Что злобное выражение сменило радостную улыбку на лице портрета? Ведь не

могут же меняться краски на полотне! Какой вздор! Надо будет как-нибудь

рассказать Бэзилу -- это его изрядно позабавит!

Однако как живо помнится все! Сначала в полумраке, потом в ярком свете

Утра он увидел ее, эту черту жестокости, искривившую рот. И сейчас он чуть

Не со страхом ждал той минуты, когда лакей уйдет из комнаты. Он знал, что,

Оставшись один, не выдержит, непременно примется снова рассматривать

Портрет. И боялся узнать правду.

Когда лакей, подав кофе и папиросы, шагнул к двери, Дориану страстно

Захотелось остановить его. И не успела еще дверь захлопнуться, как он вернул

Виктора. Лакей стоял, ожидая приказаний. Дориан с минуту смотрел на него

Молча.

-- Кто бы ни пришел, меня нет дома, Виктор, -- сказал он наконец со

Вздохом. Лакей поклонился и вышел.

Тогда Дориан встал изза стола, закурил папиросу и растянулся на кушетке

Против экрана, скрывавшего портрет. Экран был старинный, из позолоченной

Испанской кожи с тисненым, пестро раскрашенным узором в стиле Людовика

Четырнадцатого. Дориан пристально всматривался в него, спрашивая себя,

Доводилось ли этому экрану когда-нибудь прежде скрывать тайну человеческой

Жизни.

Что же -- отодвинуть его? А не лучше ли оставить на месте? Зачем

Узнавать? Будет ужасно, если все окажется правдой. А если нет, -- так

Незачем и беспокоиться.

Ну а если по роковой случайности чей-либо посторонний глаз заглянет за

Этот экран и увидит страшную перемену? Как быть, если Бэзил Холлуорд придет

и захочет взглянуть на свою работу? А Бэзил непременно захочет... Нет,

Портрет во что бы то ни стало надо рассмотреть еще раз -- и немедленно. Нет

Ничего тягостнее мучительной неизвестности.

Дориан встал и запер на ключ обе двери. Он хотел, по крайней мере, быть

один, когда увидит свой позор! Он отодвинул в сторону экран и стоял теперь

Лицом к лицу с самим собой.

Да, сомнений быть не могло: портрет изменился.

Позднее Дориан частои всякий раз с немалым удивлением -- вспоминал, что

В первые минуты он смотрел на портрет с почти объективным интересом.

Казалось невероятным, что такая перемена может произойти, -- а между тем она

Была налицо. Неужели же есть какое-то непостижимое сродство между его душой

И химическими атомами, образующими на полотне формы и краски? Возможно ли,

Что эти атомы отражают на полотне все движения души, делают ее сны явью? Или

Тут кроется иная, еще более страшная причина?

Задрожав при этой мысли, Дориан отошел и снова лег на кушетку. Отсюда

Он с ужасом, не отрываясь, смотрел на портрет.

Утешало  его только сознание, что коечему портрет уже научил его. Он

Помог ему понять, как несправедлив, как жесток он был к Сибиле Вэйн.

Исправить это еще не поздно. Сибила станет его женой. Его эгоистичная и,

Быть может, надуманная любовь под ее влиянием преобразится в чувство более

Благородное, и портрет, написанный Бэзилом, всегда будет указывать ему путь

В жизни, руководить им, как одними руководит добродетель, другими -- совесть

И всеми людьми -- страх перед богом. В жизни существуют наркотики против

Угрызений совести, средства, усыпляющие нравственное чутье. Но здесь перед

Его глазами -- видимый символ разложения, наглядные последствия греха. И

Всегда будет перед ним это доказательство, что человек способен погубить

Собственную душу.

Пробило три часа, четыре. Прошло еще полчаса, а Дориан не двигался с

Места. Он пытался собрать воедино алые нити жизни, соткать из них какой-то

Узор, отыскать свой путь в багровом лабиринте страстей, где он блуждал. Он

Не знал, что думать, что делать. Наконец он подошел к столу и стал писать

Пылкое письмо любимой девушке, в котором молил о прощении и называл себя

Безумцем. Страницу за страницей исписывал он словами страстного раскаяния и

Еще более страстной муки. В самобичевании есть своего рода сладострастие. И

Когда мы сами себя виним, мы чувствуем, что никто другой не вправе более

Винить нас. Отпущение грехов дает нам не священник, а сама исповедь. Написав

Это письмо Сибиле, Дориан уже чувствовал себя прощенным.

Неожиданно постучали в дверь, и он услышал голос лорда Генри.

-- Дориан, мне необходимо вас увидеть. Впустите меня сейчас же! Что это

Вы вздумали запираться?

Дориан сначала не отвечал и не трогался с места. Но стук повторился,

Еще громче и настойчивее. Он решил, что, пожалуй, лучше впустить лорда