Монополии в конституционной Англии. – в Германии. – короли эпохи

 

Экономисты, изучавшие в последнее время развитие монополий в различных государствах, отметили, что в Англии — не только в 18-ом веке, как это мы видели сейчас, но также и в 19-м веке — созидание монополий в народной промышленности, а также созидание догово­ров между хозяевами для поднятия цен на их продукты, которые называют картелями или трестами, не достига­ло такой степени, какой оно достигло за последнее вре­мя в Германии.

Однако этот факт объясняется не превосходством политической организации английского государства — оно так же создает монополии, как и все другие, — но, как указывают эти самые экономисты, островным поло­жением Англии, которое позволяет привозить по дешевым ценам товары (даже малой стоимости сравнительно с их количеством) и держаться свободной торговли.

С другой стороны, завоевав такие богатые колонии, как Индия, и колонизировав (также благодаря морскому положению) территории, как Северная Америка и Австралия, английское государство нашло в этих стра­нах столь многочисленные возможности для монополий колоссального масштаба, что оно направило на это свою главную деятельность...

Без этих двух причин положение в Англии было бы совершенно такое же, как везде.

Действительно, уже Адам Смит отметил, что никог­да трое хозяев не встречаются без того, чтобы не кон­спирировать против своих рабочих — и, очевидно, про­тив потребителей. Стремление к созиданию картелей и трестов всегда существовало в Англии, и читатель най­дет в работе Макрости множество фактов, показываю­щих, как хозяева устраивают заговоры против потреби­телей.

Английский парламент, как и все другие правительст­ва, покровительствовал этим конспирациям хозяев; за­кон карал только соглашения среди рабочих, которые считались конспирацией против безопасности госу­дарства.

Но рядом с этим существовали беспошлинный ввоз то­варов, начиная с сороковых годов, и дешевизна подвоз­ки их по морю, что часто расстраивало конспирации хо­зяев. Но, так как Англия первая сумела создать у себя крупную промышленность, мало боявшуюся иностран­ной конкуренции и требовавшую свободного ввоза сы­рых материалов, и так как Англия в то же время отдала две трети своих земель кучке лордов, которые выгнали крестьян из своих имений, и так как она поэтому была вынуждена существовать на привозимые извне рожь, пшеницу, овес, мясо, то Англия была принуждена вве­сти и поддерживать у себя свободную торговлю*.

 

^* В Англию ввозят даже пищу для скота, хотя его разводят не очень много, а также мясо, сено, различные сорта муки, отруби. Что касается мяса, то английские крестьяне начали есть говядину и баранину лишь после того, как в шестидесятых годах начали вво­зить мясо из Америки, а позднее из Австралии и Новой Зеландии. До этого мясо 5ыло недоступной роскошью для крестьян.

 

Но свободная торговля позволяла также ввозить из­делия мануфактурной промышленности. А потому—это очень хорошо рассказано в книге Германа Леви — каж­дый раз, когда хозяева устраивали между собой заговор Для поднятия цен на нитки, или цемент, или стеклянные изделия, эти товары ввозились из-за границы. Хотя низ­шие по качеству в большинстве случаев, они тем не ме­нее составляли конкуренцию там, где низшее качество продукта уже принималось в расчет. Таким образом пла­ны хозяев, задумывавших устроить картель или своего рода трест, расстраивались. Но — сколько пришлось по­тратить борьбы на то, чтобы удержать свободную тор­говлю, которая была совсем не по вкусу крупным лор­дам-землевладельцам и их фермерам!

Однако, начиная приблизительно с 1886-1895 годов, создание больших картелей или трестов хозяев, монопо­лизировавших некоторые отрасли, начало происходить в Англии, как и в других странах. И причиной этого — как мы теперь знаем — было то, что синдикаты хозяев начали организовываться интернационально, чтобы включать предпринимателей одних и тех же отраслей, как в Англии, так и в странах, удержавших у себя ввоз­ные пошлины*.

 

* Эти синдикаты, которые, например, включают в себя, сверх английских фабрикантов, более всего фабрикантов ниток, стекла, цемента и т. д. в протекционистских странах, мешают тому, чтобы иностранная конкуренция понижала цены в Англии. Некогда гер­манские или русские фабриканты тех же товаров, продав известное количество этих товаров у себя дома по высокой цене (благодаря таможенному тарифу), могли посылать часто их в Англию, когда английские фабриканты этих товаров сговаривались между собой и образовывали синдикат для того, чтобы поднять на них цену. Те­перь же, войдя в международный синдикат хозяев, большие гер­манские и русские фабриканты обязываются больше не делать того и не мешать сбыту по приподнятым ценам.

 

Таким образом привилегия, установленная где-ни­будь в Германии или России в пользу немецких или русских фабрикантов, распространяется на страны сво­бодной торговли, и влияние этих международных синди­катов начинает чувствоваться уже повсюду. Они подни­мают — это нужно хорошенько заметить — не только це­ны на те специальные товары, которыми интересуется синдикат, но и на все товары.

Нужно ли прибавлять, что эти синдикаты или тресты пользуются высоким покровительством государства под тысячью разнообразных видов (банки и т. д.), тогда как международные синдикаты рабочих ставятся теми же правительствами под запрет. Так, французское правительство запрещает Интернационал, а бельгийское и гер­манское правительства изгоняют немедленно агитатора, приехавшего из Англии, чтобы пропагандировать орга­низацию рабочего международного союза, Но мы никог­да не видим, чтобы откуда-нибудь выгнали агента тре­стов*.

 

* Говоря об этом современном росте международных картелей, я позволю себе резюмировать здесь то, что Андре Моризэ рассказал нам в газете «Guerre Sociale» от 6 февраля 1912 года о международном соглашении, существующем относительно поставки не­обходимого снаряжения для бронировки. Это соглашение включало в себя вначале десять участников — Круппа, Шнейдера, Максима, Карнеджи и т. д., которые были разделены на четыре группы: ан­глийскую, германскую, французскую и американскую. Эти десять участников условились между собой относительно дележа заказов, делаемых правительствами, так, чтобы не составлять друг другу конкуренции. Тот из участников, которому предлагали какой-нибудь заказ, представлял известную, условленную уже цену, а другие участники картеля представляли цены, немного более высокие. Кро­ме того, был устроен pool, то есть особый фонд, составленный из взносов определенного количества процентов с каждого заказа и служащий для уравнения прибылей с различных заказов. Начиная с 1899 года, три новых больших компании были приняты в число участников картели, чтобы избежать конкуренции с их стороны. Понятна та огромная сила, которой обладает этот синдикат. Он не только дает средство для ограбления казны в государствах и для накопления колоссальных богатств, но он заинтересован в том, чтобы толкать все государства, большие и маленькие, к усилению вооружений. Вот почему мы видим теперь такую настоящую лихо­радку в постройке дредноутов и сверхдредноутов. Банкиры, заинте­ресованные в этом синдикате, не желают ничего лучшего как да­вать необходимые деньги государствам, каковы бы ни были их дол­ги, Итак — «да здравствует государство!»

 

Возвращаемся к английскому парламенту. Он никог­да не упускал из виду миссию всех правительств, древ­них и современных государств: покровительствовать эксплуатации бедных богатыми. В девятнадцатом столе­тии, как и раньше, он никогда не пропускал создавать монополии, если к тому представлялся удобный случай. Так, профессор Леви, который желает показать, на­сколько Англия выше в этом отношении Германии, при­нужден тем не менее признать, что, поскольку условия ввоза этому не препятствовали, английский парламент не пропускал случая воспользоваться этим для покрови­тельства монополиям.

Так, монополия угольных промышленников Ньюкастля в отношении лондонского рынка поддерживалась за­коном до 1830 года, и картель этих промышленников была распущена только в 1844 г. после сильной чартист­ской агитации. А в 1870-1880 годах образовались коалиции судоходных компаний (Shipping Rings), о кото­рых столько говорили в последнее время. Они, конечно, пользуются покровительством государства.

Но если бы только это! Все, что можно было моно­полизировать, было отдано парламентом монополистам.

С тех пор, как начали освещать города газом, прово­дить в города чистую воду, устраивать канализацию для отвода нечистот, строить трамваи и, наконец, в самое последнее время проводить телефоны, английский пар­ламент никогда не упускал случая обращать эти общепо­лезные предприятия в монополии, в пользу привилегиро­ванных компаний. Так что теперь, например, жители го­родов в провинции Кент и во многих других графствах должны платить нелепые цены за воду, и им невозмож­но даже провести самим и распределять необходимую воду, потому что парламент уже отдал эту привилегию компаниям. То же было с газом и трамваями, и везде, до 1 января 1912 года, существовала монополия на те­лефоны.

Первые телефоны были введены в Англии нескольки­ми частными компаниями. И государство, парламент по­спешил уступить им монополию на постройку телефонов в городах и в округах сроком на тридцать один год. Скоро большинство этих компаний объединилось в одну могущественную Национальную компанию, и получилась скандальная монополия. Благодаря своим магистралям и «концессиям», Национальная компания заставила анг­личан платить за телефон в пять и десять раз больше, чем где-либо в Европе. А так как компания, пользуясь своей монополией, при ежегодных расходах в 75 миллио­нов получала чистого доходу 27 миллионов (согласно официальным цифрам), то она и не старалась, конечно, увеличивать число своих станций, предпочитая платить жирные дивиденды своим акционерам и увеличивать свой резервный фонд (который уже в течение 15 лет до­стиг цифры свыше 100 миллионов). Это повышало «стоимость» компании и, следовательно, сумму, которую государство должно было уплатить ей, чтобы выкупить назад привилегию, если бы оно увидело себя вынужден­ным сделать это до истечения тридцати одного года.

В результате получилось то, что частный телефон, ставший обычным явлением на континенте, существовал в Англии только v коммерсантов и богатых людей. И только 1 января 1912 года вся сеть телефонов этой монопольной компании была выкуплена министерством почт и телеграфов, после того как монополисты обогати­лись от нее на много сотен миллионов.

Вот каким образом создают все растущую и басно­словно богатую буржуазию в стране, где половина взрослых мужчин, живущих на заработок, то есть свыше 4000000 человек, получают менее 14-ти рублей в неде­лю, и свыше 3000000 человек менее 10-и рублей. Но 14 рублей в неделю, в Англии, при существующих ценах на продукты, едва составляют тот необходимый мини­мум, на который семья, состоящая из двух взрослых и двух детей, может жить и оплачивать комнату, стоя­щую два рубля в неделю! Подробные исследования про­фессора Боуэйя и Раунтри в Йорке, дополненные рабо­тами Киоцца-Моней, устанавливают это с полной яс­ностью.

Если так создавались монополии в стране свободной торговли, то что же сказать о протекционистских стра­нах, где не только невозможна конкуренция иностран­ных товаров, но большие индустрии железа, выделки рельсов, сахара и т. д. всегда испытывают затруднения в приискании денег и постоянно субсидируются государ­ством? Германия, Франция, Россия, Америка являются настоящими рассадницами монополий и синдикатов хо­зяев, покровительствуемых государством. И эти органи­зации, очень многочисленные и часто очень могуществен­ные, имеют возможность поднимать цены на свои това­ры в ужасающей пропорции.

Почти все минералы, металлы, сырой сахар и рафи­над, спирт для промышленности и множество произ­водств (гвозди, фаянсовые изделия, табак, очистка неф­ти и т. п.) — все это обращено в монополии, в картели или тресты, всегда благодаря вмешательству государст­ва и очень часто под его покровительством.

Один из ярких примеров этого рода мы находим в германских синдикатах сахара. Так как производство сахара здесь подчинено надзору государства и до из­вестной степени его управлению, то 450 сахарных заво­дов объединились под покровительством государства, чтобы эксплуатировать публику. Эта эксплуатация про­должалась до Брюссельской конференции, которая не­много ограничила заинтересованное покровительство сахарной промышленности германским и русским прави­тельствами, чтобы «поддержать» английских сахаропромышленников.

То же самое происходит в Германии по отношению к другим производствам, каковы, например, водочный синдикат, вестфальский угольный синдикат, покрови­тельствуемый синдикат фарфоровых фабрик, союз фаб­рикантов гвоздей, делаемых из германского железа и т. д., не говоря уже о судоходных линиях, железных Дорогах, заводах военного снаряжения и т. д. и не счи­тая монополистские синдикаты для разработки минера­лов в Бразилии и множество других.

Мы напрасно стали бы искать другого в Америке: там та же картина. Не только во времена колонизации и в начале современной промышленности, но даже и те­перь еще, каждый день, в каждом американском городе образуются скандальные монополии. Везде то же стрем­ление поддержать и укрепить под покровительством го­сударства эксплуатацию бедных богатыми и бесчестны­ми. Каждый новый шаг прогресса цивилизации вызывает новые монополии и новые акты эксплуатации под покро­вительством государства, — в Америке точно так же, как и в старых государствах Европы.

Аристократия и демократия, поставленные в рамки государства, действуют совершенно одинаково. И та и другая, достигнув власти, являются одинаковыми вра­гами самой простой справедливости по отношению к про­изводителю всех богатств — работнику*.

 

* Делэзи привел замечательный пример Сент-Обенского синди­ката, появившегося еще при Людовике XV и сумевшего с тех пор всегда процветать, беря себе акционеров в высших правительствен­ных сферах. Приобретая себе защитников и акционеров сначала при королевском дворе, потом среди императорской знати Наполео­на I, затем среди высшей аристократии времен реставрации и, на­конец, в республиканской буржуазии и изменяя сферу эксплуата­ции сообразно времени, этот синдикат процветает еще, под высо­ким покровительством легитимистов, бонапартистов и республикан­цев, соединившихся для эксплуатации Форма государства меняет­ся, но так как сущность его остается та же, то монополия и тре­сты всегда остаются в нем, и эксплуатация бедных в пользу бога­тых продолжается.

 

И если бы это была только бесчестная эксплуатация, какой отдаются государствами целые народы, чтобы дать разбогатеть известному количеству промышленни­ков, компаний или банкиров! Если бы только было это! Но зло бесконечно более глубоко. Дело в том, что боль­шие компании железных дорог, стали, угля, нефти, меди и т. д., крупные компании банков и больших финанси­стов становятся колоссальной политической силой во всех современных государствах. Стоит только подумать о том, как банкиры и крупные финансисты господствуют над правительствами в вопросах войны. Известно, на­пример, что личные симпатии не только Александра II, но и королевы Виктории к Германии влияли на русскую и английскую политику в 1870 году и способствовали разгрому Франции, Известно также, насколько личные симпатии короля Эдуарда III содействовали образова­нию франко-английского соглашения. Но не будет никакого преувеличения, если мы скажем, что симпатии и предпочтения семьи Ротшильда, интересы высоких банковских кругов в Париже и Католического банка в Риме гораздо более сильны и могущественны, чем предпочтения и интересы королей и королев. Мы знаем, например, что отношения Соединенных Штатов к Кубе и Испании зависели гораздо больше от сенаторов, имев­ших монополии сахарной промышленности, чем от сим­патий государственных деятелей Америки по отношению к повстанцам Кубы.

VIII

ВОЙНА

 

ПРОМЫШЛЕННОЕ СОПЕРНИЧЕСТВО

 

Уже в 1883 году, когда Англия, Германия, Австрия и Румыния, воспользовавшись изолированием Франции, заключили союз против России и когда ужасная евро­пейская война была готова вспыхнуть, мы указывали в газете «Le Revolte», каковы были истинные причины соперничества между государствами и вытекавших отсю­да войн

Причина современных войн всегда одна и та же. Это соперничество из-за рынков и из-за права эксплуатировать отсталые в промышленности нации. В Европе уже не сражаются больше из-за чести королей. Теперь бро­сают армии против других ради неприкосновенности до ходов Всемогущих Господ Ротшильда или Шнейдера, Почтенной Анзенской компании или Святейшего Католи­ческого банка в Риме. Короли — более не в счет.

В самом деле, все войны, какие происходили в Евро­пе за последние полтораста лет, были войнами ради интересов торговли, ради права эксплуатации.

 

К концу восемнадцатого столетия крупная промыш­ленность и мировая торговля, опираясь на военный флот и на колонии в Америке (Канада) и в Азии (Индия), начали развиваться во Франции. Тогда Англия, которая уже раздавила своих соперников в Испании и Голландии, желая удержать для себя одной монополию морской торговли, владычества над морями и колониальной империи, воспользовалась революцией во Франции, что­бы начать против нее целый ряд войн. Она уже тогда поняла, что ей может принести монополия на сбыт про­дуктов ее зарождавшейся промышленности.

Видя себя достаточно богатой, чтобы оплачивать ар­мии Пруссии, Австрии и России, Англия вела против Франции в течение четверти века целый ряд ужасных, разорительных войн. Франция должна была истекать кровью, чтобы выдержать эти войны. И только этой ценою она смогла удержать свое право остаться «вели­кой державой». Иначе говоря, она удержала за собой право не подчиняться всем условиям, которые англий­ские монополисты хотели ей навязать в интересах своей торговли. Она удержала за собой право иметь флот и военные порты. Потерпев неудачу в своих планах ко­лониального распространения в Северной Америке (она потеряла Канаду) и в Индии (она должна была поки­нуть здесь свои колонии), она получила вместо этого разрешение создать себе колониальную империю в Аф­рике — под условием не трогать Египта — и обогащать своих монополистов, грабя арабов и кабилов в Алжире.

 

Позже, во второй половине девятнадцатого века, на­ступила очередь для Германии. Когда крепостное право было там уничтожено вследствие восстаний 1848 года и когда уничтожение общинного землевладения вынуди­ло молодых крестьян массами покидать деревни и идти в города, где они за голодную плату предлагали свои «незанятые руки» промышленным предпринимателям, — крупная промышленность быстро развилась в различных немецких государствах. Немецкие промышленники ско­ро поняли, что если дать народу хорошее, реальное вос­питание, то они смогли бы быстро нагнать страны круп­ной промышленности, как Франция и Англия, при усло­вии, конечно, если Германия получит выгодный сбыт за границей. Они знали то, что так хорошо доказал Прудон, а именно что промышленник может серьезно обога­титься лишь в том случае, если большая часть его про­дуктов вывозится в страны, где они могут быть прода­ваемы по ценам, каких они никогда не могут достигнуть в стране их производства.

И тогда во всех социальных слоях Германии — в эксплуатируемых так же, как и в эксплуатирующих, — явилось страстное желание объединить Германию: во что бы то ни стало сделать из нее могущественную им­перию, способную поддерживать колоссальную армию, морской флот и могущую завоевать порты в Северном море, в Адриатике и когда-нибудь — в Африке и на Во­стоке; словом, империю, которая могла бы диктовать экономические законы в Европе.

Для этого нужно было, очевидно, разбить силу Фран­ции, которая воспротивилась бы этому и которая тогда имела, или казалось, что имела, достаточную силу, что­бы помешать этому.

Отсюда — ужасная война 1870 года, со всеми ее пе­чальными последствиями для мирового прогресса, кото­рые мы терпим еще до сих пор.

Вследствие этой войны и вследствие победы, одер­жанной над Францией, германская империя — эта меч­та, лелеемая еще с 1848 г. немецкими радикалами и со­циалистами, а также и консерваторами, — была наконец создана, и скоро она заставила почувствовать и признать свое политическое могущество и свое право диктовать законы Европе.

Затем Германия, вступившая в поразительный период кипучей деятельности, сумела действительно удвоить, утроить, удесятерить свое промышленное производство; и теперь немецкий буржуа с жадностью смотрит на но­вые источники обогащения — всюду понемногу: на рав­нинах Польши, в степях Венгрии, на плоскогорьях Аф­рики и, особенно, вокруг Багдадской железной дороги, в богатых долинах Малой Азии, где капиталисты найдут для эксплуатации трудолюбивое население под самым прекрасным небом. А там Германии удастся, может быть, захватить когда-нибудь и Египет.

Словом, немецкие дельцы желают завоевать вывоз­ные порты и особенно военные порты в Адриатике Сре­диземного моря и в Адриатике Индийского океана, т. е. в Персидском заливе, а также на африканском берегу, в Бейре, а затем в Тихом океане. Их верный слуга, гер­манская империя, — к их услугам для этой цели, со все­ми своими армиями и крейсерами.

 

Но повсюду эти новые завоеватели встречают чудо­вищного соперника, Англию, которая преграждает им Дорогу.

Ревниво охраняя свое первенство на морях, особенно ревниво стремясь удержать свои колонии для эксплуатации их своими монополистами, напуганная успехами ко­лониальной политики германской империи и быстрым развитием ее военного флота, Англия удваивает усилия, чтобы обладать флотом, способным сразу раздавить германского соперника. Она ищет также повсюду союз­ников, чтобы ослабить военное могущество Германии на суше. И когда английская пресса бьет тревогу и пугает английскую нацию, притворяясь, будто она опасается немецкого нашествия, она прекрасно знает, что опас­ность совсем не там. То, что ей нужно, — это быть в со­стоянии бросить регулярную английскую армию туда, где Германия, в согласии с Турцией, атаковала бы ка­кую-либо колонию Британской империи (Египет, напри­мер). И для этого ей нужно иметь возможность обла­дать сильной «территориальной» армией, которая может в случае надобности потопить в крови всякий рабочий бунт. Для этого главным образом и обучают военному искусству буржуазную молодежь, сгруппированную в от­ряды «разведчиков» (бойскауты).

Английская буржуазия желает теперь проделать с Германией то, что она сделала, в два приема, чтобы остановить на пятьдесят или больше лет развитие мор­ского могущества России: в первый раз — в 1885 году с помощью Турции, Франции и Пьемонта и во второй раз — в 1904 г., напустив Японию на русский флот и на русский военный порт в Тихом океане.

В результате этого мы живем, вот уже в течение двух лет начеку, в предвидении колоссальной европей­ской войны, которая может разразиться со дня на день.

Кроме того, не следует забывать, что промышленная волна, катясь с запада на восток, захватила также Ита­лию, Австрию и Россию. И эти государства в свою оче­редь утверждают свое «право» — право их монополистов на добычу в Африке и Азии.

Русский разбой в Персии, итальянский разбой против арабов Триполитанской пустыни и французский разбои в Марокко суть последствия того же желания припасти новых рабов — «производителей сырья» — в Азии и в Африке.

«Консорциум» разбойников, состоящий на службе у европейских монополистов, «позволил» Франции овла­деть Марокко, как он позволил англичанам захватить Египет. Он «позволил» итальянцам завладеть частью Оттоманской империи, чтобы помешать захватить ее Германии; и он «позволил» России захватить северную Персию, чтобы англичане могли овладеть хорошим ку­ском на берегах Персидского залива раньше, чем не­мецкая железная дорога достигла его!

И для этого итальянцы подлым образом избивают безобидных арабов, французы избивают марокканцев и царские опричники вешают персидских патриотов, ко­торые хотели возродить свое отечество, добившись для него некоторой политической свободы. Золя имел полное право сказать: «Какие негодяи эти честные люди!»

 

ВЫСШИЕ ФИНАНСЫ

 

Все государства, сказали мы, как только крупная промышленность начинает развиваться в стране, прихо­дят к тому, что ищут войны. Их толкают к этому про­мышленники и, увы, даже рабочие, чтобы завоевать но­вые рынки — новые источники легкого обогащения.

Но более того. Ныне существует в каждом государст­ве особый класс или, точнее, — шайка, бесконечно более могущественная, чем промышленные предприниматели, и эта клика также толкает к войне. Это — высшие фи­нансисты, крупные банкиры. Они вмешиваются в между­народные отношения и подготовляют войны.

В наше время это делается очень просто.

К концу средних веков большая часть крупных горо­дов-республик Италии запутались в долгах. Когда эти города вступили в период упадка, особенно вследствие бесконечных войн, которые они вели между собою, так как все стремились овладеть богатыми рынками Восто­ка, тогда города стали заключать колоссальные займы у своих собственных гильдий крупных торговцев.

Такое же точно явление происходит и теперь с госу­дарствами, которым синдикаты банкиров очень охотно дают взаймы деньги, чтобы в один прекрасный день взять все их доходы под залог.

Конечно, это практикуется, главным образом, с ма­ленькими государствами. Банкиры дают взаймы из 7, 8, 10 процентов, зная, что заем «осуществится» лишь с большою скидкою: т. е. заемщик получит только четыре пятых, а не то и меньше той суммы, за которую он будет платить проценты. В результате этого, за вычетом «ко­миссионных» банкам и посредникам, государство не по­лучает даже и двух третей суммы, вписанной в его дол­говую книгу

На эти суммы, преувеличенные таким путем, задол­жавшее государство должно отныне платить проценты и погашение. И если оно не уплачивает их в назначен­ный срок, банкиры ничего лучшего не желают, так как присоединяют просроченные проценты и погашение к ос­новному долгу. Чем хуже идут финансовые дела госу­дарства-должника, чем более безрассудны издержки его правителей, тем охотнее предлагают ему новые займы. После этого банкиры устраивают в один прекрасный день «консорциум», чтобы наложить руку на такие-то налоги, на такие-то таможенные пошлины, на такие-то железные дороги.

Таким путем крупные финансисты разорили Египет и позже привели его к тому, что он был аннексирован, т. е. присвоен Англией. Чем более безумны были расхо­ды хедива, тем более его к этому поощряли. Это было аннексией, завоеванием по частям.

Таким же путем разорили Турцию, чтобы отнять у ней понемногу ее провинции. И то же самое произо­шло, говорят нам, с Грецией, которую группа финанси­стов толкнула на войну против Турции, чтобы потом завладеть частью доходов побежденной Греции.

Таким же манером крупные финансисты Англии и Соединенных Штатов эксплуатировали Японию, до и во время ее двух войн: с Китаем и с Россией.

Что же касается Китая, то уже в течение многих лет он стрижется синдикатом, представляющим крупные банки Англии, Франции, Германии и Соединенных Шта­тов. И со времени революции в Китае, Россия и Япония требуют, чтобы их допустили участвовать в этом синди­кате. Они хотят воспользоваться этим, чтобы расширить не только сферы своей эксплуатации, но и свои террито­рии, Раздел Китая, подготовленный банкирами, стоит на очереди.

Короче, у государств, дающих взаймы, существует целая организация, в которой правящие, банкиры, дель­цы по организации компаний, финансовые маклера и весь сомнительный люд, который Золя так хорошо опи­сал в романе «Деньги», подают друг другу руку, чтобы эксплуатировать целые государства,

Там, где наивные люди думают открыть глубокие по­литические причины или национальную вражду, нет ни­чего, кроме заговоров, созданных пиратами финансов. Они эксплуатируют все: политические и экономические соперничества, национальную вражду, дипломатические традиции и религиозные столкновения.

Во всех войнах последней четверти века видна рука крупных финансов. Завоевание Египта и Трансвааля, захват Триполи, занятие Марокко, раздел Персии, из­биения в Маньчжурии и избиение и международный грабеж в Китае во время восстания боксеров, войны Японии — повсюду мы находим работу крупных банков, Повсюду «высшие финансы» имеют решающий голос. И если до сего дня великая европейская война еще не разразилась, — это потому, что «высшие финансы» ко­леблются. Они не знают, в какую сторону склонятся ве­сы, на чашки которых будут брошены пущенные в ход миллиарды; они не знают, на какую лошадь поставить свои капиталы.

Что же касается сотен тысяч человеческих жизней, которых будет стоить война, — какое дело до них финан­сам? Ум финансиста мыслит столбцами цифр, которые покрывают друг друга. Остальное его не касается: у не­го нет даже необходимого воображения, чтобы вводить человеческие жизни в свои расчеты.

 

Какой гнусный мир пришлось бы разоблачить, если бы кто-нибудь взял только на себя труд изучить кулисы «высших финансов»! Об этом можно уже догадываться хотя бы по приподнятому Лизисом маленькому уголку завесы, в его статьях в «Le Revue» (появились в 1908 го­ду отдельным изданием, под заглавием «Contre 1'oligarchie financiere en France» — «Против финансовой оли­гархии во Франции»).

Из этого сочинения видно, в самом деле, как четыре или пять крупных банков — Лионский Кредит, Гене­ральное Общество (Societe Generale), Национальная Контора Учета и Промышленный и Торговый Кредит — владеют во Франции полной монополией на крупные фи­нансовые операции.

Большая часть — почти восемь десятых — француз­ских сбережений, которые ежегодно достигают суммы около двух миллиардов франков, вложена в эти банки; и когда иностранные государства, крупные или мелкие железнодорожные компании, города, промышленные компании пяти частей света являются в Париж, чтобы заключить заем, они обращаются к одному из этих четырех или пяти банков, которые обладают монополией иностранных займов и располагают необходимым меха­низмом, чтобы их провести.

Очевидно, что не талант директоров этих банков соз­дал для них такое выгодное положение. Нет, это госу­дарство — прежде всего французское правительство — покровительствовало и содействовало этим банкам и создало для них привилегированное положение, сде­лавшееся скоро монополией. А затем другие государст­ва, государства, делающие займы, усилили эту монопо­лию. Так, Лионский Кредит, монополизировавший рус­ские займы, обязан своим привилегированным положе­нием финансовым агентам русского правительства и царским министрам финансов.

Аферы, устраиваемые этими четырьмя или пятью об­ществами, исчисляются миллиардами. Так, в два года — 1906 и 1907 — они распределили в различных займах семь с половиной миллиардов — 7500000000 фр<анков>, из которых 5500000000 в иностранных займах (Lysis. Стр. 101). И когда мы узнаем, что «комиссионные» этих компаний за организацию иностранных займов равня­ются пяти процентам для «синдиката приносящих» (тех, кто «приносит», доставляет новые займы), пять процен­тов для синдиката гарантирующего и от семи до десяти процентов для синдиката или, скорее, для треста четы­рех или пяти названных банков, то можно себе предста­вить, какие колоссальные суммы достаются этим моно­полистам.

Так, один «посредник», который «доставил» заем в 1 250 миллионов, заключенный русским правительст­вом в 1906 году, чтобы раздавить русскую революцию, получил за это — по словам Лизиса — комиссию в две­надцать миллионов!

Легко понять, какое закулисное влияние оказывают великие директора этих финансовых обществ на между­народную политику, со своим таинственным счетоводст­вом, со своими полномочиями, которых некоторые директора требуют и получают от акционеров, ибо нужна большая конспиративность, когда приходится выплачи­вать 12 миллионов франков господину такому-то, 250000 министру такому-то и столько-то миллионов, не считая орденов, представителям печати! Нет ни одной крупной газеты во Франции, говорит Лизис, которая не была бы подкуплена банками. Это понятно. Легко мож­но догадаться, сколько нужно было раздать денег газетам, когда подготовлялся в 1906-1907 годах ряд рус­ских займов (государственный, железнодорожный, зе­мельных банков). Сколько писак жирно покушали бла­годаря этим займам — видно из книги Лизиса. Какое счастье, в самом деле! Правительство великой державы на краю гибели! Надо раздавить революцию! Не каж­дый день встречается подобный случай!

И вот, все знают это, более или менее. Нет ни одно­го политического деятеля, который не знал бы подопле­ки этих мошенничеств и не слыхал бы в Париже имен женщин и мужчин, «получивших» крупные суммы после каждого займа — крупного или малого, русского или бразильского.

И каждый, если он хоть что-нибудь смыслит в делах, прекрасно знает, в какой мере вся эта организация «высших финансов» есть создание государства, необхо­димая принадлежность государства.

И именно это государство, которого власть весьма боятся уменьшить, — это государство, в умах реформато­ров-государственников, должно стать орудием освобож­дения масс?! Умно, нечего сказать!

Глупость ли, невежество или мошенничество руково­дит людьми, когда они это проповедуют,— оно одинако­во непростительно людям, считающим себя призванны­ми располагать судьбами народов.

 

IX

ВОЙНА И ПРОМЫШЛЕННОСТЬ

 

Спустимся теперь одной ступенью ниже и посмотрим, как государство создало в современной промышленности целый класс людей, непосредственно заинтересованных в том, чтобы превратить народы в военные лагери, гото­вые броситься друг на друга

В самом деле, в данный момент громадные отрасли промышленности, занимающие миллионы людей, сущест­вуют исключительно для приготовления военного мате­риала; вследствие чего владельцы этих заводов и их пайщики вполне заинтересованы в том, чтобы подготовлять войны и поддерживать страх перед войнами могу­щими вспыхнуть

Здесь мы говорим не о мелкотравчатых фабрикантах никуда не годного огнестрельного оружия, игрушечных сабель и револьверов, дающих постоянно осечку, какие имеются в Бирмингеме, Льеже и т. п.

Их почти нечего считать, хотя торговля этим оружи­ем, производимая экспортерами, спекулирующими на «колониальных» войнах, уже имеет некоторое значение. Известно, в самом деле, что английские торговцы снаб­жали оружием матабелов, в то время как они приго­товлялись восстать против поработивших их англичан. А несколько позже французские фабриканты и даже весьма известные английские фабриканты составили се­бе состояния, посылая оружие, пушки и снаряды бурам. В настоящий момент даже говорят о больших количест­вах оружия, ввезенного английскими торговцами в Ара­вию, что приведет к восстанию этих племен, к грабежу нескольких купцов и к английскому вмешательству, что­бы «восстановить порядок» и сделать какую-нибудь но­вую «аннексию»*.

 

* Если не ошибаюсь, оно уже началось. — П. К; 1920 г.

 

Эти мелкие факты уже в счет не идут. Теперь мы хо­рошо уже знаем «патриотизм» буржуазии, и за послед­нее время мы видели гораздо более важные факты. Так, во время последней войны между Россией и Японией английское золото помогало японцам, чтобы они разру­шили нарождающееся морское могущество России на Тихом океане, которое не нравилось Англии. Но, с дру­гой стороны, английские угольные компании продали России по очень высокой цене 300 000 тонн угля, чтобы дать ей возможность послать на Восток флот Рожественского. Одним выстрелом убивали двух зайцев: угольные компании Уэльса делали выгодную аферу, а финансисты Lombard Street (центр финансовых операций в Лондо­не) помещали сво