VIII. Общая собственность на движимые имущества

В настоящее время достоверно известно, что земля и ее продукты (злаки, рыба и дичь) первоначально в племени и роде были общей собственностью и что даже первые, чрезвычайно немногочисленные у дикарей, предметы движимого имущества (оружие, лодки, принадлежности рыбной ловли и простейшая домашняя утварь) считались также общим достоянием.

Такой коммунизм удерживается даже в то время, когда среди варварских племен стало умножаться движимое имущество (стада, рабы, драгоценные камни и металлы и т. д.). Это-то движимое имущество, способствующее накоплению богатств частными лицами и торговле, остается в течение многих тысячелетий бичом человечества и производит со временем огромный переворот, который низводит женщину с ее прежнего высокого общественного положения и побуждает слабого и бессознательного человека воздвигнуть на развалинах первобытного коммунизма и кровнородственного коллективизма злосчастную личную собственность.

Пока земледелие и промышленность оставались в зачаточном состоянии, в первобытных коммунистических обществах не было места рабству; военнопленных предавали казни или же принимали в число членов рода, нуждающегося в воинах. Обработка земель, успехи промышленности и приручение животных привели к рабству: теперь в сохранении и приобретении рабов находили экономическую выгоду, т. к. их можно было использовать на различных работах. Война, которую раньше вели между собою племена лишь с целью завоевания или охранения территории охоты, становится по мере накопления движимых имуществ средством к приобретению хлеба, стад, рабов и драгоценных металлов. Варвар-воин и охотник ненавидели работу и раньше. Чем гнуться под тяжестью земледельческих работ, он посвящает свою энергию тому, чтобы сделаться [69] пиратом, воином или разбойником. Разбой появляется одновременно с накоплением движимых имуществ.

Греки доисторических времен также были отважными пиратами, они рыскали у берегов Средиземного моря, скрываясь с добычей в своих акрополях, которые ютились на скалах, как орлиные гнезда. Драгоценный отрывок греческой боевой песни (Skolion d'Hybrias) дает нам понятие о жизни и чувствах воина-варвара. Герой ее поет: «Мое богатство — мое копье, мой меч и щит — охрана моего тела; ими я пашу, ими жну, ими собираю сладкий сок винограда, и они же делают меня хозяином mnoia (рабов общины), А те, кто не смеет носить копья и прекрасного щита, пусть станут предо мной на колени, как перед хозяином, и назовут меня великим главою».

Лемнинкаймен, «веселый» герой Калевалы, эпической поэмы финнов, также поет: «Золото мое старо, как луна, а серебро появилось вместе с солнцем; они смело завоеваны в битвах... Одна маленькая монета, добытая в сражении, дороже всего золота и серебра, полученного с помощью плуга»*.

*Странствующие рыцари конца средних веков, разоренные крестовыми походами и лишенные земли, жили исключительно войною, Они, как и греческий герой, называли добычу, полученную на войне, «жатвой меча». По словам поэта той эпохи,— меч был их кормильцем (gagne-pain).

Грабеж на земле и на море — любимое занятие варваров. Даже занявшись земледелием, они не перестают быть пиратами. По словам Цезаря, свевы одновременно занимались обоими промыслами: ежегодно одна часть воинов их общины обрабатывала землю, другая же отправлялась в поход; по возвращении же ее первая часть, в спою очередь, предпринимала экспедицию. Добыча, привозимая ими, вероятно, делилась между всеми, так как остававшиеся дома обязаны были обрабатывать землю общины. Они были коммунистами и в земледелии и в грабеже. Впоследствии коммунизм исчез, но страсть к грабежу осталась. Афиняне времен полного господства частной собственности сохранили свои хищнические нравы. Солон67 оставил в Афинах коллегии пиратов. По словам Фукидида68, «древние не находили ничего бесчестного в пиратстве». Капиталистические же нации держат его в большом, почете. Ведь все современные колониальные предприятия представляют собою лишь войны пиратов. [70]

Герои-варвары, приставая к берегам Средиземного моря, похищали мужчин, женщин, скот, хлеб и движимые имущества. Мужчины, обращаемые в рабство, оставались общей собственностью, пока землею владели сообща; позднее их стали распределять по жребию. В городах Крита, одного из первых островов, захваченных этими отважными пиратами, во времена Аристотеля существовали группы рабой, называемых mnotae, которые обрабатывали государственные земли, кормившие своими урожаями всех граждан*. Это владение рабами сообща, как и можно было ожидать, встречается и в Индии, этом обширном хранилище обычаев самого отдаленного прошлого, В 1830 году Ходчсон (Hodgson) описывал деревню, расположенную в 45 километрах к северо-западу от Мадраса, жителям которой в полевых работах помогали рабы, бывшие бесспорно общей собственностью, потому что когда кто-нибудь продавал или закладывал свою часть общинных земель, то он продавал в то же время и прикрепленных к ней рабов**. Средневековые города и даже некоторые деревни сообща владели крепостными.

*В Греции существовало два класса рабов: государственные рабы (koiné douleia) — группа общих рабов, принадлежащих государству, и (klarotes), т. е. распределенные по жребию, — собственность частных лиц. В Афинах было много государственных рабов, но обрабатывавших земли, а исполнявших должности палачей, полицейских, низших чиновников администрации и т. д.

**Transactions of the Royal Asiatic Society, 1830.

Во всех странах земля, се продукты, домашние животные и рабы первоначально являлись общей собственностью племени и рода. Коммунизм был колыбелью человечества. Цивилизация повсюду разрушила этот первобытный коммунизм, остающиеся следы которого, несмотря на жадность дворянства и буржуазии, представляют собой общественные имущества. Влияние цивилизации, однако, двойственно: с одной стороны, она разрушает, с другой — воссоздает. Так, разбивая коммунистический строй периода дикости и варварства, она создает элементы нового коммунизма.

Проследим двоякое движение цивилизации как разрушительное, так и созидательное. [71]

Глава третья