Штаб-квартира ЦРУ, Лэнгли, штат Вирджиния

 

Фишер сидел, попивая кофе в одном из кожаных кресел под окном, и наблюдал как выглядящие разочарованными и изможденными участники собрания, медленно заходили в зал и один за другим, садились на свои места за столом переговоров. Первый час собрания был ходящими вокруг да около дебатами, ведущими в никуда и ничего не раскрывающие, именно поэтому ДЦР (Директор Центральной Разведки) попросил перерыв.

Другими присутствующими были: Ламберт, трое биологов из ХВМНЖ (Химические вещества, материалы и науки о жизни) совета директоров Ливерморской национальной лаборатории им. Э. Лоуренса, заместитель по науке из Министерства энергетики и его двое представителей, по одному из Управления биологических и экологических исследований, все остальные из Отделения физики высоких энергий.

— Хорошо, давайте еще раз обсудим, — призвал ДЦР, и все расселись по своим местам.

"Второй раунд", — подумал Фишер, мысленно возвращаясь в ту холодную, темную пещеру...

СУПРОТИВ всем инстинктам, и спустя пять долгих минут глазения на красную растительность, он преодолел вброд озеро, которое было всего лишь по колено глубиной, и побрел вверх по пляжу к стене. Он не был уверен, что произойдет ожидаемое, и, конечно же, растительность не обвалилась на него со стены, и не распылила смертоносную пыль, когда Сэм кончиком "Эпплгейта" бережно высвободил кусок растительности от стены, и уложил в пустой пакетик из-под орешков, который он нашел на дне своей набедренной сумки.

После этого Сэм начал обратный путь, взобрался по излому, выбрался из расщелины и пешком добрался до "Хайлендера", где связался с Гримсдоттир, и она создала конференцсвязь с Ламбертом.

— Помнишь слова Питера: "'Красный... три... ми... цеты?", — спросил Фишер.

— Помню, — ответил Ламберт.

— У меня такое ощущение, что это отсылка к биологии. Полагаю, что это какой-то грибок.

Он пояснил, что обнаружил в пещере.

— И я готов поспорить, что это вещество, что бы то ни было, находится и в контейнере, который я нашел на борту самолета Вандрэша.

— Все любопытнее и любопытнее, — сказала Гримсдоттир.

Фишер услышал, как она начала клацать пальцами по клавиатуре.

— У нас где-то собрана биологическая база данных, — пробормотала она. — Ага, вот она... Ладно, я сделаю поверхностный поиск, используя ключевые слова. Погодите...

Спустя тридцать секунд она вернулась.

— Ух ты, вручите этому парню золотую звезду.

— Что? — спросил Ламберт.

— Они называются хитридиомицеты — три... ми... цеты. Питер был близок; он выдал большую часть, переместив несколько букв местами. Хитридиомицеты — разновидность грибов. Происходит от греческого "chytridion", что означает "капелька", или система, которая содержит дремлющие споры. В ста двадцати классах насчитывается около тысячи видов, делящиеся...

— Подводи итог, Грим, — сказал Ламберт. — Что это такое?

— Гриб. Подвижный, производящий споры гриб.

— И что он делает?

— Конкретно? Понятия не имею. Это выше моего понимания, — ответила Гримсдоттир. — Согласно тому, что находится передо мной, в мире насчитывается около семидесяти тысяч грибов, предположительно, что это лишь пять процентов существующих. Итак, мы говорим, о возможных двух миллионах видов грибов, большую часть которых даже не нашли.

— Сделай сравнение, — сказал Фишер.

— Птицы: в мире насчитывается около пяти тысяч. Насекомые: около девятисот тысяч различных видов. Сопоставляя с этим, они ничего не знают, абсолютно ничего о грибах или что те могут делать. Я даже прочитала отчет Центра контроля заболеваний за месяц: грибковые заболевания возрастают, и множество медицинских сообществ полагают, что следующий большой, плохой эпидемиологических кошмар.

— Боже, — сказал Ламберт.

"Бич Манаса", — подумал Фишер.

Вторая половина собрания возобновилась и тут же остановилась из-за спора между биологами, чем же именно были хитридиомицеты, классификация, клеточное строение, и тому подобное. Фишер заметил, что один из биологов, женщина по имени Ширли Руссо из ХВМНЖ, не участвует в дебатах, а делает заметки, морщась и покачивая головой.

Как и о большинстве элиты из Вашингтона, Фишер слышал о Руссо. Единственная наследница состояния семьи из Коннектикута, Руссо сломала шаблон и вместо того, чтобы с легкостью войти в роль супер богатой благодетельницы-светской львицы, в возрасте пятидесяти лет получила степень доктора по биологии. Ходил слух, что она жертвовала каждую копейку своей зарплаты Международной лиге драгонбота, которая организовывала сбор средств от гонок на драгонботах[31] пережившим рак молочной железы. Глядя на ее подтянутую форму, Фишер полагал, что Руссо проводит немало времени за веслами. Он уловил взгляд Ламберта и глазами указал на Руссо.

Вмешался Ламберт.

— Доктор Руссо, вам, кажется, есть что сказать.

Руссо подняла взгляд от своего блокнота и откашлялась.

— У меня есть теория, — сказала она.

— Экстремистская теория, — сказал один из биологов.

 ДЦР сурово глянул на него.

— Давай-ка мы будем беспокоиться об этом. Доктор Руссо.

Она колебалась, а затем сказала:

— Я изучала одну из областей, называемую петро-паразитологией. Я полагаю, что гриб, или что бы то ни было, который вы нашли — петро-паразитный организм. Я согласна с остальными: полагаю, что он принадлежит к хитридиомицетам, но это как сказать, что птицы и пчелы похожи, потому что у них есть крылья.

— Петро-паразитный, — сказал Ламберт. — Это означает то, о чем я подумал?

Руссо кивнула.

— То, что он поглощает вещества на нефтяной основе? Да, именно это он и делает.

Фишер и Ламберт беспокойно переглянулись.

Остальные биологи начали болтовню, споря со всеми за столом. Руссо просто сложила руки на блокноте и стала ждать. ДЦР вернул контроль над собранием и сказал Руссо:

— Продолжайте, доктор.

— Проблема в том, — сказала она, — что мы никогда не видели подобного грибка. Технически, нет причин, почему он не может не существовать. Есть ферменты, которые мы постоянно используем для очистки во время разливов нефти. Они взаимодействуют с нефтью, нейтрализуют ее, а затем умирают и становятся частью пищевой цепи.

— Но вы говорите не о них, не так ли? — сказал Ламберт.

— Нет. Я говорю о самоподдерживающемся организме, который питается веществами на нефтяной основе: сырая нефть, керосин, бензин в наших машинах; затем он размножается и распространяется подобно грибковым колониям. Видите ли, дело в том, что этот грибок сильная и живучая штуковина. Его сложно нейтрализовать и еще сложнее убедиться в этом. Он может находиться в спячке годами, тысячелетиями, он просто отряхнется и восстановится с момента, где его прервали.

— Хорошо, — сказал ДЦР, — очевидно, что все остальные сомневаются в теории доктора Руссо. Я прав?

Вокруг стола появились решительные кивания.

— Позвольте мне спросить вот что, и я хочу услышать прямой ответ: эта теория вероятна? Есть ли в этом смысл?

Никто не ответил.

— Черт подери, — рявкнул ДЦР. — Мне плевать на ваше эго или проблемы финансирования, независимо от того, является ли эта теория общепринятой или экстремистской. Если кто-нибудь за этим столом не верит, что теория доктора Руссо вероятна или имеет лучшее предположение, пусть говорит сейчас, или я сделаю так, что вы проведете всю оставшуюся карьеру, считая говномух.

И снова тишина. Некоторые смотрели себе на руки; другие нервно ерзали на стульях. ДЦР посмотрел на каждого по очереди.

— Нет? Никто?

Он обернулся к Руссо.

— Доктор, полагаю, у вас есть идеи, как нам подтвердить либо опровергнуть, чем бы ни была эта штука... Как вы назвали ее?

 — Петро-паразитной.

— Верно.

Руссо задумалась на мгновение, а затем кивнула:

— У меня будет ответ к утру.

 ДЦР поблагодарил и распустил собрание, кроме Фишера, Ламберта, заместителя Министерства энергетики, и ученого из Отделения физики высоких энергий, высокого, лысеющего мужчину с густыми, жесткими бровями, которого звали Уэлдон Шоулз.

— Нам нужно обсудить другую деталь, — сказал ДЦР. — Я знаю, что каждый из вас имеет совершенно секретный и высший допуск, однако я напоминаю вам: что бы мы ни обсуждали, остается здесь.

Заместитель и Шоулз кивнули.

 ДЦР обратился к Ламберту.

— Ирв, если позволите.

Следующие десять минут Ламберт кратко излагал все, что им было известно, и что подозревали о веществе PuH-19. Он не упомянул о Питере, Кэльвине Стюарте, Болоте Омурбае и северокорейцах.

Сверхсекретный допуск или нет, но этим людям незачем об этом знать.

— Вопрос в том, — сказал ДЦР, — сможет ли кто-нибудь при помощи научно-технической информации что-то сделать с этим грибком, некоторым количеством PuH-19 и линейным ускорителем частиц?

— Вы хотите сказать, что они могут создать гигантский гриб-монстр, или какое-то супер лекарство от рака? — с серьезным видом сказал Шоулз.

Фишер усмехнулся. ДЦР, сдерживая улыбку, ответил:

— Нет, я спрашиваю: могут ли свойства грибка быть усилены-изменены.

— Другими словами, мутированы? — спросил Шоулз.

— Да.

— Безусловно. Мутация получила плохую репутацию. Голливудские режиссеры фильмов-ужасов сделали из нее пугающее слово, однако мутацию иначе можно назвать "изменением". Но если я вас правильно понял, то вы хотите узнать, сможет ли кто-нибудь, используя PuH-19, линейный ускоритель и некоторые принципы физики высоких энергий, преобразовать штамм хитридиомицеты доктора Руссо, чья теория, которая я, кстати, полагаю, довольно убедительна, в нечто худшее, чем это могло бы быть? В нечто, что не только поглощает нефть, а использует ее и как топливо, затем размножается и распространяется как чума?

ДЦР кивнул.

— Ответ: да. Без сомнения. Видите ли, уловка в том, что вы не стреляете радиоактивными отходами во что-то и оно внезапно мутирует во что-то вам нужное. Это не алхимия. Уйдут годы проб и ошибок, чтобы найти нужный баланс — верный, нужный вам способ.

— Большинство искусственных мутаций, как плохих, так и хороших, открыты случайно.

Итак, вернемся у сути вашего вопроса: возможно ли, что эти мнимые "кто-то" придумали верное сочетание компонентов для создания военизированного, петро-паразитного грибка? И снова, мне жаль это говорить, но ответ: да.

— Я опасался, что вы это скажете, — ответил Ламберт.

— Дальше еще хуже, — сказал Шоулз. — Если нечто, на самом деле, похожее на этот супер грибок существует, единственный верный способ уничтожить или остановить его — обратиться к способу его сотворения. Без этого, вы будете торкаться во тьме, в надежде отыскать верный способ обезвредить вещество. И, если каким-то чудом, вы такой отыщете, не будет ли слишком поздно?

35

СИТУАЦИОННАЯ КОМНАТА "ТРЕТЬЕГО ЭШЕЛОНА"

 

— И я говорю вам, как воля Аллаха связывает нас вместе, современный мир и болезнь технологий раскалывает нас от всего святого. Это всеобъемлющее зло, которое заражает каждого человека и культуру, которую касается. Но прежде всего — это величайшая угроза исламу...

Фишер нажал кнопку " ПЕРЕМОТКА " и в третий раз просмотрел последнее обращение Омурбая. Нажал паузу, лицо Омурбая заполнило экран.

— Именно это ты и задумал, не так ли? — пробормотал Фишер.

Не в состоянии уснуть, Фишера приехал в Форт-Мид в три часа ночи, расписался у дежурного, ушел в ситуационную комнату и приготовил кофе. Спустя два часа и четыре чашки, он пересмотрел все выступления Омурбая с начала его второго правления в качестве президента Кыргызстана.

"Болезнь технологий раскалывает нас от всего святого... "

"Всеобъемлющее зло... "

"Заражает каждого человека и культуру... "

Омурбай был безумцем, это было очевидно, но каким бы абсурдным не было его мышление, рассуждал он вполне логично: современный мир — это зло; технология — это инфекционный агент и все это величайшие враги ислама.

"И в чем же, — подумал Фишер, — сущность современного мира? Избавление от технологии? Что является движущей силой всего этого? Ответ: нефть, и все вытекающее из него. Ясно как дважды два. Нефть — враг ислама; нефть должна быть уничтожена.

Бич Манаса.

И где лучше запустить первый залп в войне, как не под своей страной, которая разделяет один из величайших в мире нетронутых резервуаров нефти? По скромным подсчетам, месторождение под Центральной Азией содержат 300 миллиардов баррелей (треть триллиона) извлекаемой нефти.

Ошеломляющее число, — признал Фишер, — а без хитридиомицеты (или как Фишер и Ламберт стали называть — Манас), Омурбаю скорее больше повезет ударить воздух, чем уничтожить месторождение. Но теперь... "

Он отложил пульт в сторону, откинулся на спинку и потер виски. Как же все это началось? Из-за одного человека, его брата, покойного. Казался нереальным извилистый путь, которым он следовал до этого момента, и где-то во время этого пути смерть Питера отошла на задний план. Несмотря на то, что подсказывали инстинкты, Фишер надеялся, что смерть Питера станет обычным, если можно использовать это слово, убийством. Столкнувшись с этим, Фишер просто бы выследил ответственных и увидел бы их мертвыми или за решеткой. Готово. Но ведь это оказалось не простым, а бессмысленным убийством, не так ли?

Он был здесь, вместо того, чтобы сидеть в темноте и смотреть в лицо безумцу, который планировал выпустить чуму, которая одним махом могла вернуть планету в каменный век.

ФИШЕР проснулся от руки, трясущей его плечо. Он открыл глаза и увидел, что рядом с его стулом стоял Ламберт.

— Доброе утро, — сказал Ламберт. — Давно пришел?

— Который час?

— Шесть.

— Несколько часов. Не мог уснуть.

— Добро пожаловать в клуб.

Ламберт кивнул на остановленное изображение Омурбая.

— Не лучшая картинка в уме, когда пытаешься заснуть.

Фишер сделал глоток кофе; тот остыл.

— Тебе известно, что у него запланировано, не так ли, Ламб?

Ламберт кивнул и сел на стул рядом.

— По-прежнему слишком много "предположений". Мы даже не знаем, то ли это вещество, что думаем. Собираются ли они усилить его. Зачем нужен был Стюарт. Значит, что-то не работало, что-то пошло не так. Вопрос в том: удалось ли им это исправить?

— Хороший вопрос. Я также размышлял насчет Камен Хейс, — сказал Фишер. — Среди всего этого о ней забыли.

— И Питер.

— И он тоже. Однако теперь нам известно, почему они сперва похитили ее.

Наибольшей трудностью для Омурбая и северокорейцев с Манасом было его размещение: как внедрить грибок туда, где тот нанесет наибольший удар и быстрее распространится. Фишер полагал, что они давно сломили волю Кармен и теперь она сотрудничает. Хейс пропала четыре месяца назад — достаточно времени для изучения подземных вод и источников под Кыргызстаном и соседними странами, затем сопоставить с пересечением нефтяных месторождений и сказать Омурбаю, куда именно выпустить Манас.

"Подобно вирусу в кровотоке", — подумал Фишер.

— Есть идеи насчет северокорейцев? — спросил он Ламберта.

— Да. Я полагаю, что они участвую в этом по трем причинам: первая — война, висящая у нас над головами; вторая — приоритетный ход для вторжения в Южную Корею.

— И третий?

— Ким Чен Ир — безумец, и он просто сеет разрушения.

— У меня есть четвертый вариант, — сказал Фишер, — он немного странноватый, но может подойти.

— Рассказывай.

— Северная Корея обнаружила свои запасы нефти, но поскольку они изгои, то не могут разрабатывать их. Затем приходит Омурбай. Как-то, где-то, он заполучает очень интересный гриб, делающий очень интересную вещь: поглощает нефть, и так получается, что это похоже на изобретение дьявола. Ким Чен Ир хочет использовать грибок, но поскольку он изгой вне своей страны, то он не может.

— Значит, северокорейцы помогают ему вернуть Кыргызстан, который случайно расположен на вершине одного из крупнейших месторождений в мире, а затем расслабятся и будут наблюдать, как Омурбай выпускает Манас и уничтожает три миллиарда баррелей нетронутой нефти. Мировая паника. Северная Корея заявляет, что случайно обнаружила свои запасы.

Ламберт обдумывал это несколько минут, а затем сказал со зловещей ухмылкой:

— Любая другая страна или правитель, и я, сказал бы, что это весьма невероятный вариант. Хорошо, если мы играем в пессимистов, давай так: Северная Корея наблюдает, как Омурбай выпускает Манас в Центральной Азии, затем тайно делают то же в любом другом месте (на Ближнем Востоке, Африке, России), но месторождение Северной Кореи остается нетронутым. Омурбая обвиняют, а на планете неожиданно остается единственный источник.

Фишер подхватил, заканчивая мысль:

— Поскольку, работая над Манасом, они также обнаружили нейтрализатор для грибка.

— В точку.

Фишер сдавил переносицу большим и указательным пальцами.

— И сейчас, у нас ничего нет. Ни зацепок, ни подсказок, ни идеи, где находится Манас — ничего.

Ламберт устало усмехнулся, встал и пожал ему плечо.

— Сэм, у нас было и того меньше, и все же мы добрались сюда.

РЕДДИНГ, прибывший двадцать минут спустя, налил себе чашку кофе и присоединился к ним за столом.

— Кто хочет знать, каким образом Омурбай, возможно, узнал о хитридиомицетах?

Фишер поднял усталый палец.

— Помните Озири, верного слугу Вандрэша?

Фишер и Ламберт кивнули.

— Так вот, Грим попросила меня провести небольшую детективную работу по генеалогии. Вот урезанная версия: Озири являлся дедом Самета — правой руки Омурбая и заместителя ОАКР. Я предполагаю, что Озири знал, что искал Вандрэш и похвастался либо разболтал члену семьи, прежде чем отправиться в Африку.

— Это означает, что Вандрэш имел некое представление на что способны хитридиомицеты еще до открытия, — сказал Фишер.

Реддинг кивнул.

— Это уже вторая часть. Квантико удалось восстановить большую часть журнала Вандрэша, который ты нашел на борту "Солнечной Звезды". В первую очередь, он описывает не то, как обнаружил это место, или как выследил грибок, а о том, как провел там ночь. Очевидно, что из снаряжения исчезли некоторые вещи. Когда, проснувшись на следующее утро, обнаружили, что все, сделанное из резины или пластика, растворилось.

Спустя несколько минут зазвенел мобильный телефон Ламберта. Он ответил, некоторое мнение слушал, поблагодарил, и отключился. Подошел к ближайшему компьютеру, нажал несколько клавиш, и один из мониторов включился. Лицо ДЦР заполнило экран.

— Доброе утро, — сказал он. — Передо мной лежит отчет доктора Руссо. Она уверена, что хитридиомицеты — разновидность петро-паразита.

Ламберт рассказал ДЦР о журнале Вандрэша и связи Омурбая с Озири.

— Я бы сказал, что доказательств предостаточно, — ответил ДЦР. — Руссо также провела компьютерную симуляцию. Хуже и быть не могло. Я попросил ее сделать некоторые предположения, а конкретно, чтобы Манас был усилен на долговечность и размножение. Взгляните.

Лицо ДЦР исчезло и сменилось земным шаром в компьютерной проекции Меркатора. Камера стала приближаться и остановилась на Центральной Азии. В правом углу отобразился счетчик, рядом появилась нотация: ДЕНЬ 1. В центре Кыргызстана появилась красная точка, затем расширилась, удвоившись в размере. Счетчик изменился: ДЕНЬ 5. Красная точка снова расширилась, снова удвоившись, затем еще раз и еще, пока не покрыла весь Кыргызстан, счетчик показывал: ДЕНЬ 11.

Фишер и присутствующие продолжали смотреть, как Манас распространяется за пределы Кыргызстана, на север в Казахстан, на восток в Китай, на юг в Таджикистан, затем в Индию...

Тридцать секунд спустя полглобуса было красным, а пространство продолжало увеличиваться в размерах.

Счетчик показывал: ДЕНЬ 26.

Десять минут назад Грим толкнула дверь и остановилась, увидев троих сидящих за столом.

— Я что-то пропустила? — спросила она.

Ламберт потряс головой.

— Клуб бессонников.

— Запишите и меня, — сказала она, затем налила чашку кофе, присела и включила ноутбук. Ламберт кратко рассказал ей о пропущенном разговоре. Она замерла, перерабатывая услышанное, затем обратилась к Фишеру:

— Сэм, ты уверен, что Стюарт погиб на Площадке 17?

Фишер кивнул.

— Или там или от воды спустя несколько минут.

— Тогда у нас загадка. Я только услышала ее из центра коммуникации. Маячок Стюарта все еще активен, и он исходит из Пхеньяна, Северная Корея.

36

 

ПХЕНЬЯН, СЕВЕРНАЯ КОРЕЯ

 

ФИШЕР встал на рассвете и сел на метро до станции "Рангнедо", здесь он сошел, остановился в уличном киоске купить зеленый чай, отправился в парк и отыскал лавку с видом на реку Тэдонган, которая протекала через центр северокорейской столицы. Позади противоположного берега реки по всему горизонту протянулись небоскребы Пхеньяна и серые шлакоблочные здания советского типа.

Солнце светило ярко, сверкая на покрытой росой траве. В ста метрах, группа из тридцати или около того подростков мальчиков и девочек под надзором офицеров Северокорейской народной армии упражнялась в хапкидо. Они рявкали приказы и студенты отвечали:

— Ye!

Докучала ли подросткам строгая утренняя тренировка, Фишер не мог сказать. На каждом из них было одно выражение: сжатые рты и прищуренные глаза. Дыхание группы, которое казалось, имело дисциплинированный ритм, паром поднималось в прохладном, утреннем воздухе.

Один из офицеров рявкнул другой приказ, и группа массово согнулась, подняла свои ружья, старые советские карабины Мосина эпохи Второй мировой войны, и началась регулярная строевая подготовка.

"Будущее Северной Кореи, — подумал Фишер. — И, если план Омурбая не выгорит, возможно, будущее всего мира. Поскольку Ламберт предложил сценарий, Фишер пытался погрузиться с головой в идею Северной Кореи, как единственной в мире нефтяной суперсилы. Пугающая мысль".

Краем глаза Фишер заметил свое сопровождение: два офицера Государственного департамента безопасности в штатском, которых он окрестил Флимом и Флэмом[32], вошли в парк через западный вход и заняли место у перил вдоль края реки.

"Доброе утро парни, — подумал Фишер. — Как часы".

С момента его приезда прошло несколько дней, ГДБ основательно, если не творчески, следило за каждым его шагом. Парочка, вошедшая в парк была дневной сменой; ночная смена приходила в шесть вечера.

До сих пор, все прогнозы, которые он выяснил о северокорейских агентах безопасности, оказались правдой.

Спустя пять дней и два часа после открытия Гримсдоттир, что маячок Стюарта по-прежнему активен (который, как считал Фишер, Стюарт подсунул Чин-Хва Паку во время неразберихи на Площадке 17), ему, Ламберту и Гримсдоттир было назначено явиться в "Кемп Перри", легендарный учебный центр ЦРУ за пределами Вильямсбурга, штат Вирджиния. В главной конференц-комнате их ждал заместитель директора по военным операциям, Том Ричардс. Фишер знал Ричардса по иранскому кризису, произошедшему годом ранее.

— Перейду к делу, — сказал Ричардс. — В Северной Корее у нас нет агентов, что ставит нас в тяжелое положение.

Сказанное было адресовано Фишеру. Ламберт уже обсудил план "Третьего Эшелона", непосредственно с президентом, который одобрил и приказал ЦРУ оказывать поддержку.

Опыт Фишера приобретенный, посредством выполнения секретных операций, носил скорее военный характер, и, несмотря на окончание "ТОРЦОВКИ", у его не было практики в настоящей полевой разведке. Что же касается самого Фишера, то его мысли уже были в Северной Корее. Секретная операция была секретной операцией; хотя и конкретные детали работы "Третьего Эшелона" и ЦРУ могут различаться, но мышление остается одинаковым: проникнуть, сделать дело, и выбраться, не оставляя, по возможности, отпечатков.

— Сэм, ты будешь сам по себе.

Фишер кивнул.

— Знаю.

— Если тебя схватят, тебе конец. Ты закончишь либо с пулей в голове, либо проведешь всю оставшуюся жизнь в подземной камере без окон. Северокорейцы не делают обмен пленниками, и они не объявляют людей персонами нон грата, — сказал Ричардс, делая отсылку на официальный процесс изгнания подозреваемых в шпионаже из стран первого мира. — Северная Корея истинно индийская страна. Во многих отношениях они еще хуже, чем когда-либо был Советский Союз.

Фишер холодно улыбнулся Ричардсу.

— Черт возьми, Том, вы ей-богу хотите напугать меня?

— Да.

— Считайте дело сделано.

— Просто хочу удостовериться, что вы настроены на такой исход.

— Настроен.

— Отлично.

Ричардс пожал плечами и добавил:

— Я сделаю вас доверенным лицом. У вас два дня на подготовку; они доставят вас, как только будут готовы.

Ричардс обратился к Ламберту:

— Ирв, не пройдете ли вы и мисс Гримсдоттир со мной, я покажу вам, что мы для вас приготовили.

Через тридцать секунд как они покинули помещение, на противоположной стороне конференц-комнаты открылась дверь, и вошел мужчина. Фишер узнал его: Фредерик, один из наблюдателей, следивших за ним во время последнего экзамена "ТОРЦОВКИ".

— Привет, Сэм. Слышал, они уже бросают тебя к акулам.

— Похоже на то.

— Ну, давай посмотрим, что можно сделать, чтобы тебя не куснули.

И, несмотря на поджимающее время, он вынужден был работать с Фредериком, которому пришлось делать то же самое, проводя по восемнадцать часов в день и проходя по всем этапам, от подробностей прикрытия Сэма и коммуникационных протоколов до того, что можно было ожидать от несметного количества северокорейских агентов контрразведки.

Как и ожидалось, Фредерик ни в чем не признавался, но сразу было ясно, что парень провел много времени в Пхеньяне, и, поскольку, США не имеют там официального дипломатического присутствия, это значило, что ему пришлось выживать "голым" (без прикрытия или поддержки) и вернуться домой, чтобы об этом рассказать.

В последний день, за несколько часов до того, как Фишер вошел в конвейер, Фредерик объявил, что он готов как никогда и скрепил сказанное рукопожатием.

— Запомни единственную вещь, — сказал Фредерик, — всегда предполагай. Предполагай слежку; предполагай, что они знают кто и что ты; предполагай, что они могут схватить тебя прямо на улице в любую секунду.

Фишер улыбнулся.

— Фред, если это твой вариант ободряющей речи, то он нуждается в доработке.

— Это сохраняющая твою жизнь речь. Я говорю тебе это по двум причинам, первая, все это правда; и вторая, они будут делать также: установят за тобой слежку, будут думать, что ты иностранный агент и, вероятно, делаешь нечто подлежащее аресту.

— И если они это сделают? — спросил Фишер.

— Арестуют?

Фишер кивнул.

— Тогда Бог в помощь. Мой совет... — Фредерик сделал паузу. — Если бы это случилось со мной в прошлом... то я бы скорее залег на дно, и не позволил бы им схватить меня. Если знаешь, что они идут за тобой, беги.

СЕЙЧАС, сидя на лавке, наблюдая, как два офицера ГДБ наблюдают за ним, Фишер осознал, что принял совет Фреда. Как высоки бы ни были шансы на успех, ему нужно залечь на дно прежде, чем они сделают свой ход.

Еще десять минут спустя после разглядывания студентов-солдат, Фишер поднялся, бросил пластиковый стаканчик в ближайшую урну, и зашагал по тротуару. Он не оглядывался, этого и не требовалось. Не пройдет он и сотню метров, а Флим и Флэм уже будут рыться в мусоре за пластиковым стаканчиком для последующей экспертизы.

Легенда Фишера — фотограф из германской газеты "Стерн", это был выбор, основанный частично на том, что Фишер бегло говорил по-немецки, а также из-за антиамериканского уклона "Стерн" и осуждения того, что в газете назвали США "Администрацией забияк". Кроме того, за последние несколько лет "Стерн" присматривалась к молодежи Северной Кореи, желающей присоединиться к их европейским коллегам. Руководители Северной Кореи решили, что, возможно, "Стерн" — безопасный способ удовлетворить это стремление и, вероятно, совершить политическое нашествие с европейскими странами, которые зачастую принимают иную точку зрения по отношению к культурным делам: если Америка считает вас плохими, возможно стоит еще раз присмотреться к нам.

Итак, Фишер, практически безупречно говорящий на немецком, родом из страны, не особо питающей любви к нынешней американской администрации, был подвергнут лишь беглому опросу после прибытия в аэропорт Пхеньяна. Тем не менее, его паспорт был изъят в гостинице, и приписан на тщательное рассмотрение ГДБ. Как долго это продлится, он не знал, но Фредерик был уверен, что будет действовать двухдневное правило: если по прошествии двух дней ГДБ решит, что вы не собираетесь свергнуть правительство или провоцировать антиобщественное поведение, они, вероятно, отзовут наблюдение, по крайней мере, явное.

Фишер провел остальное утро, прогуливаясь по достопримечательностям города: Триумфальная арка, грандиозная копия парижской Триумфальной арки; Мангендэ Хилл, место рождения Ким Ир Сена; Монумент идей Чучхе; Монумент ТПК; и Намсан Хилл, также известную как Центральная библиотека Пхеньяна. Ожидаемые остановки любого туриста и это своего рода возможность, которую фотограф из "Стерн" не упустит, уверял Фредерик.

Уже к концу дня Фишер ужинал в своей гостинице "Янгакто". За десять минут до того, как Флима и Флэма сменила ночная команда с Флипом и Флопом, Фишер уединился в баре гостиницы с видом на Тэдонган, наслаждаясь чашкой кофе, как и каждый вечер с момента прибытия.

Как раз вовремя, в шесть часов, Флим и Флэм, сидевшие внутри у ближайшего окна, поднялись и исчезли. Фишер наблюдал и ожидал. Прошло пять минут, потом десять, пятнадцать. Обычно к этому времени объявлялся Флип или Флоп, прогуливался к перилам и несколько минут смотрел на реку, или даже заказывал столик и наслаждался едой, пока Фишер допивал кофе.

Спустя тридцать минут, Фишер понял, что никто не придет. Он подозвал официантку, попросил счет, прошел через вестибюль и вышел на тротуар, где свернул налево и пошел. Следующий час он прогуливался вдоль магазинных витрин, случайно останавливаясь, чтобы прицениться, нырял в дверные проемы, затем окликнул такси, и, проехав всего один квартал, вышел. Довольный тем, что прогноз Фредерика о двухдневном правиле был точен и больше за ним пристально не следят, Сэм пошел обратно в гостиницу и поднялся на лифте к себе в номер.

В комнате, он поднял трубку и попросил внешнюю телефонную линию. Несмотря на то, что Сэм набрал номер, начинавшийся как код Германии — 49 и код Берлина — 30, на самом деле вывел его к подслушивающей и перехватывающей станции АНБ в Масаве, Япония.

По третьему звонку по-немецки ответила Гримсдоттир:

— "Стерн", чем я могу вам помочь?

— Внутренний номер сорок два-девятнадцать, — ответил Фишер по-немецки.

— Пожалуйста, ожидайте.

Прошло десять секунд, Ламберт, прошедший собственный ускоренный курс по немецкому языку, ответил по линии.

— Кауфманн! Как там в Пхеньяне?

— Отлично. Погода как вы и предполагали, — ответил Фишер. — Сегодня посетил несколько туристических мест; завтра, надеюсь, что возьму несколько интервью на улицах.

— Замечательно! Держи нас в курсе.

Фишер повесил трубку.

Разговор был зашифрован, и он сказал Ламберту о трех вещах: первая, Фишер не столкнулся с осложнениями; вторая, ГДБ вело себя как и предполагалось, и наблюдение отозвано; и третье, завтра он отправлялся за агентом ИОВР, Чин-Хва Паком.

37

ФИШЕР отступил в переулок, нырнул за мусорный бак, и наблюдал, затаив дыхание, как мимо него, не торопясь, проехал джип. В джипе открытого типа были три солдата, двое — по обе стороны горящих фонарей вдоль тротуаров, а третий — позади вмонтированного 50-калиберного пулемета. Они миновали переулок Фишера, и остановились у следующего перекрестка, тормоза мягко завизжали в темноте. Вдалеке, в направлении улицы Кьонгханг, он слышал музыку диско.

Спустя несколько секунд джип поехал дальше и, свернув налево, скрылся из виду. Фишер выдохнул. Он пробежался руками по мокрым от пота волосам, затем проверил часы: два часа ночи. Сэм был в пути уже два часа. Четыреста метров до цели.

Почти в полночь он вышел из комнаты и сел на лифт до гаража, здесь он скрылся в тени за бетонным столбом и ожидал смены обслуживающего персонала. Когда показалась замена, оба мужчины в соседнюю комнату безопасности, оставив шлагбаум без охраны. С тех пор, как Сэм приехал в гостиницу, он шесть раз наблюдал этот процесс шесть раз и не пройдет и тридцати секунд, как персонал выйдет из комнаты безопасности.

Услышав звук закрывшейся двери, Сэм вышел из-за столба и пошел, бесшумно, вверх по рампе, затем вниз и прокрался под единственным окном комнаты безопасности, вокруг поста со шлагбаумом. Он поднялся, посмотрел по сторонам и, ничего не увидев, перешел улицу и свернул за угол.

Ночная жизнь Пхеньяна была скудной и во всем городе, ограничивалась всего несколькими барами и ночными, поэтому в основном путешествие Фишера прошло по свободным улицам и пустым тротуарам, которые обернулись как благословением, так и проклятием: первое, потому что он чувствовал себя в своей стихии, а второе, если его обнаружат, то он быстро привлечет внимание. Белый человек, разгуливающий в одиночестве по улицам в три часа ночи... Полиция схватит его безо всяких вопросов и поместит в ближайший офис ГДБ для допроса. Конечно же, это же проклятье случится и с его хвостом. Если только они не были очень, очень хороши, то их было легко заметить. Силы равны. Или, по крайней мере, он на это надеялся.

ДВАДЦАТЬ минут спустя он лежал в зарослях, окаймляющих резиденцию губернатора, изучая улицу через миниатюрный бинокль. Как назло, четырехэтажный дом Пака, расположенный на противоположной стороне улицы в пятидесяти метрах правее Фишера, находился в районе Пхеньяна, зарезервированном для проверенных северокорейских политиков, военных офицеров, и гражданских служащих. Сейчас Фишер был в наиболее охраняемом квадратном километре столицы. Со своего места он видел резиденцию мэра, три общественных и частных банка, забронированных для знаменитостей, зенитную батарею, склад боеприпасов, и казармы для семьдесят седьмого пехотного полка, все освещалось прожекторами и охранялось мрачными с винтовками наперевес солдатами, как патрулирующими, так и стоящими на посту.

Тем не менее, была и хорошая сторона. Как бы хорошо не охранялась территория, вся защита была направлена на частные резиденции. Дом Пака, в двух кварталах от казарм, располагался на относительно темной и спокойной улице, окруженный кизилом и живой изгородью сирени. Был ли Пак дома, Фишер не знал; единственное, что ему было известно — маячок Стюарта был там, вероятно, все еще прикрепленный к одежде Пака, которую тот носил на платформе.

Фишер снова проверил часы.

"Терпение, Сэм".

Фишер заставил пролежать себя еще час, наблюдая за приходом и уходом охранников, выискивая слабое место, брешь в зоне обзора, которую можно использовать. Как он и ожидал, найдя, в конце концов, эту брешь, не из-за недостаточной логики или тренировки, а благодаря индивидуальной особенности. Один солдат, парень в позднем подростковом возрасте, оказался заядлым курильщиком, и ему явно не хватало самодисциплины, чтобы подождать до запланированных перерывов.

Во время каждого третьего обхода квартала, охватывающего резиденции губернатора и мэра, а также квартиру Пака, парень останавливался, нырял за дерево и с жадностью курил, прежде чем окончить свой обход. Это дало Фишеру дополнительные две минуты, сделать все необходимое.

Фишер наблюдал, как солдат прошел мимо его укрытия, свернул за угол и направился к резиденции мэра. Затем, как по часам, он остановился, украдкой огляделся, шагнул за дерево и прикурил.

Фишер поднялся на колени и, пригнувшись, направился через улицу, двигаясь по диагонали от курящего солдата, пока не оказался за прикрытием изгороди сирени, которая загораживала крытую дорожку, ведущую к двери Пака.

Фишер скользнул вдоль стены, где встречались дорожка и фронтова