Поэзия Михаила Васильевича Ломоносова

Поэзия Михаила Васильевича Ломоносова

 

В Тебе надежду полагаю

 

Слова: М. Ломоносов. Музыка: И. Валфиш.

Блажен человек, который на Господа возлагает надежду свою (Пс. 39:5).

«Гусли»

 

Ми-минор

 

1 В Тебе надежду полагаю,

Всесильный Господи, всегда;

К Тебе я ныне прибегаю,

Ища прощенья, не суда.

В страдании моем, Спаситель,

Ты был от самых юных лет

Помощник мой и Покровитель,

Пристанище души и Свет.

 

2 Во время старости глубокой,

О Боже мой, не отступи!

Но крепкой мышцей и высокой

Ты члены старца укрепи.

Твою я крепость, Вседержитель,

Повсюду стану прославлять

И что Ты мой был Покровитель,

Вовеки буду вспоминать.

 

3 Твоя держава возвестится

И правда мною до небес;

О Боже! Кто с Тобой сравнится

Великим множеством чудес?

Ты к пропасти меня поставил,

Чтоб я свою погибель зрел[1],

Но скоро, обратясь, избавил

И от глубоких бездн возвёл.

 

4 Щедроту Ты Свою прославил,

Меня утешить восхотел,

К служенью Твоему наставил,

Своей любовию согрел.

Среди народа велегласно

Поведаю хвалу Твою,

И на струнах моих всечасно

Твои щедроты воспою.

 

1863

 

Гимн бороде

 

 

Не роскошной я Венере,

Не уродливой Химере

В имнах жертву воздаю:

Я похвальну песнь пою

Волосам, от всех почтенным,

По груди распространенным,

Что под старость наших лет

Уважают наш совет.

 

Борода предорогая!

Жаль, что ты не крещена

И что тела часть срамная

Тем тебе предпочтена.

 

Попечительна природа

О блаженстве смертных рода

Несравненной красотой

Окружает бородой

Путь, которым в мир приходим

И наш первой взор возводим.

Не явится борода,

Не открыты ворота.

 

Борода предорогая!

Жаль, что ты не крещена

И что тела часть срамная

Тем тебе предпочтена.

 

Борода в казне доходы

Умножает по вся годы:

Керженцам любезной брат

С радостью двойной оклад

В сбор за оную приносит

И с поклоном низким просит

В вечный пропустить покой

Безголовым с бородой.

 

Борода предорогая!

Жаль, что ты не крещена

И что тела часть срамная

Тем тебе предпочтена.

 

Не напрасно он дерзает,

Верно свой прибыток знает:

Лишь разгладит он усы,

Смертной не боясь грозы,

Скачут в пламень суеверы;

Сколько с Оби и Печеры

После них богатств домой

Достает он бородой.

 

Борода предорогая!

Жаль, что ты не крещена

И что тела часть срамная

Тем тебе предпочтена.

 

О коль в свете ты блаженна,

Борода, глазам замена!

Люди обще говорят

И по правде то твердят:

Дураки, врали, проказы

Были бы без ней безглазы,

Им в глаза плевал бы всяк;

Ею цел и здрав их зрак.

 

Борода предорогая!

Жаль, что ты не крещена

И что тела часть срамная

Тем тебе предпочтена.

 

Если правда, что планеты

Нашему подобны светы,

Конче в оных мудрецы

И всех пуще там жрецы

Уверяют бородою,

Что нас нет здесь головою.

Скажет кто: мы вправды тут,

В струбе там того сожгут.

 

Борода предорогая!

Жаль, что ты не крещена

И что тела часть срамная

Тем тебе предпочтена.

 

Если кто невзрачен телом

Или в разуме незрелом;

Если в скудости рожден

Либо чином не почтен,

Будет взрачен и рассуден,

Знатен чином и не скуден

Для великой бороды:

Таковы ее плоды!

 

Борода предорогая!

Жаль, что ты не крещена

И что тела часть срамная

Тем тебе предпочтена.

 

О прикраса золотая,

О прикраса даровая,

Мать дородства и умов,

Мать достатков и чинов,

Корень действий невозможных,

О завеса мнений ложных!

Чем могу тебя почтить,

Чем заслуги заплатить?

 

Борода предорогая!

Жаль, что ты не крещена

И что тела часть срамная

Тем тебе предпочтена.

 

Через многие расчосы

Заплету тебя я в косы,

И всю хитрость покажу,

По всем модам наряжу.

Через разные затеи

Завивать хочу тупеи:

Дайте ленты, кошельки

И крупичатой муки.

 

Борода предорогая!

Жаль, что ты не крещена

И что тела часть срамная

Тем тебе предпочтена.

 

Ах, куда с добром деваться?

Все уборы не вместятся:

Для их многого числа

Борода не доросла.

Я крестьянам подражаю

И как пашню удобряю.

Борода, теперь прости,

В жирной влажности расти.

 

Борода предорогая!

Жаль, что ты не крещена

И что тела часть срамная

Тем тебе предпочтена.

 

1757

 

К ивану ивановичу шувалову

 

 

Спасибо за грибы, челом за ананас,

За вина сладкие; я рад, что не был квас.

Российско кушанье сразилось с перуанским,

А если бы и квас влился в кишки с шанпанским,

Те сделался бы в них такой же разговор,

Какой меж стряпчими в суде бывает спор.

Я думал уж и так, что в брюхо… забился,

И, выпустить хотя, я чуть не надсадился.

 

‹Между 1752 и 1753›

 

К статуе Петра великого

 

 

НАДПИСЬ 1

К СТАТУЕ ПЕТРА ВЕЛИКОГО

 

Се образ изваян премудрого героя,

Что, ради подданных лишив себя покоя,

Последний принял чин и царствуя служил,

Свои законы сам примером утвердил,

Рожденны к скипетру, простер в работу руки,

Монаршу власть скрывал, чтоб нам открыть науки.

Когда он строил град, сносил труды в войнах,

В землях далеких был и странствовал в морях,

Художников сбирал и обучал солдатов,

Домашних побеждал и внешних сопостатов;

И словом, се есть Петр, отечества Отец;

Земное божество Россия почитает,

И столько олтарей пред зраком сим пылает,

Коль много есть ему обязанных сердец.

 

 

НАДПИСЬ 2

К ТОЙ ЖЕ

 

Елисавета здесь воздвигла зрак Петров

К утехе россов всех, но кто он был таков,

Гласит сей град и флот, художества и войски,

Гражданские труды и подвиги геройски.

 

 

НАДПИСЬ 3

К ТОЙ ЖЕ

 

Металл, что пламенем на брани устрашает,

В Петрове граде се россиян утешает,

Изобразив в себе лица его черты;

Но если бы его душевны красоты

Изобразить могло притом раченье наше,

То был бы образ сей всего на свете краше.

 

 

НАДПИСЬ 4

К ТОЙ ЖЕ

 

Зваянным образам, что в древни времена

Героям ставили за славные походы,

Невежеством веков честь божеска дана,

И чтили жертвой их последовавши роды,

Что вера правая творить всегда претит.

Но вам простительно, о поздые потомки,

Когда услышав вы дела Петровы громки

Поставите олтарь пред сей геройский вид;

Мы вас давно своим примером оправдали:

Чудясь делам его, превысшим смертных сил,

Не верили, что он един от смертных был,

Но в жизнь его уже за бога почитали.

 

 

НАДПИСЬ 5

К ТОЙ ЖЕ

 

Гремящие по всем концам земным победы,

И россов чрез весь свет торжествовавших следы,

Собрание наук, исправленны суды,

Пременное в реках течение воды,

Покрытый флотом понт, среди волн грады новы

И прочие дела увидев смерть Петровы

Рекла: «Сей человек предел мой нарушил

И доле в мире сем Мафусаила жил».

Так лета по делам считая, возгласила

И в гроб великого сего героя скрыла.

Но образом его красуется сей град.

Взирая на него, Перс, Турок, Гот, Сармат

Величеству лица геройского чудится

И мертвого в меди бесчувственной страшится.

 

Между 1743 и 1747

 

Молчите струйки чисты

 

 

Молчите струйки чисты,

И дайте мне вещать:

Вы птички голосисты

Престаньте воспевать.

Пусть в рощах раздаются

Плачевные слова,

Ручьями слезы льются

И стонут дерева.

 

Ты здесь моя отрада,

Любезной пастушок,

Со мной ходил от стада

На крутой бережок.

Я здесь с тобой свыкалась

От самых лет младых,

И часто наслаждалась

Любовных слов твоих.

 

Уж солнышко спустилось

И село за горой,

И поле окропилось

Вечернею росой.

Я в горькой скуке трачу

Прохладные часы,

И наедине плачу

Лишась твоей красы.

 

Целую те пруточки,

С которых ты срывал

Прекрасные цветочки,

И мне пучки вязал,

Слезами обливаю

Зеленые листы,

В печали презираю

Приятные плоды.

 

Я часто вижу власно

Тебя во древесах;

Бегу туда напрасно,

Хочу обнять в слезах.

Но только тень пустая

Меня нещастну льстит,

Смущаюся, теряя

Приятной мне твой вид.

 

Лишь только ветр листами

Тихонько потрясет,

Я тотчас меж кустами

Тебя ищу, мой свет.

От всякой перемены

Всечастно я крушусь,

И муча слабы члены

На каждой слух стремлюсь.

 

 

НАДПИСЬ

НА ИЛЛЮМИНАЦИЮ, ПРЕДСТАВЛЕННУЮ В ТОРЖЕСТВЕННЫЙ ДЕНЬ ВОСШЕСТВИЯ НА ПРЕСТОЛ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА НОЯБРЯ 25 ДНЯ 1750 ГОДА, ПЕРЕД ЗИМНИМ ДОМОМ, ГДЕ ИЗОБРАЖЕН БЫЛ ВАВИЛОН, ОКРУЖЕННЫЙ ЗЕЛЕНЕЮЩИМ САДОМ; ПО СТОРОНАМ ТОРЖЕСТВЕННЫЕ СТОЛПЫ

 

Во время твоея, монархиня, державы

Сугубой счастливы мы лета красотой.

Одну дает нам Бог, округ веков создавый,

Другую дарствует приход, Богиня, твой.

Из Вавилона бед изведены тобою,

Вошли спокойствия в прекрасные сады

И, ставя нынь столпы с твоею похвалою,

Вкушаем радости приятные плоды.

 

Первая половина октября 1750

 

НАДПИСЬ

НА ИЛЛЮМИНАЦИЮ, ПРЕДСТАВЛЕННУЮ В ТОРЖЕСТВЕННЫЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА ДЕКАБРЯ 18 ДНЯ 1750 ГОДА ПЕРЕД ЗИМНИМ ДОМОМ, ГДЕ ИЗОБРАЖЕНА БЫЛА СИЯЮЩАЯ ЗВЕЗДА НАД ОЛТАРЕМ, НА КОТОРОМ ПЫЛАЕТ СЕРДЦЕ; ПО СТОРОНАМ ХРАМЫ

 

Счастливая звезда на Горизонт блистала,

Когда Елисавет России воссияла.

Монархиня, твой к нам сверькнул пресветлый луч,

Возжег и осветил всех сердце после туч.

Единым сердцем все равно к тебе пылаем

И тое на олтарь усердий возлагаем.

Из храмов ревности желания гласят,

Да Вышний даст сей день торжествовать стократ.

 

Начало декабря 1750

 

НАДПИСЬ

НАДПИСЬ

НА ИЛЛЮМИНАЦИЮ В НОВЫЙ 1751 ГОД, ПРЕДСТАВЛЕННУЮ ПЕРЕД ЗИМНИМ ДОМОМ, ГДЕ ИЗОБРАЖЕН БЫЛ ЗЕМНОЙ ГЛОБУС, НА КОТОРОМ СТОЯЛО ВЕНЗЛОВОЕ ИМЯ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА И ЧИСЛО НОВОГО ГОДА; ПО СТОРОНАМ ОТВЕРСТЫЕ ХРАМЫ И ОЛТАРИ С ВОЗЖЖЕННЫМ НА НИХ ПЛАМЕНЕМ

 

Отверсты храмы все, и олтари дымятся,

Желанья всех к тебе, монархиня, стремятся,

И ревность подданных со временем растет,

И оных счастие с числом восходит лет.

Полсвета, что твоя десница управляет,

Согласный шум до звезд усердно возвышает,

Да Вышний новый год с тобой благословит

И слух твой и другу полсвета удивит.

 

Начало декабря 1750

 

Надпись на иллюминацию, представленную её императорскому величеству от их императорских высочеств в Ораниенбауме (Ломоносов)

 

 

НАДПИСЬ

НА ИЛЛЮМИНАЦИЮ, ПРЕДСТАВЛЕННУЮ ЕЕ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ ОТ ИХ ИМПЕРАТОРСКИХ ВЫСОЧЕСТВ В ОРАНИЕНБАУМЕ 1750 ГОДА ИЮЛЯ 31 ДНЯ, ГДЕ ИЗОБРАЖЕНЫ БЫЛИ ДВА СОЕДИНЕННЫЕ СЕРДЦА, ПЫЛАЮЩИЕ НА ОЛТАРЕ К СИЯЮЩЕМУ НАД НИМИ СОЛНЦУ; ПО СТОРОНАМ МЛАДОЙ МЕСЯЦ И ВОСХОДЯЩАЯ ДЕННИЦА

 

Как солнце с высоты, богиня, к нам сияешь

И в наших жар сердцах усерднейший рождаешь.

Мы оба, чувствуя любовь твою к себе,

Приносим ревности взаимно жар тебе.

Монархиня, ты всем един источник света,

Российский Горизонт тобою освещен,

Тобою наш восход на оном озарен.

Мы свет заимствуем, дает Елисавета.

 

Вторая половина июля 1750

 

НАДПИСЬ

НАДПИСЬ

НАДПИСЬ,

КОТОРАЯ ИЗОБРАЖЕНА НА ВЕЛИКОЛЕПНОЙ СЕРЕБРЯНОЙ РАКЕ СВЯТОМУ, БЛАГОВЕРНОМУ И ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ АЛЕКСАНДРУ НЕВСКОМУ, ПОСТРОЕННОЙ ВЫСОЧАЙШИМ ПОВЕЛЕНИЕМ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ ЕЛИСАВЕТЫ ПЕТРОВНЫ В ТРОИЦКОМ АЛЕКСАНДРО-НЕВСКОМ МОНАСТЫРЕ

 

Святый и храбрый князь здесь телом почивает;

Но духом от небес на град сей призирает

И на брега, где он противных побеждал

И где невидимо Петру споспешствовал.

Являя дщерь его усердие святое,

Сему защитнику воздвигла раку[5] в честь

От первого сребра, что недро ей земное

Открыло, как на трон благоволила сесть.

 

Первая половина 1750

 

Ода блаженныя памяти

Ода

на день восшествия на Всероссийский престол Ее Величества Государыни Императрицы Елисаветы Петровны 1747 года [6]

 

Царей и царств земных отрада,

Возлюбленная тишина,

Блаженство сёл, градов ограда,

Коль ты полезна и красна!

Вокруг тебя цветы пестреют

И класы на полях желтеют;

Сокровищ полны корабли

Дерзают в море за тобою;

Ты сыплешь щедрою рукою

Своё богатство по земли.

 

Великое светило миру,

Блистая с вечной высоты

На бисер, злато и порфиру,

На все земные красоты,

Во все страны свой взор возводит,

Но краше в свете не находит

Елисаветы и тебя.

Ты кроме той всего превыше;

Душа ее зефира тише,

И зрак прекраснее рая.

 

Когда на трон она вступила,

Как вышний подал ей венец,

Тебя в Россию возвратила,

Войне поставила конец;[7]

Тебя прияв облобызала:

Мне полно тех побед, сказала,

Для коих крови льется ток.

Я россов счастьем услаждаюсь,

Я их спокойством не меняюсь

На целый запад и восток.

 

Божественным устам приличен,

Монархиня, сей кроткий глас:

О коль достойно возвеличен

Сей день и тот блаженный час,

Когда от радостной премены

Петровы возвышали стены

До звёзд плескание и клик!

Когда ты крест несла рукою[8]

И на престол взвела с собою

Доброт твоих прекрасный лик!

 

Чтоб слову с оными сравняться,

Достаток силы нашей мал;

Но мы не можем удержаться

От пения твоих похвал.

Твои щедроты ободряют

Наш дух и к бегу устремляют,

Как в понт пловца способный ветр

Чрез яры волны порывает;

Он брег с весельем оставляет;

Летит корма меж водных недр.

 

Молчите, пламенные звуки,[9]

И колебать престаньте свет;

Здесь в мире расширять науки

Изволила Елисавет.

Вы, наглы вихри, не дерзайте

Реветь, но кротко разглашайте

Прекрасны наши времена.

В безмолвии внимай, вселенна:

Се хощет лира восхищенна

Гласить велики имена.

 

Ужасный чудными делами

Зиждитель мира искони

Своими положил судьбами

Себя прославить в наши дни;

Послал в Россию Человека,

Каков неслыхан был от века.

Сквозь все препятства он вознес

Главу, победами венчанну,

Россию, грубостью попранну,

С собой возвысил до небес.

 

В полях кровавых Марс страшился,

Свой меч в Петровых зря руках,

И с трепетом Нептун чудился,

Взирая на российский флаг.

В стенах внезапно укрепленна

И зданиями окруженна,

Сомненная Нева рекла:

«Или я ныне позабылась

И с оного пути склонилась,

Которым прежде я текла?»[10]

 

Тогда божественны науки

Чрез горы, реки и моря

В Россию простирали руки,

К сему монарху говоря:

«Мы с крайним тщанием готовы

Подать в российском роде новы

Чистейшего ума плоды».

Монарх к себе их призывает,[11]

Уже Россия ожидает

Полезны видеть их труды.

 

Но ах, жестокая судьбина!

Бессмертия достойный муж,

Блаженства нашего причина,

К несносной скорби наших душ

Завистливым отторжен роком,[12]

Нас в плаче погрузил глубоком!

Внушив рыданий наших слух,

Верьхи Парнасски восстенали,

И музы воплем провождали

В небесну дверь пресветлый дух.

 

В толикой праведной печали

Сомненный их смущался путь;

И токмо шествуя желали

На гроб и на дела взглянуть.

Но кроткая Екатерина,[13]

Отрада по Петре едина,

Приемлет щедрой их рукой.

Ах, если б жизнь ее продлилась,

Давно б Секвана постыдилась

С своим искусством пред Невой!

 

Какая светлость окружает

В толикой горести Парнас?

О коль согласно там бряцает

Приятных струн сладчайший глас!

Все холмы покрывают лики;

В долинах раздаются клики:

Великая Петрова дщерь

Щедроты отчи превышает,

Довольство муз усугубляет

И к счастью отверзает дверь.

 

Великой похвалы достоин,

Когда число своих побед

Сравнить сраженьям может воин

И в поле весь свой век живет;

Но ратники, ему подвластны,

Всегда хвалы его причастны,

И шум в полках со всех сторон

Звучащу славу заглушает,

И грому труб ее мешает

Плачевный побежденных стон.

 

Сия тебе единой слава,

Монархиня, принадлежит,

Пространная твоя держава

О как тебе благодарит!

Воззри на горы превысоки,

Воззри в поля свои широки,

Где Волга, Днепр, где Обь течет;

Богатство, в оных потаенно,

Наукой будет откровенно,

Что щедростью твоей цветет.

 

Толикое земель пространство

Когда всевышний поручил

Тебе в счастливое подданство,

Тогда сокровища открыл,

Какими хвалится Индия;

Но требует к тому Россия

Искусством утвержденных рук.

Сие злату очистит жилу;

Почувствуют и камни силу

Тобой восставленных наук.

 

Хотя всегдашними снегами

Покрыта северна страна,

Где мерзлыми борей крылами

Твои взвевает знамена;

Но бог меж льдистыми горами

Велик своими чудесами:

Там Лена чистой быстриной,

Как Нил, народы напояет

И бреги наконец теряет,

Сравнившись морю шириной.

 

Коль многи смертным неизвестны

Творит натура чудеса,

Где густостью животным тесны

Стоят глубокие леса,

Где в роскоши прохладных теней

На пастве скачущих еленей

Ловящих крик не разгонял;

Охотник где не метил луком;

Секирным земледелец стуком

Поющих птиц не устрашал.

 

Широкое открыто поле,

Где музам путь свой простирать!

Твоей великодушной воле

Что можем за сие воздать?

Мы дар твой до небес прославим

И знак щедрот твоих поставим,

Где солнца всход и где Амур

В зеленых берегах крутится,

Желая паки возвратиться

В твою державу от Манжур.

 

Се мрачной вечности запону

Надежда отверзает нам!

Где нет ни правил, ни закону,

Премудрость тамо зиждет храм;

Невежество пред ней бледнеет.

Там влажный флота путь белеет,

И море тщится уступить:

Колумб российский через воды[14]

Спешит в неведомы народы

Твои щедроты возвестить.

 

Там, тьмою островов посеян,

Реке подобен Океан;[15]

Небесной синевой одеян,

Павлина посрамляет вран.

Там тучи разных птиц летают,

Что пестротою превышают

Одежду нежныя весны;

Питаясь в рощах ароматных

И плавая в струях приятных,

Не знают строгия зимы.

 

И се Минерва ударяет[16]

В верхи Рифейски копием;

Сребро и злато истекает

Во всем наследии твоем.

Плутон в расселинах мятется,

Что россам в руки предается

Драгой его металл из пор,

Которой там натура скрыла;

От блеску дневного светила

Он мрачный отвращает взор.

 

О вы, которых ожидает

Отечество от недр своих

И видеть таковых желает,

Каких зовет от стран чужих,

О, ваши дни благословенны!

Дерзайте ныне ободренны

Раченьем вашим показать,

Что может собственных Платонов

И быстрых разумом Невтонов

Российская земля рождать.

 

Науки юношей питают,[17]

Отраду старым подают,

В счастливой жизни украшают,

В несчастной случай берегут;

В домашних трудностях утеха

И в дальних странствах не помеха.

Науки пользуют везде,

Среди народов и в пустыне,

В градском шуму и наедине,

В покое сладки и в труде.

 

Тебе, о милости источник,

О ангел мирных наших лет!

Всевышний на того помощник,

Кто гордостью своей дерзнет,

Завидя нашему покою,

Против тебя восстать войною;

Тебя зиждитель сохранит

Во всех путях беспреткновенну

И жизнь твою благословенну

С числом щедрот твоих сравнит.

 

1747

 

Ода, выбранная из Иова

 

 

Главы 38, 39, 40 и 41

 

О ты, что в горести напрасно

На Бога ропщешь, человек,

Внимай, коль в ревности ужасно

Он к Иову из тучи рек!

Сквозь дождь, сквозь вихрь, сквозь

град блистая

И гласом громы прерывая,

Словами небо колебал

И так его на распрю звал:

 

Сбери свои все силы ныне,

Мужайся, стой и дай ответ.

Где был ты, как Я в стройном чине

Прекрасный сей устроил свет;

Когда Я твердь земли поставил

И сонм небесных сил прославил

Величество и власть Мою?

Яви премудрость ты свою!

 

Где был ты, как передо Мною

Бесчисленны тьмы новых звезд,

Моей возжженных вдруг рукою

В обширности безмерных мест,

Мое величество вещали;

Когда от солнца воссияли

Повсюду новые лучи,

Когда взошла луна в ночи?

 

Кто море удержал брегами

И бездне положил предел,

И ей свирепыми волнами

Стремиться дале не велел?

Покрытую пучину мглою

Не Я ли сильною рукою

Открыл и разогнал туман

И с суши сдвигнул Океан?

 

Возмог ли ты хотя однажды

Велеть ранее утру быть,

И нивы в день томящей жажды

Дождем прохладным напоить,

Пловцу способный ветр направить,

Чтоб в пристани его поставить,

И тяготу земли тряхнуть,

Дабы безбожных с ней сопхнуть?

 

Стремнинами путей ты разных

Прошел ли моря глубину?

И счел ли чуд многообразных

Стада, ходящие по дну?

Отверзлись ли перед тобою

Всегдашнею покрыты мглою

Со страхом смертные врата?

Ты спер ли адовы уста?

 

Стесняя вихрем облак мрачный,

Ты солнце можешь ли закрыть,

И воздух огустить прозрачный,

И молнию в дожде родить,

И вдруг быстротекущим блеском

И гор сердца трясущим треском

Концы вселенной колебать

И смертным гнев свой возвещать?

 

Твоей ли хитростью взлетает

Орел, на высоту паря,

По ветру крила простирает

И смотрит в реки и моря?

От облак видит он высоких

В водах и в пропастях глубоких,

Что в пищу Я ему послал.

Толь быстро око ты ли дал?

 

Воззри в леса на Бегемота,

Что Мною сотворен с тобой;

Колючей терн его охота

Безвредно попирать ногой.

Как верьви сплетены в нем жилы.

Отведай ты своей с ним силы!

В нем ребра как литая медь;

Кто может рог его сотреть?

 

Ты можешь ли Левиафана

На уде вытянуть на брег?

В самой средине Океана

Он быстрой простирает бег;

Светящимися чешуями

Покрыт, как медными щитами,

Копье, и меч, и молот твой

Считает за тростник гнилой.

 

Как жернов сердце он имеет,

И зубы страшный ряд серпов;

Кто руку в них вложить посмеет?

Всегда к сраженью он готов;

На острых камнях возлегает

И твердость оных презирает.

Для крепости великих сил

Считает их за мягкой ил.

 

Когда ко брани устремится,

То море, как котел, кипит,

Как печь, гортань его дымится,

В пучине след его горит;

Сверкают очи раздраженны,

Как угль, в горниле раскаленный,

Всех сильных он страшит, гоня.

Кто может стать против Меня?

 

Обширного громаду света

Когда устроить Я хотел,

Просил ли твоего совета

Для множества толиких дел?

Как персть Я взял в начале века,

Дабы создати человека,

Зачем тогда ты не сказал,

Чтоб вид иной тебе Я дал?

 

Сие, о смертный, рассуждая,

Представь Зиждителеву власть,

Святую волю почитая,

Имей свою в терпеньи часть.

Он всё на пользу нашу строит,

Казнит кого или покоит.

В надежде тяготу сноси

И без роптания проси.

 

Между 1743 и началом 1751

 

Пётр Великий

 

Его высокопревосходительству милостивому государю Ивану Ивановичу Шувалову, генералу-поручику, генералу-адъютанту, действительному каммергеру, Московского университета куратору, и орденов Белого орла, святого Александра, святыя Анны кавалеру.

 

Начало моего великого труда

Прими, предстатель муз, как принимал всегда

Сложения мои, любя российско слово,

И тем стремление к стихам давал мне ново.

Тобою поощрен, в сей путь пустился я:

Ты будешь оного споспешник и судья.

И многи и сия дана тебе доброта,

К словесным знаниям прехвальная охота.

Природный видит твой и просвещенный ум,

Где мысли важные и где пустых слов шум.

Мне нужен твоего рассудок тонкий слуха,

Чтоб слабость своего возмог признать я духа,

Когда под бременем поникну утомлен,

Вниманием твоим восстану ободрен.

Хотя вослед иду Виргилию, Гомеру,

Не нахожу и в них довольного примеру.

Не вымышленных петь намерен я богов,

Но истинны дела, великий труд Петров.

Достойную хвалу воздать сему герою

Труднее, нежели как в десять лет взять Трою,

О если б было то в возможности моей,

Беглец Виргилиев из отчества Эней

Едва б с Мазепою в стихах моих сравнился,

И басней бы своих Виргилий устыдился.

Уликсовых сирен и Ахиллесов гнев

Вовек бы заглушил попранный ревом лев.

За кем же я пойду? Вслед подвигам Петровым,

И возвышением стихов геройских новым

Уверю целые вселенныя концы,

Что тем я заслужу парнасские венцы:

Что первый пел дела такого человека,

Каков во всех странах не слыхан был от века.

Хотя за знание служил мне в том талан,

Однако скажут все: я был судьбой избран.

Желая в ум вперить дела Петровы громки,

Описаны в моих стихах прочтут потомки.

Обильные луга, прекрасны бреги рек,

И только где живет российский человек,

И почитающи Россию все языки,

У коих по трудам прославлен Петр Великий,

Достойну для него дадут сим честь стихам

И станут их гласить по рощам и лесам.

О как я возношусь своим успехом мнимым,

Трудом желаемым, но непреодолимым,

Однако ж я отнюд надежды не лишен:

Начатый будет труд прилежно совершен.

Твоими, меценат, бодрясь в труде словами,

Стремлюся на Парнасе, как легкими крилами,

В разборе убежден о правоте твоей,

Пренебрегаю злых роптание людей.

И если в поле сем прекрасном и широком

Преторжется мой век недоброхотным роком,

Цветущим младостью останется умам,

Что мной проложенным последуют стопам.

Довольно таковых родит сынов Россия,

Лишь были б завсегда защитники такие,

Каков ты промыслом в сей день произведен,

Для счастия наук в отечестве рожден.

Благополучная сияла к ним планета,

Предвозвещая плод в твои прекрасны лета.

В благодеяниях твои проходят дни,

О коль красно цветет Парнасс в твоей тени!

Для музы моея твой век всего дороже;

Для многих счастия продли, продли, о боже.

 

Ноября 1 дня 1760 года.

 

Песнь первая

 

Сокращение

Петр Великий, уведав, что шведские корабли идут к городу Архангельскому, дабы там учинить разорение и отвратить государев поход к Шлиссельбургу, отпустил войско приступать к оному. Сам с гвардиею предприемлет путь в Север и слухом своего приходу на Двинские устья обращает в бегство флот шведский. Оттуда простирая поход к осаде помянутой крепости по Белому морю, претерпевает опасную бурю и от ней для отдохновения уклоняется в Унскую губу. Потом, пристав к Соловецкому острову для молитвы, при случае разговора о расколе сказывает государь настоятелю тамошния обители о стрелецких бунтах, из которых второй был раскольничий.

 

Пою премудрого российского героя,

Что, грады новые, полки и флоты строя,

От самых нежных лет со злобой вел войну,

Сквозь страхи проходя, вознес свою страну;

Смирил злодеев внутрь и вне попрал противных,

Рукой и разумом сверг дерзостных и льстивных;

Среди военных бурь науки нам открыл

И мир делами весь и зависть удивил.

 

К тебе я вопию, премудрость бесконечна,

Пролей свой луч ко мне, где искренность сердечна,

И полон ревности спешит в восторге дух Петра

Великою гласить вселенной вслух

И показать, как он превыше человека

Понес труды для нас неслыханны от века;

С каким усердием отечество любя,

Ужасным подвергал опасностям себя.

Да на его пример и на дела велики

Смотря, весь смертных род, смотря, земны владыки

Познают, что монарх и что отец прямой,

Строитель, плаватель, в полях, в морях герой.

Дабы российский род вовеки помнил твердо,

Коль, небо! ты ему явилось милосердо.

Ты мысль мне просвети; делами Петр снабдит,

Велика дщерь его щедротой оживит.

 

Богиня, коей власть владычеств всех превыше,

Державство кроткое весны прекрасной тише,

И к подданным любовь всех высший есть закон,

Ты внемлешь с кротостью мой слабый лирный звон.

Склони, склони свой слух, когда я пред тобою

Дерзаю возгласить военного трубою

Тебя родившее велико божество!

О море! О земля! О тварей естество!

Монархини моей вы нраву подражайте,

И гласу моему со кротостью внимайте.

 

Уже освобожден от варвар был Азов;

До Меотиских Дон свободно тек валов,

Нося ужасный флот в струях к пучине Черной,

Что создан в скорости Петром неимоверной.

Уже великая покоилась Москва,

Избыв от лютого злодеев суровства:

Бунтующих стрельцов достойной после казни

Простерла вне свой меч без внутренней боязни.

От дерзкой наглости разгневанным Петром

Воздвигся в западе войны ужасной гром.

От Нарвской обуяв сомнительной победы,

Шатались мыслями и войск походом шведы.

Монарх наш от Москвы простер свой быстрый ход

К любезным берегам полночных белых вод,

Где прежде меж валов душа в нем веселилась

И больше к плаванью в нем жажда воспалилась.

О коль ты счастлива, великая Двина,

Что славным шествием его освящена:

Ты тем всех выше рек, что, устьями своими

Сливаясь в сонм един со безднами морскими,

Открыла посреде играющих валов

Других всех прежде струй пучине зрак Петров.

О холмы красные и островы зелены,

Как радовались вы сим счастьем восхищенны!

Что поздно я на вас, что поздно я рожден,

И тем толикого веселия лишен?

Не зрех, как он сиял величеством над вами

И шествовал по вам пред новыми полками;

Как новы крепости и новы корабли,

Ужасные врагам в волнах и на земли,

Смотрел и утверждал противу их набегу,

Грозящему бедой Архангельскому брегу:

Дабы российскую тем силу разделить,

От ингерских градов осады отвратить.

Но вдруг пришествия Петрова в север слухом

Смутясь, пустились вспять унылы, томны духом.

 

Уже белея понт перед Петром кипит,

И влага уступить, шумя, ему спешит.

Там вместо чаянных бореи флагов шведских

Российские в зыбях взвевали Соловецких.

Закрылись крайние пучиною леса;

Лишь с морем видны вкруг слиянны небеса.

Тут ветры сильные, имея флот во власти,

Со всех сторон сложась к погибельной напасти,

На запад и на юг, на север и восток

Стремятся и вертят мглу, влагу и песок:

Перуны мрак густой, сверкая, разделяют,

И громы с шумом вод свой треск соединяют:

Меж морем рушился и воздухом предел;

Дождю навстречу дождь с кипящих волн летел;

В сердцах великий страх сугубят скрыпом снасти.

Герой наш посреде великия напасти

И взором и речьми смутившихся крепит,

Сквозь грозный стон стихий к бледнеющим гласит

«Мужайтесь: промысл нас небесный искушает,

К трудам и к крепости на предки ободряет.

Всяк делу своему со тщанием внимай:

Опасности сея бог скоро пошлет край».

От гласа в грудь пловцам кровь теплая влиялась,

И буря в ярости кротчае показалась.

 

Я мышлю, что тогда сокрыта в море мочь,

Желая отвратить набег противных прочь,

Толь страшну бурю им на пагубу воздвигла.

Что в плаваньи Петра нечаянно постигла,

 

О вы, рачители и слушатели слов,

В которых подвиг вам приятен есть Петров,

Едина истина возлюбленна и сродна,

От вымыслов краса парнасских неугодна,

Позвольте между тем, чтоб слаба мысль моя

И голос опочил, труды его поя,

В Кастальски рощи я не с тем себя склоняю,

Что оным там сыскать красу и силу чаю:

Ключи, источники, долины и цветы

Не могут дел его умножить красоты;

Собой они красны, собой они велики,

Отважась в долгий путь, где трудности толики,

Ищу, чтоб иногда иметь себе покой;

В убежища сии склонитесь вы со мной,

Дабы яснее зреть с высоких мест и красных

Петра в волнах, во льдах, в огне, в бедах ужасных

И славы истинной в блистающих лучах.

Какое зрение мечтается в очах?

Я на земли стою, но страхом колебаюсь

И чаю, что в водах свирепых погружаюсь!

Мне всякая волна быть кажется гора,

Что с ревом падает обрушась на Петра.

 

Но промысл в глубину десницу простирает:

Оковы тяжкие вдруг буря ощущает.

Как в равных разбежась свирепый конь полях

Ржет, пышет, от копыт восходит вихрем прах;

Однако, доскакав до высоты крутыя,

Вздохнув кончает бег, льет токи потовые.

Так север, укротясь, впоследни восстенал.

По усталым валам понт пену расстилал;

Исчезли облака; сквозь воздух в юге чистый

Открылись два холма и береги лесисты.

Меж ними кораблям в залив отверзся вход,

Убежище пловцам от беспокойных вод;

Где в мокрых берегах, крутясь, печальна Уна,

Медлительно течет в объятия Нептуна.

В числе российских рек безвестна и мала,

Но предков роком злым Петровых прослыла:

Когда коварного свирепством Годунова

Кипела пролита невинных кровь багрова,

Как праотцев его он в север заточил,

Во влажном месте сем, о злоба! уморил.

Сошел на берег Петр и ободрил стопами

Места, обмоченны Романовых слезами.

Подвиглись береги, зря в славе оных род.

Меж тем способный ветр в свой путь сзывает флот.

Он легким к западу дыханьем поспешает

И мелких волн вокруг себя не ощущает.

Тогда пловущим Петр на полночь указал,

В спокойном плаванье сии слова вещал:

«Какая похвала российскому народу

Судьбой дана пройти покрыту льдами воду.

Хотя там кажется поставлен плыть предел,

Но бодрость подают примеры славных дел.

Полденный света край обшел отважный Гама,

И солнцева достиг, что мнила древность, храма.

Герои на морях Колумб и Магеллан

Коль много обрели безвестных прежде стран;

Подвигнуты хвалой, исполненны надежды,

Которой лишены пугливые невежды,

Презрели робость их, роптанье и упор,

Что в них произвели болезни, голод, мор.

Иное небо там и новые светила,

Там полдень в севере, ина в магните сила.

Бездонный океан травой, как луг, покрыт;

Погибель в ночь и в день со всех сторон грозит.

Опасен вихрей бег, но тишина страшнее,

Что портит в жилах кровь свирепых ядов злее.

Лишает долгий зной зд