Глава. (Не) истинный лик врага

Находясь в ресторане «L’Assiette», Юлиан ощущал себя не просто инородным телом, а самой настоящей ошибкой, которую допустил архитектор, разрабатывая планы этого потрясающего места. Внутри помещения было столько золота, что у Юлиана едва не начали слезиться глаза, уже отвыкшие от подобного изыска.

Много лет назад Джампаоло Раньери брал с собой внука на всевозможные светские рауты, проходившие в подобных заведениях. Уважаемый сеньор не мог уберечь себя от соблазна показать всему своему окружению будущего наследника, в котором ещё не успел разочароваться.

Юлиан же не находил ничего скучнее. Будучи совсем ребёнком, он не понимал, о чём говорят взрослые. Недоумевал, почему все подолгу рассматривают его, лестно улыбаясь в лицо. Считал секунды в надежде на то, что раут наконец-то закончится, и он сможет отправиться в постель.

«L’Assiette», несмотря на то, что был французским, а не итальянским рестораном, невольно навевал воспоминания о тех днях. Эти события практически вслух упрекали Юлиана в том, что он не только разочаровал деда и мать, но и спустил свою жизнь в унитаз.

Он попытался отбросить негативные мысли прочь. Но яркая обстановка заведения не давала отвлечься, а ставшее неприличным опоздание собеседника в целый час давало много времени на размышления.

Собираясь в ресторан, Юлиан догадывался, где ему предстоит оказаться, поэтому приложил все усилия для того, чтобы хотя бы отдалённо соответствовать окружению. Он отгладил свои единственные чёрные брюки, нанёс тройной слой глянцевого крема на старые туфли и выпросил белую рубашку у Гарета, которая, несмотря на все ухищрения, всё ещё была велика.

Это не позволило Юлиану увидеть в себе кого-то иного, а не простого паренька с улицы, который примерил на себя парадную одежду только для того, чтобы потешиться. Ему казалось, что ресторатор вот-вот раскроет его конспирацию и, схватив за воротник, выкинет за двери.

Моритц Зенхайзер появился ровно на шестьдесят минут позже обговорённого часа. Не тратя времени на раскачку, он произнёс, грациозно присев напротив:

- Надеюсь, твоя информация стоит того, чтобы я бросил все дела и явился сюда?

Юлиану было не до конца приятно, когда разговор начинали не с приветствия. Но, увы, сегодня не он диктовал правила.

- Вы сами просили, чтобы я держал вас в курсе всех событий.

Юлиан вполне мог передать информацию и по телефону, не отнимая времени ни у себя, ни у собеседника, но Зенхайзер настоял на личной встрече. Такие представительные люди, как племянник вдовы экс-мэра, не приемлют телефонных разговоров – это Юлиан уяснил ещё из кинематографа.

- Я весь внимание, герр Мерлин, - произнёс Зеннхайзер.

Юлиан понимал, что собеседник не воспринимает его всерьёз. Стеклянные глаза равнодушно рассматривали его с головы до пояса, а мышцы лица еле сдерживались, прежде чем поморщить нос от увиденного.

Юлиан чувствовал запах дорогого парфюма. Ему не требовался ценник для того, чтобы приблизительно понять, сколько стоит костюм Зеннхайзера. Не было необходимости знать, из какой коллекции часы визави, висящие на его руке.

Зеннхайзер выглядел очень дорого, что, однако, не давало никакого гаранта того, что внутренняя сущность соответствует наружней.

- Я знаю, кто виноват в смерти Густава Забитцера, - выпалил Юлиан.

Он не видел смысла подходить к теме издалека.

- Я тоже знаю, - кивнул Зеннхайхер. – Да упокоятся души Ковальски и Циммермана.

Юлиан догадывался, что услышит именно это.

- Им предъявили ложные обвинения.

К столику подошёл официант, вежливо спросив у гостей, что они желают. Зеннхайзер, не попытавшись дослушать Юлиана, отвлёкся и принялся делать заказ.

- Желаешь что-нибудь? – спросил он у Юлиана.

Даже если бы он и впрямь что-то желал, то не опустился бы до того, чтобы употреблять это за счёт этого человека. Поэтому, выразив благодарность, вежливо отказался.

- Полиция, департамент и федералы сговорились против них, - едва ли не шёпотом произнёс Юлиан, когда официант исчез. – У меня есть подозрения, что все они куплены Якобом Рейнхардтом.

Зеннхайзер прокашлялся, после чего непонимающе посмотрел на Юлиана.

- Эти подозрения подтверждены какими-либо доказательствами?

- Только косвенными, - ответил Юлиан. – Но их достаточно для того, чтобы понять, что происходит. Сначала Рейнхард заказал убийство герра Забитцера, чтобы должность мэра освободилась. Потом оклеветал Циммермана и Ковальски. На это было две причины. Во-первых, таким образом Рейнхардт убрал двух основных конкурентов. А, во-вторых, это позволило ему выкупить за бесценок «Гроссбанк» и «Жемчужину Свайзлаутерна».

Непонимание в глазах Зеннхайзера сменилось на некоторое восхищение. Чего, впрочем, было ещё недостаточно для того, чтобы поверить Юлиану.

- Не думал, что ты осведомлён о покупках Рейнхардта. Выражаю почтение.

- Вы же тоже находите это подозрительным? – в надежде спросил Юлиан.

- Нет. Ибо абсолютно то же самое можно сказать и о других кандидатах в мэры. Мы же не будем выдвигать им обвинения, основываясь только на том, что они оказались в нужное время в нужном месте.

- Рейнхард – очевидный фаворит.

- Ты не знаешь этого наверняка. На данный момент, шансы всех четверых равнозначны.

Юлиан нервно растянулся на стуле. Его окутали невероятных размеров сомнения по поводу того, стоит ли рассказывать Зеннхайзеру о том, кто такой на самом деле Якоб Сорвенгер.

Помявшись некоторое время, он остудил пыл и решил молчать. Ибо исход его затеи был обречён на однозначный исход – Зеннхайзер покрутил бы пальцем у виска, после чего покинул ресторан, не забыв про солидные чаевые.

- Что я должен сделать, чтобы вы вдумались в мои слова? – спросил Юлиан.

Официант принёс Зеннхайзеру порцию салата «нисуаз».

- А что я должен сделать? – задал встречный вопрос Зеннхайзер. – Что ты от меня ждёшь?

- Вы хотели найти убийцу мэра. Я предоставляю вам улику…

- Это не улика.

- Если вы и впрямь желаете выяснить правду, то должны следовать именно этой дорогой.

Вилка в руке Зеннхайзера застыла в воздухе. Юлиан с самого начала понимал, что собеседник отбывает номер, не вслушиваясь в слова юноши. Но теперь он перестал пытаться это скрыть.

- Я не буду тратить своё драгоценное время на то, чтобы разбираться в твоих подозрениях. Мне нужны факты. Хотя бы один, мало-мальски значимый, но факт. Тебе есть, что сказать мне?

«Сорвенгер убил Ривальду Скуэйн».

- Вы можете устроить мне встречу с ним? – неожиданно произнёс Юлиан.

Это было опрометчиво. Если бы слово было воробьём, он поймал бы его и забрал обратно, но пословица гласила, что это невозможно.

Зеннхайзер еле сдержал смех.

- Ты считаешь, что есть малейшая вероятность того, что это возможно?

- Вы же согласились.

- Это некорректное сравнение. Я и Рейнхард – величины несоизмеримые. Кроме того, наша встреча проходит в неформальной обстановке. И я не имею столь тесной связи с ним. Нет, Рейнхардт ни за что не согласится.

Юлиан не до конца осознавал, что встреча с Сорвенгером – это самоубийство. У него не было ни рычагов давления, ни гаранта безопасности, ни должного уровня подготовки.

Это была ставка ва-банк.

- Представьте меня как бизнес-партнёра.

- Ты не представляешь, о чём говоришь.

- Я знаком с ним, - признался Юлиан. – Лично. 

Зеннхайзер положил вилку на стол. Похоже, он решил оставить в покое салат.

- С этого места поподробнее, - сказал он.

- Нет у меня никаких подробностей. Я знаю его, и знаю, что это ужасный человек. Я не стал бы подозревать его, не имея на это причин.

- Если бы ты рассказал мне, всё могло бы быть иначе.

- Я не могу рассказать.

- Выходит, я должен поверить тебе не слово?

- Не должны, - сказал Юлиан и неуклюже встал из-за стола. – Похоже, я только зря потратил время.

Он не ожидал, что Зеннхайзер станет препятствовать его уходу.

- Хорошо, - сказал он вслед. – Я организую слежку. Проверю твою теорию. Если она окажется правдивой – я буду твоим должником. Если нет – будешь мне обязан.

Юлиан не боялся ни первого, ни второго варианта. Тактика неожиданного ухода впервые в его жизни сработала – Зеннхайзер дал хоть и сдержанное, но согласие.

- Я готов, - остановился Юлиан.

- Не переоценивай свои возможности. И не думай, что я тебя не слушал. Каждое из твоих слов я запечатлел в своей памяти.

Лицемерие чистой воды. Юлиан спокойно реагировал на это, потому что в Свайзлаутерне давно не было честных людей.

- Спасибо, - ответил Юлиан и, резко обернувшись, отправился к выходу.

 

Всю прошедшую неделю он провёл у Магдалены – они расставались, только уходя на учёбу, после чего до глубокой ночи не спали, наслаждаясь совместным времяпровождением. Несмотря на то, что Юлиан всё ещё не мог разобраться, кто ему на самом деле нужен – она или Пенелопа, с Магдаленой он ощущал себя сравнительно спокойно – всё, что тревожило его ранее, уходило на второй план.

Она рисовала, а Юлиан лежал на её кровати, наслаждаясь безупречностью этого процесса. Линии были тонкими, а цвета красочными, что в полной мере олицетворяло и саму Магдалену – женственную, нежную и яркую.

Узнав, почему Юлиан несколько дней подряд не ночует в общежитии, Гарет одобрительно похлопал его по плечу и поздравил с верным выбором. В ответ Юлиан натужно улыбнулся и сообщил Гарету, что ни о чём не жалеет.

Всякий раз, мимолётно бросая взгляд в сторону Пенелопы, он пытался казаться ей счастливым. Неизвестно, верила она в это или нет. Это было не настолько важно, ибо Юлиан всячески старался внушить самому себе, что ему давно стало всё равно.

Последний снег ушёл две недели назад. Неделю назад прошли дожди. А утром понедельника, проснувшись рядом с Магдаленой и посмотрев в окно, Юлиан обнаружил, что на деревьях наконец распустились почки. Они недвусмысленно намекали, что символизируют начало новой жизни.

И, не будь в городе Якоба Рейнхардта, весна пришла бы и в душу Юлиана. Но, вместо неё, внутри всё ещё обитала осень – подчас дождливая, иногда сухая, но пасмурная, а временами, когда Юлиан находился рядом с Магдаленой, над небосводом всходило скупое октябрьское солнце.

Она была необходима ему. Если бы не её присутствие, Юлиан полностью погряз бы в депрессии, а мрачные события, наполнившие этот город, побудили бы его совершить немало откровенно глупых поступков.

 

После появления Магдалены Юлиан вновь стал прохладен к учёбе. Возможно, своё слово говорила весна, но факт оставался фактом – от былого фанатизма не осталось и следа. Порой Юлиан сбегал с последнего занятия и отправлялся на Мерденштрассе, 11, потому что бесконечное сидение на одном месте начинало ему надоедать.

В этот день Юлиан ещё не решил для себя, сколько занятий посетит. Вылезая из троллейбуса, он не подозревал, что кара за совершённое настигнет его здесь и сейчас.

Столкнувшись в коридоре с Йоханом, Юлиан намеревался поприветствовать его, но, вместо дружеского рукопожатия напоролся на суровый, слегка безумный взгляд товарища.

- Это правда? – голос Йохана был нарочито грубым.

Юлиан с горечью осознал, что никакого утреннего кофе в буфете не будет.

- О чём ты? – с позитивным настроем спросил он.

Он уже понимал, о чём будет этот разговор, но не мог не попытаться сделать вид, что ничего не знает.

- Ты был с ней? – истерично спросил Йохан.

Юлиан ожидал, что получит по лицу, но робкий Йохан ограничился словами.

Не найдя смысла продолжать играть в дурака, Юлиан ответил:

- Что ты хочешь от меня услышать?

Он говорил без малейшего оттенка чувства вины в голосе. Несмотря на то, что Юлиан поступил не до конца честно, извиняться он не находил смысла, так как перестал быть всем обязанным.

- Ты был с Магдаленой?

- Был.

Похоже, Йохан ожидал, что Юлиан начнёт всячески увиливать, потому что его реакция вышла удивлённой – он приподнял голову вверх и, некоторое время пошевелив дрожащими губами, призвал Юлиана к ответу:

- Как ты мог?

- Я в чём-то виноват перед тобой?

- Виноват! Магдалена была моей! Слышишь? Моей! И больше ничьей. Как ты мог забрать её у меня?

- Она никогда не была твоей.

Юлиан не был сторонником горькой правды, но иное на Йохана не могло подействовать.

- Тебе откуда знать? Ещё вот-вот и… Мне не хватило буквально нескольких дней. И тут появился ты… Ты просто… У меня нет нужных слов.

Юлиан знал, что этот разговор когда-то настанет, потому что вечно скрывать свои отношения с Магдаленой было невозможно.

- Ты зря тратил своё время, Йохан, - спокойным тоном произнёс Юлиан. – Ты не интересовал Магдалену. Такое бывает, друг. Тебе давно пора переключиться на кого-то другого…

- Больше никогда не называй меня другом! Друзья так не поступают.

Юлиану было крайне обидно слышать это от Йохана. Но, возможно, он это заслужил.

- Ты любишь её?

- Да.

- Это пройдёт. Достаточно лишь…

- Хватит заговаривать мне зубы! Ничего у меня не пройдёт! Из-за тебя я обречён навеки быть несчастным. Хотя… Тебе-то что… Ты привык думать только о себе.

- Ты ошибаешься, Йохан.

- Не ошибаюсь. Ты используешь Магдалену, для того, чтобы заполнить пустоту, которая образовалась в твоей душе после расставания с Пенелопой. Не говори, что это не так. Ты всё знаешь. Она для тебя – всего лишь игрушка.

Юлиану было больно это слышать. Несмотря на то, что он часто убеждал себя в том, что Магдалена для него – нечто большее, слова Йохана проникали в него, словно нож.

- Я могу сказать то же самое и про тебя, - сказал Юлиан. – Она сама хотела быть со мной. Она призналась мне в этом лично. А ты своими тщетными стараниями и попытками ограничить меня от Магдалены делал её несчастной.

- Она была бы счастлива только со мной.

Боковым зрением Юлиан заметил проходившего мимо Аарона Браво со сворой своих дружков.

- Семейные разборки? – спросил он, после чего зарвался смехом.

Хохот подхватила и свита Аарона, что накалило градус Юлиана до предела. Но он, всё ещё не потерявший надежды разрешить конфликт с Йоханом мирным путём, промолчал.

- Ты ничем не лучше, чем он, - едко произнёс оппонент. – Ты тоже забрал чужое.

- Магдалена сама вправе распоряжаться своей личной жизнью. Уважай её выбор.

Юлиану показалось, что глаза Йохана вот-вот намокнут от бессилия, но парень держался. Его голос с каждой фразой становился всё выше и выше, а голова опускалась вниз. Судя по всему, его запал начал потухать.

- Я бы принял что угодно, но не это, - процедил сквозь зубы Йохан. – Магдалена заслуживает большего.

- Полностью согласен. Но и ты не являешься тем самым «большим».

- Спасибо, что прояснил ситуацию. Ты раскрыл мне глаза на всю суть дружбы.

- Не делай радикальных выводов.

- Я уже сделал. Ты пытаешься найти своё счастье. Но, тем самым, отбираешь счастье у других. Ты ходишь по головам. Надеюсь, однажды к тебе всё это вернётся. Буду счастлив, если ты когда-то окажешься на моём месте.

- Я уже был на твоём месте.

Йохан не стал его слушать. Вместо этого он, бросив пытающийся казаться дерзким, но остающийся жалостливым взгляд, сделал шаг вперёд и отправился прочь.

Юлиану хотелось провалиться под землю. Навсегда исчезнуть из бытия – прямо как Якоб Сорвенгер когда-то. Но, увы, он не располагал и толикой таких ресурсов.

 

В течение учебного дня Юлиан не мог ни на чём сосредоточиться. Он оставил попытки записывать лекции под диктовку преподавателя, когда осознал, что пишет в тетрадь совершенно не то.

Юлиан и впрямь поступил гнусно по отношению к Йохану. Отправляясь на Мерденштрассе в тот самый дождливый день, он совершенно не думал о последствиях. К несчастью, Йохан оказался прав – Юлиан думал только о себе. Он не строил своё счастье, а похищал чужое.

Имеет ли он после этого право жаловаться на свою жизнь? Обвиняя во всех смертных грехах окружающих – Браво, Пенелопу или Сорвенгера, он не удосужился посмотреть в зеркало для того, чтобы убедиться, что сам лучше, чем они.

Юлиан ничем не лучше. Он стал тем, кем и положено быть в этом городе – нечестивцем, ходящим по головам.

Хелен раздражающе скрипела ручкой. Несмотря на то, что она оставалось едва ли не последней, с кем Юлиан не успел поссориться, он искренне желал выхватить эту ручку из её рук и выкинуть в окно.

Но держался.

Когда прозвенел звонок, Юлиан облегчённо выдохнул. Его страдания были закончены, и теперь он может вновь отправиться заполнять пустоту ставшим привычным для себя способом – свиданием с Магдаленой.

- Солнце! – улыбнулась Хелен, прикрыв ладонью глаза.

На улице и впрямь был невероятно погожий денёк.

- Поражаюсь твоей способности радоваться мелочам, - равнодушно ответил Юлиан.

Студенты академии расходились по домам. Юлиан намеревался попрощаться с Хелен у ворот, после чего отправиться на остановку ожидать троллейбус, идущий на Мерденштрассе.

- Это никакая не мелочь, - обиженно произнесла Хелен. – Когда ты в последний раз наслаждался солнцем? Сходим куда-нибудь?

- Не сегодня.

- Ты так говоришь уже третью неделю. Возьмём Йохана, Гарета…

- Плохая идея. Йохан со мной больше никуда не пойдёт.

Юлиан не планировал открывать правду Хелен, но она сама собой выскочила из его уст. Девушка остановилась и, деловито положив руки на бока, спросила:

- Вы поссорились?

- Я тороплюсь, Хелен.

- Что случилось?

Юлиан развёл руками.

- Я встречаюсь с Магдаленой Хендрикс.

Глаза Хелен едва не выкатились из орбит, а рот непроизвольно открылся и застыл в непонимании.

- Ну и дела, - шокированным тоном произнесла она.

- Пожалуйста, не дави на меня. Итак…

Юлиан замер, увидев Моритца Зенхайзера, который загородил своим телом ворота. Среди простоватых студентов академии он смотрелся настолько величественно, что все обходили его стороной.

- Договорим потом, - сказал Юлиан и, махнув рукой, отправился в сторону Зенхайзера.

- Куда ты? – кинула вдогонку Хелен, но юноша никак не отреагировал.

Прошло всего лишь пять дней после встречи в «L’Assiette», и Юлиан никак не ожидал, что настолько скоро вновь увидит Моритца.

- И здесь ты учишься? – поворотил носом Зеннхайзер, после того, как окинул взглядом школьный двор.

- Вы видите здесь что-то необычное?

- Я ожидал, что внук сеньора Раньери должен учиться в Оксфорде или Кембридже.

- Он предлагал мне.

Юлиан не соврал.

- Но ты выбрал Свайзлаутерн, - непонимающе ответил Зеннхайзер.

- Не хочу до конца жизни быть ему обязанным.

Зеннхайзер улыбнулся.

- Похвально. Весьма похвально. Но, к сожалению, академия Болеслава – не та ступень, с которой начинается большая карьера.

- Мне не нужны никакие большие карьеры.

Юлиан не любил, когда кто-то усиленно пытается углубиться в его личные дела. Вряд ли Зеннхайзер пришёл сюда для того, чтобы узнать, как дела, поэтому стоило поскорее закончить этот разговор и перейти к сути.

- На твоём месте я бы прислушался к совету деда, - сказал Зеннхайзер и вышел за пределы двора.

Юлиан спешно проследовал за ним.

- У вас ко мне что-то важное? – спросил он.

Зеннхайзер вновь улыбнулся. Скорее всего, его развеселила деловитость Юлиана, который пытался показаться серьёзным и солидным человеком, способным наравне беседовать со взрослым и, откровенно говоря, непростым визави.

- Думаю, тебе это будет интересно, - сказал Зеннхайзер. – Вчера мне повезло, и я встретился с Рейнхардтом. Ненароком произнеся твоё имя, я с удивлением узнал, что он тоже не прочь с тобой встретиться.

Юлиан нахмурил брови.

- Выходит, он знает меня?

- Не интересовался, откуда именно. Но, судя по всему, ты мне не солгал – вы знакомы.

- Что ему от меня нужно?

- Я думал, это ты мне скажешь. Я видел Рейнхардта всего лишь второй раз в своей жизни, и подружиться с ним не успел.

- Встреча с ним может быть опасной для меня, - признался Юлиан. – Не исключено, что он захочет меня убить.

- Убить? За что?

- Думаю, причины имеются. Я готов с ним встретиться, но только в каком-то людном месте. Парке, например.

Зеннхайзер задумчиво потёр гладкий подбородок.

- Не в нашем положении ставить ему условия.

- Где он хочет встретиться?

- Не уточнял. Но я передам ему ваше предложения. Городской парк на Свайзерштрассе. Устроит?

Юлиан завис на некоторое время. Его губы начали дрожать.

- Что с тобой? – поинтересовался Зеннхайзер.

- У меня будет хоть какая-то гарантия безопасности.

- Ты действительно думаешь, что кандидат в мэры устроит кровавое убийство прямо на глазах у толпы людей? Даже если он действительно тот, о ком ты говоришь, забота о репутации ему не позволит.

- Вы даже не представляете, на что он способен.

- Я не понимаю тебя. Неделю назад ты умолял меня о встрече с ним. Теперь, когда он согласился, ты вдруг понял, что тебе страшно?

Зеннхайзер был прав. Юлиан не должен так резко менять свои мотивы.

Кроме того, он оставался единственным человеком в городе, кто знал правду о Сорвенгере и имел хоть и иллюзорные, но не нулевые шансы его остановить.

- Я согласен, - хриплым голосом произнёс Юлиан. – Встречусь с ним. И поговорю как мужчина с мужчиной.

Должно быть, это звучало смешно. Юлиан поставил себя – безбородого мальца, в один ряд с настоящим монстром – Сорвенгером.

Но Зеннхайзер смеяться не стал.

- Славно, - сказал он. – И не забывай. Я должен быть обо всём в курсе.

- Вы узнаете всё до последнего слова, - пообещал Юлиан.

Зеннхайзер улыбнулся и, спустя пять минут, попрощался с юношей и отправился по своим делам.

 

Последующие за этим два дня Юлиану сложно было дышать. Ком, засевший в горле, упорно отказывался уходить, а судорожное дрожание ног не покидало его, казалось бы, даже по ночам.

Юлиан почти ничего не ел. Он пил много воды – живительная влага освежала его, но лишь на какое-то время.

Он всё ещё чувствовал, что это какой-то обман. Юлиан так долго искал встречи со своим смертным врагом, но, получив свой шанс, впал в полнейшую апатию. Его могло ожидать что угодно – победа, смерть или полное забвение.

О свиданиях с Магдаленой не могло идти и речи. Юлиан сослался на учёбу, но сделал это крайне неубедительно. Но он был уверен, что она поймёт его тогда, когда он раскроет правду. Сейчас же он мог находиться только наедине с самим собой.

Спал он тоже очень мало. Скрипя кроватью до рассвета, он не переставал рисовать в своей голове картины грядущего. Иногда он своими руками душил Сорвенгера, улыбаясь и громко смеясь. Юлиан едва ли вслух праздновал победу, но, приходя в себя, сталкивался с суровой реальностью, которая не всегда походила на ожидания.

Во снах Сорвенгер не церемонился с Юлианом. Едва увидев юношу, он протягивал руку в его сторону, проникая внутрь грудной клетки. Несмотря на попытки сопротивления, Юлиан проигрывал, а его бьющееся сердце оказывалось в руках ликующего Сорвенгера.

Он не готов.

Но никто из героев не был готов к своему подвигу. Он приходил спонтанно, и все они побеждали лишь при помощи чуда.

Юлиан не был героем легенд. Но прямо сейчас он, подобно избранным, являлся последней надеждой.

Он не мог пойти на встречу без какого-либо плана. Поэтому выпросил у Гарета старый диктофон, который ненароком однажды заметил в его сумке.

- Зачем он тебе? – удивился тогда сосед.

Юлиану было страшно говорить правду.

- Ты узнаешь позже, - сказал он. – Обещаю, ты окажешься первым, кто послушает эту кассету.

Это объяснение устроило Гарета. Будучи по натуре азартным человеком, он любил гнетущую атмосферу неизведанного.

Когда Юлиан надевал кеды, ему пришла в голову идея сдаться. Бросить всё и отправиться к Магдалене – ибо там, по крайней мере, он не подвержен угрозе смерти. Но внутренний демон толкал его вперёд, потому что не мог иначе утолить свой голод.

Юлиан посмотрел на Гарета. Вполне возможно, он видел его в последний раз.

Было страшно. В этот момент он осознал, что Гарет ему так же дорог, как Хелен, Пенелопа или Уэствуд. Несмотря на то, что Юлиан не так долго был знаком с ним, он успел привыкнуть к этому весёлому, обаятельному юноше со своеобразным чувством юмора.

Юлиану хотелось встретиться с Йоханом для того, чтобы извиниться перед ним. Не имело значения, что на самом деле он ни в чём не виноват. Имело значение только то, что Юлиан не хотел покидать этот мир, зная, что с кем-то не помирился.

То же самое касалось и Пенелопы. Несмотря на данное себе обещание больше никогда не думать о ней, он не мог оставить её одну здесь. Попросту не имел на это права.

Нет. Он должен вернуться живым – с триумфом и под всеобщие аплодисменты.

 

Городской парк воскресал. В такие дни особенно приятно находиться в этом месте – наслаждаться тишиной, свежим воздухом и потрясающей весенней природой.

Но не сейчас. На данный момент это место было обагрено кровью.

Юлиан присел на казавшуюся весьма удобной лавочку под деревом, но и там не смог достигнуть состояния покоя. Он положил ногу на ногу, затем поменял их местами, но всё ещё ощущал ужасный дискомфорт.

Потрогав рукой карман, он удостоверился, что диктофон всё ещё на месте. Возможно, уже через несколько часов этот предмет станет важнейшей уликой в деле против преступника Якоба Сорвенгера, а сам Юлиан – настоящим героем.

Но он не хотел загадывать наперёд. Будущее невозможно было предвидеть.

Юлиан посмотрел на наручные часы. Они показывали ровно три часа дни. Именно это время было назначено для роковой встречи.

Он не тешил себя иллюзиями. Никто не исключал того, что Сорвенгер не только опоздает на час подобно Моритцу Зеннхайзеру, но и вообще не придёт.

Но он не разочаровал Юлиана.

Юноша был готов поклясться, что не видел никого, кто приближался к нему. Но, повернув голову направо, увидел его – высокого, пугающего и облачённого в чёрный костюм.

На Сорвенгере были большие чёрные очки – скорее всего, он успел стать заложником своей известности, и таким образом рассчитывал оставаться инкогнито.

Но Юлиан, казалось, узнал бы Сорвенгера, даже если бы он находился в маске.

Сердце замерло и, похоже, не запустилось вновь. Юлиан находился лицом к лицу с ним – теперь не оставалось никаких сомнений, что Сорвенгер существует. Всё такой же грациозный, утончённый и излучающий уверенность, он более не походил на взлохмаченного и неопрятного подсудимого со слушания в Лондоне.

На висках прибавилось седины, а под глазами морщин, но он оставался тем же самым, кем и был. Тем, кто вырвал сердце Ривальды из груди и выбросил его. Юлиана невероятно сильно злило то, что он не может видеть глаз Сорвенгера, но рисковать, срывая очки, он не решился.

- Хороший денёк, не правда ли? – поприветствовал Юлиана гость.

Голос тоже не изменился.

- Якоб Сорвенгер, - не поворачивая головы, прошипел Юлиан.

- Не называй меня так. Моё имя – Якоб Рейнхард.

- И что теперь? Тоже начнёте меня убеждать в том, что Сорвенгер – это выдумка?

- Нет, - повернул голову собеседник. – Можешь считать меня за кого угодно, но не за лжеца.

- Вы так спокойно говорите об этом? Очевидно, вам известно, насколько мне была дорога Ривальда Скуэйн? Помните её? Вы ещё ей сердце из груди вырвали.

Внутри Юлиана полыхало адское пламя. Демон умолял его растерзать Рейнхардта, но Юлиан, который всё ещё оставался самим собой, понимал, что это было бы самоубийством.

Незаметно он включил диктофон. Сорвенгер ничего не заметил.

- Так ты здесь для того, чтобы мстить? – он повернулся к Юлиану.

Юноше стало жутко.

- Хотелось бы, но у меня ничего не выйдет.

- Согласен. Тогда почему ты здесь?

Этот вопрос поставил Юлиана в тупик.

- Потому что до сих пор не могу найти покоя. А ещё, потому что я единственный, кто знает, что это вы пытались вернуть Молтембера из Эрхары.

- И что ты намереваешься делать с этими знаниями?

- Донести до всех.

- Я думаю, нелогично раскрывать мне свои планы.

- Так убейте меня.

- Мог бы. Но, к несчастью, я не тот демон, за которого ты меня считаешь. Возможно, и не безгрешен, но беззащитных детей убивать не буду.

Очевидно, Сорвенгер примерил на себя образ благородного злодея.

- Тогда в какой-то момент я сам убью вас.

- Сильное заявление. Прямо сейчас ты угрожаешь потенциальному мэру этого города. Считаешь, что эта разумно?

- Нет.

Юлиан не понимал, почему всё ещё жив. Он буквально настаивал на том, чтобы Сорвенгер раскрыл свой лик всему городу, но тот был настолько апатичен, что вызывал лишь чувство раздражения.

- Видимо, мы близки к тому, чтобы понять друг друга. Времена изменились, Юлиан Мерлин. Ты считаешь меня за истинного врага, и в чём-то ты прав. Но это всё осталось в прошлом. Его не изменить. Стоит это принять. Мы оказались на войне по разные баррикад. Исторически сложилось так, что люди непрерывно воюют друг с другом. И на войне не бывает неправых. Каждый прав, но лишь отчасти. То же самое случилось и с нами.

- Вы предлагаете мне дружбу?

- Дружба между нами невозможно, но я хочу достичь определённого уровня взаимопонимания. Полагаю, что ты остался всё тем же строптивым сорванцом, что и раньше, а значит, пытаешься убедить всех в том, что Якоб Рейнхард – крайне плохой человек, который желает погубить этот город?

- И это абсолютная правда. Ведь это вы убили Густава Забитцера, Людвига Циммермана и Роберта Ковальски.

Юлиан не мог принять подозрительного спокойствия Сорвенгера.

Его ответ мог поставить точку в этом деле. Если собеседник признается в убийствах, ничто не поможет ему скрыться от правосудия, потому что запись на диктофоне выступит в качестве явки с повинной.

- Густав Забитцер погиб в результате несчастного случая, а Циммерман и Ковальски покончили с собой. По-моему, ситуация более чем прозрачная.

- Я знаю, что это ваших рук дело.

- Одной лишь уверенности недостаточно. А доказательств нет, и не будет. Департамент закрыл дело. Пора и тебе забыть о нём.

- Если вы уверены в своей неприкосновенности, то зачем просите меня забыть обо всём? Я же не более чем муха, что летает под носом. Меня прихлопнуть – раз плюнуть.

- Якоб Рейнхардт не убийца. Я пытаюсь прийти к какому-либо компромиссу, потому что ты мне, как ни странно, нужен.

- Я? Зачем?

- Объясню, но прежде ты должен понять меня. Сорвенгер – твой враг. Рейнхард – тот, с кем тебе выгодно считаться. Ты желаешь остаться в этом городе, потому что он многое для тебя значит, а я в скором времени могу прийти к должности мэра. Разве тебя не прельщает такая поддержка?

- Не в том случае, когда мэр – убийца.

- А Забитцер был безупречен? Знай ты столько, сколько и я, то так бы не думал. Это политика. Здесь все ходят по головам и втыкают ножи друг другу в спину. Никто не исключение, уж поверь мне. В том числе и те люди, в убийстве которых ты меня столь рьяно обвиняешь.

- Вы были готовы принести в жертву третью часть города. Это тоже в порядке вещей для политики?

- Не я. За этим стоял некто другой, кто ныне горит в пламени Эрхары. Сорвенгер исполнял его волю, потому что у него не было другого выбора.

- Выбор есть всегда. В конце концов, можно было умереть, но не идти на такие ужасные меры.

- Мы все – в какой-то мере только пешки. Грамотные кукловоды управляют нами, а мы танцуем и считаем, что это наш выбор. Но это не так. Мы изначально лишены выбора. Его за нас делают те, о ком мы никогда в жизни не узнаем.

- Кто же делает выбор за вас?

- Обстоятельства.

- А, может быть, вашего господина зовут Халари?

Юлиан наконец осмелился заглянуть в лицо Сорвенгера. Он не видел его глаз, но был уверен в том, что взгляд изменился, потому что скулы оппонента неестественно содрогнулись.

- Я был готов выслушать много гадости в мой адрес, но это… Переходит все рамки приличия. Ты обвиняешь меня в служении самому кровавому культу в истории человечества?

- Вы сами сказали в суде, что Халари скоро придёт.

- Должно быть, ты ослышался.

Юлиан был уверен в своём слухе так же, как и во лжи Сорвенгера.

- Я не мог.

- В зале было очень шумно.

- Халари существует?

- Откуда мне знать? Если хочешь узнать моё мнение – то все это чушь собачья. Детские сказки. Но, повторяюсь, это суждение является весьма субъективным.

- Тогда к какой силе вы прибегли для того, чтобы исчезнуть из реальности? По-моему, это божественная способность, которой владел только он.

- Прошу прощения, но этот секрет я тебе раскрыть не могу. Вернее, мог бы, но тогда у меня не получится отпустить тебя живым.

- Скажите хотя бы, почему я всё помню.

Впервые за всё время разговора Сорвенгер сделал короткую паузу. Похоже, его это интересовало не меньше, чем самого Юлиана.

- Не бывает безупречной магии. Всегда возникает какой-то дефект. Возможно, дело в амулете, который подарила тебе Скуэйн. Похоже, он защищает вообще от всего. Я неоднократно говорил, что она была лучшей.

- Не её убийце делать подобные выводы.

- В её смерти виноват Молтембер, и никто другой. Моей вины не больше, чем твоей. Я сожалею о тяжелейшей утрате, которую понёс в город. И, мой долг – сделать всё возможное, для того, чтобы искупить перед ним вину Сорвенгера.

- У вас не выйдет, - резко произнёс Юлиан.

- На этот счёт у меня совсем другие мысли. Город, который некогда казался нам прекрасным, ныне пребывает в состоянии стагнации. Ему нужна свежая кровь. Некий импульс, способный его оживить. Прорыв, который откроет дорогу в светлое будущее. Я готов пойти на всё ради того, чтобы все жители Свайзлаутерна вздохнули полной грудью. Дабы однажды они проснулись с мыслью о том, что теперь их город принадлежит им.

- И как это связано с вами?

- Непосредственным образом. Я – единственный человек, способный совершить революцию.

- И что вы ждёте от меня?

- Как я говорил ранее – взаимопонимания. У тебя есть одна вещь, которая мне очень нужна. Я хочу заключить с тобой некую сделку. Ты отдашь мне эту вещь, а я окажу тебе поддержку в любом начинании.

Амулет Ривальды? Дракон Драго, который формально принадлежал Юлиану? «Откровения Меркольта»? Чем столь важным он обладал, что невозможно было получить при помощи силы?

- Я даже не знаю, о каком предмете вы говорите, - сказал он.

- Возможно, это покажется тебе неожиданностью. Ты ещё не забыл Пенелопу Лютнер?

Юлиан почувствовал, насколько громко забилось его сердце. Сорвенгер умел бить в самое больное.

- Я не буду заключать с вами никаких сделок, которые с ней связаны, - решительно отрезал он.

- Уверяю тебя, эта прекрасная девушка тут ни при чём, - фальшиво улыбнулся Сорвенгер. – Скорее, это связано с её отцом. Моритц Лютнер никогда не упускал возможности сверкнуть своим богатством, поэтому, ещё будучи молодым, отдал едва ли не половину состояния для того, чтобы выкупить вазу Артемиды.

Юлиан нахмурил брови. Он начинал понимать, о каком предмете говорил Сорвенгер, но не имел никакого представления о том, какую она представляет ценность.

- Как это связано со мной? – спросил он.

- Моритц Лютнер написал заявление в полицию, где указал, что именно ты её украл.

- Клевета. Я не брал её.

Сорвенгер повернул голову в сторону Юлиана. Его глаз не было видно из-за очков, но Юлиан осознавал, что прямо сейчас они изучали мимику лица юноши в надежде распознать ложь.

- Подозрения не бывают беспочвенными, - произнёс Сорвенгер, слегка приподняв уголок губ.

- Бывают, - противопоставил Юлиан. – Особенно тогда, когда обвинителю не нравится парень её дочери.

Сорвенгер улыбнулся, что вызвало у Юлиана приступ тошноты.

- Юношеская романтика… Признаться, и я скучаю по тем временам. В любом случае, эта ваза должна оказаться у меня.

- Какую ценность она предоставляет?

- Исключительную. Эта вещь не должна принадлежать ни Лютнеру, ни тебе. Поэтому, дабы избежать недопонимания между нами, ты должен принести её мне.

- Я говорил, что я не крал её.

- В любом случае – она должна быть у меня.

Сорвенгер не верил Юлиану. В этом не было ничего удивительно – две противоположности, несмотря на лесть, сказанную в адрес друг друга, никогда не проникнутся оппонентом.

- Я не смогу принести её вам, - сказал Юлиан.

Он прятал свой взгляд от Сорвенгера.

- Боюсь, у тебя нет в