Ц25. К теме реинкарнации поэзии в музыку.

симфония = (греч.) = гармония

отсюда и Ладомир (гармония мира)

В симфонии (шире, музыке) ни один элемент не является независимым, всё связано, полифония, Контрапункт, текстура итд. Т. е. принцип симфонизма является выразителем всеединства, взаимосвязности, взаимопроникновенности всего из всего.

Чистый симфонизм у ВХ – это Разин, Смехачи, «Я любоч любимый любаной..», перевертень

ПЕРЕВЕРТЕНЬ

(КУКСИ, КУМ МУК И СКУК)

Кони, топот, инок,
Но не речь, а черен он.
Идем, молод, долом меди.
Чин зван мечем навзничь.
Голод, чем меч долог?
Пал, а норов худ и дух ворона лап.
А что? Я лав? Воля отча!
Яд, яд, дядя!
Иди, иди!
Мороз в узел, лезу взором.
Солов зов, воз волос.
Колесо. Жалко поклаж. Оселок.
Сани, плот и воз, зов и толп и нас.
Горд дох, ход дрог.
И лежу. Ужели?
Зол, гол лог лоз.
И к вам и трем с смерти мавки.

<1912>

М оца РТ = с М е РТ ь

Ц26. «Возможно ли так встать между источником света и народом, чтобы тень от «Я» совпадала с границами народа..»

С27. СЦЕНА КОМНАТЫ ПОСЛЕ НЕПОГОДЫ

Комната была, как набережная после непогоды на море, когда вскружаются чайки и бумажки, и их не различишь. Белые клочки сидели буквально на чем только можно: на шкафах, шторах, спинках стульев, на полу, на подоконниках.

Хлебников был доволен. Он ходил среди своего волшебного царства, как великан среди карточных домиков, и смеялся, фыркал и смеялся, как ребенок. Камера снимает клочки бумаги на столе, стуле, тумбе, потом переход на пол (это все еще можно понять…). Дальше клочки бумаги оказываются на шкафу, стенах и даже потолке..

 

ШкП23.

Голос у него был до странности неожиданный для большого человека: высокий, детский, какой-то закругленный, похожий разве только на его почерк, — губы его скорее вышептывали, чем выговаривали слова.

ШкП 24.

Купили земляники и ели ее с молоком и чаем

ШкП25.

Хлебников — рыба.

Он долго сидит на берегу, как иог, в любимой позе — носом в колени и потом, вдруг, скатывается в Волгу и исчезает.

Сначала было страшно, потом я убедился: бояться нечего. Хлебников показывается саженях в шести от берега и сидит на воде, как на земле, носом в колени. Потом ложится на спину, вообще, он по-моему, держится на воде свободнее, чем на суше

ШкП26.

По утрам самым трудным пунктом было умывание. Постоянно — происходила такая сцена:

Хлебников стоял возле раковины и свободной рукой хлопал себя по губам, надувал при этом щеки. Получался звук вроде неудачной хлопушки. Проходило минут 10-20-30, он все стоял и шевелил странно неподвижными на громадном лбу бровями.

Я старался высвободить из его рук мыло, чтобы умыться по крайней мере самому, — но рука сжималась еще крепче и Хлебников досадливо сверкал глазами. Тогда я подводил его к раковине и открывал воду. Шум воды будил его. Двумя пальцами: (указательным и средним) свободной левой руки смачивал он надбровные дуги, кончик носа и оттопыренные губы, при этом фыркал и требовал полотенце.

ШкП27.

Кстати скажу, что коня Хлебников обожал.

Единственное из прирученных человеком животное, имя которого не стало ругательством — вот определение коня у Хлебникова.

 

Режьте меня,

Жгите меня,

Но так приятно целовать

Копыто у коня.

 

Ц27.

В Мариинском дворце заседало Временное Правительство и однажды туда послано было письмо: „Здесь. Мариинский дворец. Временное Правительство. Всем. Всем. Всем. Правительство Земного Шара на заседании своем от 22-го октября постановило; 1) Считать Временное Правительство временно не существующим, а главно-насекомствующую А.Ф. Керенскую находящеюся под строгим арестом. Как тяжело пожатье каменной десницы. Председатели Земного Шара: Петников, Лурье, Дм. и И. Петровские, статуя Командора — я (Хлебников)”.

 

Ц28.

Годы, люди и народы убегают навсегда,

Как текучая вода

В гибком зеркале природы,

Звезды – невод, рыбы – мы,

Боги – призраки у тьмы.

                                            1915, В.Х.

 

С28. СЦЕНА БАРДО. Увидел абсолютно белый кадр, хронирующий минуты 3 вслед за смертью, проводится идея о неком подвешенном состоянии души в бардо (между тем и этим мирами). Благодаря этому кадру можно будет бессловесно добиться показа перехода\реинкарна. Кадр может быть ослепительным, но с некими наложениями, образами едва просматривающимися. Музыка с насткплением белого квадрата на белом фоне казимира постепенно затихает, и мы, как бы погружаемся в первооснову бытия, в точку 0 всего во вселенной.

Звуковое оформление может иметь и второй вариант: слышится только разреженный звук ф-но, дающий по 2 и 3 ноты: _-_-_____-_-_-_____-_-______-_-_-___________.

Почему по 2, 3 ноты, понятно: Нет? Читай ДС.

 

 

Ц29 Эпический хлебниковский сюжет выворачивания природы сквозь историю дан в нем лирически, как внутренний конфликт. В чем он заключался? Человек не равен самому себе; он |
меньше природы, потому что он сотворен ею, и вместе с тем он больше ее, потому что он сам творит новую природу, и, вырастая сам из себя, он умирает и рождается вновь. Таков сквозной сюжет его лирики и его судьбы

Ц30. Как вообще можно изобразить в стихотворении лик мировой энергии — молнии — по Хлебникову? “Мое мнение о стихах,— говорил он,— сводится к напоминанию о родстве стиха и стихии (...) Вообще молния (разряд) может пройти во всех направлениях, но на самом деле она пройдет там, где соединит две стихии” (НП,367). Как раз в этом стихотворении мы видим такое соединение и превращение одной материальной стихии в другую, в данном случае — цветовой в звуковую,

 

Ц31. Будетляне - люди, которые будут (так. на всякий случай)

 

 

Ц32

Баграми моров буду разбирать старое строение народов, Чернилами хворей буду исправлять черновик,       человеческий
листок                             рукописи.
Крючьями чум после пожара буду выбирать бревна и сваи народов Для нового сруба новой избы. Тонкой пилою чахотки
Буду вытачивать новое здание, выпилю новый народ Грубой пилой сыпняка.
Выдерну гвозди из стен, чтобы рассыпалось Я, великое Я, То надевающее перстнем ваше это солнце, То смотрящее через стекло слез собачонки.

 

ШкП28. У него глаза как тернеровский пейзаж

                                                                           Бурлюк

 

С29. КСАНА БОГУСЛАВСКАЯ. В книге воспоминаний Б. Лившица “Полутораглазый стрелец” есть замечательная сцена, действие которой происходит зимой 1913—1914 годов в мастерской Ивана Пуни, женой которого — Ксенией Богуславской — Хлебников был молчаливо и мучительно увлечен: “Вдруг(...) Хлебников устремился к мольберту с натянутым на подрамок холстом и, вооружившись кистью, с быстротою престидижитатора принялся набрасывать портрет Ксаны. Он прыгал вокруг треножника, исполняя какой-то заклинательный танец, меняя кисти, мешая краски и нанося их с такой силой на полотно, словно в руке у него был резец. Между Ксаной трех измерений, сидевшей рядом со мной, и ее плоскостным изображением, рождавшимся там, у окна, незримо присутствовала Ксана хлебниковского видения, которою он пытался овладеть на наших глазах. Он раздувал ноздри, порывисто дышал, борясь с ему одному представшим призраком, подчиняя его своей воле, каждым мазком закрепляя свое господство над ним(...) Наконец Велимир, отшвырнув кисть, в изнеможении опустился на стул. Мы подошли к мольберту, как подходят к только что отпертой двери. На нас глядело лицо, довольно похожее на лицо Ксаны. Манерой письма портрет отдаленно напоминал — toutes proportions gardees* — Ренуара, но отсутствие “волюмов” — результат неопытности художника, а может быть, только его чрезмерной поспешности,— уплощая черты, придавало им бесстыдную обнаженность. Забывая о технике, в узком смысле слова, я видел перед собою ипостазированный образ хлебниковской страсти. Сам Велимир, вероятно, уже понимал это
и, как бы прикрывая внезапную наготу, прежде чем мы успели опомниться, черной краской густо замазал холст”

 

С30. СОВА НА КНИГАХ. Поэтому его рисунок совы, восседающей на книгах, сделанный с какой-то особой впечатляющей значительностью, можно считать чем-то вроде эмблемы хлебниковского творчества, соединявшего мудрость природы с мудростью культуры. Нечто подобное он, вероятно, представлял себе, когда в наброске статьи о памятниках, которые следует поставить на Руси, предлагал воздвигнуть в Киеве памятник Русскому Языку — “в виде мирно сидящих орла и соловия, и лебедя на престоле из мраморных изваяний книг Пушкина, Льва Толстого”. Мудрость природы над мудростью культуры. Кто сверху? Всегда природа.

Можно просто включить это в сцену, где ВХ будет просто восседать над книгами Бунина, Манделя, Цветистовой и прочих Сам и подсказал как прокатить всю культуру. Ай-да, Витя!

 

Ц33. ГЕНИАЛЬНАЯ “Вот она повернула голову, и вся миловидность Китая сказалась на темном лице(...) Она помнила, что девушка должна быть чистой, как рыбья чешуя, и тихой, как степной дым»

 

Ц34.

Вслед за Хлебниковым Городецкий также обращался к Алексею Крученых:
Хоть не сторонник я круч оных,
Где разгулялись вы, Крученых,
Но, затащивший в ели мир,
Мне люб лохматый Велимир.
Есть в футуристах furor истый
И турят пошлость футуристы,
Взыскуя будущего тлю.
Я ж настоящее люблю.

Ц35. ВХ о МАЯКОВСКОМ:

Любит поэта, но какого?
Чей голос гнет пятак и выпрямляет подковы
Что ломал хребты
Привычных детских слов
Могучим голосом,
Похожим на объятья лап
Пещерного медведя, пророка,
Чей резал толпы
Железный подбородок,
Как ледокол
Установившихся понятий,
Трещала льдина дум.

 

Ц36. …и особенно “Мирсконца” (1912), где в порядке чисто художественного опыта, лишенного всяких иллюзий правдоподобия, судьбы людей взяты в обратном движении, от смерти к рождению. В отличие от таких вещей, как “Смерть Ивана Ильича” Толстого и “Бригадир” Одоевского, с которыми, по-видимому, связан замысел этой пьесы, тут нет ни реалистических, ни романтических мотивировок сюжетного перевертня, нет тут никаких загадок и ничего потустороннего, кроме одного столь же фантастического, сколь и естественнонаучного допущения, что человек может “выпасть” из времени и двигаться по нему в любом направлении, в частности обратном.

 

Ц37.. “Я знал,— говорил Хлебников,— что после купанья в водах смерти люд станет другим” (СП, IV, 71). И хотел разглядеть в “сумерках настоящего” это новое сознание.