Горы алатау, кыргызско-казахстанская граница

 

Военачальникам и их войскам было приказано собраться в полной боевой готовности незадолго до того, как стемнеет, в лагере, узком горном каньоне, окруженном скалами и заснеженными вершинами гор. Разделяя границу, как и прежде, лагерь уже в течение двух лет был штаб-квартирой бойцов сопротивления. Марионеточное правительство в Бишкеке не имело ни ресурсов, ни намерений, чтобы соваться в горы и оставило все попытки препятствовать различным способам бойцов сопротивления проникать на низменности и наносить ущерб.

Война длилась шесть лет, большую часть из которых эти люди и тысячи их последователей жили как звери в труднодоступных горных хребтах, разделяющих третью часть страны на севере, южнее столицы Бишкек. После событий 11 сентября, по принципу домино, запад объявил Кыргызстан рассадником мусульманского экстремистского терроризма в Центральной Азии, и с молчаливого согласия соседей на юге: Таджикистана и Афганистана, возглавляемая США коалиция, используя воздушные удары и спецвойска, свергла мусульманское правительство, поставив к власти умеренные малочисленные фракции.

Свергнутое правительство со своей армией, увидев неизбежную гибель, за месяцы до вторжения скрытно эвакуировало припасы и оборудование из столицы в горы на юге. Под руководством Болота Омурбая, радикального президента страны в течение последних трех лет, а заодно и командующего Освободительной армией Кыргызской Республики (ОАКР), правительство оставило столицу за несколько часов до того, как начался сброс бомб с лазерным наведением. Омурбай, уже почитаемый кыргызами как отец современного Кыргызстана, быстро стал богоподобным образом, потому как он командовал и воевал рядом партизанами ОАКР, изнуряя спонсируемые США правительственные войска и сокращая любые мелкие доходы, которые те могли сделать за пределами крупных городов.

Проведя год в войне, Вашингтон решает, что пришло время обезглавить змею. За голову Омурбая была назначена награда. От рядовых новой правительственной армии до вооруженных ружьями крестьян, которые пострадали от Омурбая, народные массы направляются в сельскую местность, орудуя как загонщики для американского спецназа, который после трех месяцев охоты, обнаружил Омурбая, скрывающегося в пещере рядом с казахстанской границей. Омурбай был передан правительственным войскам.

Правительство Бишкека быстро расправилось с Омурбаем, признав его виновным спустя сорок один день после поимки. Приговор, смертельная казнь через расстрел, был вынесен на следующий день, транслировался в прямом эфире перед десятками телекамер из каждого уголка земного шара. Болот Омурбай, Иосиф Сталин Кыргызстана, затем был бесцеремонно положен в деревянный гроб без опознавательных признаков и похоронен в тайном месте с грудой камней, обозначающих его могилу.

В течение трех недель после казни Омурбая, в Бишкеке и окрестностях было спокойно, не было никаких засад, минометных обстрелов, и перестрелок, которые ежедневно мучили Кыргызстан на протяжении последних пятнадцати месяцев.

А затем, как по сигналу старт, в первый день весны, ОАКР вернулась в боевой готовности, осуществляя согласованные атаки, которые вынудили основные правительственные войска вернуться на равнины, окружающие Бишкек, где армия перегруппировалась, окопалась, отразила атаку, заставив партизан снова вернуться в горы.

Следующие пять лет бушевала война, иногда склоняясь в пользу сопротивления, иногда в пользу правительства, пока силы сторон не уравновесились, СМИ назвали ее "Качельной войной". Правительство США и партнеры коалиции, увязшие в Афганистане и Ближнем Востоке, могли предложить лишь минимальные ресурсы и деньги кыргызскому правительству, тем временем сопротивлением командовали бывшие полевые военачальники Омурбая, получавшие устойчивый приток денег, и устаревшее, но все еще эффективное советское оружие из Индонезии и Ирана.

Этот вечер, однако, был посвящен не стратегии, военачальникам поведали новости — хорошие новости, которые изменят ход войны. То, что будет оглашено здесь, одновременно повергнет в шок и воодушевит их.

Как только солнце скрылось за западными пиками, и низину покрыла тьма, три сотни боевиков собрались перед помостом, естественной возвышенностью в ущелье. Питаемые генератором "солнечные" прожекторы сияли по обеим сторонам помоста, освещая шестерых членов военного совета, сидящих полукругом с поджатыми ногами. Перед ними стоял Самет, старый друг и соратник Омурбая и де-факто лидер ОАКР.

— Добро пожаловать, братья, и спасибо, что пришли. Многие из вас совершили долгий путь, чтобы оказаться здесь и подверглись большому риску. Будьте уверены, ваше время, и усилия будут вознаграждены. Как вам известно, мы сражаемся за память так же, как и ради страны и Аллаха. Он, отнятый у нас, был светом в ночи, объединившим, скрепившим и закалившим нас.

Одобрительные возгласы раздались от боевиков. В воздухе замелькали АК-47 и РПГ, началась пальба в небо из пистолетов.

Самет подождал, пока стихнет ликование, затем продолжил.

— С его потерей, мы сражались от его имени и по воли Аллаха. Уверен, вы согласитесь, что эти годы были суровыми. Даже сильнейших из нас одолевали сомнения и усталость. Что ж, такого больше не будет, братья. Этой ночью мы возродимся.

Как по команде, с восточной части ущелья донеслись звуки ротора вертолета. Боевики, обученные бояться вертолетов, как и их афганские братья, научившиеся этому во время советской оккупации, начали кричать и толкаться, в надежде найти укрытие или же позицию для стрельбы из РПГ.

— Успокойтесь, братья, бояться нечего, — произнес по системе громкой связи Самет. — Это так и задумано. Смирно.

Толпа медленно успокаивалась и усмирялась, устремившись взором в восточное направление. Целую минуту рев роторов усиливался, пока пара мерцающих навигационных огней не появилась из темноты соседнего ущелья. Вертолет, старый советский Ми-8 (по классификации НАТО: HIP) с 12.7 мм носовой пушкой и 80 мм ракетами на подкрыльевых гондолах, проревел над землей, в девяти метрах над толпой перед тем, как повернул направо и завис перед свободным участком рядом с автопарком. С сильным потоком воздуха, вызванным ротором, Ми-8 приземлился на трехколесное шасси. Спустя несколько секунд мотор был заглушен, и ротор начал сбавлять обороты: сперва до приглушенного воя, а затем до полной тишины. Одну минуту ничего не происходило. Толпа находилась в восхищенном безмолвии, ожидая любого признака движения. Несколько мужчин, настолько хорошо были согласованы их воинские инстинкты, занервничали, схватились за оружие у груди. Все еще работающие навигационные огни Ми-8 мерцали голубым и белым светом в ущелье.

Наконец дверь отодвинулась в сторону, обличив темный прямоугольник. Прожектор, установленный над помостом, залил кругом белового яркого света бок вертолета. По-прежнему ничего не происходило.

И затем одинокая фигура появилась из темноты дверного проема вертолета. Несомненно, мужская фигура, высотой метр восемьдесят, широкоплечая, коренастая, с крепкими ногами. Капюшон покрывал его голову.

Шепот голосов пронесся в толпе.

Мужчина поднял руки на уровень плеч ладонями наружу, и толпа утихомирилась.

Мужчина потянулся к капюшону и снял его.

Люди открыли рты от удивления. Лицо перед ними было знакомо: волевой подбородок, ястребиный нос, черные усы...

— Приветствую вас, братья. Я вернулся, и потому я предлагаю вам вернуть страну. — Произнес Болот Омурбай. — Я спрашиваю вас: кто будет сражаться на моей стороне?

3

 

САН-ФРАНЦИСКО

 

Не смотря на то, что Джеки представила свою команду, назвав только имена, как только они перегруппировались на конспиративной квартире, Фишер по-прежнему был в состоянии наблюдения, у него ушло несколько минут, чтобы перестать думать о них, как о точках на циферблате. Хвост 6.1 — мужчину, который последний час упражнения упорно следовал за Фишером на шести часах, звали Фредерик, и Хвост 6.2.2 — держащуюся за руки пару, которая прошла мимо Сэма перед рывком в переулок, звали Реджинальд и Джуди. Большинство из оставшихся восьми лиц были знакомы, а несколько нет, и Фишер рассеянно удивился, неужели он пропустил их. Как бы он не надеялся, Сэм знал реальный мир.

На каждую увиденную крысу приходится...

— Ладно, ребята, я думаю, можно с уверенностью сказать, что этой ночью Сэм научил нас нескольким трюкам. Поэтому, несмотря на то, что пострадало наше эго, выпьем за нашего кролика...

Все как один, группа подняла стаканы с вином, пивом, и крепкой выпивкой, безмолвно салютуя Фишеру. Сэм улыбнулся, кивнул, и поднял бутылку пива "Куэрс". Тост был сердечным, и атмосфера была непринужденной, однако большую часть своей карьеры Фишер работал один, и поэтому, как и десятки других сюрпризов, этот поворот в карьере предоставил ему товарищеские отношения, которые требовали некоторого привыкания.

После того, как Джеки остановила фургон "Джонсон и Сыновья" и признала поражение, она, Фишер и команда перегруппировались на конспиративной квартире ЦРУ в Саусалито, через залив от государственного парка Энджел Айленд, для обсуждения завершенного упражнения. Из собравшихся, только Фишер и Джеки знали, что сегодняшнее упражнение было последним экзаменом для Сэма.

Основная часть его подготовки за последние три месяца было знакомым делом: оружие, рукопашный бой, скрытная передача информации, наблюдение; поэтому у Фишера не было больших трудностей в применении своих знаний к программе. К чему потребовалось время, чтобы привыкнуть, так это к тому, что многие приемы конспирации часто происходили средь бела дня и под пристальным наблюдением. Передать кому-нибудь сообщение в темном переулке — это одно, а сделать это на оживленной городской улице в полдень во время час пика с десятками наблюдателей, изучающими твое каждое движение, было совсем другим делом.

И все же, Фишер был не удивлен, когда обнаружил, что ему это нравится. Задача играть и выигрывать в шпионские шахматы только при помощи своего ума и хитрости была опьяняющей.

Сегодняшнее турне по туманным улицам Сан-Франциско было кульминацией недельного упражнения "живой огонь", предназначенного для проверки его способности проникать в незнакомый город, организовать и запустить сеть агентов, а затем после того, когда "ключ" — важнейшая часть информации от условного врага министерства обороны, окажется в безопасности, тайком эвакуироваться. Последний тест был понятен и даже прост: обработать тайник, где один из агентов поместил "ключ" и передать его связному на другой стороне города, и все под бдительным наблюдением команды секретной полиции Джеки.

Теперь, когда все стали друзьями, группа сидела за круглым покерным столом под скоплением подвесных светильников, которые отбрасывали мягкий галогенный свет на отделанную сукном поверхность.

— Скажи мне вот что, Сэм, — сказал Реджинальд. — Эта штука с лестницей на крыше... Ты ударил ей по краю в последний момент, чтобы удостовериться, что мы услышим?

Фишер кивнул, Реджинальд усмехнулся и покачал головой.

— Отличный трюк.

— А как насчет квартиры? — спросила Джуди, потягивая бокал Шардоне. — Ты в последний момент понял, что она пуста или как?

— Проверил газетные объявления несколько дней назад.

— Где?

— Во время завтрака. В кафе на Слоун. Объявление было новым, поэтому можно было предположить, что квартира еще не сдана в аренду.

— Но ты ничего не обвел в кружок, не обвел, ты — хитрющая скотина, — сказала Джеки. — Мы подобрали ту газету, проверили ее.

— Черт, я больше не ношу с собой ручку.

Вокруг стола стоял смех. Фишер ничего не знал об этих людях, кроме их имен, но он предполагал, все они работают оперативными сотрудниками в Управлении операциями ЦРУ — реальная жизнь, непосредственное присутствие, тайные кражи, крадущиеся в тени оперативники из фильма и книги.

Все они, подобно Фишеру, узнают правила, работая и живя как профессиональный параноик. В этом случае, ручки часто считаются инструментами предательства, чем-то, что может оставить след твоего присутствия или намерений или даже мимолетного интереса. Неофициальная история ЦРУ, передающаяся из поколения в поколение от оперативников, полна рассказов о сообразительных мужчинах и женщинах, которые погибли от отравления чернилами. В этой работе, воспоминание и напоминание скорее не роскошь, а необходимое условие долгой жизни.

— Бездомный, которому я заплатил... Вы его... — сказал Фишер.

— Поколотили? — сказала Джеки. — Нет. Но Фредерик рванул его за бороду, чтобы проверить фальшивая она или нет.

Снова смех.

— Я хотел спросить, вы не забрали у него сто баксов?

Это вызвало еще больший взрыв смеха. Когда все затихли, Джеки сказала:

— Нет, нет, мы не забрали. Мы же не варвары, Сэм. Бедняга обмочил свои штаны. Я не собиралась шарить по его штанам.

Обсуждение упражнения продолжалось еще полчаса, пока Джеки не задала вопрос:

— Есть какие-нибудь замечания с твоей точки зрения, Сэм? Как нам нужно себя вести?

Фишер пожал плечами, и сделал глоток пива.

— Давай, мужик, — сказал Реджинальд. — Мы послушаем.

Фишер взглянул на Джеки, она кивнула ему.

— Ладно. Фредерик, ты находился на шести часах почти всю ночь.

— Точно.

— Почти безупречно, но когда ты остановился у витрины магазина и сделал фальшивый звонок, ты нажал только четыре цифры — слишком мало для настоящего номера и слишком много для быстрого набора. Реджинальд и Джуди: Реджинальд, ты никогда не менял свою обувь. Та же пара "Найк" с черной потертостью на носке. Джеки, ваш фургон: это модель 2005-го года. В тот день, когда я заметил тебя, я проверил автопарк "Джонсон и Сыновья". Ни одной машины новее 2001-го года, и на всех логотип выкрашен, а не магнитный.

Фишер сделал паузы, почесал голову.

— Вот, что я думаю.

Все лица за столом уставились на него, разинув рты. Наконец-то, Джеки прервала тишину:

— Ну, я полагаю, что для тебя мы назовем это проходным баллом.

— Да ладно, мужик, ты заметил, сколько цифр я нажал на телефоне? — спросил Фредерик.

Фишер пожал плечами.

— Серьезно?

Фишер кивнул.

— Серьезно.

Поскольку Фишер и предпочитал быть сам по себе, а теперь, когда программа подходила к концу, он невольно удивился, если бы пропустил этот дух товарищества.

Экспериментальная трехмесячная программа, приведшая сюда Фишера — совместная авантюра Управления операциями ЦРУ и "Третьего Эшелона" под кодовым названием "ТОРЦОВКА" разработана, чтобы обучить оперативника-одиночку "Splinter Cell" способам шпионской контрразведки "открытая вода" — в сущности, обучить Фишера и таких как он, каким образом вести себя средь бела дня без преимуществ теней, тактических костюмов, и оружия с глушителем.

Начальник Фишера, полковник Ирвинг Ламберт, выбрал Фишера в качестве подопытного кролика. Если Фишер выдержит программу, что, кажется, Сэм уже сделал, и сможет применить знания в деле, что еще предстоит увидеть, Ирвинг пришлет других "Splinter Cell" пройти программу.

По правде говоря, Фишер не нуждался в реальном полевом испытании, для того чтобы сказать Ламберту что то, чему он обучился в "ТОРЦОВКЕ" будет иметь неоценимое значение. Сэм всегда предпочитает работать один, и выбирает тень, а не солнечный свет, однако эта профессия редко подчиняется чьим-то предпочтениям. Мир тайных операций был изменчивым, как поездка на американских горках: хаос против порядка; отлично подготовленный план против неизбежных бедствий, как больших, так и малых. Конечно же, в любом случае решение будет ли "Третий Эшелон" продолжать участвовать в "ТОРЦОВКЕ" остается за Ламбертом, однако Фишер знал, что будет учитываться его рекомендация.

Мобильный телефон Джеки завибрировал. Она раскрыла его и сделала несколько шагов от стола. Послушав какое-то время, затем отключилась и сказала Фишеру:

— Позвони домой.

Фишер развернулся на стуле, вытащил мобильный телефон из кармана куртки, включил его, и набрал номер. После двух гудков ответил женский голос:

— Внутренний номер сорок два двенадцать.

— Это я, — ответил Фишер.

Хотя женщина узнала его голос, она следовала протоколу и выждала паузу, позволяя анализатору голоса подтвердить его личность.

— Подожди минуту, Сэм, — сказала Анна Гримсдоттир. — С тобой хочет поговорить полковник.

Через несколько секунд к лини подключился Ламберт.

— Сэм, "Гольфстрим" направляется на аэродром береговой охраны. Садись на него и возвращайся домой.

— Настолько сильно соскучился по мне, полковник?

— Нет, я только что получил сообщение от Государственного департамента. Человек, назвавшийся Джонсом Хопкинсом, попросил встречи с кем-нибудь из ЦРУ. Это Питер, Сэм. Он в плохом состоянии. Ты должен ехать.

Фишер почувствовал, как в груди заколотило сердце.

Питер.

— Выдвигаюсь.

4