Маннергейм сохраняет свои полномочия на время перемирия

Согласно финляндской форме правления, в случае войны президент мог передать принадлежащее ему право верховного руководства вооруженными силами страны другому лицу. Президент Каллио использовал эту возможность уже 30.11.1939 года, в день начала Зимней войны, назначив маршала Маннергейма главнокомандующим финской армией. 7 декабря президент специальным распоряжением точно определил его задачи и полномочия. «Отныне, — отмечает Куллерво Киллинен, — главнокомандующий становился независимым от правительства и в этом смысле приравнивался к президенту». После заключения Московского мира эти делегированные президентом полномочия в соответствии с конституцией следовало аннулировать, даже несмотря на то, что в стране сохранялось военное положение. Однако эти полномочия главнокомандующего отменены не были. Почему?

Причины лежали на поверхности и имели весомый характер. В Европе продолжалась война, и Финляндия, если учесть ее ситуацию, в любой момент могла оказаться втянутой в новый конфликт. И хотя действующая армия была достаточно быстро демобилизована уже к концу июня, хотели, чтобы многоплановая работа по организации обороны и реорганизации вооруженных сил направлялась твердой и опытной рукой. Если бы Маннергейм в это время оказался «на отдыхе», то в условиях нового кризиса ему было бы трудно в сжатые сроки овладеть всем комплексом проблем, тогда как пребывание в должности давало ему такую возможность. К тому же после Зимней войны Маннергейм находился в зените своей славы. Совершенно очевидно, что даже в самых широких политических кругах надеялись на продолжение им своих полномочий. В этом вопросе правительство оказалось вынужденным действовать на условиях Маннергейма.

Документы содержат мало сведений о том, что предпринималось в этой важной сфере, каким образом обходилась буква закона. Существовала, к примеру, возможность отказаться от прежней системы и учредить для Маннергейма особую влиятельную должность главнокомандующего, которая, находясь под началом президента, являлась бы высшей ступенью в военной иерархической лестнице страны. Именно так поступили в Швеции осенью 1939 г.

В качестве закулисных факторов, сыгравших свою роль, следует в первую очередь указать на смену министра обороны в марте 1940 г. Во время Зимней войны министр обороны Ниукканен превратился фактически в своего рода снабженца армии и не обладал серьезным влиянием. Будучи по национальности карелом и проголосовав против Московского мира, он вышел из правительства.

Формирование нового кабинета, как свидетельствует Хейнрикс, происходило в постоянном контакте с Маннергеймом. Премьер-министр Рюти уже 21 марта сообщил Грипенбергу о том, что вопрос о продлении полномочий Маннергейма в качестве главнокомандующего в принципе решен. Военным министром стал, определенно с согласия Маннергейма, генерал Рудольф Валден, известный промышленник, являвшийся офицером связи между правительством и главнокомандующим во время Зимней войны. Он, как свидетельствует его дневник от 22 марта 1940 г., выставил Рюти свои условия. Важнейшим из них, по определению Э.В. Юва, была «Программа Маннергейма». Валден был согласен войти в правительство в качестве беспартийного министра на тот срок, пока в должности главнокомандующего остается Маннергейм. Высшее руководство армии, министерство обороны и государственные промышленные предприятия следует реорганизовать. Следует оживить финансы, так как расходы на оборонительные сооружения, казармы, госпитали предстояли немалые.

После того как Валден 27 марта вошел в новое правительство и представленная им программа была воплощена в жизнь, можно сказать, что он решающим образом повлиял на продление мандата Маннергейма. Именно так оценивал ситуацию и сам маршал.

Валден, как известно, был преданным сторонником Маннергейма. По его инициативе газета «Ууси Суоми» 17 марта не только выступила за продление полномочий главнокомандующего, но и связала с этим актом дальнейшую судьбу страны. И хотя последняя часть программы сразу же стала объектом критики со стороны различных партий и политиков, эта акция в интересах своего друга наглядно характеризует взаимные отношения двух видных деятелей. Упоминание Хейнрикса о том, что вопрос о продлении полномочий Маннергейма был согласован между Каллио, Рюти и Валденом еще до сформирования кабинета, представляется вполне правдоподобным.

Следователи, готовившие материалы по делу о военных преступлениях, поинтересовались в 1945 г. у самого Маннергейма относительно его тогдашних полномочий. Он рассказал следующее: «После завершения Зимней войны я беседовал с министром Валденом и заявил о своем намерении оставить пост главнокомандующего, но тот… попросил меня остаться. С началом новой войны я сообщил президенту Рюти о своем желании сложить с себя полномочия главнокомандующего, но он энергично высказал надежду на то, что я не оставлю этот пост». Поскольку сохранившееся прошение об отставке помечено 10 февраля 1941 г., можно предположить, что в данном свидетельстве присутствует очевидная ошибка или уже в начале февраля Маннергейм оценивал ситуацию как ведущую к войне. В разговоре с Кустаа Вилкуна в 1945 г. Маннергейм заметил, что «он не держался за пост главнокомандующего — его удерживали».

Рюти отмечал, что продление полномочий Маннергейма сохранялось не по его инициативе, об этом шла речь с президентом Каллио. «Причина, конечно же, заключалась в том, что ситуация все время оценивалась как крайне нестабильная». Даже только укрепление новых границ требовало энергичного и централизованного руководства. Таннер со своей стороны указывал на то, что после Московского мира в правительственных кругах и среди высших офицеров неоднократно возникали разговоры о целесообразности отмены военного положения и возвращения к нормальной жизни, а что касается полномочий президента, то ему следовало вернуть верховное руководство вооруженными силами страны. Но это мнение встречало возражения, поскольку помимо прочего считалось необходимым заново организовать систему обороны. Указывалось и на то, что вопрос о продлении полномочий главнокомандующего недостаточно ясен с юридической точки зрения.

На основании такого рода материалов биографы Маннергейма могли достаточно легко обойти вопрос о продлении его полномочий в качестве главнокомандующего вооруженными силами страны. Хейнрикс также писал о том, что «Маннергейм соглашался остаться на посту председателя совета обороны (так тогда звучала эта должность) лишь при условии назначения Валдена на пост министра». Егершёльд в своей работе пишет: «Общая политическая ситуация порождала столь серьезное беспокойство, что президент оставил за Маннергеймом собственные военные полномочия». При этом ни у одного из авторов нет отсылок на использованные материалы.

Но собранные Юрянки устные воспоминания свидетельствуют о том, что дело было не столь однозначно. Так Вяйнё Линден в 1968 г., ссылаясь на Каллио, рассказал о том, что сохранение за Маннергеймом полномочий главнокомандующего произошло вопреки желанию президента. Генерал Хуго Эстерман также считает, что «не было никого, кто бы поддерживал его позицию». Однако при этом надо иметь в виду, что свидетельства обоих этих лиц отличались тенденциозностью, поскольку они испытывали неприязнь по отношению к маршалу.

Эта проблема, как уже указывалось выше, стала предметом рассмотрения на процессе по делу о виновниках войны. Заключение профессора Эрика Кастрена от 4 октября 1945 г. со всей очевидностью показало, что с юридической точки зрения здесь имело место формальное нарушение закона. Но суд в своем приговоре обошел стороной вопрос о том, повлекли ли полномочия главнокомандующего, оставшиеся за Маннергеймом, какие-либо неблагоприятные последствия для страны, и суд не возложил за это никакой персональной ответственности на кого бы то ни было. Историки также в целом придерживаются этой позиции, поскольку приведенные в начале главы реальные причины требовали пребывания Маннергейма на прежнем посту. Но юристы, напротив, продолжали следовать критической линии, начало которой положил Кастрен. По их мнению, в данном случае оказалась реализованной римская формула inter arma silent leges (среди оружия законы безмолвствуют). Она найдет новое подтверждение в событиях рассматриваемого периода.

В последующем Маннергейм не только сохранил за собой свой пост, основанный на отчуждении от президента функций главнокомандующего, но и укрепил свое положение в духе той программы, которая была представлена Валденом премьеру Рюти. Цель заключалась в получении главнокомандующим той неограниченной свободы действий, которая имелась у него в 1918 г. Тогда в правительстве Ваасы (сенате) вообще отсутствовал военный отдел (министерство) и главнокомандующий самостоятельно решал все вопросы, относившиеся к армии и ведению войны. Министерство обороны (поначалу военное министерство) основали осенью 1918 г. В 20-х годах снабжение армии было вменено в обязанность созданных в недрах министерства соответствующих отделов, что постепенно привело к трениям с руководством собственно вооруженных сил. Положение 1937 г. об организации всей системы вооруженных сил улучшило ситуацию, поскольку генштаб был включен в структуру министерства обороны, а снабжение армии сосредоточили в новом отделе войскового хозяйства. Маннергейм, являвшийся с 1931 г. председателем совета обороны, занял на основании обновленного в 1938 г. положения об этом совете бесспорные руководящие позиции в военной иерархии страны. И все же во время Зимней войны он считал, что министерство обороны в хозяйственных вопросах и по проблемам снабжения армии чрезмерно сковывает его инициативу. Теперь, исходя из собственного опыта, он стремился к еще большей свободе действий.

За несколько месяцев Валден подготовил новые проекты о верховном руководстве вооруженными силами. В начале июля месяца они уже обсуждались в правительстве. Отвечая на имевшие место намерения уменьшить слишком громоздкие министерства и создать эффективные отраслевые управления, правительство Финляндии 16 июля 1940 г. представило парламенту предложения, согласно которым командующий оборонительными силами страны действовал бы под непосредственным началом президента в качестве держателя его воинских прерогатив. Находившийся вне структуры министерства главный штаб вооруженных сил, своеобразное отдельное управление, становился штабом командующего оборонительными силами страны. Туда из министерства обороны передавался огромный отдел военной экономики, начальник которого становился вторым помощником начальника генштаба и таким образом оказывался в непосредственном подчинении Маннергейма.

Эта организационная инициатива не обошлась без полемики. В ходе правительственного обсуждения 16 июля против нее выступили министры Пеккала и Фагерхольм. Первый заявил, что речь идет о широкомасштабных переменах, способных вызвать протесты за рубежом. К тому же к реорганизации приступают слишком поздно, когда сессия парламента уже подходит к концу. Оппозиция осталась, тем не менее, в меньшинстве и притихла. Однако уже в ходе парламентского обсуждения 27 июля Ниукканен — старый антагонист Маннергейма, занимавший долгие годы пост министра обороны, — квалифицировал проект как «несовместимый с формой правления». Представитель Аграрного союза Ханнула со своей стороны предположил, что правительство пытается подобным образом с помощью Маннергейма оказать давление на парламент. Оппозицию Аграрного союза удалось утихомирить, когда у нее спросили, каким образом будут развиваться события, если проект провалится и Маннергейм по этой причине уйдет в отставку? Сопротивление, очевидно, имело место и со стороны иных фракций, поскольку выступившие 29 июля 1940 г. коалиционеры подчеркивали, что данный вопрос не должен привести к правительственному кризису. И все же проект был утвержден 15 августа 1940 г. и через месяц главный штаб начал свою деятельность в новом составе. Министерство обороны, сократив в какой-то мере свои отделы, по-прежнему осталось высшим правительственным учреждением вооруженных сил. Согласно положению о министерстве обороны от 16 декабря 1940 г. в нем остались лишь общий и строительный отделы, а также комиссия по делам недвижимости. На благодарности генерала Эрнста Линдера в связи с проведенной в 1940 г. работой по организации верховного управления Валден скромно ответил, что результат во многом зависит от того, сколько подготовленных сотрудников удастся заполучить в гражданские органы управления. Он был, тем не менее, уверен, что новая структура облегчит переход к организации военного времени.

При реорганизации главного штаба возвратились к схеме 1918 г., когда Маннергейм, по словам Хенри Перона, шведского сотрудника штаба, «являлся по сути дела военным диктатором и соединял в себе все те функции, которые в Швеции в военное время исполняют верховный главнокомандующий, министр обороны, руководитель военного управления и во многих случаях начальник генштаба».

Когда Маннергейм летом 1940 г. перевел генерала Эрика Хейнрикса из штаба сухопутных сил, расположенного в Миккели, на должность начальника генштаба в Хельсинки, он сразу же заметил, что у того не будет монопольного права на доклады по делам оперативного управления, разведки и т. д. «Не хочу быть заложником одного человека» отметил маршал. Он намеревался советоваться с любым необходимым ему лицом, независимо от места его службы. Главнокомандующий всегда сам хотел делать выводы, проводить обобщения. Лишь на его персоне сходились воедино и стягивались в один узел все нити, лишь он обладал реальным представлением о всей панораме событий.

Эта организационная структура генштаба, которую Егершёльд назвал французской, была предназначена не столько для того, чтобы держать в узде членов главного штаба, сколько для предотвращения внешнего вмешательства в дела военного управления.

Специалисты в области политических наук считают, что на проведенную организацию оказала влияние традиция — в период автономии вопросы обороны являлись прерогативой центральной власти, и финляндский сенат их не касался, этой же линии придерживались и последующие правительства страны. В наибольшей мере новая структура сказалась, конечно же, на работе самого штаба. В отличие от большинства стран (напр., Германии) отсутствовали ежедневные оперативные совещания, в ходе которых руководители отделов получали необходимую информацию и до принятия главнокомандующим решения могли придерживаться иного мнения. У нас же руководителю каждого отдела приходилось одному идти на доклад главнокомандующему и склоняться как перед его авторитетом и занимаемой должностью, так и перед его более широкой информированностью и общим кругозором. Но ни в той, ни в другой из организационных систем не допускалось выражения инакомыслия после того, как решение было принято.

Таким образом, Маннергейм уже в период перемирия, а затем и во время войны-продолжения обладал в своей области абсолютной независимостью.

В целом следует отметить, что в то время влияние Маннергейма распространялось и за сферу его непосредственных обязанностей, в частности на внешнюю политику. В литературе был сформулирован тезис о том, что «в период войны-продолжения положение главнокомандующего было сильнее, чем у высших политических деятелей страны». К этой стороне вопроса лучше обратиться после рассмотрения событий начала 1941 г.