Эпоха Просвещения и ее последствия

 

Смит жил в период интеллектуального расцвета в конце XVIII в., который называют эпохой Просвещения. Нередко ассоциируемая с научной революцией, эпоха Просвещения была следствием достижений предшествующих столетий, начиная с времен протестантской Реформации. До Реформации XVI в., которую вначале возглавил Мартин Лютер, право на истину принадлежало власти. Реформация поставила под сомнение авторитет власти, и в Тридцатилетней войне, начавшейся в 1618 г., европейцы сражались за альтернативные парадигмы.

Сомнения в авторитете власти заставили общество искать ответы на вопросы: как мы познаем истину? Как мы познаем мир вокруг нас? И как нам следует организовать общество?

Появилась новая теория познания, которая охватывала все аспекты жизни кроме духовного мира: иначе говоря, наука с ее системой доверия на основе подтверждения, где каждое достижение опиралось на более ранние исследования и прогресс, достигнутый предшественниками[31]. Появились университеты и исследовательские институты, помогавшие выявлять истину и постигать природу нашего мира. Многие вещи, воспринимаемые нами сегодня как нечто само собой разумеющееся, от электричества до транзисторов и компьютеров, смартфонов, лазеров и современной медицины, являются результатом научных открытий, поддерживаемых фундаментальными исследованиями. И это не только высокотехнологичные новшества: даже дороги и здания являются результатом научного прогресса. Без него у нас не было бы небоскребов и автомагистралей, не было бы и современных городов.

Отсутствие королевской или церковной власти, диктующей, какой будет социальная организация, означало, что общество должно само определять это. Оно не могло надеяться на то, что власть – земная или небесная – устроит все как надо. Ему пришлось создавать системы управления. Создание социальных институтов, которые обеспечат благополучие общества, было более сложной задачей, чем поиск истинных законов природы. Обычно в этой сфере невозможно экспериментировать в контролируемых условиях. Впрочем, полезным может быть изучение прошлого опыта. Приходится полагаться на логические построения и обмен мнениями, то есть признать, что ни у кого нет монополии на правильное представление о социальной организации. Эти логические построения приводят к осознанию важности верховенства закона, надлежащей правовой процедуры и системы сдержек и противовесов, подкрепленных фундаментальными ценностями вроде правосудия для всех и свободы личности[32].

Наша система управления с ее обязательством справедливо относиться ко всем требовала установления истины[33]. Наличие надлежащей системы управления повышает вероятность принятия хороших и справедливых решений. Они не обязательно должны быть идеальными, главное, чтобы их можно было корректировать при обнаружении недостатков.

Со временем появился широкий спектр институтов, обеспечивающих высказывание истины, выявление истины и подтверждение истины, именно им мы в значительной мере обязаны успешностью нашей экономики и демократии[34]. Центральное место среди них занимают активные средства массовой информации. Как и любые другие институты, они допускают ошибки, но их расследования являются частью системы сдержек и противовесов и важным общественным благом.

Технический и научный прогресс[35] наряду с изменениями в социальной, политической и экономической организации, связанными с эпохой Просвещения, привел к такому росту объема производства, который опередил прирост населения, поэтому доход на душу населения начал повышаться. Общество научилось сдерживать рост населения, и в развитых странах люди все чаще стали ограничивать размер семьи, особенно с повышением уровня жизни. Мальтузианское проклятие было снято. Так начался рост уровня жизни, который мы наблюдаем уже более 250 лет (см. рис. 1: уровень жизни, остававшийся практически неизменным на протяжении многих веков, начал быстро повышаться, сначала в Европе к концу XVIII – началу XIX в., а потом и в других частях мира, особенно после Второй мировой войны[36]). Выросла и продолжительность жизни, в результате чего мы так много выиграли[37]. Судьба человечества изменилась кардинальным образом. Если в прошлом чуть ли не все силы уходили на то, чтобы добыть предметы первой необходимости, то теперь для их получения нужно работать всего несколько часов в неделю[38].

 

 

В XIX в., однако, плоды этого прогресса распределялись очень неравномерно[39]. На деле у многих жизнь стала тяжелее. Как выразился Томас Гоббс более чем за столетие до этого[40], «жизнь была грязной, жестокой и короткой», а промышленная революция сделала ее для многих еще хуже. Романы Чарльза Диккенса очень ярко описывают страдания людей в Англии в середине XIX в.

В Соединенных Штатах неравенство достигало новых пиков в конце XIX в. – в «Позолоченный век» и «Бурные двадцатые»[41]. К счастью, правительство не осталось в стороне: законодательство Прогрессивной эры[42] и Новый курс были нацелены на ограничение игры на рыночной власти и устранение проявившихся недостатков рынка, включая неприемлемый уровень неравенства и чувства незащищенности[43]. При президенте Франклине Рузвельте США приняли программу социальной защиты, которая официально называлась страхованием по старости, потере кормильца и нетрудоспособности. Позднее президент Линдон Джонсон обеспечил медицинским обслуживанием престарелых и развернул войну с бедностью. В Великобритании и большинстве стран Европы государство взяло на себя обеспечение медицинского обслуживания всего населения, и США стали единственной развитой страной, не признающей доступ к медицинскому обслуживанию одним из прав человека. К середине прошлого столетия развитые страны создали то, что тогда называли «общество среднего класса», где плодами прогресса пользовалось, как минимум в приемлемой степени, большинство граждан, и, если бы политика на рынке труда не дискриминировала людей по расовому и гендерному признакам, число получателей благ прогресса было бы еще больше. Граждане стали жить дольше и меньше болеть, приобретать хорошее жилье и одежду. Государство заботилось об образовании их детей и таким образом открывало перспективу для еще большего процветания и равенства возможностей. Кроме того, государство взяло на себя в определенной мере заботу о престарелых и социальную защиту от таких рисков, как безработица и нетрудоспособность.

Развитие рыночных и политических институтов, начавшееся в XVIII в., не всегда протекало гладко. Периодически случались кризисы, из которых самым тяжелым была Великая депрессия, начавшаяся в 1929 г. США не могли оправиться от ее последствий до самой Второй мировой войны. До войны правительство выплачивало пособие тем, кто временно не мог найти работу. После войны развитые страны взяли на себя обязательство обеспечить полную занятость.

Движение в поддержку равного распределения плодов прогресса тоже не всегда было стабильным. Как уже говорилось в этой главе, ситуация сильно ухудшилась в конце XIX в. и в 1920‑х гг., но в десятилетия после Второй мировой войны заметно оздоровилась. Хотя доходы росли у всех групп населения, у тех, кто находился внизу, они повышались быстрее, чем у находившихся наверху. Но затем, в конце 1970‑х – начале 1980‑х гг., произошел крайне неприятный поворот. Доходы групп в нижней части социальной лестницы перестали расти и даже начали снижаться, в то время как у других групп они резко пошли вверх. У богатых средняя продолжительность жизни продолжала расти, а у менее образованной части населения она стала сокращаться.

 

Контратака

 

У прогресса, ассоциируемого с эпохой Просвещения, всегда существовали недруги. В их перечень нынче входят религиозные консерваторы, которым не по вкусу идеи вроде эволюции, и те, кого не устраивают терпимость и либерализм, проповедуемые сторонниками Просвещения[44]. К ним добавляются люди, чьи экономические интересы входят в противоречие с научными открытиями. Например, владельцы угольных компаний и их работники, перед которыми маячит перспектива принудительного прекращения добычи угля с учетом того, что его сжигание является одной из главных причин глобального потепления и изменения климата. Однако эта коалиция религиозных и социальных консерваторов вместе с теми, чьи своекорыстные интересы находятся в прямом противоречии с научными фактами, недостаточно широка, чтобы иметь политическую власть. Такая власть требует поддержки со стороны деловых кругов. И они предоставляют помощь в обмен на дерегулирование и снижение налогов. В США скрепляющей силой для этого альянса стал неожиданно свалившийся нам на голову президент Дональд Трамп. Тягостно видеть, как президент, склонный к нетерпимости, женоненавистничеству, национализму и протекционизму – то есть к тому, что совершенно не вяжется с ценностями, декларируемыми в бизнес‑сообществе, – молча делает все, чтобы деловые круги могли получить более комфортную бизнес‑среду с минимальным регулированием и особенно налоговые поблажки для себя и своих компаний. Предельно очевидно, что деньги в их карманах и жадность перевешивают все остальное.

С самого начала предвыборной кампании и особенно после вступления в должность президента Дональд Трамп выходил далеко за пределы традиционной «консервативной» программы. В некоторых отношениях, как уже отмечалось, он фактически является революционером: он не прекращает нападки на центральные институты нашего общества, с помощью которых мы пытаемся приобретать знание и устанавливать истину. В числе его целей университеты, научное сообщество и судебная система. Самым яростным атакам, конечно, подвергаются основные новостные каналы информации, которые окрестили «лженовостными каналами». Парадокс в том, что именно там проверка достоверности фактов стоит на первом месте, а Трамп беззастенчиво и регулярно лжет[45].

Подобные нападки не только беспрецедентны для Америки, они к тому же разрушительны для нашей демократии и экономики. Хотя все эти нападки хорошо известны, крайне важно понимать, что является их побудительной причиной и насколько широки цели. Важно также понимать, что истоки происходящего следует искать не в Трампе: если бы у него не было поддержки, его нападки на институты установления истины не имели бы такого эффекта. Нападки подобного характера наблюдаются и в других местах. Если бы Трамп не развязал такую войну, это сделал бы кто‑нибудь еще.

В таком контексте поддержка президента Трампа со стороны деловых кругов выглядит исключительно циничной и обескураживающей особенно для тех, кто хоть немного помнит о распространении фашизма в 1930‑х гг. Историк Роберт Пакстон проводит параллели между благосклонностью Трампа к богатым и стратегией, лежавшей в основе зарождения нацизма в Германии[46]. Как и Трамп, фашисты получили поддержку явного меньшинства, которого было недостаточно для прихода к власти демократическим путем, – у них никогда не было ничего похожего на большинство голосов. Успех Трампу принесла коалиция с деловыми кругами, как и в те времена, когда фашисты пришли к власти. Они смогли сделать это только в результате поддержки широкой консервативной коалиции, в которую входили и деловые круги.

 

Атака на университеты и науку

 

Нападки на университеты привлекли меньше внимания, чем нападки на средства массовой информации, однако они не менее опасны для будущего нашей экономики и демократии. Университеты являются тем источником, из которого берется все остальное. Кремниевая долина – центр инновационной экономики страны – стала тем, что она представляет собой, благодаря технологическим достижениям двух наших лучших университетов – Стэнфордского университета и Калифорнийского университета в Беркли. Массачусетский технологический институт и Гарвардский университет аналогичным образом дали начало грандиозному биотехнологическому центру в Бостоне. Репутация нашей страны как лидера в сфере инноваций зиждется на знаниях, получаемых в национальных университетах.

Наши университеты и научно‑исследовательские центры не только генерируют передовые знания – они притягивают к нашим берегам ведущих предпринимателей. Многих привлекла сюда возможность учиться в лучших университетах. С 1995 по 2005 г., например, иммигранты основали 52 % всех новых компаний Кремниевой долины[47]. Иммигранты учредили также более 40 % компаний, входивших в 2017 г. в список Fortune 500[48].

Несмотря на это, Трамп пытался урезать государственное финансирование фундаментальных исследований в бюджете 2018 г.[49] Помимо этого, наверное впервые за все времена, налоговый закон республиканцев в 2017 г. предусмотрел налогообложение частных некоммерческих университетов, многие из которых играли центральную роль в научном прогрессе, а значит, в повышении уровня жизни и обеспечении конкурентного преимущества Америки.

Некоторые республиканцы критикуют наши университеты за идейность и нетерпимость к ханжеству и сексизму. Действительно, профессора почти повсеместно учат, что изменение климата реально, а многие высказывают сомнения в отношении экономики предложения. Университеты к тому же не уделяют серьезного внимания теориям плоской земли в географии, флогистона в химии или сохранения золотого стандарта в экономике. Существуют и другие идеи, которым заслуженно не уделяют внимания в высшем образовании[50]. Было бы преступно учить устаревшим идеям, многократно опровергнутым с помощью естественно‑научных методов.

До сих пор университетам удавалось устоять. Однако можно догадаться, что произойдет с американской экономикой и нашим положением в мире, если Трамп и иже с ним решат вести эту войну до победного конца. Мы быстро потеряем свою позицию в авангарде инновационного мира. Уже сейчас другие страны пользуются плодами антииммигрантской и враждебной по отношению к науке политики Трампа: Канада и Австралия, например, активно занимаются привлечением талантливых студентов и созданием исследовательских институтов и лабораторий, способных играть роль альтернативы Кремниевой долине.

 

Атака на судебную систему

 

Ни одно общество не застраховано от возникновения споров и расхождения сторон во мнениях, такое может случиться с людьми, компаниями или группой людей и правительством. Задача наших судов заключается в выявлении истины в той мере, в какой это возможно. Практически по определению, разрешение подобных споров дается непросто – если бы это было не так, стороны улаживали бы разногласия самостоятельно, а не прибегали бы к недешевым и требующим времени судебным процедурам. Когда суды выносят решения, которые Трампу не по вкусу, он начинает говорить о «так называемых судьях». Его пренебрежительное отношение к судебной власти ярче всего проявляется в готовности назначать совершенно неквалифицированных судей – у одного из кандидатов в Федеральный суд округа Колумбия Мэтью Спенсера Петерсена вообще не было опыта судебных разбирательств. Петерсен снял свою кандидатуру после уничижительного опроса во время слушаний перед утверждением, однако он оказался самым неквалифицированным в группе почти таких же выдвиженцев Трампа.