Без законного преемства власти.

Преемник Патриаршей власти, не имеющий при себе официальных органов церковного управления — Синода и Совета, и решивший опираться не на епископат, а на насилие большевицкой власти, порвал ту тонкую нить законного преемства власти, которую имел в единоличной передаче прав власти от одного к другому, одобряемую неофициальным собором. Превышение власти, восхищение общеепископских прав лишило его законного преемства власти, потому что он посягнул на источник своих прав, которым был укреплен и поддержан.

Власть в Церкви не может быть захваченной, и примеры без в истории не могут служить основанием для порядка Церкви. Первый епископ избирается Собором епископов, и власть его стоит и падает с одобрением и неодобрением общеепископского решения. Он ничего не может творить без рассуждения всех, а если творит, и не имеет обще-епископского одобрения на свои действия и прервал единомыслие, то и преемство потерял и не имеет права на управление. Управление его беззаконное, насильственное.

Епископат выразил свое несогласие с первым епископом, но не мог лишить его власти. А первый епископ настаивал на своем формальном преемстве, и злоупотреблял правами по безсилию епископата.

По слову св. Григория Богослова "единомыслие делает и единопрестольными, разномыслие же — разнопрестольными, и одно преемство бывает только по имени, а другое в самой вещи" (Слово 21 похвальное Афанасию В.).

И вот при всем том, что сохранилось преемство власти только по имени, остались епископы, которые и после протеста не порвали, но подчинились первому епископу до Собора. А коль скоро таковые нашлись и признали власть первого епископа все еще законной, то нельзя с этим не считаться.

Митр. Агафангел и его викарий Варлаам и Евгений (10 мая 1928 г. Ярославль), в дополнение к декларации 6 февраля сообщают митр. Сергию: "принципиально власть Вашу, как заместителя, не отрицаем; распоряжения заместителя, смущающие совесть и, по нашему убеждению, нарушающие церковные каноны, в силу создавшихся обстоятельств на месте, исполнять не могли и не можем". Только благодаря этому заявлению митр. Агафангел не попал под запрещение.

Однако, до каких же пор епископы, выразившие протест, но согласившиеся подчиняться митр. Сергию, должны ждать соборного суда? Ясно, что до ближайшего Поместного Собора. Но после 18 лет ожидания (с 1927 г.), состоявшийся в 1945 г. Поместный Собор в Москве, который назвался вторым после первого в 1917 г., соборного суда не производил, и епископы эти оказались обманутыми, как это и предполагали другие. На последнем соборе узурпация обще-епископской власти, раз произведенная единоличной властью иepapxa, утвердилась без суда и разбирательства происшедших беззаконий. Таким образом, вопрос о дальнейшем подчинении Московской Патриархии для таковых отпал. После Собора 1945 г. эта Патриархия есть самочинное и незаконное учреждение и не подлежит никакому признанию и уважению, как таковая, стоящая на ложном основании в самом своем учреждении и продолжающая на нем укрепляться при всеобщем потворстве или вынужденном молчании.

Преднамеренно и не даром последний Собор был обставлен с необыкновенной пышностью и наибольшим авторитетом, чтобы облечь Московскую Патриархию всеми видами законности и неоспоримых прав, которых ей не хватало. Но для самой Русской Церкви, и настоящем и в будущем ее истории, этот день Собора был приговором о ее совершенной неканоничности и для остатков старого епископата и вирных и сведущих сынов Церкви концом всякого примирения и временного общения с нею.

Новообновленческий раскол.

Митр. Сергий, пользуясь поддержкой гражданской власти и невозможностью для епископата собраться в одно место для официального собора, принял решения общецерковного значения, пренебрегая всеобщим протестом, и, таким образом, восхитил себе обще-епископские права верховной церковной власти.

Точно таким же образом, в свое время, сначала обновленцы, а потом григорьевцы, пользуясь поддержкой гражданской власти и заключением первых епископов, патр. Тихона и местоблюстителя митр. Петра, восхитили себе их права высшей церковной власти.

Третий раз в одинаковой обстановке, в одних и тех же условиях, повторилось одно и то же преступление — похищение высшей церковной власти, причем похитители возвышаются по положению, и похищение увеличивается по своему качеству. В первом расколе выступают священники-реформаторы, во втором — епископы-староцерковники, в третьем — сам первый епископ из канонической среды. Обновленцы и григорьевцы похищают единоличные права первого епископа, а здесь первый епископ — обще-епископские. Первые производят кражу темной ночью общей церковной смуты, тюремного заключения, неизвестности положения, вторая происходит среди бела дня на глазах у всех. Там — хитрый обман и ложь, здесь — открытый дерзкий грабеж и насилие. Синода, или какого-либо органа, ограничивающего действия этого первого епископа, нет, а старших епископов он не только не слушается, но еще и обрушивается на них с прещениями. Он может делать все, что хочет.

Кроме того, приняты обновленческие условия легализации, оправданы гонения на Церковь, поставлен новый епископат на место прежнего, даны прещения заграницу, установлен полный контроль безбожников в Церкви и пособничество им в политических делах.

Но отсюда же следуют и соответствующие уже бывшие выводы. Как захват власти Патриарха и местоблюстителя, так и власти обще-епископской, и вообще высшей церковной власти, и путь советской легализации осуждены уже противо-обновленчским судом Церкви и канонами ее. Путем похищения обновленцы и григорьевцы не приобрели законного преемства, церковной власти, а сергиевцы его потеряли.

Действия в пользу врагов Церкви.

Действия митр. Сергия антиканоничны по их существу и общей форме, в том именно как они совершены, то есть, прежде всего, вопреки рассуждению всех епископов, но они преступны и по фактическому, своему содержанию, в том, что им совершено и что явилось причиной несогласия всех епископов с первым Постановлением Собора 1917 г. "о мероприятиях, вызываемых происходящим гонением на Православную Церковь" от 5/18 апр. п.13в определено: "лишать доверия и права представительства предателей из клира и мирян, сознательно действующих в пользу врагов Церкви".

Собор происходил во время гонений, и его постановления направляют Церковь по определенному руслу и являются законом жизни Церкви этого времени. Чтобы отменить их не могло явиться достаточного основания и авторитета, а потому нарушения этих постановлений относятся к преступлениям. Какие же действия в пользу врагов Церкви совершила Московская Патриархия?

1. Подчинение церковного управления врагам. Митр. Сергий и Московская Патриархия допустили вмешательство во внутренние церковные дела гражданской и богоборческой власти и таким образом уничтожили каноническую свободу церковного самоуправления и самоорганизации, и тем помогли безбожникам нанести ей больше вреда, и сами сделались участниками их преступлений.

Признав за большевиками право санкционировать или отвергать назначение епископов и клириков, сама Московская Патриархия возникла вновь, "употребив мирских начальников" (Седьм.3). В первый период своего заместительства, до своего заключения, митр. Сергий имел власть, как и его предшественники, по согласию епископов. Во второй раз, выходя из заключения, он ее получил из рук мирских начальников, потому что принял их условия легализации, уже отвергнутой ранее Церковью и им самим. Теперь, решившись на эти действия без рассуждения всех и идя на разрыв с епископатом, он именно за то самое, что лишает его права на власть в Церкви и получает вновь ее от мирских начальников. Эта измена Церкви и была условием получения им вновь епископской в Церкви власти. Он целиком и вновь ставленник гражданской власти, как и обновленцы и григорьевцы, на тех же условиях похитившие церковную власть. Таким образом, современная Московская патриархия основана на заведомом преступлении или, как выразился о ней один из полемистов в России, — "во грехе рожденная и в беззакониях зачатая". Поэтому, по совершенно точному смыслу правила, митр. Сергий и Сергиевская Патриархия должны быть низвержены и отлучены, как не имеющие полномочий Церкви и избранники мирских начальников.

Свои должности получили от советской власти и члены Синода. И если право представлять епископов к рукоположению принадлежит только епископам (Седьм.3, Апост.30), то какое же каноническое значение имеет вновь рукоположенный епископат, представленный "Советом безбожников по делам Православной Церкви".

2. Перемещение епископов. Перемещение епископов было необходимо для антирелигиозных целей советской власти. Во время гонений епископы и народ крепко духовно сплотились. Пребывающих в заточениях и ссылках народ сугубо почитал, и сколько бы эта разлука ни длилась, их помнили и поминали за богослужениями. А когда они возвращались на кафедры, по окончании сроков своего заключения, то их встречали с величайшим торжеством. Даже советская террористическая система была бессильна против такой организации Церкви, единения пастыря и паствы и морального влияния церковного руководства: возвращать на кафедру — торжество и победа Церкви, не возвращать — продолжается память об епископе изгнаннике. Что делать? Единственную помощь безбожникам по разложению Церкви и моральной ее дезорганизации могла оказать только высшая церковная власть, которая, по их желанию, порвала бы связь епископа с паствой. Большею частью просто устраняя епископа с кафедры, когда, переводя его на другую, которую и он, будучи репрессирован, также не увидит, и она его не знает, и назначая нового, указанного гонителями Церкви, патриархия оказывала подлинную услугу последним.

Вот почему тот пункт — устранение с кафедр не угодных епископов — был поставлен в условия легализации высшего церковного управления.

Всегда были перемещения епископов постановлением церковного центра, но никогда с таким разрушительных смыслом и значением. Не важно, что переводят епископа на другую кафедру, но важно кто переводит и во имя чего. Во время гонения на Церковь, отказавшаяся от исповедничества церковная власть, в угоду гонителям-безбожникам, устраняет или перемещает с кафедры епископов-исповедников веры и правды и вместе с безбожными властями порывает духовные связи Церкви и лишает членов ее источников поддержки и утешения. Переживая остро этот тяжкий удар, петроградская епархия и ее епископ, своевременно выразили принципиальный свой протест против такого открытого действия главы Церкви в пользу врагов Церкви.

3. Оклеветание исповедников. 17/30 апреля 1926 г. митр. Сергий открыто, не боясь большевиков, писал митр. Агафангелу: "никто против Вашей личности, как таковой, ничего не имеет, особенно после перенесенных Вами лишений за Церковь Христову". Однако через год он эти лишения назвал должным наказанием за контрреволюцию. По его новым словам, "только люди, которым кажется, что нельзя порвать с прежним режимом и даже с монархией, не порывая с православием, тормозили усилия установить мирные отношения с советским правительством". (Декл. 16/29 июля 1927 г.). В интервью журналистам 15 февраля 1930 г. он заявил: "предпринятые советским правительством репрессии по адресу верующих и священников не имеют никакого отношения к их религиозным убеждениям. Эти репрессии вызваны исключительно антиправительственными действиями" (Воск. Чтение 23 марта 1930 г.). В 1945 г. митр. Николай Крутицкий в Париже заявляет то же самое: "Репрессии были против политической деятельности духовенства" (В.Ц.Ж. №4), и т. д. до журнальных статей нынешнего дня у Московской Патриархии. Какие удивительные верноподданные у советской власти вдруг явились. Московские первосвященники повторяют в точности роль иудейских, которые пред языческой властью старались показаться ревностными поклонниками римского кесаря, и с ложью, лестью и лицемерием говорили о Христе: "Он развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю" (Лук.23, 2). Он политически неблагонадежный Человек. Так был оклеветан Первый Исповедник Правды.

Это обычный способ угождения властям, но примечательно то, что с расчетом именно пользы, тогда для народа (Ин.11, 50) и теперь для Церкви, первосвященники действуют предательством и клеветой на неповинных, Поразительное сходство. Подлинно в мiре сейчас происходит, по образу Христа распятие Его Церкви.
Оскорбляя и заушая связанный и заключенный епископат, Московская Патриархия вместе с большевиками объяснила пред всем мiром гонения на Церковь ее контрреволюционностью и действительно развязала руки врагам для продолжения и усиления их еще в течение 13 лет (1927-1940). Такова роль московских первосвященников, "дерзнувших корчемствовать истиной" (Шест.2).

4. Отрицание гонений. В помощь врагам Церкви исповедники оклеветаны с таким бесстыдством, как будто налицо нет никаких других признаков гонения на веру народа, истребляемую всеми способами помимо арестов служителей ее. Церковное управление прикрывает злодеяния власти против Церкви, утверждая, что гонений никаких нет.

В том же интервью митр. Сергий, во всеуслышание мipa объявил: "в советском союзе никогда не было, и в настоящий момент не происходит каких-либо религиозных преследований. Многие церкви действительно закрыты, но закрываются они не по приказу властей, а по желанию населения, а во многих случаях даже по решению верующих".

Советская власть обманывает тех, кого можно обмануть, малых сих, простых людей заграницы, которые склонны идти за этой властью, ради обещания благ земных, но удерживаются слухами об ее антирелигиозных действиях. Роль Патриархии — вводить в заблуждение, сознательно участвовать в обмане, распространять заведомую ложь в пользу советской власти. Это — открытая измена Церкви и ее истине.

Факт гонений установлен Всероссийским Собором, который принял меры против действующих в пользу врагов Церкви и как предателей постановил лишать их доверия и представительства. Почему гонения перестали быть гонениями, и как можно объявить их несуществующим даже тогда, когда они были в разгаре? Какая наглая вражда с истиной.

5. Потворство безбожию. Возложение всей вины на контрреволюционность Церкви и отрицание факта гонения, само собой утверждает, что никакой антирелигиозной власти не существует, и безбожия, как духовного врага христиан, нет. Мы видели, что во всех документах, до падения митр. Сергия исповедывалась правда расхождения между христианством и безбожием правящей партии. Умалчивалось об этом и говорилось о полном единении только у обновленцев, а потом у митр. Сергия. Как бы во исполнение Советской Конституции — "Свобода религиозных культов и свобода антирелигиозной пропаганды", — Патриархия и останавливается только на своем культе и отказывается от защиты верующих и признает право безбожия нападать на религию. Обличать безбожие или на него указывать верующим как на врага, она не смеет.

Таким образом, церковное управление отказывается от части населения христианской страны, уводимой в безбожие, без борьбы отдает столько христианских душ, сколько безбожная власть может их взять. Это не пастыри добрые, полагающие души свои за овец своих (Ин.10, 11). Пастырский долг попирается и нет заботы, чтобы взыскать и спасти погибшее (Mф.18,11). Никто не избавляет их от волков, и они отдаются им на съедение. Злу попускается свободно возрастать, внимание и бдительность народа усыпляется, достоинство Церкви в свидетельстве истины с малой хотя долей мужества не соблюдается. Церкви, воинствующей на земле за спасение чад своих, нет. Слово духовных руководителей больше не приправлено солью (Кол.4, 6), ибо оно растворилось в компромиссах. Нет сопротивления врагу, нет воодушевления для борьбы. При полном разгроме объявлено благополучие. Это — лжепророки, которые говорят "мир, мир, а мира нет" (Иерем.6,14).

6. Молитва за власть врагов Церкви. 8/21 октября 1927 г. митр. Сергий издал указ о поминовении властей за богослужением. Если власть языческая, то она в древности всегда признавала себя учреждением божественным, по закону естественной справедливости служила для наказания зла и поощрения добра, и, хотя не знала Христа, но и неповинна была в заблуждениях своей веры и достойна была молитв за себя по слову Апостола (Рим.13, 1-7; 1Тим.2, 1-3). Но если эта власть отступническая, которая знает Христа, но отвергает Его и восстает на Него и гонит веру Божию вообще, то за нее, как согрешающую грехом к смерти, нельзя молиться (Ин.5, 16).

"Грех к смерти есть, когда некие, согрешая, в неисправлении пребывают. Горше же сего то, когда жестоковыйно восстают на благочестие и истину, предпочитая мамону послушанию перед Богом, и не держась Его уставов и правил. В таковых нет Бога" (Седьм.5). Сказанное по другому поводу это правило наиболее относится к большевикам, которые именно таковы: жестоковыйно восстают на благочестие, не имеют Бога и пребывают в неисправлении.

Неисправленность же или грех к смерти есть отвержение покаяния и дара Божия прощения грехов, того минимума, после которого ничего не остается для спасения человека. Дух Святый именно для прощения грехов и дан Спасителем ученикам дуновением уст Его: "примите Духа Святого, кому простите грехи, тому простятся, на ком оставите, на том останутся" (Ин.20, 22-23). Отвержение благодатного прощения грехов или нераскаянность и есть та хула на Духа Святого, которая не простится ни в сем веке, ни в будущем (Мф.12,31-32).

Патриарх Тихон в послании 19 января 1918 г. объявил большевикам: "властью, данною нам от Бога, запрещаем вам приступать к тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите еще имена христианские и по рождению своему принадлежите к Церкви Православной. Хотя в своем обращении в Верховный Суд 16 июня 1923 г. Патриарх и раскаивался в этом проступке, но, во-первых, его выступление было принято целым Собором, и им одним отменено быть не может, а во-вторых, власть не исправилась и не покаялась, чтобы имелось малейшее основание снять с нее отлучение, которое и остается в полной силе.

Eп. Николай (управляющий Владимирской епархией) своевременно (1928 г.) заявил, что поминовение отлученных за литургией есть богохульство. Поскольку эта власть остается неисцельно богоотступной и богоборной, к ней приложимо только моление помянника и молебна: "мерзкое и богохульное агарянское царство вскоре испровергни и благоверным царем предаждь". Так именно молились о падении власти Юлиана Отступника св. Григорий, отец св. Григория Богослова, и св. Василий Великий, ни о какой лояльности к отступнику не помышляя.

Если советская власть требовала от Московской Патриархии поминать себя за богослужением, то надо было иметь мужество отказать ей в этом, потому что, как безбожная, неверующая, она не нуждается в этих молитвах, а если нуждается, то только в определенном смысле этих молитв — об обращении ее к вере от пути погибели и всякого злодейства, что не могло бы служить ее престижу.

Однако, Московская Патриархия ввела это богохульство — молитву к Богу об утверждении власти врагов Божиих — в богослужение с исключительно провокационным смыслом проверить отношение приходов к советской власти и к новой позиции Патриархии, принявшей условия легализации, и, таким образом, она отдала непокорных этому постановлению на новые репрессии гражданской власти.

Все эти действия Московской Патриархии в пользу врагов Церкви, — подчинение им церковного управления, перемещение епископов, оклеветание исповедников, отрицание гонений, потворство безбожию и молитва за их власть — караются высшей церковной властью Собора не только лишением доверия и права представительства, но и другими большими и предельными карами.

Определение Священного Собора "о мероприятиях к прекращению нестроений в церковной жизни", 6/19 апреля 1918 г., оповещает верных чад Церкви:

"Рассудив о некоторых епископах, клириках, монашествующих и мирянах, не покоряющихся и противящихся церковной власти и обращающихся в делах церковных враждебному Церкви гражданскому начальству и навлекающих через то на Церковь, ее служителей, ее чад и достояние многоразличный беды, — Священный Собор таковых осуждает, как богопротивников и постановляет:

1. Епископ, противящийся высшей церковной власти и обращающийся при сем за содействием к власти гражданской, запрещается в священнослужении с преданием церковному суду, и если засим, по троекратном приглашении, не явится лично на сей суд, то извергается из сана (Ап.74, Двукр.14).

2. Священнослужители, состоящие на службе в противоцерковных учреждениях, а равно содействующие проведению в жизнь враждебных Церкви положений декрета о свободе совести и подобных ему актов, подлежат запрещению в священнослужении и в случае нераскаяния извергаются из сана (Ап.62, Седьм.12, 13, Петр.Ал.10)".

Расчет пользы церковной.

В чем польза Церкви во время гонений? Общеизвестно, что в проявлении нравственных сил мужества, бодрости, твердости, терпения в страданиях и испытаниях и в решимости на смерть. Церковь встретилась с врагами Бога и Христа. Ее преследуют и уничтожают за ее веру. В условиях сражения, на войне, когда открылось такое кровопролитие, и Церковь получила столько ран, ей нужно хранить веру, догматы, каноны или порядок своей внутренней жизни именно "всеоружием Божиим", имея пояс истины, броню праведности, обувь мира, щит веры, шлем спасения, меч слова Божия, устное исповедание правды, верность до смерти, до венца жизни вечной (Еф.6, 13-17, Mф.10, 17-20, Откр.2, 10). Ни нравственность без догматов и канонов, ни каноны и догматы без нравственности, ибо они органически вкоренены друг в друга. В духовной же борьбе низложенный дух и павшая нравственность — причина повреждения и самых догматов и канонов, и всего порядка Церкви. Поэтому показателем величайшего духовного упадка церковных людей нашего времени это их неспособность замечать пробел в этом принципе в поведении Московской Патриархии или считать его несущественным. Даже в правилах мiрской войны духовная сила солдата ставится во главу угла военного успеха. Мы же теперь подчеркиваем необходимость хранения догматов и канонов, умалчивая о нравственности, как будто без нее можно сохранить их. А в ней то и заключена главная польза Церкви, фундамент ее жизни, ее Духовная природа. Кажется, по времени, мы принуждены проповедовать азбуку христианства.

В десятилетний канонический период Церковь (1917-1927 гг.) пережила истинную свободу, которая заключалась в исповедничестве среди страданий, в физических узах, но в духовной независимости от врагов, в жизни по своим внутренним законам. В неканонический период она попала в тяжкое рабство и связанность от богоборческой власти, и Патриархия надела на себя духовные узы лжи, неправды и всякого беззакония.

Бывшее в течение десяти лет положение Церкви было нормальным, и иным не могло быть в этих условиях. В течение двух последних лет этого периода Церковь уже победила врагов стойкостью, сделав бесплодными их попытки ее поработись, и страданиями почти завоевала себе свободу церковного бытия в советских условиях.
Отделить политику от религии было трудно, ибо, исповедуя религию, ты делаешься противником власти, которая с религией борется. Надо или отказаться от религии, или не бояться обвинения в противлении власти. Митр.Агафангел издал тайное послание, в котором писал: "я не призываю вас к противлению гражданской власти, все, что она требует от вас, не противного нашей христианской совести, исполняйте, но блюдите чистоту веры".... (Путь № 11.). Во всем этом была безукоризненная нравственная честность. Никто не подумал, что все средства хороши для блага Церкви.

Великая польза для Церкви иметь центральное церковное управление, но оно представлялось или существующим в своей позиции безкомпромиссной правды или совсем несуществующим по закону децентрализации (от 7/20 ноября 1920 г.), когда епархиальный архиерей, если не мог найти и составить собора apxиереев, мог принять на себя всю полноту власти. Надо было посмотреть, что делали бы большевики без центрального церковного управления, которое им было так нужно, если бы оно закрылось после ультиматума первоиерарxa прекратить насилие над Церковью и епископатом, без которого он не может стоять у правления всею Церковью.
Немыслимо, чтобы управление могло существовать легально, тихо и безмятежно при нелегальной гонимой и уничтожаемой Церкви. Принцип нравственности, с его пользой для Церкви торжествует. Таким образом, обвинение против сергиевской патриархии усиливается, как только ясен другой, положительный путь Церкви, чем тот, который она избрала.

Понятие пользы у Московской Патриархии — это сохранение себя или центрального церковного управления во что бы то ни стало, любыми жертвами и средствами. Митр. Сергий не преподал поручение Епархиальным архиереям о власти на местах, как митр. Агафангел и архиеп. Cepафим Углицкий. Он полагал, что будет сам распоряжаться всеми церковными делами, даже может порвать с епископатом. Ему казалось, что и нравственностью можно поступиться ради такой выгоды Церкви, как это ее управление. Предложение советской власти сохранить его в эпоху гонений на условиях никоторых нравственных компромиссов ради только политики ее явилось поистине великим соблазном для первоиерарха. Польза показалась несомненной. Но предполагал ли первый епископ, что враг поставит его в трагические противоречия и рядом с собой для нанесения вреда Церкви? Трудно перехитрить диавола, компромисс с ним губителен и всегда несет в себе поражение.

Однако, может быть, политика и средства Патриархии наконец оправдали себя, и она выиграла в борьбе: какая-то свобода дана, и сама Церковь дождалась легализации, а не одно ее управление. Но заслуга ли это Патриархии и результат ли ее компромиссов?

Когда Церковь, многолетним гонением, при помощи того же управления, была обезсилена до последнего предала, до полного изнеможения и перестала быть опасной для безбожия, тогда, в связи с новым этапом внешней политики советов, в агитационно-пропагандистских целях, сделана временная, уступка Церкви. Вместе с верующими разных стран, обманутыми нынешней русской церковной свободой, советская власть хочет бороться за мipoвую революцию, за интернационал, а потом уже за полное уничтожение всякой веры и религии у себя и во всех странах. Это — обычный советский метод, доказанный уже в разных сферах ее действий. С временным попутчиком — к главной цели, а потом ликвидация попутчика (см. "Соврем. Состояние Прав. Церкви в СССР" Пр. М.П.). В свое время советская власть создала себе удобное церковное управление, держала его наготове на всякий случай и теперь возлагает на него свои новые политические задачи. Несомненно, это хорошо для советской власти, но хорошо ли для Церкви иметь наготове такую церковную власть с такою ролью? Да лучше было бы, - если бы церковное управление создалось вновь из освобожденных заключенных, - если действительно нужно дать подлинную свободу Церкви и этому пришло время.

"Свобода" нынешняя явилась сама собой, неофициально, без изменения параграфа конституции и программы партии, а потому без всяких гарантий на будущее, с возможностью быть отнятой в любое время, без общедоступной печати, без готовых кадров духовенства, множество которого остается в заключении, при закрытых центральных храмах страны. Но самое печальное в этой "свободе" то что она по своему смыслу является новой и самой грандиозной провокацией, которая когда-либо была до сего времени.

Большевиков всегда беспокоила Катакомбная Церковь, и они жестоко с нею боролись. Она не выяснена была в своем составе, но все же создавалась уверенность в ее слабости. Однако, под немецкой оккупацией во время войны, она обнаружилась в большой народной мощи, и большевикам пришлось теперь сделать у себя отдушину свободы, чтобы выяснить себе весь ее состав до конца и начисто. При всем той, что интеллигенция, молодежь и чиновничий класс служащих достаточно отгорожены от религии, власть узнает теперь, кто все же просачивается в религию. В самой Церкви остатки старой духовной интеллигенции выведены сейчас в епископы, собраны в монастыри и поставлены на другие должности. Церковь естественно выходит из катакомб, из подполья, а безбожники, во главе с "Советом по делам Православной Церкви", работают по учету последних религиозных сил страны для последнего ликвидаторского шага в будущем. Горе тем, кто вышел из своего сокрытия. Но Церковь не доверяет этой свободе, отлично изучив своего врага, не доверяет и легальным священникам. Так, например, в данный момент практикуется общая исповедь, которая снимает со священника обязанность тайного сыска и подозрения в тайном руководстве верующими. Но верующие имеют одиночную исповедь и указывают на эту возможность по секрету друг другу. Катакомбные священники имеются и должны быть в силу ограниченности и ненадежности полученной свободы. Таким образом, происходит только вид отступления большевиков пред религией, но на самом деле это есть обходное движение в целях нанесения ей окончательного поражения. Нынешняя свобода опаснее прежнего гонения. Какие здесь полезные для Церкви достижения Патриархии — мы не видим.

Цели и средства.

Цель — сохранить Патриархию как Патриархию, а не правду, с которой она стоит и падает — нанесла великий вред Церкви. Коль скоро и Церковь ставит себе внешние цели, а не духовные, внутренние, то она падает со своей высоты и принимает средства ей несвойственные. Она бросает "всеоружие Божие", а берется за оружие человеческое, а в данном случае оружие врагов своих (по принципу — надо с врагом бороться его оружием) — дипломатию, ложь, клевету, обманы, хитрости, чем изобилуют документы этого пути. На самом деле наше оружие правды превосходит все оружия наших врагов, и ему обеспечена вечная победа, хотя бы оно в настоящем заключалось только в крестных уничижениях, страданиях и самой смерти. Поэтому принять по-своему принцип врагов (ленинский) — "нравственно все, что служит на пользу пролетариата" — это значит изменить Церкви. Но пролетариат также входит в Церковь, и даже не о его пользе позаботилась Патриархия.

Если бы во время сражения, пред лицом врага, командир сказал солдатам, что они сражаются не за отечество и могут бросить оружие и сдаться врагу, то такой вождь, будучи предателем и изменником отечеству, может внести великое смущение в ряды войска. Такое точно впечатление было в церковном народе, когда глава Церкви объявил, что Церковь преследуют не за Христа, а за противление властям. Самую де религию никто не гонит и не уничтожает. Однако митр. Сергий стал изображать из себя чуть не страдальца, когда Патриархию стали осаждать епископы, священники и миряне со своими протестами и замечаниями. В своем протесте Церковь показала, что имеет мужество бороться, в то время как первый епископ его потерял. Верующий народ боролся за чистоту веры, за Церковь, ясно сознавая, где правда и где измена, где Церковь и где отступники, свято чтил имена исповедников иepapxoв и за верность одним этим именам шел на мученичество. Теперь он потерял ясность этого ведения, стерлись границы правды и лжи, Церкви и отступников, имена исповедников забыты. На смену религиозному подъему и готовности к борьбе и стоянию за веру пришли апатия, равнодушие и инертность в сердца множества слабых. Смущение было повсеместным и великим. Народ лишился нравственной поддержки от своих духовных вождей, которые еще не так давно были так дороги народу и своим исповеданием исполняли всю Церковь внутренним ликованием при внешнем гонении. Церковная Власть морально теперь была низложена и умерла вовсе как духовная сила до нынешнего дня. Церковный народ предоставлен был сам себе. Чаша его скорбей выпита им до дна. Надо было быть в то время России, чтобы видеть и слышать ту скорбь народа, когда он метался и не знал куда идти, он был рассеян как овцы, не имеющие пастыря. Церковь — убежище правды, истины, добра на земле, пристанище и утешение от лжи и зла. "Это место, — по словам еп. Дамаскина, — куда не захлестнут мутные воды неправды, это — престол, на котором сама Истина утверждает свое царство. Но если оттуда, с высоты амвона, зазвучат слова лицемерия, человекоугодничества и клеветы, то ложь торжествует свою конечную победу над мiром, и там, где светит образ Воплощенной Истины, смеется уже в отвратительной гримасе отец лжи. Тогда уже и здесь не истина, без которой мы не можем дышать, а такая же ложь, как и во всем, лежащем во зле мiре. Не найдет больше человек утешения среди всеобщего растления. Нет Церкви, как столпа и утверждения истины ".

Сергиевское церковное управление не служило сохранению ни единого зерна веры в этом народе. Напротив, оно сделало все, чтобы подорвать и унизить ее. И только вопреки, а не благодаря ему народ сохранил свою веру. Теперь оно дискредитировало себя в глазах народа навсегда непоправимо, как нравственно падшее. Существует раскол между русскою Церковью и ее управлением. Создано внешнее единство там, где в сердцах, в корне и в сущности полное разобщение. Внешняя оболочка прикрывает внутреннее расхождение. В нынешнем единении Церкви с Московской Патриархией есть ложь. Внутри самой Церкви нет тех согласия, единства и любви, которые в ней были раньше.

Патриархия хотела пользы Церкви, но принесла епископату вред и народу вред. Кому же польза? Одному высшему Церковному Управлению, которое все сделало, все принесло в жертву для своего сохранения. И что же, — принятые условия легализации, как условия союза Церкви со своими гонителями, уничтожали духовное и юридическое значение самой Церковной власти. Дурные средства загубили хорошую цель.

Личные характеристики.

Интересен человек, который, получив в критическую пору укрепление законного преемства своей власти обще-епископским мнением, затем решил действовать без его согласия и наперекор ему, пользуясь поддержкой насилия гражданской власти и формальной невозможностью созвать Собор и судить его действия. Пред нами мудрый ли политик, который знал цель, к которой шел и, укрепив сначала свое положение среди епископата, потом повел его за собой, куда хотел; предатель ли он по расчету, как Иуда, или павший от временного страха и малодушия, как ап.Петр?

Может быть ни то, ни другое или то и другое понемногу, по мелкости своего масштаба. Митр. Сергий — человек умственно даровитый, житейски опытный, но прошедший путь нравственных сделок и изощренный в эластичных отношениях с сильными мipa и с выгодами момента. Он не злонамеренный, а слабовольный. Переоценив значение для религиозной жизни внешних условий, он средством для цели избрал, не исповедание церковной истины, а личную хитрость, неискренность, политиканство. Так и высшая церковная власть потеряла различие добра и зла, святого и не святого, что входит в обязанность священника Божия Ветхого Завета (Лев.10, 10-11). Деяния ее исходят от лица, потерявшего пастырскую мораль, имевшего достаточную практику в нетвердых принципах.

По некоторым биографическим данным, моральные качества Московских иерархов не очень высоки и предопределили их настоящий путь.

Некогда Сергий, apxиеп. Финляндский, будущий митрополит и патриарх, присоединился к заведомо неканоническому мнению Иоанникия, еп. Архангельского, о допущении второго брака для вдовых священников и диаконов. (см. Отзывы епарх. архиереев по вопросу о церковной реформе. 1906 г.).

Когда Распутин протежировал Варнаву в епископы, то Святейший Синод под председательством митр. Антония (Вадковского) отказал в этом, но временный заместитель последнего, арх. Сергий, в угоду Распутину, затем провел это дело через Синод.

На смерть члена Думы Караулова он говорит чисто кадетскую <