Январь 1941-го: обострение обстановки в Финляндии

Среди свидетельств, подтверждающих проведение Маннергеймом нового курса с января 1941 г., имеется не только выше упоминавшееся письмо Герингу. Шведский посланник в Москве Ассарссон 10 января услышал от приехавшего из Хельсинки министра Пааво Хюннинена, что Маннергейм потребовал предоставить финской делегации на переговорах о никеле более четкие инструкции. По его мнению, русским вполне достаточно 10 % акций никелевой компании вместо 50 %, которых они себе требовали.

До сих пор не ясно, по каким каналам была получена обещанная в этом деле немецкая поддержка, поскольку бумаги Талвелы об этом умалчивают. В связи с этим можно высказать некоторые соображения. Генерал Эстерман в ходе своей декабрьской поездки (около 8–12.12.) вел переговоры с руководством СС и, как сказал Хорн — «снова вышел на людей Гиммлера». Они дали понять, что Финляндия должна делами продемонстрировать свою приверженность к ориентации на Германию. Пропаганда отдельных личностей уже недостаточна. Этим конкретным подтверждением позднее стало формирование батальона СС, начавшееся в феврале 1941 г.

Ставший теперь очевидным шефом Эстермана начальник штаба Гиммлера обергруппенфюрер (генерал) Карл Вольф (прозванный Волчонком, хоть и отличался внушительной фигурой) был награжден во время своего визита в Финляндию (летом 1942 г.) Большим Крестом Белой Розы с мечами. Интересно обоснование этого награждения: «Многочисленные заслуги обергруппенфюрера Вольфа, в том числе и в деле, связанном с никелем Петсамо, дают основание для награждения его финским орденом, который… по своему статусу не может быть ниже ордена Большого креста».

Гиммлер и Вольф в момент обострения никелевого кризиса (27.1–17.2. 1940 г.) находились в Норвегии. Подчиненный им особый батальон СС под командованием Райтца уже с лета 1940 г. служил в Финмаркене. Занятые его расширением до целой дивизии, они вместе с тем имели возможность ознакомиться с ситуацией в самых северных районах Норвегии и с проблемой Петсамо, ибо никелевая руда поступала в Германию через Киркенес. Поскольку в этом деле генерал Вольф вряд ли мог оказать какие-либо экономические услуги Финляндии, которые были бы достойны награждения его Большим крестом, то они, несомненно, носили политический характер, что собственно и помогло Финляндии выдержать никелевый кризис, не уступая своих позиций.

Эстерман и Вольф являлись для Маннергейма вторым «ранним» каналом связи с действительными правителями Германии. У маршала, очевидно, существовали и иные возможности получения информации, и он, судя по всему, ранее гражданских лиц ужесточил свое отношение к Советскому Союзу.

Наш берлинский посланник Кивимяки, используя свои связи, очень рано понял о приготовлениях Германии к восточной войне. В частном письме президенту Рюти (24.1.1941 г.) Кивимяки сообщал о призыве в германскую армию все новых возрастных групп. Такого количества мужчин не требовалось ни для западного, ни для юго-восточного фронтов.

«В военных кругах утверждают, — писал Кивимяки, — что этими действиями стремятся припугнуть Россию и держать ее „тепленькой“, имея в виду четкое выполнение ее обязательств по поставкам. Видимо таким же образом следует понимать и сегодняшнее неожиданное сообщение полковника Аусфельда о том, что Гитлер, дабы отвлечь внимание населения от топтания на западном фронте и неудач, связанных с Италией, якобы решил предпринять военный поход против России еще нынешней весной. Эту новость надо распространить и даже сообщить, что начало похода планируется на 1/4».

Маннергейм в первой половине января уже начал оказывать практическую помощь немцам в Лапландии. В письме (14 января 1941 г.) министру путей сообщения Вилхо Аннале маршал просил принять срочные меры по реконструкции автодороги Ивало — Инари — Кааманен, которую начали строить минувшей осенью, и продлить ее до Карикасниеми и Каарасйоки. В письме без обиняков сообщалось: «В нынешней ситуации эта инициатива имеет политическое подоплеку и может, после окончания строительства дороги, при определенных условиях, приобрести крайне существенное значение, что подтверждается и тем обстоятельством, что немецкие военные круги дали ясно понять о своей заинтересованности в этой магистрали». Главный штаб надеялся, что строительство дороги, по этой причине, начнется еще текущей зимой.

Поначалу казалось, что финское правительство было не очень склонно к уступкам. В частности, к делу о дороге Ивало — Каарасйоки оно приступило, начав торговаться с немцами о стоимости проекта. В подписанной 7.2.1941 г. начальником канцелярии Пакаслахти телеграмме на имя Кивимяки его обязывали принять во внимание, что стоимость этой дороги (143 км) возрастала с 64 млн. до 90,5 млн. марок, из которых 17,5 млн. марок приходилось на приобретение 100 грузовиков, необходимых для строительства. Из-за восстановительных работ и сложной финансовой ситуации проект не мог быть осуществлен без немецкой поддержки. В общем, 2/3 необходимых средств сначала планировали получить у Германии, но события развивались быстро, и 20.2.1941 г. министр путей сообщения Аннала сообщил о выделении финским правительством на эти цели 50 млн. марок, т. е. свыше половины необходимой суммы. Это решение не означало изменения позиции, скорее — способ, позволявший ускорить получение от немцев их доли.

К июню месяцу из 66 км дороги Кааманен — Каарасъйоки для автомобильного сообщения были пригодны 54 км. В это же время немцы вели строительство ответвления от строившегося шоссе № 50 (Нарвик — Киркенес) на Каарасъйоки.

Закостеневшая позиция правительства Финляндии в отношении Советского Союза видна хотя бы из следующего. Паасикиви 14 января сообщал из Москвы о том, что Вышинский уже в который раз (впервые 30.12.1940 г.) жаловался на действия финской полиции, которая затрудняет деятельность посла Зотова. По мнению Вышинского «режим в Хельсинки обижает Советский Союз». Паасикиви высказывал надежду, что деятельность полиции будет организована по-иному. Но этого не случилось. Более того, на имя Паасикиви из Финляндии был выслан целый меморандум, направленный против Зотова. Паасикиви 31.1.1941 г. ответил шифровкой:

МИД

Хельсинки

35. Из претензий, содержащихся в Вашем меморандуме в отношении Зотова, вытекает требование о его отзыве… Если Кремль встанет на его сторону, дело может приобрести серьезные осложнения, особенно для поддержания дипломатических отношений. Опасность будет меньше, если я сообщу устно, не вдаваясь в детали конкретных фактов… Во всяком случае, отложу представление дела до окончания переговоров о никеле…

Дело провели по более мягкому сценарию, предложенному Паасикиви, и покинувший 18 января Хельсинки Зотов обратно более не вернулся. Вышинский вскоре информировал Паасикиви о том, что «Зотов страдает далеко зашедшим туберкулезом легких и не может возвратиться в Финляндию». На его место предложили начальника Скандинавского отдела наркоминдела Орлова, кандидатуру которого Финляндия сразу же одобрила. До сих пор это дело трактовалось таким образом, что Советский Союз хотел изменить свою политику и поэтому сменил посланника. Оказалось же, что Финляндия — в разгар никелевого кризиса! — дала понять, что посланник соседней страны является «персоной нон грата». После того как Зотов за два месяца излечился от своего дипломатического туберкулеза — уже в июне он встал во главе Скандинавского отдела НКИДа, — можно предположить, сколь сердечные чувства он испытывал по отношению к Финляндии на этом влиятельном официальном посту.