Трехуровневая структура исторического времени Ф. Броделя

Все же Бродель не редуцировал свои исторические исследования только лишь ко «времени большой длительности». Он полагал, что «изучение времени во всех его проявлениях открывает все двери к пониманию настоящего»[12]. Темпоральная диалектика Броделя представляет собой не единое и простое течение, подобное однодневному времени хроник и периодичности традиционной истории, а взаимодействие множественности исторических времен. Уже первая его крупная работа «Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II» построена на наслоении трех временных уровней.

Самой малоподвижной структурой броделевской «тотальной истории» является «геоистория», измеряемая «временем очень большой длительности» («la très longue durée»). Как метод исследования геоистория была впервые предложена в качестве «географической концепции человечества» французским географом Видалем де Ла Бланшем, последователем которого считал себя Бродель. Историю в данном измерении Бродель характеризует как «медленно текущую», «мало подверженную изменениям». Для нее характерно «квазивечное время» («время мудрецов», «полумифическое время»), производящее редукцию всех социальных явлений к занимаемому пространству. В первой части «Средиземного моря», озаглавленной «Роль среды», историк воссоздает замедленную в пространстве и во времени историю морей, гор, островов, полуостровов, равнин, пустынь, а также климата, времен года и т.д. Как подчеркивает Бродель, «география в этой игре перестает быть самоцелью и становится средством. Она помогает обнаружить медленнее всего меняющиеся структурные реалии и организовать обзор по самой бесконечно удаляющейся линии перспективы»[13]. В этом смысле Средиземноморье представляет собой не бездейственный пространственно-географический ареал, а «героя» большой истории в его многочисленных обличиях. Географическая среда, как справедливо замечает Бродель, выступает за кулисами истории человечества как «весьма изменчивый и в то же время настойчивый, умелый, иногда очень навязчивый в своих проявлениях деятель»[14]. Вместе с тем Бродель не забывает и о роли акторов геоистории, настойчиво напоминая, что «не географические пространства творят историю, но люди, властители или открыватели этих пространств», «не вода связывает области Средиземноморья, а морские народы».

Самый содержательный уровень анализа у Броделя представлен категорией «время большой длительности» («la longue durée»). С этим видом времени ученый связывал понятие «структуры», под которой понимал «организацию, порядок, систему достаточно устойчивых отношений между социальной реальностью и массами... Это ансамбль, архитектура социальных явлений, но прежде всего она - историческая реальность, устойчивая и медленно изменяющаяся во времени»[15]. Используя категорию «la longue durée», Бродель исследует такие исторические структуры, как материальная культура, повседневная жизнь, история цивилизаций и ментальностей, «вековые тренды» геоэкономики.

Цивилизации Бродель определял как наиболее стойкие из человеческих ассоциаций «реальности чрезвычайной longue durée». Он считал, что «жизнь цивилизаций является самой долгой историей из всех». Основы любой цивилизации историк видел в ее ментальных структурах: «в религиозных верованиях, в отношениях к смерти, работе, удовольствиям и семейной жизни». Именно эти структуры «являются самыми древними и долго живущими и всегда отличительными и исходными», именно они составляют «сущностные схемы», «незаменимые ценности» той или иной цивилизации[16]. Бродель отмечает, что «цивилизация принадлежит к тому, что уже случилось, а не к тому, что будет. Она не является судьбой, судьба вечно молода. Цивилизация - это зима, это старость Санчо Панса, культура же подобна Дон Кихоту»[17]. Для Броделя цивилизация - «самый древний персонаж человеческой истории», «это старец, патриарх мировой истории». Примером всемогущества цивилизационных традиций, по мнению Броделя, могут служить французская и русская революции, которые не сумели переломить ни судьбу французской, ни судьбу русской цивилизаций. Так же как Рим рухнул в V в. н.э., но римская церковь продолжает его до наших дней[18]. Цивилизации переваривают социальные перевороты и катастрофы. Даже смена правящего класса не меняет принципиального характера продолжающегося развития, погруженного в «большую длительность».

Тем не менее, долговременная жизнь броделевских цивилизаций не монотонна, а переплетается с «конъюнктурным временем» («le temps conjoncture»), выявляющим совокупность «социальных движений» с длительными флуктуациями и колебаниями. По мнению историка, «существует множество конъюнктур, затрагивающих экономику, политику, демографию, но в такой же мере - и самопознание, коллективное мышление, преступность с ее подъемами и спадами, сменяющие друг друга художественные школы, литературные течения, саму моду»[19]. В своих работах Бродель делает акцент на экономической конъюнктуре, наделяя ее свойством долговременности. Он вводит понятие «вековая тенденция» («trend séculaire»), объясняющее долгосрочный процесс подъемов и спадов экономических потоков. При этом «вековые тренды» Броделя отличны от экономических циклов российского экономиста Н.Д. Кондратьева. Если цикл Кондратьева охватывает 45-60 лет периода капиталистической активности с 1789-1920 гг.[20], то «вековой тренд» Броделя углубляется в доиндустриальную историю (до 1250 г.) и включает тройной цикл Кондратьева, продолжительностью около 150 лет. Каждый вековой тренд Бродель связывает с расцветом и упадком европейских капиталистических миров-экономик и перемещением их центра. Согласно историку, центром первого векового тренда (с ХIII в.) были итальянские города-государства (Венеция, Генуя, Флоренция), центром второго (с ХVI в.) - сначала Испания и Португалия, а затем Голландия (Антверпен и Амстердам); центром третьего (с XVIII в.) была Англия (Лондон); в первой половине ХХ в. центр мира переместился из Лондона в Нью-Йорк. Как видим, броделевское «la longue durée» не обладает монотонностью, но имеет нелинейный и циклический характер.

Наконец, изменчивый и поверхностный темпоральный уровень занимает «событийная история» («histoire événementielle») - термин, употребляемый историками П. Лакомбом и Ф. Симианом. Согласно Броделю, «это история кратковременных, резких, пульсирующих колебаний. Сверхчуткая по определению, она настроена на то, чтобы регистрировать малейшие перемены», это «дымящаяся история»[21]. Событие, то, что «происходит в сжатые промежутки времени» (le temps bref), историк метафорически называет «взрывом», «звонкой новостью», «ритмом повседневной жизни», «пеной истории»[22]. В трудах Броделя этот уровень представлен политической, военной и дипломатической историей. Историк считал кратковременность наиболее капризной и обманчивой из всех форм длительности, поэтому он подчеркивал, что она «оставляет нас неудовлетворенными, неспособными судить или понимать»[23]. Историю в таком временном измерении ученый называл «пылью» и считал, что она носит линейный характер[24]. Но Бродель не пренебрегал исследованием этого уровня истории, т.к. прекрасно понимал, что без него нельзя в полной мере понять морфологию социальной жизни.

Вводя трехуровневую структуру исторического времени, Бродель видит задачу историка в поиске и использовании многочисленных объяснений, отражающих движение по вертикали от одного временного уровня к другому. Помочь удержать историческое время от распада на множество частных и локальных времен может «большая длительность», выстраивающая на каждом уровне горизонтальные связи и отношения. Философ П. Рикер справедливо подчеркивает, что «большая виртуальная интрига» глобальной исторической драмы Броделя, «сопрягая разнородные временности, противоречивые хронологии, учит нас объединять структуры, циклы и события»[25]. Действительно, события у Броделя несут свидетельство о глубинных пластах истории, влияют на структуру изнутри, придавая ей характер динамичности и историчности. В свою очередь, «большая длительность» структурирует события, укореняет их в структурах и конъюнктурах, сама подчиняясь географическому квазинеподвижному времени. При этом, в отличие от структурных представлений социологов и антропологов, историческая структура Броделя не квазивечна, она нащупывает точки разрыва, медленного угасания и разрушения. Так, мы наблюдаем упадок империи Филиппа II в результате конфликта цивилизаций Запада и Востока, представленного противостоянием Испании и Турции, закат Средиземноморья как «коллективной судьбы» мировой истории и перемещение мира-экономики из Испании в Атлантику и Северную Европу. Можно сказать, что в «Средиземном море» Броделя явственно слышен мотив одряхления и декаданса европейской цивилизации, звучавший в культурологических работах первой половины ХХ в., таких как «Закат Европы» Шпенглера и «Осень Средневековья» Хейзинги.

Как и «Средиземное море», броделевская «Материальная цивилизация» также состоит из трех этажей. На первом этаже разместились почти неизменные структуры повседневности (питание, одежда, жилище, техника, деньги), материальная жизнь доиндустиальной эпохи: экономика самодостаточности, сельский уклад, натуральный обмен, прямой обмен услугами, многочисленные формы надомничества. Здесь проявляется «прожорливое прошлое», «инертное» и «малоподвижное», монотонно поглощающее «хрупкое время людей». На втором уровне представлена подвижная рыночная экономика, «взрывающая» инертные структуры повседневности и представляющая собой «механизмы производства и обмена, связанные с деятельностью людей в сельском хозяйстве, с мастерскими, лавками, биржей, банками, ярмарками и рынками». Наконец, третий, верхний этаж занимает капитализм, находящий свое воплощение в торговле на дальние расстояния и транснациональных монополиях. Капитализм действует во «времени мира», во «времени большой длительности», в периоде между XV - XVIII веками, который не ограничивается обозначенными хронологическими столетиями, а уходит своими корнями в раннее средневековье и продолжается в новейшее время, создавая условия для сосуществования и диалектического взаимодействия трех темпоральных и экономических уровней.

На первый взгляд, такой многоуровневый подход Броделя к анализу социально-экономических структур имеет явное отличие от концепции Маркса. Действительно, в отличие от Маркса, Бродель отказывается от выявления законов исторического процесса, акцентирует внимание не на производственном, а на финансовом и торговом капитале, противопоставляет капитализм (монополизм) и рынок (конкуренцию), исследует развитие капиталистических отношений не в рамках нации-государства, а на уровне транснациональных миров-экономик. Но, по собственному признанию Броделя, он не являлся последователем Маркса и выступал не против Марксовой модели истории как таковой, а лишь против некоторых способов ее употребления. Бродель справедливо отмечал: «Гений Маркса, секрет силы его мысли состоит в том, что он первый сконструировал действительные социальные модели, основанные на долговременной исторической перспективе». Позднее «эти модели были увековечены в их первоначальной простоте тем, что к ним стали относиться как к неизменным законам, априорным объяснениям, автоматически приложимым ко всем обстоятельствам и всем обществам. Если бы их погрузили в меняющиеся потоки времени, их подлинная текстура стала бы только яснее видна, так как она прочна и основательна. Она проявлялась бы бесконечно, но в разных модификациях, то затемненная, то, наоборот, оживленная присутствием других структур, которые в свою очередь требуют для своего объяснения иных законов и иных моделей»[26].

Парадоксально, но фактически в вышеприведенном пассаже Бродель раскрывает социально-философский смысл гегелевской диалектики, лежащей в основе идей Маркса, смысл той философии, о которой забывают некоторые марксисты. Дух «выступает против самого себя, уничтожает свое наличное бытие, но, уничтожая его, он перерабатывает его, и то, что является его воплощением, становится материалом, работа над которым возвышает его до нового воплощения»[27]. У Гегеля «наличествующая форма духа заключает в себе все прежние ступени», «жизнь настоящего духа есть кругообращение ступеней, которые, с одной стороны, еще существуют одна возле другой и лишь, с другой стороны, являются как минувшие. Те моменты, которые дух, по-видимому, оставил позади себя, он содержит в себе и в своей настоящей глубине»[28].

Гений Броделя состоит в том, что он, неявно эксплицируя гегелевскую диалектику, пытается избежать той «жесткой интерпретации» Марксовой идеи истории, которая, по его мнению, ограничила творческую силу этой «самой мощной системы социального анализа», созданной в XIX в. Бродель полагает, что восстановить систему Маркса можно только в «долговременном анализе», выявляя структуры «большой длительности». Историк проводит такой анализ в «Материальной цивилизации», главный герой которой капитализм, как «индикатор» и «взрывоопасный персонаж» глобальной истории, является плодом авторитарной организации системы международного разделения труда и в некотором смысле выполняет функцию гегелевской «географической основы всемирной истории». Здесь Бродель вновь близок Марксу, указывающему, что под влиянием развивающегося разделения труда между нациями «во все большей степени история становится всемирной историей»[29]. Положения о международном разделении труда и о трехуровневой системе экономической жизни приводят Броделя к отказу от привычной трактовки хода истории как последовательного процесса: рабовладение, феодализм, капитализм. Он подчеркивает одновременность, синхронность и взаимозависимость существования этих систем[30]. Броделевский капитализм, придающий динамизм структурам большой длительности, задает «темп для принудительной одновременности неодновременного» (говоря словами Ю. Хабермаса) и создает «кортеж», «процессию», «кругообращение» сосуществующих в глобальной исторической системе форм экономической жизни.

В то же время, следует заметить, что темпоральная диалектика Броделя не является прогрессивной и телеологичной, какой она была у Гегеля и Маркса. В концепции Броделя представлено не столько линейно упорядоченное и структурированное по периодам историческое время, сколько иерархизация явлений в зависимости от темпа, в котором они изменяются. Историк А. Про замечает: «время истории Броделя - не прямая или прерывистая линия, состоящая из чередующихся периодов, и даже не план: пересекаясь, линии образуют рельеф, имеющий толщину и глубину»[31]. Именно на пересечении, на стыке между уровнями темпоральностей возникает новое и неожиданное, сосуществуют возможное и невозможное. В броделевской временной структуре «большая длительность» делает разновременное одновременным, а все хронологические разделения и связи заменяет смысловыми, тем самым создавая равновесие и порядок в кажущиеся беспорядочными картины минувшего.

Таким образом, «время большой длительности» Броделя является смысловым конструктом, «повествовательным временем». Пронизывая разные уровни темпоральности, оно наделяет события сюжетным значением, конкретизирует их, оно же придает динамизм социальным структурам (империям, обществам, цивилизациям), оживляет неподвижный природно-географический ландшафт, помогая исследователю интерпретировать историю в ее подлинности, целостности, тотальности. Перспектива «la longue durée» Броделя представляет собой особый методологический принцип, сквозь призму которого «движение и неподвижность сопровождают и объясняют друг друга», обнаруживая на всех темпоральных уровнях «современность несовременного» (Ф. Артог) и помогая, тем самым, понять глубинные каузальные связи многосложной исторической действительности.