Эти мамуни пришли к нам в первый раз

 

По тропинке, петляющей в негустых зарослях, мы прошли две мили до подножия гор. Здесь протекал узкий прозрачный ручей. От ручья тропа пошла круто вверх. В некоторых местах нам пришлось карабкаться, держась руками за гладкие гранитные валуны. Джунгли становились все гуще и гуще, и мы уже продвигались по дну сплошного зеленого тоннеля. Вверху, где-то над нами, стояло солнце, но его лучи с трудом пробивались сквозь сплошную массу переплетенных крон. Зеленоватый сумрачный свет наполнял джунгли. Пахло сыростью и еще чем-то пряным и острым. Поросшие мхом жгуты лиан цеплялись за плечи и лицо. На лианах раскачивались обезьяны. Стая зелено-синих попугаев расклевывала крупные стручки, свешивающиеся с деревьев по обочине тропы. Свернуть с тропы в сторону было просто невозможно. Тропический лес стоял единым массивом, и в этом массиве я не видела ни щелки, ни прохода. Чем выше мы поднимались, тем отчетливей становился шум воды, доносившийся откуда-то снизу. Наконец тропа вывела нас к обрывистому склону. Внизу с грохотом и шумом, прыгая по камням, неслась горная река. Камни, позеленевшие от сырости, образовали в ее русле пороги, а в некоторых местах и водопады.

– Самая большая река в наших краях, – сказал Патнаик. – Кхонды называют ее Текущая с шумом.

Река вполне оправдывала свое название. Чуть выше от реки был отведен узкий канал, уходивший в зеленый мрак леса. Чакрапани Саху остановился:

– Начинается страна донгрия кхондов.

– А что это за канал? – спросила я.

– Внизу расположены поля кхондов, – Чакрапани Саху показал на восток. – Канал для их орошения. Этот канал построил какой-то кхонд лет шестьдесят назад. Чтобы вода не пересыхала, он принес в жертву своего сына.

– А сейчас бывают случаи человеческих жертвоприношений? – спросила я Саху.

Проводник отвел глаза и ничего не сказал.

Теперь нам стали попадаться небольшие клочки вырубленных и обработанных джунглей. На участках росли мандарины, ананасы, бананы, манго. Земля принадлежала кхондам.

Неширокие горные реки то и дело преграждали нам путь. Приходилось разуваться и перебираться через них по мокрым и скользким камням. Потом я догадалась использовать палку в качестве шеста. Прыжок – и я на другом берегу. Моему примеру последовали остальные, и мы стали продвигаться значительно быстрее. Становилось прохладнее. Идти было приятно, но надо было все время быть начеку и помнить, что вокруг бродят дикие слоны, кабаны, тигры, пантеры и т. д. и т. п.

Вдруг совсем неожиданно и бесшумно на тропинке возникли два человека. Они преградили нам путь и стали с интересом рассматривать нас. Оба были высоки и стройны, с хорошо развитой мускулатурой темных торсов. На них были только набедренные повязки. Спереди и сзади спускались короткие вышитые фартучки. За набедренные повязки были засунуты ножи с широкими лезвиями в виде полумесяцев. На плечах лежали узкие отточенные топоры с длинными ручками. Прямые черные волосы были стянуты в узлы на затылках.

– Хо! – сказал один из них. – Эти мамуни[13] пришли к нам первый раз. Что собираешься делать?

– Иду в гости в Курли, – ответила я.

– Почему в Курли? Приходи в Камбеси. Будешь у нас гостем. Придешь?

– Приду обязательно. А вы куда идете?

– Как куда? – удивились оба сразу. – На охоту. Мясо нужно. Придешь, будем вместе есть мясо.

Кхонды перебросились несколькими словами с Патнаиком и исчезли так же неожиданно и бесшумно, как и появились. Но видимо, в джунглях действовал какой-то беспроволочный телеграф. Отовсюду появлялись кхонды, очень похожие на первых двух, и тоже говорили:

– Эти мамуни пришли к нам в первый раз.

И звали к себе в гости.

К концу дня мы поднялись на последний перевал и оттуда разглядели маленькие хижины деревни Курли. В Курли уже знали о приближении гостей. Нас встретила целая толпа кхондов во главе с вождем. Нам дарили бананы и гирлянды цветов. И тут я заметила, что женщин среди встречающих почти не было. Они боязливо жались у хижин. Видимо, порядки здесь были иные. Нам указали на небольшую хижину, где мы могли расположиться.

Солнце уже село, и на Курли и окрестные горы спустилась холодная и сырая мгла. На земляном полу хижины горел костер. Я завернулась в шерстяное одеяло и села у костра. Было 31 декабря 1964 года. Через несколько часов начнется новый 1965 год. А люди, среди которых я теперь находилась, даже не подозревали об этом. За хижиной послышались шаги, и на пороге появился старик. Он держал в руках какие-то клубни.

– Вот, – сказал он, садясь на корточки у костра, – это тебе.

– А что это такое?

– Сладкий картофель. Я тебе сейчас приготовлю.

И стал разгребать угли в костре. Я поняла, что старик был посланцем доброй воли. Печеный картофель оказался на удивление вкусным. Пока я его уничтожала, в дверях послышалось сосредоточенное сопение. Несколько кхондов, прикрытых легкими кусками ткани, как-то боком протиснулись в хижину и уселись у костра. Мы с нескрываемым любопытством разглядывали друг друга. Один из кхондов протянул мне изящно сделанную медную трубку. Я дала ему пачку сигарет. Все закурили. Отношения налаживались. Пламя костра то взмывало вверх, то стлалось по земле. Тени сидящих кхондов плясали по стене хижины, принимая причудливые очертания. Перья на головах ритмично покачивались, и казалось, что сидящие вокруг костра нарочно переоделись для новогоднего маскарада. Где-то совсем рядом забил барабан, ему отозвался второй, третий.

– Тигров пугают, – заговорили вокруг. – Тигры сегодня не придут. А мы сейчас покажем гостю, как танцуют кхонды.

Мы вышли из хижины. В деревне пылал большой костер, били барабаны, и цепь мужчин, то приседая, то вздевая кверху руки, двигалась вокруг костра. Временами движение становилось быстрым, временами замедлялось. Поодаль сидели женщины. В танце было что-то воинственное и суровое. Он проходил в каком-то торжественном молчании, и только дробный звук барабанов нарушал тишину джунглей и гор.

Утром я проснулась рано. Деревня была пустынна, и лишь сквозь крытые пальмовыми листьями крыши просачивался голубоватый дымок. По деревне бродили куры и черные, длинные, не похожие на наших свиньи. Первые лучи солнца брызнули из-за лесистых вершин, и теперь я ясно увидела, что деревня расположена в большой лощине между горами. Она была совсем небольшой. Маленькую площадь с двух сторон замыкали две длинные хижины, метров по двадцать пять. В одной хижине было четыре входа, в другой – три. Посередине площади стояла еще одна небольшая хижина, а неподалеку – низкий деревянный столб, назначения которого я тогда еще не знала. Внизу шумел поток. Деревня была обнесена плетнем, за которым я увидела группу женщин, наблюдавших за мной. Картина была красочной, и я захотела сфотографировать женщин. Но как только я взяла аппарат в руки, они исчезли. Я сделала безразличный вид и стала пристально разглядывать горы. Женщины появились снова. Я опять взялась за аппарат, но эффект был тот же. Тогда я не выдержала.

– Подождите, – сказала я им, – не убегайте.

– А ты спрячь свою штуку! – в отчаянье крикнула одна из них.

– Но она же тебе не мешает.

– Да, мы знаем, ты втянешь нас в нее и увезешь с собой.

Против этого возразить было нечего. Я спрятала аппарат. Женщины вышли из-за плетня. Все, что я видела здесь, было таким необычным и непохожим на то, что я встречала раньше. И я невольно спросила:

– Кто вы?

– Мы – куи, – ответили мне.

– А кто такие куи?

– Поживи с нами, узнаешь.

Предложение было заманчивым. Пожить и узнать. Я согласилась.

 

«Мы – куи»

 

Что эти люди знают о себе и что они помнят? У них не было историков и не было книг. О прошлых днях молодым рассказывали старики, а когда молодые становились стариками, они рассказывали то, что помнили, своим сыновьям и внукам. И так из поколения в поколение, из века в век хранились и жили легенды о древности, ушедшей во тьму. Легенды о катастрофах, постигавших землю, о рождении нового мира и появлении людей, о жизни богов и первых кхондах… Много, много веков назад на земле был мир, такой, как и теперь, и жили люди, такие, как и теперь. Но однажды случилось непредвиденное. На небе появилось семь солнц и семь лун. Стало так жарко, что ни деревья, ни вода, ни люди не смогли перенести зноя. Деревья вспыхивали как факелы и сгорали, вода стала паром, высохли все источники. Люди умерли, земля растрескалась, стала бесплодной. Из всех живущих остались только трое – богиня Нирантали[14], ее брат Парамугатти и его жена. Однажды Парамугатти отправился на охоту и нашел яйцо. Он принес его домой и положил в глиняный горшок. Через двенадцать дней из яйца вылупилась девочка. Девочка росла быстро и вскоре превратилась в красивую девушку. Она полюбила Парамугатти и через некоторое время родила ему двух близнецов – девочку и мальчика. Когда дети стали взрослыми, Нирантали отправила одного на запад, другого на восток. Они нашли себе там супругов, и от них пошло все человечество, в том числе и кхонды. И жили люди мирно и хорошо. Но видно, земле и людям было предопределено много выстрадать и многое перенести.

Жил один кхонд вместе со своей сестрой. Как-то раз он взял ружье и решил поохотиться. Он шел по джунглям и увидел дерево ирпи. На дереве росли прекрасные цветы. Вдруг из чащи вынырнул олень и стал есть цветы. Охотник решил его убить. Но олень сказал ему: «Не убивай меня, я кое-что тебе скажу». Кхонду было интересно, что скажет олень, и он не убил его. «Слушай меня, – начал олень. – Завтра весь мир утонет. Возьми пустой ствол дерева бомбакс и залезь внутрь. Будет большая вода, и все живущее погибнет. Если ты сделаешь так, как я сказал, то спасешься». Кхонд вернулся домой, отыскал дерево, нагрузил его пустой ствол семенами и животными. Потом они вместе с сестрой влезли в дерево и залепили выход из него воском. Все случилось так, как сказал олень. На следующий день большая вода затопила весь мир. Даже вершины гор Неомгири были под водой. На поверхности плавало только дерево, и ветер гонял его то в одну сторону, то в другую. Через некоторое время в небе снова появилось семь солнц и семь лун, и они высушили воду.

Но самая умная луна подумала, что, если семь солнц и семь лун останутся в небе, они снова сожгут людей и превратят землю в бесплодную пустыню. Она уничтожила лишние светила, сошла на землю и освободила из дерева брата и сестру. И поскольку, кроме них, на земле не осталось никого, то они стали жить как муж и жена. Через некоторое время у них родилось семь дочерей и семь сыновей. Все они переженились, и от них снова пошли кхонды.

Кхонды стали жить в джунглях и мало отличались от обезьян. Они прыгали с ветки на ветку и грызли семена сиари. Они не различали ни мать, ни сестру и наслаждались с любой женщиной. Когда богиня Нирантали увидела все это, она позвала к себе вождя кхондов и спросила его:

– Как вы можете так жить, не различая ни матери, ни сестры?

– Мы живем, как лесные обезьяны, – ответил вождь. – У нас нет еды для праздников и свадеб. Как мы можем узнавать своих родственников без свадеб?

– Идем со мной, – сказала Нирантали.

Она привела вождя к себе и дала ему рисовое пиво, свинью, петуха и рисовые зерна.

– Отныне вы будете есть только это, – повелела богиня. – Но сначала идите в джунгли, принесите жертву и расчистите землю. Приносите жертву всякий раз, когда вы рубите деревья и кусты и выжигаете джунгли, когда сеете и когда женитесь. И тогда вы будете различать, где мать, а где сестра.

Вождь взял все, что дала ему богиня, и часть этого принес в жертву, а часть дал попробовать каждому. Когда кхонды стали все это есть, то к ним пришла мудрость, и они поняли, где мать, где сестра, где жена. И с тех пор кхонды стали есть рис и узнавать своих родственников.

Легенд много, и часто они не похожи одна на другую. Даже легенды о сотворении кхондов разные. Говорят еще, что первый кхонд родился не сам, а его сделала богиня Нирантали. Она подолгу бродила в джунглях и заметила, что некоторые плоды и растения похожи на части человеческого тела. И однажды она решила попробовать сделать человека. Сначала Нирантали соорудила туловище. Потом нашла плод бел и из него сделала голову. Туда, где должны были быть глаза, она воткнула по горошинке. Вместо носа поставила гриб, что растет в сезон дождей под деревом сераи. Язык сделала из вечно трепещущего листа пипала. Для ушей Нирантали взяла грибы, растущие на старых пнях. Передние зубы сделала из огуречных семян, задние – из тыквенных. Усы богиня смастерила из тростника, шумящего по берегам горных потоков, и покрыла его угольной пылью. Вместо печени Нирантали вложила в туловище мякоть тыквы, а вместо кишок – продольные куски, вырезанные из огурца. Ноги сделала из кусочков крабов, ресницы – из медвежьей шерсти. Но сотворенный богиней человек не двигался и не дышал. Нирантали вдохнула в него жизнь. Человек стал прыгать и бегать по джунглям. Но глаза его были неподвижны, а язык издавал нечленораздельные звуки. Нирантали была недовольна своим творением. Она долго думала, что еще можно сделать, чтобы это прыгающее и скачущее существо было похоже на человека. Наконец она сообразила. Взяла шип от пальмы дори и уколола им каждый глаз. Человеку стало больно, и он заморгал. А моргая, стал правильно выговаривать слова. Поэтому и теперь человек подмаргивает, когда хочет c кем-нибудь поговорить.

Некоторые говорят, что солнце и луна всегда были на небе и их было даже больше, чем надо. А другие… Вот послушайте, что рассказывают другие.

… Когда вода поднялась, земля утонула. И в новом мире вокруг была тьма. В это время богиня Тхакурани жила в Джумукпуре. У нее были сын и дочь. Их тела сияли так ярко, что освещали все вокруг. Раджа Бхима послал коршуна найти свет. Коршун полетел на восток, но там была тьма, полетел на запад и тоже ничего не увидел. Север и юг также были погружены во тьму. Коршун долго кружился над землей и вдруг увидел сияние в Джумукпуре. Он спустился, сел на дерево и стал наблюдать. Перед домом играли девочка и мальчик. Когда они вошли в дом, снова вокруг стало темно. Коршун вернулся и рассказал обо всем радже. Раджа отправился к Тхакурани и упал ей в ноги.

– Что тебе нужно, человек? – спросила его Тхакурани.

– О Великая богиня, отдай мне своих детей.

– Зачем они тебе? – удивилась Тхакурани.

– Разве ты не знаешь? Весь мир погружен во мрак. Люди не видят света. Пусть дети осветят мир.

Богиня задумалась. Но детей все же отдала. Ибо ради счастья всего мира она их не пожалела. Бхима забрал детей и пустил их на небо. Мальчик стал раджой дня – солнцем, а девочка стала рани ночи – луной. День и ночь они теперь гуляют на небе, и люди всей земли не знают тьмы.

Но есть у кхондов старики, которые утверждают, что Тхакурани здесь ни при чем, а луну и солнце сделала богиня Нирантали. А знаете, как появились звезды? Об этом тоже рассказывается целая история. Давно-давно в деревне Мениганд жил кхонд по имени Гунмиди. Детей у него не было. Постепенно он состарился, а потом умер. Все жители собрались на погребальную церемонию. Надо сказать, что в те давние дни кхонды кремировали своих покойников, ставя их вертикально. Разожгли погребальный костер и поставили на него мертвого Гунмиди. А костер был на высокой горе Копритукли. Сначала у Гунмиди сгорели ноги, потом руки, а за ними начала гореть голова. От жара и огня череп лопнул. И мозги вместе с искрами брызнули в небо и зацепились там за облака. Когда люди увидели, что какие-то огоньки светятся в облаках, они закричали:

– Звезды! Звезды!

С тех пор покойников больше не кремируют в вертикальном положении. А искры погребального костра стали утренними и вечерними звездами.

Легенды часто говорят правду. Но нередко эта правда бывает скрыта в фантастическом вымысле и ее искажают более поздние наслоения. Тем не менее из всего, что рассказывают о себе кхонды, можно получить некоторое представление об их очень ранней истории. Богиня – создательница мира, богиня – создательница человека, богиня, давшая кхондам средства к существованию, – все это свидетельствует о сильной традиции материнского рода, сохранившейся в легендах, но уже исчезнувшей из жизни самих кхондов. Племя кхондов патриархально, но о временах матриархата, ушедшего в прошлое, говорят легенды, мифы и сказания.

Кхонды – одно из древнейших племен Индии. Оно принадлежит к дравидийской группе населения. В памяти народа удержались имена кхондов, которые положили начало племени. И среди этих имен первой стоит Нирантали – богиня и общая прародительница. После Нирантали появилась Парамугатти, затем Уруренган, за ним Пенаренган, Берандару, Карадар, Карасан, Бурасан, потом Отесари и Отемеру, потом еще Тиммадалей и Тиммамеру, Берладаку и Берламами, Сарасика и Саранаринга, Тимаки и Нонрука, Караньяка и Бхорике, Миринг-гера и Сомингуира. И если перечислять всех предков, то это займет «семь дней и семь ночей».

Слово «кхонд» или «конд» значит «житель гор». Так назвали людей этого племени другие, а сами кхонды называют себя «куи», или «куви». Куи – «свободный, независимый». Язык их тоже – куи. Кхонды занимают обширную территорию. Их можно найти в Ориссе, Андхре, Бенгале, Мадхья-Прадеш. В Ориссе около миллиона представителей этого племени. В дистрикте Корапут, где я встретилась с кхондами, их около двухсот семидесяти двух тысяч. Все племя делится на три большие группы. Но деление это условно и связано, прежде всего, с местом жительства. Есть десия кхонды – это жители низменностей и долин. Кутия кхонды живут у подножия гор. Донгрия кхонды, гостем которых я была, – горцы. Это наиболее отсталая и примитивная часть племени. Их район труднодоступен, и поэтому донгрия кхонды сохранили многое из того, что исчезло у первых двух групп, вошедших в близкий контакт с современным миром. Несмотря на это деление, кхонды считают себя единым племенем, имеющим общих предков и богов. Племя делится на роды, или септы. Роды кхондов тотемистичны. Выяснить систематически всю родовую организацию крайне трудно. У донгрия кхондов я обнаружила три рода: джакасика, сикоку и вадака. Поскольку эти роды патриархальны и происхождение определяется по мужской линии, то деревни в основном соответствуют какому-нибудь одному или, в крайнем случае, двум родам. Так, в деревне Курли живут представители джакасика и сикоку, а раньше жили только джакасика. В деревне Камбеси обитает род вадака, в деревне Тиагуда – джакасика, а в Мунигуда – вадака.

Женщина, приходящая в дом мужа, берет имя его рода. Но в давние времена было иначе. Муж уходил в дом к жене. Потом постепенно обычай стал меняться, и женщина была обязана уходить в род мужа. Но женщины еще долго сопротивлялись.

Почему вы думаете, гремит гром, когда появляется бог дождя Бхимсен и его жена молния? А дело в том, что жена у Бхимсена – дама весьма своенравная и самостоятельная.

Как только Бхимсен займется своей работой – начинает поливать дождем землю, молния сверкнет и сбежит в дом своей матери. Бхимсен ловит ее и бьет. И удары эти слышны на земле. Люди называют их громом. Но молния упряма и не обращает внимания на побои. Как только Бхимсен отвернется – она снова бежит. И так все время, пока идет дождь. Она сбегает, он ее бьет.

Не знаю, почему богу не удалось справиться с женой, но мужчины-кхонды это уже сделали. Их жены уже не бегут в дом матери, а покорно живут у своих мужей. Теперь основу рода составляет объединенная патриархальная семья. В нее входят отец, мать, женатые сыновья и неженатые дети. Отец считается главой семьи, и ему принадлежит все имущество. После его смерти имущество делится поровну между сыновьями.

Во главе рода стоит вождь. Он же и жрец. В его руках сосредоточена власть гражданская и духовная. Этот вождь-жрец носит титул «мандал». Должность мандала наследственная. Вождь должен разрешать все споры и конфликты, которые возникают в его роде. А в каждой деревне донгрия кхондов есть свой жрец-вождь, который называется джани. Пост этот тоже наследственный. Его обычно получает младший сын джани. При каждом джани есть советник – бисмаджи.

Женщины по своему характеру и поведению резко отличаются от женщин племен, где еще сохранился материнский род. Если вы приходите в деревню кхондов, то женщины сразу прячутся, и бывает очень трудно заставить их разговориться. Они редко покидают деревню одни. Как правило, через джунгли женщины идут в сопровождении мужчин. Впереди женщина, а сзади охраняющий ее мужчина. Пользуясь определенным уважением как мать, женщина тем не менее в делах племени участия не принимает. Советоваться с женщиной не обязательно. Важные вопросы в жизни племени решаются только мужчинами.

У кхондов не существует резкого разделения труда между женщинами и мужчинами. Они обычно трудятся как равные. Женщины работают на полях вместе со своими отцами, мужьями и братьями. Они участвуют даже в расчистке джунглей. Кроме этого у них есть и свои обязанности: воспитание детей, ведение домашнего хозяйства, приготовление пищи. Многие женщины-кхонды очень хорошие рукодельницы. За вышиванием они проводят все свое свободное время.

Поскольку в племени установились патриархальные отношения, то жизнь женщин уже связана рядом ограничений и запретов. В противоположность племенам, где сохраняется материнский род, женщины кхондов не имеют права вступать в близкие отношения с мужчинами до замужества. Но если случается, что девушка забеременеет, то мужчину подвергают штрафу. При повторении его заставляют жениться на этой девушке. Мужчина может иметь несколько жен, но брачная церемония совершается только с одной. Юноши женятся в возрасте от восемнадцати лет до двадцати одного года, девушки – от семнадцати лет и тоже до двадцати одного года. Брачные отношения внутри рода запрещены. Нельзя жениться также на девушке, которая принадлежит к роду матери или роду матери отца. Но если она из рода бабушки матери, то в этом случае брачные отношения разрешаются. Нередко вопрос о женитьбе или замужестве решается родителями жениха и невесты. Нанеся взаимные визиты, родители того и другого могут прийти к соглашению. Но в то же время юноша сам имеет возможность выбрать себе невесту. Сделать это не так трудно, поскольку юноши и девушки часто бывают вместе. Они вместе работают, вместе танцуют и поют. В этих случаях не обязательно спрашивать согласия родителей.

За невесту платят традиционный выкуп. Размеры выкупа различные. Они зависят и от местности и от обычая. За невесту можно платить коровой, буйволом, зерном, одеждой и очень редко деньгами. Если у жениха нет возможности дать выкуп, он может отработать определенное время в доме родителей невесты. У кхондов существует термин «карджоми». Карджоми – это юноша, поселившийся у будущего тестя, чтобы отработать за невесту. Брачная церемония кхондов очень интересна. Она свидетельствует о том, что когда-то у этого племени существовал обычай умыкания невесты. По дороге в деревню жениха между людьми, сопровождающими невесту, и родственниками жениха завязывается потасовка, которая приобретает нередко боевой характер. Мне не удалось быть свидетелем такой брачной церемонии, но в одном из справочников по дистрикту Ганджам я натолкнулась на ее описание. Вот что там сказано: «По дороге, на границе деревни, процессия встречается с женихом и молодыми людьми его деревни. Они задрапированы с головы до ног в одеяла и куски ткани. Каждый вооружен длинной бамбуковой палкой. Молодые женщины из деревни невесты сразу же нападают на группу жениха с палками, камнями и комьями земли. Молодые люди отражают атаку бамбуковыми палками. Эта борьба продолжается до тех пор, пока процессия не достигнет деревни, где бросание камней неизбежно прекращается, и дядя жениха хватает невесту и уносит ее в дом мужа. Это сражение не напоминает детскую игру – иногда мужчины получают серьезные ранения». Друзья и родственники жениха могут только обороняться, но ни в коем случае не нападать, не отвечать на атаки женщин из группы невесты. Такие церемониальные сражения нередко принимают довольно большие масштабы. Однажды, еще в колониальный период, несколько английских чиновников, оказавшихся случайными свидетелями такой брачной церемонии, приняли ее за мятеж.

После того как невесту водворяют в дом жениха, в деревне убивают буйвола и свинью и устраивают пир в честь родственников невесты. На второй день сопровождающие невесты, получив в подарок буйвола и кое-какие другие вещи, отбывают к себе в деревню. На третий день устраиваются танцы, в которых принимают участие многочисленные гости. Когда наступает четвертый день, все собираются в доме жениха. Невесту и жениха сажают рядом, и брат жениха произносит формулу-заклинание. «До тех пор, – говорит он, – пока девушка живет с нами, пусть ее дети будут мужчинами и тиграми, но, если она собьется с пути, пусть ее дети будут как змеи и обезьяны, и умрут, и будут убиты».

После завершения церемонии женщина остается в доме мужа и отныне принадлежит его роду. Мужчина вынимает из ушей две длинные шпильки, которые обычно знаменуют принадлежность к холостяцкому сословию. На рукоятку ножа, с которым мужчина-кхонд не расстается, надевают кольцо жены. Отдать нож – значит потерять жену.

До женитьбы или до замужества молодежь проводит ночи в специальных домах. Есть дома для девушек, есть для юношей. Нередко юноши приходят в такие дома к девушкам и остаются там на ночь. Они обмениваются подарками: бусами, кольцами, гребешками. Мне сказали, что близости между девушками и юношами в таких домах не бывает. За нравственностью девушек наблюдает одна из старых женщин, специально приставленная для этой цели. Назначение этих домов мне не удалось выяснить. Очевидно, когда-то они имели тот же характер, что и дома для юношей у мудугаров Кералы, но с исчезновением материнского рода их суть изменилась. В своем развитии этот своеобразный институт миновал и ту стадию, на которой находятся подобные дома у племени бондо. У меня создалось впечатление, что у кхондов институт домов неженатой молодежи уже начинает отмирать.

Развод в племени кхондов пока еще не представляет особой проблемы. Видимо, традиции материнского рода в брачных отношениях еще окончательно не исчезли. Если женщина по каким-либо причинам не хочет жить с мужем, она должна заявить об этом на совете деревни. Как правило, вопрос решается в пользу женщины. Разведенная получает в качестве возмещения «убытков» за счет общего фонда деревни одну рупию и новую одежду. Она может свободно выйти замуж еще раз. В этом случае новый муж должен отдать первому положенный за жену выкуп. Если женщина не собирается после развода сразу замуж, она возвращается в семью своего отца и живет там. При этом общественное мнение еще не превращает ее в человека второго сорта, опозорившего себя неприличием развода. Вдова тоже может вторично выйти замуж. Во многих случаях она выходит за младшего брата мужа, но ей предоставлена и свобода выбора, правда ограниченная. Она может выйти за кого-либо другого, не связанного с семьей первого мужа. Однако ответственность за ее детей продолжают нести родственники первого мужа. Дети остаются в его роде, и мать не всегда может забрать их с собой. Власть главы семьи над потомками сына уже закреплена в племени довольно основательно.

Донгрия кхонды, или лесные кхонды, – охотники и культиваторы. Они хорошо знают джунгли и всегда имеют при себе оружие. Это прежде всего традиционное холодное оружие – топоры на длинной рукоятке, ножи с широким стальным лезвием в форме полумесяца, короткие кинжалы, иногда луки со стрелами. Ружья – большая редкость у лесных кхондов. С топорами и ножами они охотятся на диких кабанов, оленей, коз и т. д. Дичь часто служит основным питанием у кхондов. Кхонды – мужественные люди и нередко вступают в единоборство с сильным и ловким хищником джунглей – тигром. В племени существует обычай: если охотник ранен тигром, его изгоняют из племени. По представлениям кхондов, только трус может допустить, чтобы тигр напал на него. А если, например, тигр убивает кхонда, то позор падает на всю его семью. Поэтому подобные случаи тщательно скрываются пострадавшими. По законам племени трус не может называть себя кхондом.

Но охота – это только побочный промысел. Основным занятием остается земледелие. В джунглях дистрикта Корапут земли достаточно. Сюда еще не добрались ни плантаторы, ни чиновники Лесного департамента. Каждый, кто хочет обрабатывать землю, может взять себе участок и расчистить его. Величина участка часто зависит от трудоспособности владельца и его семьи. Только несколько лет назад в районе донгрия кхондов был введен государственный налог на землю. Он варьируется в зависимости от качества земли от трех до шести рупий за акр в год. На крутых склонах гор в центре джунглей кхонды разбили небольшие плантации фруктовых деревьев. Они выращивают манго, ананасы, мандарины, бананы, плоды хлебного дерева. Что касается зерновых культур, то здесь действует система подсечного земледелия. Сельскохозяйственный сезон у кхондов начинается с месяца чойтро, что приблизительно соответствует марту – апрелю. В это время они начинают готовить землю для культивации. Участки меняются каждые три года. Срубленные на участке деревья и кусты сжигают, и пепел служит удобрением. Потом землю вскапывают. При этом пользуются своего рода топором-мотыгой, который называется «корики». Когда поле готово, его засевают зернами баджры, сиара и раги. Рис лесные кхонды не выращивают – не позволяют природные условия. Еще до того как всходы зерна окрепнут, на полях вновь вырастают кусты различных растений, и поэтому через два месяца их снова приходится вырубать. Когда появляются всходы, на полях строят хижины, где живет вся семья, и только один человек из нее обычно ходит в деревню. В течение этого времени кхондам приходится охранять урожай от нашествия диких кабанов, оленей, обезьян, слонов. По ночам на полях бьют барабаны, отпугивая зверей. Пока не созреет урожай, кхонды едят ананасы, манго, плоды хлебного дерева и рис, который им иногда удается получать через домбов-торговцев. Рис, как правило, кхонды раньше выменивали на фрукты и только в последнее время его стали покупать. К дождливому сезону фрукты сходят, и племя питается в основном кореньями. Съедобные коренья пайрика, даби, джаракуна, напа собирают в джунглях. Делать это очень трудно. По узким каменистым тропинкам бегут потоки воды. Глинистая почва горных склонов становится скользкой, и часто по ним нельзя пройти. Размытые дождями обрывистые кручи бывают крайне опасны для пешехода. Горные реки разливаются и преграждают путь в джунглях. Но коренья в это время года – основная пища, и поэтому у кхондов нет выбора. Им приходится карабкаться по скользким склонам, преодолевать бурные, сбивающие человека с ног потоки, пробираться ползком, цепляясь за мокрые стволы деревьев. В дополнение к кореньям охотники иногда приносят мясо диких кабанов, коз и крыс. Но кончается трудный и голодный дождливый сезон, и кхонды начинают собирать урожай. Рабочий сезон длится с августа по февраль, так как различные зерновые созревают в разные сроки. В это время раги, сиар и баджра составляют основу меню кхондов.

До сих пор среди лесных кхондов сохранились традиции общинного землевладения. Земля в ряде случаев принадлежит всему роду или всей деревне. Руководит работами и распоряжается земельным фондом вождь или старейшина. На нем лежит также и обязанность уплачивать налог правительству из общего родового или деревенского фонда. Однако традиции общинного землевладения начинают постепенно отживать. Все чаще и чаще главы отдельных семей требуют участок земли в собственное и безраздельное владение. Вопрос о выделении участка решается также вождем. Понятие частной собственности уже знакомо кхондам. Частная собственность на землю порождает определенную социально-экономическую дифференциацию в племени. Лучшие земли захватывают племенная верхушка, вожди родов и деревень. Используя пока еще находящиеся в их руках средства внеэкономического принуждения, они заставляют соплеменников работать на своих землях.

В полутора милях от Курли расположена небольшая деревенька Тиагуда. В ней всего пять домов, а число жителей не превышает пятидесяти человек. Деревня тонет в мандариновых садах, которые разбиты тут же в джунглях.

Самые крупные участки садов и полей принадлежат в Тиагуде вождю деревни Люду Джани Джакасика. Используя право вождя распределять и выделять землю, он, естественно, не обошел себя. Более того, будучи вождем и обладая административной властью, он заставляет жителей деревни обрабатывать и его сад, и его поля. За такого рода труд платы не полагается.

– Они должны уважать вождя и доказывать это делом, – говорит Люду Джани.

– Но почему они должны доказывать свое уважение к вам именно таким образом? – поинтересовалась я.

– Я вождь, и от меня зависит, будет ли у них своя земля или нет. Я могу выделить им участок, а могу и не выделять. Все в моих руках.

– А почему у вас самого такой большой участок? – спросила я.

Люду Джани ухмыльнулся и самодовольно заметил:

– Если я вождь, то вся земля деревни – моя. Я ею распоряжаюсь. Я еще не много себе взял – у других джани участки побольше.

Отождествление общинной земли с «моей» – особенность, характерная и для других джани, не только для Люду Джакасика. Захват общинных земель племенной верхушкой и начинающаяся на этой основе эксплуатация соплеменников приведут, очевидно, в скором будущем к определенным социально-экономическим изменениям в племени. Уже и сейчас материальное положение джани, или вождя, отличается от остальных. Хижина Люду Джакасика, например, самая добротная во всей деревне. Семьи вождей не испытывают особого недостатка в пище, как это случается с рядовыми кхондами. Шерстяные одеяла защищают джани от пронзительного холода зимних вечеров и ночей. У остальных таких одеял нет. Нередко можно увидеть на джани серебряные и золотые украшения.

Деревни лесных кхондов располагаются на небольших, расчищенных прямо в джунглях участках. Участок обычно выбирается неподалеку от источника или горной реки. Приземистые, крытые соломой хижины сделаны из бамбука или дерева. Стены иногда обмазываются глиной. Хижины обычно выстраиваются в два ряда. Пространство между ними образует небольшую деревенскую площадь, на которой располагаются место для жертвоприношений и дом для молодежи. Некоторые деревни обносятся общим плетнем. Хижины имеют два входа, спереди и сзади. Высота строения не более двух метров. Двухскатные крыши низко опускаются к земле, и нередко расстояние между концом крыши и землей не более сорока сантиметров. Низкие скаты крыши предохраняют хижину от холодного ветра, а в жаркие дни в их тени можно укрыться. Окон в хижинах нет. Каждая хижина или секция большой хижины разделены на две или три маленькие темные комнаты размером от восьми до двенадцати квадратных метров. В первой комнате отгорожена небольшая кладовая, где хранят продовольственные припасы. Здесь же расположен очаг, на котором готовят пищу. Очаг этот иногда имеет форму низкой прямоугольной плиты и сложен из неотесанных камней, обмазанных глиной. В этой комнате спят дети. Во второй комнате, расположенной позади предыдущей, есть тоже очаг. Там обычно спят родители. И наконец, в следующей размещается загон для домашних животных: свиней, коз и других. Домашняя утварь лесных кхондов крайне скудна и нередко состоит из нескольких глиняных горшков, двух-трех бамбуковых корзин и кусков ткани, в которые кхонды заворачиваются холодными зимними ночами.

Антропологический тип кхондов близок к дравидийскому, но среди них часто встречаются и ярко выраженные негроиды. Иногда также можно увидеть кхондов узконосых и тонкогубых, напоминающих ория. Мужчины носят набедренные повязки, украшенные спереди и сзади вышитыми фартучками. Вышивка всегда ярка и своеобразна. В ней превалируют красные и розовые тона. Многочисленные браслеты, кольца, серьги, шпильки, ожерелья – неотъемлемая часть туалета мужчин лесных кхондов. Кольца можно увидеть не только на их руках, но и в носу, причем нередко не менее трех. Как правило, уши кхондов проколоты во многих местах по краю ушной раковины и в каждую дырочку вдето кольцо.

М