми производственными отношениями, то такой строй может появиться только в результате сущностных изменений в самой капиталистической формации, носящих не только чисто социальный, но главным образом общественно-производственный характер.

Некоторые теоретики, полагающие, что в силу разной степени социальной ориентированности капиталистического общества следует говорить о разных видах общественного строя, якобы существующих в США, Германии, Японии или Швеции, считают, что и в России возможен некий специфический, национально окрашенный строй. Но очевидно, что по сути дела речь в случае с этими странами идет об одном и том же строе, а именно о рыночном частнособственническом капитализме (по крайней мере этих его характеристик никто еще не пытался оспорить!). Что касается акционерной и других корпоративных форм собственности, включая и транснациональные корпорации, то их появление отнюдь не означает, что частная собственность превратилась в собственность всего общества. Проведение же сильной социальной политики никоим образом не ведет к трансформации базисных устоев общества, основой которых по-прежнему остается самовозрастание частного капитала и воспроизводство соответствующих общественных отношений.

Такие теоретики отвергают неудавшийся государственный социализм, им нравится современный капитализм и они ничего другого и не хотят, но тешат себя социалистическими иллюзиями.

Иное дело сторонники так называемого третьего пути, то есть общества, альтернативного и нынешнему капитализму, и исторически сложившемуся, но рухнувшему социалистическому строю. В России они еще сохранили желание поэкспериментировать и предложить стране снова пойти по никем не изведанному пути в угоду социалистической или коммунистической идее. Разработками именно такого рода занимаются сейчас в Горбачев-фонде, опираясь при этом на сторонников идеи третьего пути в более широкой научной среде. С чисто теоретической точки зрения такой путь, наверное, возможен, только его сторонникам следует четко определиться, за какой именно тип общества они выступают.

Автор этих строк и сам в 80-х годах активно разрабатывал теорию истинного или подлинного социализма в противовес социализму государственному и тоталитарному. В основе этой теории лежит тезис о рыночном социализме, неизбежном в условиях объективного господства на современном этапе развития производительных сил товарного характера общественного производства. Теория эта служила обоснованием назревшего перехода от неэффективного нерыночного, государственного социализма к рыночной экономике, убедительно продемонстрировавшей к этому времени свои неоспоримые преимущества в развитых капиталистических странах. Перейти же к рыночной экономике можно было лишь в результате отказа от государственной собственности на основные средства производства, от централизованного, административного планирования и распределительного материально-технического снабжения.

Развитие экономики в этом случае осуществлялось бы на подлинно рыночных основах, то есть по объективным закономерностям, действующим в капиталистическом рынке (включая свободное рыночное ценообразование, закон средней нормы прибыли на вложенный капитал и т.п.). Поскольку полнокровными субъектами рыночной экономики могут быть только самостоятельные предприятия, полностью отвечающие за свое поведение на рынке, то таковыми субъектами могли бы стать акционерные общества (компании), акционерами которых были бы сами работники этих предприятий, управляемых наемными профессиональными менеджерами. Именно совместная, акционерная собственность на средства производства самих работников служила бы основной характеристикой подлинно социалистических (а не коммунистических) производственных отношений в условиях рыночной экономики. Проведение же государством справедливой социальной политики лишь дополняло бы социалистический характер экономического базиса общества адекватной ему системой вторичного распределения.

Теория экономического строя рыночного социализма, как известно, не была востребована жизнью, которая в большинстве постсоциалистических стран пошла по пути реставрации капитализма в его наиболее дикой форме со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями. Приватизация в России, например, свелась к захвату государственной собственности случайными частными лицами лишь под ширмой акционирования, а розданные всем гражданам ваучеры были либо скуплены за бесценок новыми хозяевами, либо осели в чековых инвестиционных фондах без какой-либо пользы для их владельцев. Таким образом, ничего социалистического в экономическом базисе российского общества не сохранилось, даже если что-то подобное в нем раньше и было. Что же касается самой теории рыночного социализма, то она с современных позиций может рассматриваться лишь как более безболезненный и приемлемый для народа постепенный переход от государственного социализма к современному капитализму, а отнюдь не как альтернативный тоталитаризму истинный социализм, якобы открывающий прямой (в обход капитализму) путь к вожделенному коммунизму.

Когда сегодня говорят, что надо идти каким-то третьим путем, то очертания этого пути выглядят пока довольно туманными. Если третий путь означает отказ от государственного нерыночного социализма с его произвольными ценами, а также централизованным планированием и административным снабжением, то альтернативой ему может быть лишь рыночный социализм, которого, однако, в природе еще не существовало и переход к которому от нынешней уже в основном приватизированной экономики даже трудно себе представить. Да этого, думается, и нет смысла делать взамен столбовой дороги, успешно проторенной развитыми странами с их либеральной социально ориентированной экономикой.

Если же под третьим путем подразумевается большая, чем у нас сейчас, роль государства в экономике, то он вряд ли намного отличается от пути, проделанного капиталистическими странами, которые в своей истории переживали периоды и большего, и меньшего государственного регулирования, отчего они не становились более социалистическими или менее капиталистическими. При этом больший порядок в экономической и социальной жизни этих стран достигался не столько более сильным административным или финансовым вмешательством государства в экономическую жизнь, сколько ее жестким правовым (нормативным) регулированием и внедрением соответствующих привычек и моральных ценностей. Наведение такого же порядка в нашей уже приватизированной экономике совершенно необходимо, но это не будет означать, что она от этого станет менее капиталистической или более социалистической.

В своеобразном русле идет поиск "третьего пути" сторонниками собственного, оригинального направления развития России либо как своеобразной евразийской цивилизации, либо как просто страны, жаждущей большей справедливости и гармонии в сравнении с капитализмом. Эти люди отвергают возврат нашей страны к прежней социалистической системе, но в то же время они против "поглощения ее капиталистической Системой". Последние слова взяты из интересной статьи академика Д. С. Львова, опубликованной в сборнике "Постсоциалистические страны в условиях глобализации". Весь пафос автора, считающего, что "притягательный образ третьего пути находит все большее число сторонников среди ученых, специалистов, общественных и политических деятелей разных стран мира" и что "в глобальном конфликте между Системой и жизненным Миром человека Россия должна решительно встать на сторону последнего" ¹, состоит в том, что он под предлогом очевидных пороков современного капитализма как мировой системы отвергает для нашей страны капиталистический путь развития и проповедует иную дорогу, ведущую прямо к всеобщему счастью, свободе, равенству и справедливости не в рамках какой-либо системы, а непосредственно между людьми.

Очевидно, что такой подход лишний раз доказывает, какой большой вред мы можем причинить самим себе и всем прочим людям, если вместо строго научного подхода будем руководствоваться прекраснодушным морализаторством на религиозной или иной этической почве. Жизнь - слишком грубая материя, чтобы подчиняться пустым мечтаниям, пусть даже и весьма достойным. Исторические эпохи приходят на смену друг другу не потому, что кто-то нашел философский камень и раскрыл всем глаза на то, что такое хорошо и что такое плохо, а потому, что новая эпоха дает по сравнению со старой больший простор для развития производительных сил, и человека в том числе, хотя она еще и далека от совершенства с идеальной точки зрения. Капитализм пришел на смену всем предшествовавшим формациям потому, что он оказался пока наиболее прогрессивным, а социализм с его идейными забеганиями вперед не сумел доказать своих исторических преимуществ перед капитализмом и потому оказался на свалке истории. Теперь сторонники "третьего пути" зовут нас к новому эксперименту на основе все тех же вечных моральных ценностей, а грубая действительность толкает нас в несовершенный, но высокопроизводительный и богатый капитализм. Идейный выбор у каждого конкретного человека, а тем более у ученого, может быть разным, но все человечество, а не только его "золотой миллиард", будет вынуждено пройти через жесткий и довольно бессердечный капитализм, чтобы в итоге оказаться в более эффективном и менее несправедливом строе.

Что же касается современного кризиса капитализма, то его наличие еще не дает оснований преждевременно хоронить этот строй, как это ошибочно сделал К. Маркс в итоге в общем-то блестящего для своего времени критического анализа капиталистического способа производства. Как известно, капитализм сумел, не изменив своей подлинной рыночной и эксплуататорской частнособственнической сути, найти способ преодолеть смертельные для себя угрозы, вытекающие из слепой стихийности своего развития, неизбежно приводящей к разрушительным кризисам перепроизводства и другим катастрофическим катаклизмам. Не исключено, что и современный капитализм найдет способы справиться с опаснейшим и нетерпимым расколом мира на благоденствующее меньшинство и прозябающее большинство стран и народов, как и с другими современными вызовами, грозящими человеческой цивилизации. По крайней мере есть смысл побороться за совершенствование строя в рамках капиталистического способа производства, имея в виду, что пока еще не найдены в реальной жизни (а не в мечтах) контуры более прогрессивной общественно- экономической формации.

В предлагаемом "третьем пути" отсутствует ответ на главный вопрос - какой способ производства будет господствовать в России: социалистический или капиталистический, а если какой-то третий, то какой именно. Россия уже встала на капиталистический путь развития, многим пожертвовала ради этого, и нет смысла сворачивать с этого пути ради каких-то новых эфемерных исканий. Что же до самобытности России, то она вполне сможет проявиться и в рамках капиталистического способа производства, по-своему интерпретируя этот строй и может быть даже делая его более совершенным и гуманным. Но для этого надо осознать эту историческую предопределенность и подчиниться ей, если мы не хотим снова заблудиться в стремлении к лучшему будущему.

Сторонники "третьего пути" именно для России часто ссылаются на то, что наша страна якобы несовместима с капитализмом и поэтому ей нужно искать собственный путь развития либо исключительно в социалистическом направлении, либо в конструировании некоего конвергентного или синтезного общества с использованием всего лучшего, что можно обнаружить и в социализме, и в капитализме. Так, в книге В.Белоцерковского "Продолжение истории: синтез социализма и капитализма" несовместимость России с капитализмом и невозможность развития нормального капитализма в российских условиях доказывается как фактом появления у нас в 90-е годы "бандитского" капитализма, не имеющего ничего общего с нормальным цивилизованным капиталистическим обществом, так и историческими, экономическими и даже психологическими и ментальными особенностями русского народа, будто бы тяготеющего к общинным, кооперативным и другим коллективистским формам жизни.

Здесь нет возможности подробно опровергать мнение о том, что Россия не способна перейти к нормальному капитализму и потому обречена вечно искать для себя альтернативный путь развития. Достаточно сослаться на то, что Россия довольно успешно входила в капитализм во второй половине XIX и в начале XX веков, что исчерпывающе доказано В.И.Лениным в его работе "Развитие капитализма в России". О большом жизненном потенциале российского капитализма свидетельствовал и недолгий период нэпа, когда элементы капитализма успешно возродились и за пару лет вывели страну из разрухи и помогли ей быстро достичь предвоенного уровня развития. Переход к капитализму в наше время, после семидесятилетнего искоренения любых его проявлений, оказался непростым делом и неизбежно сопровождался бесспорно отрицательными явлениями, однако уже сейчас очевидно, что всего через десять лет довольно фрагментарных и непоследовательных реформ мы тем не менее стали жить совершенно в другом обществе, где уже господствуют частная собственность и рыночные отношения и быстро совершенствуется обслуживающий их правовой порядок.

Отрицая саму возможность капиталистического пути развития для России и не приемля капитализм как таковой из-за его очевидных пороков (прежде всего характерную для него "агрессивную" конкуренцию), но в то же время понимая бесперспективность возврата к тоталитарному социализму, В. Белоцерковский предлагает нам движение "в направлении диалектического синтеза капитализма и социализма (или "здоровой конвергенции", по Сахарову), т.е. к созданию принципиально нового строя, который можно несколько условно охарактеризовать как демократический, кооперативный социализм с рыночной экономикой". ¹ Такой "синтезный" социализм, свободный от пороков как капитализма, так и реального социализма и синтезировавший в себе лишь положительные черты обеих формаций, вряд ли может существовать в природе, ибо он соединяет несовместимое. Это понимает и сам автор идеи "синтезного" социализма, предлагающий объединить в одном обществе не реальные системообразующие элементы двух противоположных систем, а лишь привлекающие его кооперативную собственности и самоуправление, с одной стороны, и простое товарное производство, с другой, которые, как известно, не существовали в чистом виде ни в государственном социализме, ни в современном капитализме. Имевшиеся там элементы самоуправления и кооперативной собственности не были доминирующими и подчинялись всем господствовавшим в обществе законам, а рынок при капитализме функционирует совсем иначе, чем во времена простого товарного производства, которое исторически возникает не по воле того или иного теоретика, а только в тех объективных условиях, где закон стоимости и другие рыночные закономерности могут функционировать без учета овеществленного труда, то есть решающей роли техники и других средств производства, которую они играют в ценообразовании и перераспределении прибыли и капитала по предприятиям и отраслям. Совершенно очевидно, что как при капитализме, так и при социализме или любом другом гипотетическом строе простое товарное производство и закон стоимости в его докапиталистическом виде невозможны при современном весьма высоком уровне развития производительных сил. Насильственное же внедрение какого-то справедливого рынка без жесткой конкуренции, без перелива капитала в стремлении к более высокой прибыли сразу же обнаружит неэффективность такой экономики, ее искусственность и ущербность. Предлагаемый автором неторопливый, неагрессивный социализм не сможет конкурировать с агрессивным капитализмом и на внешних рынках и будет обречен на вечное отставание и нахождение на обочине мирового прогресса.

Поиски "третьего пути" могут завести нас в никуда, если под ним будет пониматься какой-то альтернативный капитализму путь развития. Да и само это понятие некорректно. Ведь новый путь может быть "третьим" только для бывших социалистических стран, которые, казалось бы, могут выбирать между тем, что у них недавно было, и тем, что есть в развитых капиталистических странах, или чем-то третьим. Для жителей же капиталистических стран сейчас вряд ли актуален и понятен такой "третий путь". Они, если хотят, могут искать не третий, а какой-то другой (для них - второй) путь. А скорее всего они хотели бы жить в улучшенном капиталистическом обществе, сохраняющем имеющийся у них способ производства, базирующийся на рыночной экономике и частной собственности, но более справедливом и гуманном. Поэтому для них это все тот же первый путь, который для нас, россиян, будет вторым (по отношению к социализму), а не каким-то непонятным третьим путем.

Необходимо упомянуть и еще одну широко распространенную, особенно в западной литературе, теорию общественного развития, считающую нынешнее так называемое постиндустриальное или информационное общество новой общественной формацией, приходящей на смену и капитализму, и социализму. Думается, что все возрастающая ныне роль информации и возможностей Интернета при всей их важности и перспективности не ведет к созданию особого общественно-экономического строя точно так же, как этого не произошло с появлением письменности, международной почты, печати, радио и телевидения, означавших каждый раз революционные прорывы в передаче и обработке информации.

Более того, значение нынешней информационной революции сильно преувеличивается теми, кто сделал Интернет своим прибыльным бизнесом и пытается доказать всему миру, что дальнейший прогресс человечества связан лишь со сплошной компьютеризацией. Сторонники информационного общества подменяют термином "информация" все достижения научно- технического прогресса и научные знания вообще. Они не хотят видеть, что информация - это лишь передача, распространение и в лучшем случае обобщение этих знаний, но никак не сама научная деятельность, которая двигает прогресс в самых различных сферах жизни, и тем более не основанное на науке производство, превращающее науку (а отнюдь не информатику) в непосредственную производительную силу. То, что компьютеры вместе с Интернетом значительно облегчают научно- исследовательский процесс (как это в свое время делали книги, пресса, калькуляторы и т.п.), не означает, что они заменяют собой науку. И вообще, если кому-то нравится называть современное капиталистическое общество постиндустриальным или информационным (правда, гораздо справедливее было бы его называть "обслуживающим" или обществом услуг (сервиса), поскольку основную роль в создании ВВП играет сейчас не промышленность или информатика, а сфера услуг), то, как говорится, вольному воля, но оно без сомнения по-прежнему остается капиталистическим.

Таким образом, в реальной жизни конвергенции капитализма и социализма так и не получилось. Если этими терминами выражаются не какие-то частные отличия двух систем друг от друга, а действительно самостоятельные общественно-экономические формации, отличающиеся прежде всего особыми производственными отношениями, то такая конвергенция вряд ли вообще возможна. Действительно, разве можно совместить частную рыночную экономику с преимущественно государственной собственностью и директивным централизованным планированием, которые были характерны для реального социализма?

Тем не менее в российской общественной мысли находятся горячие сторонники не только конвергенции капитализма и социализма, но и провозглашения конвергентными нынешних капиталистических режимов в развитых странах и даже строя, существовавшего в СССР в период проведения новой экономической политики в 20-е годы. Так считает, например, Ю. Буртин, изложивший свою точку зрения в статье под названием "Другой социализм", опубликованной в альманахе "Красные холмы".

Что касается оценки периода нэпа, то указанный автор, на мой взгляд, интерпретирует соответствующие ленинские идеи не с точки зрения их подлинной сути, а подгоняет их под свою личную концепцию, заявленную в самом начале статьи: "Два слова о теоретической базе предлагаемого рассуждения. Наиболее адекватной его предмету (как, в свою очередь, и "духу времени") мне из современных постмарксистских философско-исторических концепций представляется теория конвергенции, то есть взаимосближения и "встречной деформации" капитализма и социализма". На самом же деле ни о какой конвергенции между социализмом и капитализмом в период нэпа не могло быть и речи, поскольку "военный коммунизм" был социализмом лишь по названию, а по существу он представлял собой военизированную тоталитарную экономику, которую и нормальной экономикой- то назвать невозможно, а уж социализмом - тем более. Сам В.И.Ленин его социализмом не считал, как не считал он таковым и нэп. Социализм по Ленину - это строй цивилизованных кооператоров при наличии советской власти, а как раз цивилизованных-то кооператоров в то время не было ни при "военном коммунизме", ни при нэпе. Следовательно, говорить о конвергенции социализма и капитализма в период нэпа по меньшей мере некорректно, так как в то время не было как такового социализма, да и элементов настоящего капитализма внедрялось тогда очень мало, ибо речь шла лишь о временном допущении мелких частных собственников в основном в торговле и сфере обслуживания и о введении хозрасчета на государственных предприятиях.

Никто не спорит, что нэп был гибридом, соединением элементов "военного коммунизма" и капитализма. Спор идет о другом - был ли "военный коммунизм" настоящим социализмом, то есть совершенно новым и главное - жизнеспособным строем, пригодным для конвергенции с капитализмом с целью его улучшения. В данном случае вызывает сомнение ответ автора именно на этот вопрос. Кроме того, недостаточно констатировать существование при нэпе элементов двух разных систем. Важно также установить, составили ли они органическое единство, создав совершенно новую гомогенную систему, отличную от двух предыдущих. А такого вопроса автор перед собой даже не ставит, хотя именно он и является главным.

Если Ю. Буртин узрел даже в нэпе конвергенцию, то с еще большим для себя основанием он считает конвергентным и современное капиталистическое общество, которое он называет "социал-капитализмом". Однако возникает вопрос, что же конкретно впитал в себя капитализм из советского социализма? Если не государственную собственность, не централизованное директивное планирование, то может быть социальную справедливость? Вряд ли, если речь идет об уравнительной оплате труда и бесплатных незаслуженных льготах. В передовых капиталистических странах созданы свои собственные стандарты социальных гарантий без оглядки на реальный социализм. Поэтому "социал- капитализм" нельзя считать результатом конвергенции двух противоположных общественных систем, а если и можно говорить о конвергенции чего-то, то разве что двух идей в рамках одного строя - либеральной и социал- демократической. А это уже все что угодно, но только не конвергенция реальных капитализма и социализма. Автор пишет: "От "социализма с человеческим лицом" такой (современный, конвергентный) капитализм отличается очень мало; это, в сущности, синонимы; провести между ними разграничительную линию так же затруднительно, как между псом и собакой". Но если так, то зачем вообще употреблять два термина и говорить о конвергенции? Только лишь для того, чтобы капитализм объявить социализмом, которого в действительности вне рамок капитализма еще не существовало. А значит эксплуататорский частнособственнический строй мы должны считать вершиной человеческой цивилизации. Так бесславно автор умерщвляет коммунистическую идею и мечту людей о справедливом обществе, видя их полное воплощение в рамках не очень-то социально справедливого капитализма.

Альтернативный капитализму коммунистический строй классики марксизма представляли себе как коллективистское общество, в котором нет места для товарно-денежных отношений и где господствует принцип "от каждого по способностям, каждому по потребностям". Понимая, что перейти от одного строя к другому, когда речь идет об антагонистических формациях, сразу невозможно по причине их принципиальной несовместимости, К.Маркс в "Критике Готской программы" сделал вывод о том, что между капитализмом и коммунизмом должен обязательно существовать переходный период превращения одного строя в другой, который он назвал первой фазой коммунизма, а его последователи - социализмом. Социализм поэтому должен совмещать в себе черты обеих экономических формаций и его главный принцип "от каждого по способностям, каждому по труду" требует учета трудового вклада работников и распределения создаваемых ими материальных благ в соответствии с этим вкладом. Социалистическое общество, следовательно, вынуждено выдавать каждому работнику своего рода квитанцию, подтверждающую величину его трудового вклада и право на получение соответствующей доли создаваемых всеми общественных богатств.

Как сам К.Маркс, так и его последователи в бывших социалистических странах так и не смогли выйти из порочного круга и решить проблему эффективности общественного производства в условиях отсутствия рыночных критериев этой эффективности. Ведь когда отсутствует рыночный механизм определения стоимости товаров, основывающийся на учете не конкретного, а абстрактного общественно необходимого труда, то обмен товаров производится не по стоимости, а в лучшем случае по их фактической трудоемкости, то есть по количеству содержащегося в них конкретного живого и овеществленного труда. Вместо экономии трудового вклада работников происходило разбазаривание, растранжиривание трудовых и материальных ресурсов. Именно по этой причине такой строй не мог не потерпеть поражение в соревновании с рыночным, экономичным капитализмом.

Не случайно поэтому, что во всех социалистических странах поиски повышения экономической эффективности производства в ходе периодически предпринимавшихся реформ шли в основном в направлении все большего использования на практике элементов рынка, что в конечном счете и привело к появлению теоретической концепции рыночного социализма. Но эта концепция появилась слишком поздно, чтобы помешать давно назревшему краху социализма в большинстве стран. И хотя сейчас в Китае, а за ним и во Вьетнаме официально провозглашают свое общество рыночным социализмом, на самом деле речь там идет, как это было и в других трансформирующихся странах, о постепенном переходе от государственного социализма к обычному капитализму, ибо элементов подлинно социалистических производственных отношений там не наблюдается.

Историческое крушение реального социализма в результате его поражения в открытом соревновании с капитализмом само собой сняло вопрос о том, какая из этих двух общественных систем является более эффект